Разумеется, в создавшейся ситуации желательно хотя бы приблизительно обозначить место писателя в потоке имен и названий, выплеснувшемся внезапно на читателя, привыкшего к более или менее размеренному течению событий, информации, жизни. Ведь прошло почти сорок лет со дня смерти Гайто Газданова, а интерес к его творчеству, хотя и медленно, но растет. А ведь в истории чаще происходит противоположное: популярного и известного при жизни художника прочно забывают через пять-десять лет после кончины.
Русская зарубежная критика часто сопоставляла Газданова с Владимиром Набоковым, отдавая предпочтение то тому, то другому писателю. Французская критика сравнивала его с Альбером Камю и Жюльеном Грином. Ласло Диенеш, собственно, и открывший для нас Газданова, видит в нем наследника традиций Пушкина, Толстого, Тургенева, Чехова, Бунина и вместе с тем пишет: "Хотя язык, которым он пользуется, делает его русским писателем, Газданов, без сомнения, принадлежит современной европейской культуре". Русский ученый Вяч. Вс. Иванов называет Газданова представителем "магического реализма". Все эти оценки в той или иной мере помогают пониманию творчества писателя. Но, думается, ближе всех к истине русский критик и поэт Юрий Иваск, когда он говорит: "Вообще, не нахожу у него предшественников среди русских прозаиков. Газданова сравнивали с Набоковым, и здесь опять прав Л. Диенеш: между ними мало сходства. Набоков, при всей своей оригинальности, все же включается в гоголевскую, гротескную традицию русской литературы. А Газданов остается реалистом, но на свой "газдановский" лад".
Гайто Газданов неоднократно иронизировал по поводу многочисленных статей и книг "о жизни и творчестве" того или иного писателя. Он считал, что ни одна жизнь ни одного писателя не может объяснить ни сущности его творчества, ни вообще того, почему он стал писателем, и именно таким писателем. Вот Чехов, говорил Газданов, разве можно объяснить его творчество тем, что он родился в Таганроге и, получив медицинское образование, некоторое время работал врачом? Ведь были десятки других людей, родившихся в Таганроге и работавших врачами, но ни один из них не стал Чеховым. И защитников Севастополя было много, однако Лев Толстой лишь один.
Трудно не согласиться с этими простыми доводами.
Конечно же, обстоятельствами жизни невозможно объяснить, почему Гайто Газданов стал писателем. И все же судьба, неповторимый жизненный опыт сыграли в его творчестве весьма определенную и значительную роль.
* * *
"Я родился на севере, ранним ноябрьским утром. Много раз потом я представлял себе слабеющую тьму петербургской улицы, и зимний туман, и ощущение необычной свежести, которая входила в комнату, как только открывалось окно". Гайто (Георгий Иванович) Газданов родился в Петербурге 6 декабря (23 ноября) 1903 года. Родителями его были Иван Сергеевич Газданов и Вера Николаевна Абациева. Отец принадлежал к большой семье, жившей во Владикавказе с начала XIX века, известной в Осетии своими военными и культурными традициями. Дед писателя Саге (Сергей) участвовал в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов. Двоюродный брат Саге, Гурген Газданов, – народник-семидесятник, член кружка "кавказцев" в Петербурге. Дядя Гайто, Данел Газданов, был известным адвокатом.
Вера Николаевна воспитывалась в семье своего дяди Магомета (Иосифа Николаевича) Абациева, жившего в Петербурге. Дом Абациевых на Кабинетской улице на протяжении десятилетий служил прибежищем для земляков хозяина, здесь же укрывались революционеры-террористы, к числу которых принадлежал в молодые годы Магомет. В этом доме родился будущий писатель. Свое осетинское имя Гайто получил в честь друга отца. И лишь в последние годы жизни предпочитал, чтобы друзья называли его Георгий Иванович.
Отец писателя учился в Лесном институте, по окончании которого последовали путешествия по стране – он стал лесоводом, и служебные дела забрасывали его то в Сибирь, то в Белоруссию, то на Украину, то в Тверскую губернию, то в Смоленск. Выросший в русской среде, мальчик впитал в себя богатую русскую культуру. В мае 1964 года Газданов писал литературоведу А. А. Хадарцевой: "Осетинского языка я, к сожалению, не знаю, хотя его прекрасно знали мои родители… Учился я в Парижском университете, но русский язык остался для меня родным".
