Фантастическая история о том, как переодетый черт посетил игорный дом в Петербурге, а также о невероятной удаче бедного художника Виталина.
Повесть "Карточный мир" принадлежит перу А. Зарина (1862-1929) - известного в свое время прозаика и журналиста, автора многочисленных бытовых, исторических и детективных романов.
Андрей Ефимович Зарин
Карточный мир
I
Всякий черт бывает сначала только чертенком. В этом периоде он состоит как бы подручным, а вернее "в мальчишках", у настоящего черта. Тот его посылает с разными поручениями, иногда на разведки, иногда просто с запискою и только изредка доверяет сделать какую-нибудь мелкую пакость.
Спустя много времени такой службы чертенка подвергают испытанию, предоставив ему свободу действий, и тогда уже выдают ему, так сказать, аттестат зрелости с правом свободного пакостничества, зачисляют в настоящие черти и разрешают иметь, уже в свою очередь, чертенят для обучения.
Так было и с этим чертенком. Патрон заявил ему, что он готов к испытанию. Совет дал ему полугодичный отпуск с правом свободы действий, и чертенок, полный самых честолюбивых мечтаний, очутился в Петербурге, на углу Невского проспекта и Екатерининской улицы в десять часов одного зимнего вечера.
Никто из проходящих и гуляющих по ярко-освещенному проспекту и не подумал даже, что между ними трется чертенок.
Головенку с рожками покрывала хорошая мерлушковая шапка фасоном "мономах", хвост и копыта были скрыты соответствующими частями костюма.
Сверху на нем было теплое пальто с воротником "под бобер" и - маленький, юркий, с острым подбородком, крючковатым носом и руками, глубоко засунутыми в карманы пальто, - он казался шустрым коммисионером, биржевым зайцем, помощником присяжного поверенного, вообще "бойким дельцом", но никак не чертенком.
Впрочем в их существование у нас не принято верить, а потому, ему в отношении своего инкогнито, совершенно нечего было беспокоиться.
Он медленно огляделся и пошел неторопливой походкой, присматриваясь к людям и думая свои думы.
II
Временно совратить человека с пути это не штука! Сущие пустяки. Вон стоит девушка у витрины ювелирного магазина и ее глазки горят, как сверкающие за стеклом витрины камни.
Подобрать тут же в толпе жирного мартовского кота, свести их подле этого окошка и - дело сделано: девчонка погибла…
Вон солидный господин жадно разглядывает билеты и акции в окне меняльной лавочки. Подбить его на грабеж - пустое дело… Вон идет франт в шинели, которого в два дня можно убедить обворовать старуху тетку а то и притюкнуть ее… А что толку в этом? Так… Мелкая пакость…
Потом и девчонка, и ограбивший менялу, и убивший тетку будут раскаиваться, проливать слезы и сваливать все на него, чертенка.
А там еще, чего доброго, и опять станут добродетельными…
Нет! Этим не отличишься.
Надо так увлечь человека, чтобы он, ослепленный пошел от своего пути круче и круче в сторону; чтобы он пакостился день за днем, час за часом, неизменно, последовательно, и - опомнившись - все-таки не пришел бы в себя и потерял бы навек прямую дорогу.
Вот это дело! За это похвалят…
Размышляя в этом направлении чертенок поднял свои воровские глаза и вдруг, озаренный вдохновеньем, быстро направился к двум мужчинам, входившим в Café de Paris, что под Пассажем.
Они вошли, заняли столик, потребовали кофе и стали продолжать прерванный разговор, а чертенок сел за столиком подле них и, спросив стакан морса, стал вслушиваться в их беседу.
III
Вошедшие в кафе были совсем разные люди, хотя и говорили друг другу "ты". Когда-то они вместе учились, но потом судьба кинула их в разные стороны, занялись они различной деятельностью и теперь - кроме возраста да воспоминаний о гимназии - между ними не было ничего общего.
