У трапа стояла стайка школьников, и одна девчушка, когда он проходил мимо, взглянула на него. Она была хрупкая, светловолосая. Уголки рта были опущены вниз, но тут же взлетели кверху, едва она улыбнулась, отчасти ему, отчасти своему кавалеру. Кто-то из ребят отпустил шуточку, раздался дружный хохот. Ее взгляд еще раз скользнул вбок и на мгновенье встретился с его глазами, когда он проходил мимо.
Мистер Мак-Витти был на верхней палубе, с ним еще полдюжины преподавателей, которые слегка даже попятились, когда Билл небрежной походочкой направился в их сторону.
– Добрый вечер, мистер Мак-Витти! Наверное, уже меня не помните.
– Боюсь, что так, сэр.
Директор смотрел на него с легкой опаской.
– Я плавал с вами на этом пароходе ровно одиннадцать лет назад.
– Этот пароход, сэр, построили в прошлом году.
– Ну, тогда на таком же, – сказал Билл, – признаться, я что-то не заметил никаких отличий.
Мистер Мак-Витти в ответ промолчал. Немного подождав, Билл уже по-свойски сообщил:
– Мы с вами в ту ночь обнаружили, что мы оба – питомцы Джона Гарварда.
– Ну и что?
– А я, надо сказать, в тот самый день участвовал в академической гонке – против команды из "старого доброго Йеля", так его обычно называют.
Мистер Мак-Витти немного прищурился и, подойдя поближе слегка сморщил нос.
– Или "старина Эли", – заметил Билл. – А полное имя – "Элихью Йель".
– Понятно, – сухо отозвался мистер Мак-Витти. – Ну, а чем я, собственно, могу быть вам полезен?
Тут кто-то подошел к нему – что-то спросить, и Билл, вынужденный умолкнуть, вдруг сообразил, что явился сюда под весьма неубедительным предлогом: что они с мистером Мак-Витти когда-то встречались, причем тот ему, похоже, не очень-то поверил. Он успокоился только тогда, когда раздался глухой гул мотора и палуба задрожала: это означало, что пароход отошел от причала.
Мистер Мак-Витти наконец освободился и снова повернулся к нему, слегка нахмурившись.
– Я вас, кажется, вспомнил. Вас было трое, мы взяли вас на борт с вашей моторной лодки и разрешили потанцевать. Но, к сожалению, тот вечер завершился дракой.
Билл не знал, что на это ответить. За эти одиннадцать лет мистер Мак-Витти несколько переменился. Раньше он был не таким важным, и общаться с ним было куда проще. Одиннадцать лет назад таких вот мучительных пауз не возникало.
– Может быть, вы хотите знать, почему я здесь? – тихо спросил он.
– Да, признаться, очень хочу, мистер...
– Фротингтон, – добавил Билл, а потом с вдохновенной наглостью продолжил: – Для меня это совершенно особая прогулка. Самая большая любовь в моей жизни началась как раз в тот вечер. Я тогда встретил... свою будущую жену.
Теперь ему, наконец, удалось завладеть вниманием мистера Мак-Витти.
– Так вы женились на одной из наших выпускниц?
Билл кивнул.
– Вот почему мне захотелось поплавать на этом пароходе.
– А супруга с вами?
– Нет.
– Не понимаю... – директор внезапно замолчал, потом тихо произнес: – Нет, я, кажется, догадался... Ваша жена умерла?
Билл не сразу, но кивнул. И с удивлением почувствовал, как по щекам его вдруг скатились две крупных слезы.
Мистер Мак-Витти положил руку ему на плечо.
– Какое несчастье, – пробормотал он. – Я понимаю ваши чувства, мистер Фротингтон, примите мои соболезнования. Чувствуйте себя как дома.
Приложившись к бутылке, Билл подошел к дверям салона и начал разглядывать танцующих. Они были совсем такими же, как те, одиннадцать лет назад. Тут были все эти школьные типажи, над которыми они потом, все трое, долго смеялись: толстяк, наверняка центровой в школьной бейсбольной команде; был тут и недозрелый герой-любовник с зачесанными кверху волосами и нарочито безупречными манерами – напоказ, наверняка главный заводила. Красивая девушка, которая взглянула на него у трапа, проплыла мимо в объятьях своего кавалера, и Билл с забившимся сердцем определил ее роль: эта уверенность в себе и эта обаятельная общительность и одновременно неприступность говорили о том, что она самая популярная девушка в классе, какой когда-то была Мей, одиннадцать лет назад.
Когда она в следующий раз оказалась перед ним, он чуть коснулся плеча молодого человека.
– Можно разбить вашу пару? – спросил он.
– Что-что?! – Ее кавалер даже рот раскрыл от изумления.
– Позвольте потанцевать с вашей дамой?
Парень смотрел на него во все глаза, однако партнершу свою не отпускал.
