"Какая же старинка, боярин, когда ему теперь головы негде преклонить! Да и отец его был такая беспутица и бестолковица! Бывало, обеими руками сорит деньги, дает встречному и поперечному, а кроме того, пиры да гульба, бражничанье да беседы! Дом у него был как полная чаша - и теперь еще есть остатки, правда, да не в руках. Но если по милости вас, бояр, и князя вашего Василия Димитриевича Симеон будет князем Нижегородским, так Димитрий с лихвой получит все, чего из добра его завладел Румянец с братией, и дочери моей, конечно, не придется самой варить щи".
- Но за такого честного боярина можно отдать дочку, когда и денег лишних у него не было бы…
"Оно так, да чем жить-то им будет, боярин? И курица пьет, а человек кровь и плоть - ест и пьет!"
- Что ты говоришь, Некомат! Честь чего-нибудь стоит!
"Честь не в честь, когда нечего есть, боярин. Правда, нашему брату посадскому с боярином породниться почесть немалая, но все деньги притом не лишнее".
- Полно притворяться, гость Некомат. На твою долю станет, и зятю дать еще останется. Будто в Нижнем и не знают, что у кого есть… Земля говорит!..
"Хоть и праведно нажитым, а хвалиться не буду, но Господь помог мне скопить кое-что, чем под старость дней моих могу пропитаться".
- Видишь, в нынешнее время, Некомат, на том все вертится: и чин да почесть не столь надежны нынче, как ларец кованый, где боярство и княжество твои лежат спокойно и звенят, когда велишь им звенеть. Было бы на что купить, а то - что нынче не продается!
Некомат слушал в изумлении; губы его дрожали; слова замирали на его устах. Он хотел, казалось, угадать, что такое скрывал Белевут под своими обиняками, но толстое лицо Белевута было неподвижно. Играя концами своего узорочного кушака, он продолжал:
- Чего ты испугался, Некомат? Я взаймы у тебя просить не стану. Мне хотелось только сказать тебе, что я смотрю на все не такими глазами, какими, кажется, ты смотришь. Вы все глядите на Нижний свой, а что бы вам не поглядеть через него далее - ну, хоть и в Москву,
"Как нам забывать Москву, боярин! От нее и смерть, и живот. От вашего князя ждем мы теперь милости".
- От вашего! Говори вернее - от нашего.
"Как, боярин?"
- Так, гость Некомат. Ужели тебе такая мысль в голову не приходила? Когда рука Московского князя может посадить и ссадить князя Нижегородского, тут много ли думать надобно?
"Боярин! что ты хочешь сказать? Вчера ты говорил, что князь Московский готов помогать нашему, показывал грамоту его…"
Белевут встал и начал ходить по светлице. Он, казалось, искал слов, не зная, как приступить к тому, что хотел сказать.
- Видишь что, - промолвил он наконец, - милости нашего князя неистощимы. Он щедр для тех, кто ему послушен, и грозен тем, кто его ослушается. В Москве и безопаснее, и привольнее жить. Кто поручится, что будет вперед… Ну, да я почитал тебя догадливее, гость Некомат! - вскричал сердито Белевут и взялся за свою богатую шапку.
"Боярин, господин честной и почтенный! - сказал Некомат, кланяясь, - не гневайся! Ведь и мы, посадские, смекнуть умеем. Ты загонул загадку, а отгадка-то, видно, после сказана будет?"
- Умный и теперь ее угадает, гость Некомат, - отвечал Белевут, смеясь. - Не ручаюсь за вашего Симеона - ведь еще будет ли он послушен нашему князю, а не будет… так знаешь - старший брат волен меньшему и покрепче приказать - ну, а нашему брату что мешаться в княжие дела? Было бы нам тепло, а у какой печки греешься - тебе что до того? Да вот к воротам подвели моего коня. Князь Борис звал меня с собою. Некомат! понял ли ты меня! Верь дружбе Белевута и на старости не одурачь себя. И в Москве есть женихи для дочерей богатых нижегородских!
Он вынул лист бумаги, на котором написано было множество имен.