Один - Василий Петрович Кострыгин - высокий, плотный господин в лощеном цилиндре, в хорошем пальто с воротником и выпушкою из шаншилы, производил впечатление бойкого дельца. Румяное, красивое лицо его с тщательно расчесанною рыжею бородою дышало самодовольством; серые глаза за стеклами массивного золотого пенснэ глядели вызывающе нагло.
Другой - Федор Павлович Виталин - в барашковой шапке, в потертом пальто с барашковым воротником, казался перед товарищем совсем бедняком, но бледное лицо его с маленькой бородкой, с задумчивыми карими глазами дышало мыслию и озарялось внутренним светом.
Развязные манеры и громкий голос Кострыгина видимо смущали его.
Этот Кострыгин был деятельным членом одного акционерного предприятия, имел всегда деньги, легко добытые комиссионерством или иным необременительным трудом и вел сытую беспутную жизнь холостого жуира.
Другой - талантливый художник, мечтатель. У него были жена и дети и его мечты и планы часто меркли в заботах о насущном дне.
И теперь: в то время, как его бывший товарищ по гимназии беспечно отдавался безделью с бумажником, полным денег - он, имея в кармане всего 12 рублей, думал о необходимости отвратить завтрашний приход судебного пристава в полном сознании своего бессилия.
А рядом с этими тяжелыми думами в его уме запечатлевались образы и краски.
Усатое лицо с загнутым носом склонилось над столиком к хорошенькому свежему личику девушки и та в смущении смеется и опускает глаза…
Лицо уличной вакханки в шляпе с огромными полями, с вызывающим наглым взглядом…
И в комнатах, наполненных волнами табачного синеватого дыма при ярком освещении электрических фонарей все эти лица и фигуры, и краски, как-то расплывались и принимали образы чего-то фантастического, неживого.
Он отмечал в уме позы, выражения лиц, краски, освещенье и его лицо принимало вдохновенно-мечтательное выражение, - но следом за этим набегали мысли о завтрашнем утре и лицо его тотчас меркло, как меркнет ясный день с закатом солнца.
Чертенок не спускал с него хищного взора и радостная улыбка кривила его тонкие губы, обнажая мелкие, острые, как у щуки, зубы.
- Нет, дорогой мой, - говорил Кострыгин художнику густым, сочным басом: - картинками да рисунками не разбогатеешь. Надо Репиным быть. Да! - ты не обижайся, а лучше слушай меня. Я тебя кой с кем познакомлю. Ты им - портреты, а они тебе место. Дело говорю. Что? Искусство? Виньетки-то эти, буквы, картинки? Брось! Да и на кой прах оно, это искусство, если в животе бурчит! Ха-ха-ха!
Виталина коробили его слова, как всякая пошлость, и он, желая переменить разговор, торопливо сказал:
- Ну, все я да я! Расскажи, как ты устроился? Десять лет не виделись!
- Немудрено. Я тут всего четыре месяца. Устроился ничего себе. Тысчонок девять, двенадцать наколачиваю и - один, ха-ха-ха!.. Был и на Урале, и в Екатеринославе, и в Баку, везде дела делал. Теперь здесь при Бельгийском анонимном обществе… Ничего устроился, - повторил он самодовольно.
- Ты всегда был делец, - не без зависти произнес Виталин.
- Делец не делец, а мимо рта не дам пронести. Они допили кофе.
- Ну, ты куда?
- Домой, - ответил Виталин.
- Стой! - произнес Кострыгин. - Дома тебе все равно теперь не писать картины; с женой еще успеешь насидеться. Поедем со мною!
- Куда?
- Мне надо в клуб! А ты побродишь, посмотришь, как играют… Чай, и не знаешь этого? А там вместе поужинаем… А?
Виталин колебался. Ему представилась жена, которая с нетерпением ждет его, зная, что он пошел искать денег; но тут же у него мелькнула мысль - как последняя надежда - занять нужную сумму у богатого приятеля.
Чертенок напряг свою волю и впился взором в художника.