– Ну что такого, Ред, – сказала она нетерпеливо. – Теперь так принято.
Ред мрачно отошел в сторону. Билл согнул свою руку, насколько смог, и обхватил особым манером ее талию, по нынешней их моде, и танец продолжился...
– Я видела, как вы разговаривали с мистером Мак-Витти, – сказала девушка, сверкая улыбкой и заглядывая снизу ему в глаза. – Мы с вами не знакомы, но я думаю, это не страшно.
– А я видел вас раньше.
– Когда?
– Как вы садились на пароход.
– Я не помню.
– А как тебя зовут? – спросил он.
– Мэй Шеффер. Что с вами?
– А как твое имя пишется? Через "е"?
– Да нет, через "э", конечно...
К ним медленно направились четверо парней. Вдруг один из них вылетел вперед, как снаряд из пушки, и неуклюже подскочил к Биллу, едва его не сбив.
– Можно разбить вашу пару? – спросил парень с легкой ухмылкой.
Билл очень неохотно отпустил свою даму. Когда начался следующий танец, он снова увел ее у партнера. Она была прелестна. Ее счастливая способность радоваться самой себе, этому вечеру преобразили бы и менее красивую девушку. Он хотел поговорить с нею наедине и как раз собирался предложить ей выйти наружу, но тут повторился прежний трюк – из толпы юнцов, проходивших мимо, вытолкнули очередного парня.
– Можно разбить пару?
Билл подошел к мистеру Мак-Витти, стоявшему у поручней.
– Приятный вечер, – сказал он. – А вы не умеете танцевать?
– Я обожаю танцевать, – сказал мистер Мак-Витти и многозначительно добавил: – Но в моем положении, знаете, как-то несолидно танцевать с молоденькими девушками.
– Глупости, – весело возразил Билл. – Может, по стаканчику?
Мистер Мак-Витти вмиг куда-то исчез.
Когда Билл снова пригласил Мэй на танец, их сразу же разбили. Теперь все кругом без конца разбивали пары: его уловка явно понравилась. Он тогда снова отбил Мэй у соперника и тут же предложил выйти из зала, но вдруг заметил, что она внимательно прислушивается к какому-то фривольному диалогу.
– У меня в Бронксе есть чудное гнездышко, созданное для любви... – громко сказал кто-то.
– Может, выйдем наружу? – сказал Билл. – Луна такая чудесная.
– Мне больше хочется танцевать.
– Но там тоже можно.
Она чуть отстранилась от него и взглянула с легкой невинной издевкой.
– Ну а у вас где? – спросила она.
– Что ты имеешь в виду?
– Гнездышко для необыкновенного счастья.
Он не успел ответить, потому что кто-то снова пожелал разбить их. Ему даже показалось, что этот парень сказал: "Можно и мне, папочка?" – однако его досада на Мэй, не пожелавшую пройтись с ним по палубе, сразу заглушила эту мысль. В следующий раз он сразу же ринулся в бой.
– Я живу тут неподалеку, – начал он. – Мне было бы ужасно приятно покатать тебя как-нибудь на выходные. Я мог бы за тобой заехать.
– Что-что? – спросила она рассеянно, снова прислушиваясь к какому-то фарсу, который разыгрывался в углу.
– Моя жена тоже была бы рада с тобой познакомиться, – не отставал Билл, уже строивший грандиозные планы: он готов был многое сделать для этой девушки – в память о прошлом.
Мэй тут же обернулась и с любопытством на него посмотрела.
– Как это? А мистер Мак-Витти сказал кому-то, что ваша жена умерла.
– Это недоразумение, – сказал Билл.
Краем глаза он заметил неотвратимую уже катапульту, которая снова приближалась к ним, и поскорей перевел партнершу на другую сторону.
И тут сзади раздался голос:
– Ты гляди, как он умеет, папаша-то наш.
– Поди спроси, можно мне разбить их пару.
Позже, когда Билл перебирал в памяти детали, четко все помнилось только до этого момента. Вокруг них собралась толпа, и кто-то без конца настойчиво требовал уступить ему даму, как выяснилось, это был молоденький кочегар.
Он, разумеется, решил хорошенько проучить этих сопляков, как в былые времена, о чем им и сообщил. Ну а дальше началась продолжительная дискуссия о том, умеет он плавать или нет. Страсти постепенно накалялись; потом посыпались тумаки, и завязалась короткая, но жестокая схватка. Подробности драки в памяти не отложились, видимо, что-то соображать он начал позже, через несколько минут после того, как вынырнул из прохладной воды Темзы.