- Видишь! - сказал он Некомату, указывая на имена Димитрия, Замятни и других, подле коих поставлены были киноварью крестики. - А вот и Некоматово имя! - Он указал на замаранное черными чернилами имя его.
Некомат побледнел, когда Белевут спокойно прибавил:
- А, вот этого молодца-то я и забыл, - и ногтем провел черту подле имени брата Некоматоза, Федора, горячего приверженца Симеонова.
"Господи, вразуми меня!" - шептал про себя Некомат. Тут Белевут обратился к нему, но лицо Некомата уже прояснело. Никакого недоумения не изъявлял он и ласково, почтительно пожимал толстую Белевутову руку, провожая гостя с крыльца. Белевут еще остановился на первой ступеньке, подумал, шагнул еще - и воротился.
- Некомат! - сказал он, во всем власть Божия да княжая, а дружба Белевута не изменит тебе и понадежнее дружбы боярина без боярства!
Он сошел поспешно, сел на своего коня и поехал ко дворцу княжескому.
Скорыми шагами возвратился Некомат в светлицу, остановился, подумал, еще подумал и, как будто недоумевая, громко сказал сам себе: "Что же? Они думают погубить меня? Аль сберечь? Что говорил он вчера? А что теперь говорит? Боже, Господи! Милостив буди мне, грешному!" Жадно озирался он кругом на груды соболей и чернобурых лисиц. "Вот, - вскричал он, - к чему и стяжание! Пособит ли оно тебе в час гнева Божия? Ты смотришь на свое злато и сребро, а между тем боярин какой-нибудь ставит красный крестик подле твоего имени, и дни твои изочтены суть!.." В раздумьи ходил он по светлице. "Однако ж, - вскричал он, останавливаясь, - не сули журавля в поле, а дай синицу, да в руки… Мне-то что же? Да! Безумный я был в то время, когда медом моим запивал посулы московские! Ждать бы мне, ждать, да и только - нелегкая меня дернула…" И поспешно стал Некомат складывать в сундук дорогие товары свои. Потом схватил он шкатулку и, нагибаясь под ее тяжестью, вышел в задние двери.
* * *
Между тем Белевут подъезжал ко дворцу княжескому, и из ворот дворцовых высыпало навстречу его множество сокольников и охотников, вельмож, бояр, а за всеми выехал сам князь Борис. Дорогой сокол сидел на руке его. Конь шел гордо и величаво.
"Здравия боярину московскому! - сказал Борис весело. - Насилу приехал ты, старый сокол! Пора, пора! Видишь ли, какой у меня молодец?"
Он щелкнул в нос своего сокола.
- Сокол хорош, и пора тебе пошевелиться с места, пора, князь Нижегородский! - отвечал Белевут. - Я ждал ответа боярина Румянца.
"Все готово, боярин", - сказал Румянец смеясь.
- Так поедем скорее. "Кто погуляет утром часа два, тот запасется здоровьем на два года", - говорил мне когда-то армянин-лекарь.
"Сам сухой, как спичка, так уж как не поверить ему!" - подхватил Румянец. Все засмеялись, и поезд княжеский отправился. Дорогой Белевут приблизился к Румянцу.
"Что московский колдун? Сколдовал ли?" - спросил его Румянец тихо.
- Высылай на Коломенскую дорогу. Они близко! - отвечал Белевут.
"Так пускай же князь тешится охотой, - шепнул Румянец, - а мы потешим его поладнее!"
Он отстал от поезда княжеского в переулке, куда повернул Борис с своею свитою. Тихо простоял он там, пока все проехали, и поскакал назад. Ему попался боярин Поле.
- Что? - вскричал Поле. - Убаюкано ли твое дитя?
"Они распотешились охотою, - отвечал Румянец. - Далеко ли ваши?"
- Не замешкают! Скачи во дворец и прибери все к рукам, да не положи охулы на руку.
"Вот еще о чем тревога!"