Память об отце (он умер, когда мальчику не исполнилось и восьми лет) получила воплощение в романе "Вечер у Клэр". Отец интересовался социальными проблемами, философией, собрал богатую библиотеку. В возрасте тринадцати-четырнадцати лет Гайто познакомился с сочинениями Юма, Фейербаха, Ницше, Спинозы, Гюйо, Конта, Спенсера, Канта, Шопенгауэра, Бёме… Но интересы подростка были шире чисто философских. Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Толстой, Достоевский, Аввакум, Блок, Анненский, Брюсов, Данте, Шекспир, Сервантес, Юлий Цезарь, Байрон, Гюго, Мопассан, Диккенс, Эдгар По, Вольтер, Бодлер, Гофман – все это Гайто прочитал задолго до окончания гимназического курса. Классическая литература формировала вкус, помогала находить критерии отбора.
Гайто учился в кадетском корпусе в Полтаве, затем в Харьковской гимназии, которую он покинул после седьмого класса. Шла Гражданская война, и Гайто не считал себя вправе оставаться в стороне. В 1919 году, простившись с матерью (больше им не довелось свидеться), он вступает в Добровольческую армию и служит солдатом на бронепоезде. Этот поступок, этот выбор можно было бы истолковать как сознательную защиту классовых интересов, но не все так просто. В романе "Вечер у Клэр" можно найти некоторое разъяснение. Герой романа Николай, подобно автору, идет воевать: "Мысль о том, проиграют или выиграют войну добровольцы, меня не очень интересовала. Я хотел знать, что такое война, это было все тем же стремлением к новому и неизвестному. Я поступал в белую армию потому, что находился на ее территории, потому, что так было принято; и если бы в те времена Кисловодск был занят красными войсками, я поступил бы, наверное, в красную армию".
И тем не менее в споре с дядей Николай высказывает свое кредо: "Я ответил, что все-таки пойду воевать за белых, так как они побеждаемые". Разумеется, не следует отождествлять героя романа и его автора. Но Газданов сам признавал, что его произведение автобиографично (даже возраст Николая и Гайто совпадает – пятнадцать с половиной лет).
Восприимчивый, впечатлительный, наблюдательный юноша оказался в центре решающих событий, он прошел через все ужасы кровопролитных сражений, каждодневно видел смерть – трупы повешенных на телеграфных столбах махновцев, конвульсии умирающих. Все это не забылось – потому так много смертей в произведениях Газданова. (И позже, уже в эмиграции, в Париже, смерти друзей, родных, близких преследовали его.)
Под ударами конницы Буденного белые откатывались на юг, в Крым. В ноябре 1920 года пароход, на котором вместе с остатками врангелевских войск находился и Гайто Газданов, взял курс на Константинополь. Некоторое время Гайто провел в русском военном лагере в Галлиполи. Невыносимые условия, военная муштра, деморализованные офицеры и солдаты, окружавшие его, – все это побудило Гайто бежать из лагеря. Он попадает в Константинополь, ему удается поступить в последний класс русской гимназии, которую вскоре перевели в Болгарию, в Шумен (об этом рассказ-воспоминание "На острове").
В 1923 году, окончив гимназию, Газданов переезжает в Париж. Здесь он работает портовым грузчиком, мойщиком паровозов, рабочим на автомобильном заводе и, наконец, ночным таксистом. Природное здоровье и сила духа помогают ему вынести все тяготы жизни русского эмигранта. Но он видит, как другие умирают, кончают жизнь самоубийством, сходят с ума, впадают в нищенство и полную духовную деградацию. И это станет в будущем одной из ведущих тем его творчества.
Газданов поступает в Сорбонну. Начинает писать и публиковаться. (Первые попытки сочинительства относятся еще к самым ранним школьным годам, однако рукописей той поры, разумеется, не сохранилось.) Его рассказы, во многом экспериментальные, в 1926–1928 годах печатаются на страницах пражских журналов "Своими путями" и "Воля России" ("Гостиница грядущего", "Повесть о трех неудачах", "Общество восьмерки пик", "Рассказы о свободном времени", "Товарищ Брак"). В них Газданов стремится запечатлеть события Гражданской войны. Он ищет новые формы выражения своих мыслей и чувств и при этом опирается на опыт Бабеля, Пильняка. Его рассказы калейдоскопичны, дробны, слегка ироничны. И уже здесь проглядывает существеннейшее свойство будущей зрелой газдановской прозы – способность несколькими точными фразами нарисовать характер и судьбу каждого персонажа.