Река была белой от лунного света, который больше не казался розово-золотистым, теперь луна напоминала тонкий светящийся круглый ломтик сыра. Билл не сразу смог определить, в какой стороне берег, однако страшно почему-то не было. Пароход уже успел превратиться в небольшое пятнышко, где-то там, вдали, и он засмеялся, подумав, какая, в сущности, все это чепуха, и не только это. Затем, почувствовав, что дыхание окончательно восстановилось, он уверенно поплыл к темному берегу, втайне надеясь, что такси все еще дожидается его – в Уитни-Виллидж.
IV
Паника охватила его, когда он на следующий день подъезжал к дому: темный, беспричинный ужас. Возник он, конечно, из-за этого идиотского приключения. До Стеллы ведь что-то, конечно, дойдет, обязательно. Теперь от вчерашней его беззаботности и уверенности в себе не осталось и следа, теперь он не сомневался, что Стелла наверняка уже осведомлена о его подвигах.
– Кто у нас сегодня? – прямо с порога спросил он у слуги.
– Никого, сэр. Примерно час назад приезжали Эймсы, но никаких указаний мне не давали, так что они поехали дальше. Они сказали, что...
– А разве жены нет?
– Миссис Фротингтон уехала вчера, сразу после вас.
Паника теперь хлестала наотмашь, сразу несколькими кнутами.
– Сразу – это когда?
– Очень скоро, сэр. Кто-то позвонил, она сама сняла трубку, тут же приказала упаковать саквояж и уехала.
– А мистер Эд Хотон не приезжал?
– Я не видел мистера Хотона.
Ну вот, началось. Жажда приключений настигла и Стеллу! Он знал, что кое-кто из ее нежных друзей иногда бывал чересчур навязчивым, но чтобы куда-то ринуться, не сказав ему ни слова...
Билл бросился на диван, уткнувшись лицом в подушку. Что же произошло? Он никогда не думал, что дойдет до такого. Может, она это имела в виду, когда той ночью так странно на него посмотрела?
Он поднялся наверх. Войдя в просторную спальню, сразу же увидел записку – на голубой почтовой бумаге, чтобы легче было заметить на белой подушке. Охваченный скорбью, он вдруг вспомнил старый совет, который когда-то получил от матери: "Чем тебе хуже, тем лучше надо держать себя в руках".
Весь дрожа, он догола разделся, открыл кран над ванной, взбил пену на лице. Потом налил себе виски и стал бриться. Все было, как во сне, эти внезапные перемены в жизни. Жена больше не принадлежала ему; даже если она вернется, она все равно больше не будет принадлежать ему. Все стало другим: и эта ванная комната, и сам он, все, что вчера еще существовало. Он вдруг захотел все это вернуть. Он выбрался из ванны, опустился на колени на резиновый коврик и начал молиться. И за Стеллу, и за себя, и за Эда Хотона; он неистово молил Господа вернуть ему прежнюю жизнь – ту самую, которую он столь же неистово расколол надвое. Когда он вышел из ванны, опоясанный полотенцем, на постели в спальне сидел Эд Хотон.
– Привет, Билл. А где твоя жена?
– Минуточку, – только и сказал Билл. Он вернулся в ванну и залпом глотнул какого-то одеколона, от которого впоследствии наверняка начнутся крупные неприятности с желудком. Потом, как ни в чем не бывало, высунул голову из дверей ванной.
– Надо было рот прополоскать, – объяснил он. – Как дела, Эд? Открой вон тот конверт на подушке, сейчас заодно и узнаем, где она.
– А-а, укатила в Европу со своим стоматологом. Точнее, она тут пишет, что это стоматолог отправился в Европу, поэтому ей пришлось мчаться в Нью-Йорк...
Билл внезапно перестал что-либо слышать. Его рассудок, теперь уже избавленный от тревоги, снова как будто отключился. Сегодня ведь еще полнолуние – или почти полнолуние. Что-то такое однажды случилось с ним как раз в полнолуние. Что именно, он запамятовал.
Его долгое сухощавое тело, его потерянная в космосе, невзрачная душа расположились у окна в ванной комнате.
– Я, наверное, жуткий тип, хуже не бывает, – сказал он, качая головой и глядя на себя в зеркало. – Да, хуже не бывает. Тут уж ничего не поделаешь. В моем возрасте уже невозможно одолеть собственную сущность.
Он изо всех сил старался стать лучше, благочестиво отсидел целый час у зеркала, ругая себя и кляня. Наконец настали сумерки, внизу послышались чьи-то голоса, и вдруг – вон она, в небе над его лужайкой, воплощение мучительной тоски по ускользающей юности, и нашей, и всего мира... Вот она – яркая, недостижимая луна.
Примечания
1
Известные в те годы спортсмены, выходцы из Гарварда. В частности, Нед Мэйан (1892-1975) был звездой и американского футбола и бейсбола.
2
Старейший университет, созданный в 1701 году, в 1718 году получил свое название после того, как уэльский купец Элихью Йель пожертвовал ему доходы от продажи девяти тюков товаров, 417 книг и портрет короля Георга I.