- Что же… пожалуй! - согласился он.
- Вот и отлично! - воскликнул Кострыгин. - Человек, сколько следует?
И, бросив на столик монету, он взял Виталина под руку и пошел к выходу.
Чертенок положил на столик фальшивый двугривенный и поспешно пошел следом за ними.
- К Синему мосту, - громко сказал извощику Кострыгин.
- Пожалте!
Извощик перегнулся и отстегнул полость.
Кострыгин занял три четверти сиденья, Виталин приткнулся с краешка. Извозчик застегнул полость, дернул вожжами и его сани смешались с вереницею других саней. Чертенок обернулся собакою и весело побежал за ними.
IV
На углу Мойки и Нового переулка четвертый этаж огромного дома сверкал ярко освещенными окнами.
Было 11 часов и к его подъезду со всех сторон подходили и подъезжали люди в шинелях, шубах и легких пальто.
Двухстворчатые двери хлопали то и дело.
Извощик лихо подвез Виталина и Кострыгина к подъезду, они вышли из саней и прошли следом за другими.
Чертенок быстро шмыгнул следом за ними, но уже невидимкою.
Внизу, у первой площадки лестницы посетители снимали галоши, брали номерки и иные степенно, а иные бегом, поднимались по широкой лестнице.
Кострыгин взял художника под руку и, идя с ним за другими, снисходительно говорил ему:
- Живешь безвыездно в Петербурге, а - поди - и не знал этого места?
- Не знал, - ответил простодушно Виталин.
- А я всего здесь четвертый месяц и уже член! - самодовольно сказал Кострыгин и продолжал: - общедоступное Монте-Карло, так сказать! Здесь весело. Хочешь поиграть - вволю! И девчонки есть, - прибавил он; - по субботам маскарады. Простота нравов и всякому по средствам. Ха-ха-ха! Ну, идем!
Они поднялись на третью площадку лестницы и вошли в помещение клуба.
Направо, отгороженные длинною стойкой, стояли вешалки, сплошь завешанные шубами и пальто; налево, через раскрытые двери, была видна ярко освещенная пустая зала; а прямо, за небольшим широким прилавком, сидел толстый блондин, удивительно похожий на кота, и продавал входные билеты.
Подле него стоял приземистый мужчина во фраке, с золотыми пуговицами, с густыми черными бакенбардами, походивший на важного сановника.
- На мое имя! - небрежно сказал Кострыгин господину, похожему на кота, указывая на Виталина.
- На раз или на год?
- Пишите на год. Может, соблазнишься и без меня ходить станешь, - сказал смеясь Кострыгин Виталину, - ну, плати пятьдесят пять копеек!
Виталин заплатил и получил билетик. Кострыгин подхватил его под руку и ввел в огромный зал, по которому спешно проходили входящие, направляясь в двери налево или направо.
- А! Василий Петрович! - воскликнул юркий рыжий господин с красным носом, обращаясь к Кострыгину, - ты то мне и нужен! Дельце, батенька!
- Ну, я тебя оставлю, - сказал Кострыгин Виталину, - погуляй пока, а там будем ужинать!
Он обнял рыжего господина за талию и, кивнув приятелю, пошел в двери направо.
Виталин постоял с мгновенье, увидел огромный портрет Екатерины Второй и подошел к нему.
Великая императрица была написана во весь рост.
На роскошной раме была доска с выгравированной подписью милостивых слов, которыми она удостоила открытие первого общественного собрания в Петербурге.
"Копия с Боровикова", определил Виталин и, повернувшись, пошел в ярко освещенные комнаты.
В первой небольшой комнате стояло несколько ломберных столов и за ними играли в винт сосредоточенно, угрюмо.
В следующей большой комнате - то же. В ней же, в углу за столом, сидел Кострыгин и о чем-то оживленно толковал с рыжим господином, подле которого стоял толстый лысый армянин и, широко улыбаясь, кивал головою.