* * *
Между тем князь Борис и свита его выехали из города. День был осенний, но прекрасный. Перед ними открылся вдали густой лес, через который пробита была торная дорога к заповедным болотам княжеским. Сокольники поскакали вперед - и вот длинноногая цапля поднялась над лесом, вылетела на дорогу - и княжеский сокол спущен. Он взвился стрелою, прямо к цапле, но цапля уже стерегла его, быстро перевернулась через голову, сокол промахнул - крик, хохот и шум охотников раздались по лесу. Сокол опять взвился и камнем пустился вниз, стараясь перебить ветер у своей добычи. Увертливая цапля видела опасность, хотела спастись от своего страшного преследователя и полетела в сторону. Все поскакали туда.
Вдруг вдалеке поднялась пыль. Казалось, что множество всадников скачут во весь опор. Князь и свита не могли понять: кто смел выехать на дорогу, где запрещено было ездить, когда князь охотится?
"Чего смотрят ваши сторожевые? - закричал гневно Борис. - Смотри, что за сволочь там шевелится? Схватить их, в город, в тюрьму!"
- Князь! - отвечал один из бояр. - Сюда скачут какие-то всадники, и прямо на нас! Эй, сокольники, сюда, к князю!
В смятении столпилась вокруг князя Бориса свита его. Всадники приближались. Их было около десяти человек, с головы до ног вооруженных. Между ними отличался один одеждою и величественным ростом своим. Он скакал впереди всех.
"Господи помилуй! - вскричал князь Борис, перекрестившись. - Что такое? Ошибаюсь ли я? Симеон? Измена! Вы меня хотите ему выдать!"
- Нет, князь! - вскричали несколько голосов. Мечи были обнажены и бердыши выправлены.
"Остановитесь, остановитесь! - издали кричал воин, ехавший впереди других. - Князь Борис! Тебе кланяется твой племянник: или ты не узнаешь меня? Я - Симеон!"
- Как не узнать тебя, нежданный гость! - вскричал Борис. - Откуда птица вылетела? Зачем залетела на святую Русь?
Симеон остановил всадников своих. Все они сделались неподвижны по слову Симеона. Он один приблизился к Борису и хотел говорить.
- Отойди прочь, изменник, отступник, - закричал гневно Борис. - Спрашиваю тебя еще раз: зачем явился ты сюда? Или, как второй Святополк, хочешь ты зарезать нового Бориса?
"Родимый дядя хорошо привечает племянника, - сказал Симеон, горестно улыбаясь. - Боже, творец небесный! диво ли, что православная Русь погибает! Дядя крамольничает на племянника, племянник отнимает добро дядино - и вот как встречает родня родного через два года разлуки! Здравствуй, князь Борис Константинович! Хоть не бранись, пожалуй, когда я не начинаю брани. Прежде Симеон не дал бы тебе в том переду, но время переходчиво - что делать! Дай мне свою руку, и помиримся…"
- Мне с тобой мириться, выродок князей Суздальских! Преклони колени и жди суда дяди твоего и князя! Возьми его, дружина!
Вдруг бросились несколько человек на Симеона. Он осадил коня своего и схватился за меч рукою.
"Прочь вы, сволочь наемная, цаплины дети! - вскричал он громовым голосом. - Со мной нет золота - и кто подступит ко мне, тот переведается с железом!"
Дружина Симеонова прискакала к нему, видя его опасность. Еще раз остановил ее Симеон.
"Князь Борис! дай мне вымолвить слово. Разве я сумасшедший, что приду гнать тебя из Нижнего с десятью человеками или приду отдаться тебе руками? Удержи твою челядь и слушай!"
- Отдай оружие! - вскричал князь Борис.
"На, возьми его! - отвечал Симеон и гневно кинул к ногам его свой меч и свое копье. - Безумный князь! гибель над твоей головой, а ты скачешь по болотам за цаплями! Симеон не ходил по-твоему челобитничать о чужом наследстве у хана, а отнимал у тебя честным боем свое наследие. Я пришел к тебе мириться - мириться в час общей погибели! Не требую твоего привета и ласки - не гордись и знай: ты и я - мы погибли оба!"
- Что ты смеешь говорить мне, бродяга?