В декабре 1929 года в Париже в издательстве Поволоцко-го выходит первый роман Газданова "Вечер у Клэр". Имя молодого писателя сразу же становится известным в среде русской эмиграции. Написанный от первого лица, роман-воспоминание в свободной повествовательной манере дает живой портрет молодого поколения эпохи Гражданской войны. Сегодня, пожалуй, роман можно признать одним из лучших произведений об этом периоде русской истории.
Книга была тут же отправлена Горькому. "Прочитал я ее с большим удовольствием, даже с наслаждением, а это – редко бывает, хотя читаю я не мало, – писал Горький. – Вы, разумеется, сами чувствуете, что Вы весьма талантливый человек. К этому я бы добавил, что Вы еще и своеобразно талантливы. Право сказать, это я выношу не только из "Вечера у Клэр", а также из рассказов Ваших – из "Гавайских гитар" и др. Вы кажетесь художником гармоничным, у Вас разум не вторгается в область инстинкта, интуиции там, где Вы говорите от себя. Но он чувствуется везде, где Вы подчиняетесь чужой виртуозности словесной. Будьте проще, – Вам будет легче, будете свободней и сильней".
Внимание Горького, его доброжелательное отношение, глубокие замечания, несомненно, благотворно сказались на дальнейшем творчестве Газданова.
"Я особенно благодарен Вам за сердечность Вашего отзыва, – писал Газданов Горькому 3 марта 1930 года, – за то, что Вы так внимательно прочли мою книгу, и за Ваши замечания, которые я всегда буду помнить, многие из них показались мне сначала удивительными – в частности, замечание о том, что рассказ ведется в одном направлении – к женщине – и что это неправильно. Я не понимал этого до сих пор, вернее, не знал, – а теперь внезапно почувствовал, насколько это верно.
Очень благодарен Вам за предложение послать книгу в Россию. Я был бы счастлив, если бы она могла выйти там, потому что здесь у нас нет читателей, и вообще нет ничего. С другой стороны, как Вы, может быть, увидели это из книги, я не принадлежу к "эмигрантским авторам". Я плохо и мало знаю Россию, т. к. уехал оттуда, когда мне было 16 лет, немного больше; но Россия моя родина, и ни на каком другом языке, кроме русского, я не могу и не буду писать". И далее в письме следует неожиданное признание: "Я вовсе не уверен, что буду вообще писать еще, так как у меня, к сожалению, нет способности литературного изложения: я думаю, что если бы мне удалось передать свои мысли и чувства в книге, это, может быть, могло бы иметь какой-нибудь интерес, но я начинаю писать и убеждаюсь, что не могу сказать десятой части того, что хочу. Я писал до сих пор просто потому, что очень люблю это, – настолько, что могу работать по 10 часов подряд".
Газданов – уже автор нескольких опубликованных и замеченных критиками рассказов в журнале "Воля России" напечатаны его литературные эссе, роман "Вечер у Клэр" пользуется огромным успехом. В чем же дело? Что это – кокетство, неверие в собственные силы, страх перед читателем? Думается, что в этом фрагменте письма, быть может, единственный раз в жизни Газданов открылся в своих сомнениях другому писателю, писателю признанному и прошедшему большой жизненный путь. И эти сомнения вовсе не признак слабости, а признак серьезного отношения к творчеству. Только ремесленник, сколачивающий из набора слов и сюжетов один за другим романы, ни в чем не сомневается. А настоящий писатель, настоящий художник, пишущий "из сердца" (по словам Толстого), не может не испытывать сомнений. Этими сомнениями выложен путь великих мастеров. Ибо творческий акт – не прямая линия, а постоянный поиск, движение.
К сожалению, на родине публикация "Вечера у Клэр" так в то время и не состоялась, несмотря на все хлопоты Горького. Зато за рубежом, вероятно, не было ни одного русскоязычного журнала или газеты, которые не откликнулись бы доброжелательно на газдановский роман. А маленькая заметка в берлинской газете "Руль" так и называлась: "Похвальное слово Гайто Газданову".