Виталин прошел через эту комнату и очутился в буфетной.
Несколько человек группами сидели за столиками, пили чай и громко разговаривали.
- Какой банк! Какой банк! - сокрушенно восклицал маленький черный еврей, - четыреста рублей! Я говорю ему: сними он: нет! И… сорвали… да!
Впереди видна была еще огромная, слабо освещенная, комната.
В ней за большими круглыми столами сидели мужчины и женщины, играя в карты.
Столы освещались лампочками под широкими абажурами, отчего в огромной комнате было относительно темно.
Дамы и мужчины играли в мушку.
Виталин остановился подле одного стола и равнодушно смотрел на игру.
Рыжий еврей, похожий на ростовщика; старичок, похожий на менялу; видимо, пьяный прикащик и две дамы: одна огромная, толстая, с усами и густым басом, другая маленькая с ярко горящими глазами, с острыми чертами лица, похожая на скворца.
Они играли и ссорились.
Виталин пошел дальше.
В биллиардной двое лениво играли на биллиарде. В читальной лысый старичок громко храпел в кресле, прикрыв лицо платком.
Виталин вернулся через буфет и две залы снова в зал, где висел портрет Екатерины, и прошел в следующие комнаты.
Небольшая гостиная с фруктовым буфетом.
Полутемная большая комната с рядами стульев вдоль стен. Дальше - налево - двери вели в ярко-освещенный зал. Он переступил порог и остановился пораженный зрелищем.
V
В первый момент ошеломленному Виталину показалось, что он попал на Лысую гору - так все было необыкновенно. Он стоял на пороге ярко освещенной залы; небольшая передняя часть ее была отделена четырьмя белыми колоннами, а за ними раскинулась остальная огромная часть залы с рядами белых колонн по сторонам, вся залитая ярким электрическим светом громадных люстр.
И на всем ее огромном пространстве, словно на ярмарке, толкались, суетились и шумели люди.
Сизый дым висел облаками и в его тумане вдруг выделялось красное, разгоряченное лицо с вытаращенными глазами или поднимался кто-нибудь бледный, как мертвец.
И, словно дьявольский оркестр, в воздухе стоял сплошной гул, среди которого вырывался то громкий какой-то утробный смех, то проклятие, резкое бряцание тяжелых серебряных монет и мягкий звон золота.
Виталин стоял, пораженный зрелищем, перенесенный внезапно из скучных молчаливых зал в атмосферу этого вихря страстей.
Бесцеремонно толкнув его, в залу торопливо прошли два юрких еврея и скрылись за колоннами в тумане сизого дыма.
Молодой офицер прошел туда же, на ходу озабоченно считая серебряные рубли.
Из-за колонн вышли два господина и, весело смеясь, что-то говорили, показывая друг другу деньги.
Почти тотчас за ними вышел кругленький плешивый толстяк с красным, потным, растерянным лицом.
Ничего не видя перед собою, он наткнулся на Виталина, пробормотал "извините", наткнулся на притолоку и растерянно вышел за двери.
"Играют!" решил Виталин и двинулся вперед в шумящую и метущуюся толпу.
Тремя рядами во всю длину залы стояли восьмиугольные игорные столы с расчерченными на них кругами и сегментами и вокруг каждого из них толпились кучею люди.
Со всех сторон раздавались выкрики:
- Ответ! - кричали в одном месте монотонным голосом: - ответ!
- Двенадцать рублей приема! - кричали в другом, - восемь рублей! Шесть!..
- Мои! - раздавался голос.
- Банк покрыт!..
Между играющими ходил человек, с виду прикащик, с кожаной сумкой через плечо и, покрывая шум голосов, время от времени, выкликал:
- Место! Одно место!
Где-то поднялся спор, в другой стороне загремел дружный хохот.
Снующие, взволнованные люди, видимо, все знакомые между собою, громко обменивались фразами.
- Я говорил ему: сделай ромбус! Нет, не послушал - и сорвали…
- Ему не везет…
- Голубчик, одолжи три рубля. Завтра отдам!