"Господи! Пошли мне духа кротости! - вскричал Симеон, сложа руки и обратив взоры к небу, - Князь Борис! хорошо - я отдаюсь тебе - вели удалиться твоей дружине, и я расскажу тебе все. Три дня без отдыха скакал я в Нижний, и уж сутки не было у меня во рту макова зерна. Не врагом пришел я к тебе и не ссориться с тобою. Ты знаешь Симеона и поверишь, что, если бы не последняя мера суда Божия на обоих нас, - ты не увидел бы здесь меня безоружного!"
- Вижу, что ты пришел с покорною головою, Симеон, - сказал Борис, успокоенный поступками Симеона. - Теперь, здравствуй!
"Здравствуй, раб князя Московского!" - отвечал Симеон, презрительно усмехаясь.
- Как? Ты смеешь мне сказать?..
"Поезжай скорее в свой дворец и встречай послов московских. Они теперь уж, верно, в Нижнем и привезли тебе подарки от хана".
Борис побледнел и оглянулся на своих воинов.
- Где Румянец? - вскричал он. - Где Белевут? - и затрепетал, не видя их. Общее смущение видно было на всех лицах. - Симеон! ради Бога скажи: что ты говорил мне? Какие послы? Какие подарки?
"Ох! князь Борис! И ты хочешь княжить в такое время? Он и не знает, что у него делается! Вот теперь-то спознаешь ты, кто тебе был враг настоящий и чего тебе беречься! Поедем скорее в Нижний - я все расскажу дорогою".
Он повернул коня. Безмолвно следовали за ним Борис и все охотники; с ними смешалась дружина Симеонова.
- Объясни мне, князь Симеон, - сказал наконец Борис, - что такое ты говоришь?
"Легко рассказать, да каково-то будет тебе слушать: ты уже не князь Нижнего Новагорода! Ты захватил мое наследие и не умел удержать его. Мне обещал отдать его хан Тохтамыш, отдал тебе, а теперь подарил князю Московскому".
- Князю Московскому!
"Подарил, и с придачею Мещеры, Тарусы, Городца и Мурома. Хочешь ли ты ему отдать Нижний?"
- Я? Нет! Никогда!
"Давай же руку, князь Борис, - я с тобой! Подкрепи Бог твою храбрость, а не то дай мне управиться и с Москвою и с ханом!"
Борис молча подал руку. Забытое воспоминание родства как будто растрогало его сердце. Он пожал руку Симеона.
"Жива ли княгиня моя?" - спросил Симеон изменившимся голосом.
- Жива и здорова.
"А дети мои?"
- Здоровы.
"А брат Василий?"
- Также.
"Где же они? В тюрьме?" - спросил дрожащим голосом Симеон.
- Нет! - отвечал Борис, скрывая свое смущение. - Княгиня твоя и дети живут сохранно в Георгиевском тереме, а князь Василий в Городце… под стражею…
"Бог с тобой, дядя! Сколько зла сделал ты нам твоею окаянною жадностью. - Симеон утер слезу. - Но что было, то было, и кончено!" - примолвил он задумчиво.
- Князь Симеон! Я отдам тебе Городец и Суздаль.
"Спасибо! Щедро даешь, да еще дадут ли тебе самому хоть посмотреть на твой Городец!"
- Вместе души, вместе руки, - и Бог станет за правых!
"Правых, князь Борис? Ты сам себя осуждаешь! Но слышишь ли ты - что там такое делается?"
- Кажется, бьют в набат на Спасской колокольне! О Господи! защити нас!
Быстрее прежнего поскакали они в город.
"Не думал я, что так скоро отзовется здесь голос хана! - сказал Симеон. - Видно, и москвичи медлили не далее моего. Поспешим!"
Они взъехали на пригорок, с которого открылся им весь Нижний Новгород. По всему заметно было, что в городе большое смятение. Уныло отдавался набат, хотя нигде не видно было пожара. Народ бегал по улицам. Воины, полуодетые, бежали из домов своих. Борис и Симеон въехали в город и смешались с толпами народа. Напрасно спрашивали они, что такое сделалось - никто не знал. Все были испуганы набатом и спешили на площадь.
Там толпы народа уже сбежались со всех сторон. Воины нижегородские стояли рядами. Перед ними на коне был Румянец и что-то горячо говорил им. Увидя Бориса, он остановился в смятении…