Пожалуй, наиболее точную и лаконичную характеристику дал роману Михаил Осоргин: ""Вечер у Клэр" – рассказ о жизни юноши, которому ко дням Гражданской войны едва исполнилось шестнадцать лет и который, не окончив гимназии, был втянут в водоворот российской смуты. Но "событий" в книге мало, центр рассказа не в них, а в углубленных мироощущениях рассказчика, юноши несколько странного, который "не обладал способностью немедленно реагировать на происходящее" (существенное свойство самого Газданова; каждое событие воспринималось им и запечатлевалось в памяти не просто как данность, реальность, но одновременно как материал для будущего художественного произведения; обладая феноменальной памятью, он спустя десятилетия воспроизводил облик людей, каких когда-то знал, с необычайной точностью деталей. – Ст. Н.) и как бы плыл по течению, пока не уплыл за пределы страны, где эти мироощущения сложились… В искусном кружеве рассказа незаметно ставятся и не всегда решаются сложнейшие духовные проблемы и жизни, и смерти, и любви, и того неразрешимого узла событий, который мы одинаково можем называть и судьбой, и историей". Осоргин подметил важнейшее свойство газдановской прозы вообще – воссоздание целого мира, эпохи и ее проблем через единичные, как бы случайные события, через героев, чьи судьбы почти не связаны и лишь слегка соприкасаются в пространстве и во времени.
Большинство критиков, говоря о литературных предшественниках Газданова, чуть ли не хором называли Марселя Пруста. Газданов не отрицал этого, но и не соглашался с подобными утверждениями. Лишь спустя почти сорок лет в одном из интервью он признался, что ко времени написания "Вечера у Клэр" он Пруста попросту не читал и познакомился с его знаменитой серией романов "В поисках утраченного времени" значительно позже. И в самом деле, кроме внешнего признака – погружения в воспоминания и путешествия в них, – ничто, кажется, не сближает Газданова с Прустом. Газданов лаконичен; по своему объему короткий роман Газданова несопоставим с многотомной, многословной, многослойной эпопеей французского писателя. И вместе с тем "Вечер у Клэр" настолько плотно написан, фраза Газданова обладает такой необычной емкостью, а характеристики персонажей, несмотря на краткость, столь глубоки и ярки, что в результате газдановский роман обретает свойства эпического произведения.
Успех романа позволил Газданову стать одним из авторов самого авторитетного русского журнала в зарубежье – "Современных записок". До начала Второй мировой войны на страницах этого журнала было напечатано восемь больших рассказов писателя, роман "История одного путешествия" (1934–1935) началась публикация романа "Ночные дороги", в 1940 году прерванная войной. Публиковались произведения Газданова и в других русскоязычных изданиях: в журнале "Встречи", в сборниках "Числа", в новом журнале "Русские записки", где в 1938–1939 годах появляются три его больших рассказа – "Бомбей", "Хана" и "Вечерний спутник", а в трех последних номерах за 1939 год печатается начало романа "Полет" (в связи с войной издание журнала прекращается, и роман при жизни автора полностью так и не был опубликован).
Интенсивность творческой жизни Газданова в предвоенное десятилетие поразительна, ведь все эти годы он продолжает работать ночным таксистом, продолжает посещать собрания литературного объединения "Кочевье", где выступает с чтением своих рассказов и участвует в обсуждении произведений других авторов. В начале тридцатых он все еще посещает Сорбонну (впрочем, по всей вероятности, университет он не закончил в силу некоторых объективных и субъективных причин – во-первых, приходилось много времени отдавать работе ради заработка, во-вторых, лекции профессоров зачастую кажутся ему весьма абстрактными, далекими от жизни, а их теории – попросту незрелыми).
Весной 1932 года по приглашению старшего друга, Михаила Осоргина, Газданов вступает в русскую масонскую ложу в Париже "Северная звезда". Вскоре из нее выделилась неофициальная группа, в которую входила главным образом молодежь, – "Северные братья". До начала войны состоялось 150 собраний группы, на которых обсуждался самый широкий круг вопросов – от творческих исканий пифагорейцев до проблем современной науки и современной общественной жизни.
Однако Газданова, при всей его внешней активности и литературных успехах, не покидало ощущение, что его литературная работа никому не нужна. Сказался и изнурительный ночной труд шофера. В статье "О молодой эмигрантской литературе", вызвавшей бурную полемику, он писал: "Культурные массы эмигрантских читателей есть очередной миф, может быть, не лишенный приятности для национального самолюбия, но именно миф… Неверно то, что бывшие адвокаты, прокуроры, доктора, инженеры, журналисты и т. д., став рабочими или шоферами такси, сохранили связь с тем соответствующим культурным слоем, к которому они раньше принадлежали. Наоборот, они по своей психологии, "запросам" и взглядам приблизились почти вплотную к тому классу, к которому нынче принадлежат и от которого их, в смысле их теперешнего уровня, отделяет только разница языка".