- Иди к черту, я и так проигрался.
- Ну, рубль!
- У меня всего пять осталось…
- Ну, хорошо! Я тебе припомню…
Виталин втиснулся в толпу, окружавшую один из столов, и стал смотреть на игру.
На всем столе деньги; золотые и серебряные монеты, ассигнации… Рыжеватый блондин в пенснэ, держа в руке толстую колоду карт, стал сдавать на четыре руки: налево, прямо, направо и себе… сдал по четыре карты… сидящий от него слева из особого футляра вынул и открыл одну карту и положил ее наверх; следом за ним сидящие за столом открыли свои карты и тотчас раздались злобные возгласы:
- Опять!
- Вот повезло!
- Комплект! - радостно воскликнул сдававший карты и, приподнявшись, загреб все деньги, лежавшие на столе, и придвинул их к себе не считая…
- Третий комплект! Этак без галош уйдешь! - сказал кто-то и отошел.
Сдававший снова взял карты. Со всех сторон к столу потянулись руки и на стол посыпались деньги.
- Пятнадцать в круг, десять на шваль! - кричал кто-то.
- Пять на второе!
Виталина совсем притиснули к столу.
- Игра сделана! - сказал рыжий блондин и снова сдал карты.
На этот раз он, после того, как открыли козыря, с досадою отбросил свои карты, а все стоящие вокруг громко засмеялись.
- Опять комплект!
- Наоборот только…
- Не все коту масленица…
- Кабы знать…
- Пятнадцать взял, а шестьдесят проставил… Рыжий блондин приподнялся и быстро производил расплату: серебряные и золотые монеты со звоном падали на стол; к ним протягивались со всех сторон руки и сгребали деньги… стол очистился и рыжий блондин опять взял карты.
- Сделайте маленькую! - сказал он.
- Раздача! - крикнул кто-то весело.
Виталин опустил руку в карман, достал три рубля и кинул на стол.
- В круг? - спросил его сидящий за столом.
- Все равно, - смущенно ответил он и замер. Рыжий блондин стал сдавать карты…
VI
Чертенок, приняв вид господина, внушающего доверие, ходил вокруг игорных столов, толкался между игроками и радовался. Взглянув на человека, он сразу проникал в его сокровенные думы, сразу определял его положение, даже постигал то, что у нас теперь определяют термином "подсознание", и, видя все это скрытое также ясно, как мы видим рыб в аквариуме, весело и горделиво улыбался.
Солидный с виду человек… а два часа тому назад он выкрал из комода жены последние восемнадцать рублей и теперь играет на них в мечте о выигрыше…
И черт, забавляясь, потерся подле него, несколько раз навел его руку на выигрышные места, помог ему из восемнадцати рублей сделать двести десять - а потом отошел в сторону и, чуть не хохоча во весь голос, смотрел, как тот стал проигрывать, заметался, проставил последний рубль, вытер платком вспотевшее лицо и растерянно оглянулся по сторонам.
"И влетит ему дома!" подумал радостно чертенок.
С бледным лицом, воспаленными глазами сидел за столом пожилой господин… через неделю ревизия кассы и в ней недочет… вся надежда на выигрыш, ради чего он взял оттуда и сегодня пятьсот рублей… Черт уже видел ревизию, знал, что этот господин через неделю будет качаться под потолком своей спальной на шнурке от халата - и радостно улыбался.
А когда все эти игроки, с трепетом делая свои ставки, призывали молитвенно Божью помощь, черт буквально надрывался от смеха, так что один раз к нему подошел черный курчавый еврей и, с веселой улыбкой кивнув ему головой, сказал:
- Вы, верно, много выиграли? Одолжите до завтра золотой!
Черт тотчас дал ему десятирублевый; еврей жадно схватил его и убежал, а через полчаса раздались крики, ругань, плаксивый голос еврея и оказалось, что он делал ставки позолоченным четвертаком.