2. Теперь - собачьи времена.
Приглашеніе:
- Петръ Иванычъ, a я завтра думаю пожаловать къ вамъ на блины…
- Ахъ, это намъ будетъ такое безпокойство.
- Ну, какое тамъ безпокойство - накормите блинами и конецъ. Блинковъ поѣдимъ y васъ съ икоркой, выпьемъ.
- Съ чѣмъ, съ чѣмъ?..
- А? Съ икоркой, говорю.
- Вамъ еще каменный домъ въ придачу не потребуется ли? Хм! съ икоркой! A вы знаете, что икорка теперь 12 рублей фунтъ?
- Что вы говорите! Какъ дешево. A я думалъ 14.
- Мало, что вы думали… Для кого дешево, a для кого и не дешево…
- Такъ мы все-таки придемъ.
- Собственно, зачѣмъ?
- Да вотъ… блинковъ y васъ поѣдимъ, выпьемъ.
- Это чего жъ такого вы выпить собираетесь?!
- Да что y васъ найдется. Не побрезгуемъ вашимъ хлѣбомъ-солью.
- Вода изъ водопровода y насъ найдется - вотъ, что y насъ найдется. Лучше ужъ не приходите.
- Нѣтъ, что вы! Обязательно придемъ.
* * *
За столомъ:
- Дорогой хозяинъ… еще блинковъ… Можно попросить?
- Увольте! Вѣдь, ей-Богу, вы уже сыты.
- Ну еще парочку… съ зернистой.
- Что вы дѣлаете?! Довольно! Чуть не полтарелки себѣ икры навалили.
- Ничего, буду кушать на здоровье. Коньячку мнѣ выпить или рябиновой?
- Ни того, ни другого. Ей-Богу, вамъ уже не лѣзетъ, a вы все пьете. Не дамъ больше.
- Ни-ни. И думать не могите отказывать! A то голову сметаной вымажу. Позвольте… A семга?! Я про семгу забылъ. Ни кусочка не попробовалъ.
- Ей-Богу, вы уже ели.
- Нѣтъ, нѣтъ, лукавите. Позвольте, я себѣ положу два кусочка…
- Два?! A вы знаете, что каждый кусочекъ стоитъ копеекъ семьдесятъ…
- Ну, и чортъ съ нимъ, - большая бѣда, подумаешь…
- Да для васъ бѣда не большая… потому что не вы платили. Ѣдятъ, ѣдятъ люди, ей Богу, не понимаю, какъ не лопнуть!
- Да-а, съ вашего угощенія дѣйствительно лопнешь… Пригласили на блины, смотрѣть не на что.
- Кто васъ приглашалъ? Сами навязались.
- Еще бы! Если бы мы вашего приглашенія ждали - ноги бы съ голоду протянули.
- И протягивайте, потеря небольшая… Что еще будетъ, кромѣ этихъ блинишекъ?
- Ничего не будетъ.
- Какъ такъ ничего? Бульонъ же долженъ быть какой-нибудь, или уха тамъ… Дичь тоже всякая полагается…
- Достаточно и такъ дичь несли за столомъ. Ну-съ - можно вставать изъ-за стола, дорогіе гости. Дорогіе - сами понимаете почему. Въ 36 рублей обошлось ваше совершенно неумѣстное посѣщеніе.
- Господи! 35 рублей истратилъ, a ноетъ на двѣсти.
* * *
Уходъ:
- Прощайте, дорогой хозяинъ.
- То есть, какъ это прощайте? До свиданья, a не прощайте!
- Развѣ вы думаете еще разъ насъ пригласить?
- Нѣтъ-съ, не пригласить, a я думаю самъ къ вамъ на блины пріѣхать.
- Не стоитъ.
- То есть, какъ же это такъ - не стоить?!.. Вотъ еще новости! Небось, сами ко мнѣ пришли, пили, ѣли - a мнѣ нельзя?! Завтра же и пріѣду: жену привезу, дѣтей, свояченицу и брата Николая Мироныча…
- Вы бы всю улицу еще притащили! Дворника ужъ забирайте, кухарку тоже - все равно!! Э, ч… чортъ, какая тутъ темнота на лѣстницѣ… Хозяинъ! Ты бы хоть посвѣтилъ.
- И такъ хорошо. Керосинъ-то нонѣ кусается, сами знаете.
- Да тутъ ногу еще сломаешь въ этой тьмѣ.
- И прекрасно! Туда вамъ и дорога.
- Ну, безпокойной вамъ ночи въ такомъ случаѣ…
- Всего нехорошаго!..
* * *
Собачьи времена наступаютъ, истинно говорю вамъ.
* * *
ЧЕЛОВѢКЪ, КАКИХЪ ТЕПЕРЬ МНОГО
Смѣшно сказать: въ течете двухъ дней я встрѣтилъ этого человѣка три раза; и онъ мнѣ былъ совершенно чуждъ и не нуженъ! A существуютъ люди, которыхъ любишь и съ которыми хотѣлъ бы встрѣтиться - и не видишь ихъ годами…
Первая встрѣча съ этимъ человѣкомъ произошла y крупнаго ювелира, гдѣ я выбиралъ булавку для подарка, a "этотъ человѣкъ" (до сихъ поръ не знаю, какъ его зовутъ) безсмысленно переминался съ ноги на ногу y прилавка, тоскливо вздыхая, и то распахивая, то запахивая роскошную шубу съ бобровымъ воротникомъ.
- Вамъ, собственно, что хотѣлось бы? - спрашивалъ терпѣливый приказчикъ.
- Да вотъ этихъ купить… ну, какихъ-нибудь драгоцѣнныхъ камней.
- Какихъ именно?
- Эти бѣленькіе - брилліанты?
- Да.
- Значить, брилліантовъ. Потомъ еще голубыхъ я взялъ бы… красныхъ… A желтенькихъ нѣтъ?
- Есть. Топазы.
- Это дорогіе?
- Нѣтъ, они дешевые.
- Тогда не стоитъ. Брилліанты - самые дорогіе. Они какъ - поштучно?
- Нѣтъ, по вѣсу.
- Вотъ вы мнѣ полфунтика заверните.
- Видите ли, такъ, собственно, нельзя. Брилліанты продаются на караты…
- На что?
- На караты.
- Это скучно. Я этого не понимаю. Тогда лучше поштучно.
- Вамъ въ издѣліи показать?
- A что шикарнѣе?
- Да въ издѣліи можно носить, a такъ, отдѣльные камни - они y васъ просто лежать будутъ.
- Тогда лучше издѣліе.
- Желаете, колье покажу?
- Хорошо… Оно дорогое? 12 тысячъ.
- Это ничего себѣ, это хорошо. Вотъ это оно? A почему же на немъ одни бѣлые камни? Хотѣлось бы чего-нибудь и зелененькаго…
- Вотъ вамъ другое, съ изумрудомъ.
- Оно симпатичное, только куда я его надѣну?
- Виноватъ, это не мужская вещь, a дамская. Если женѣ подарить…
Незнакомецъ хитро прищурилъ одинъ глазъ.
- Экой вы чудакъ! A если я не женатъ?
- Гм! - промычалъ приказчикъ, усиліемъ воли сгоняя съ лица выраженіе отчаянія. - Вы, значитъ, хотѣли бы что-нибудь выбрать для себя лично?
- Ну да же! A вы что думали?
- Тогда возьмите кольцо.
- A оно сколько стоить?
- Смотря какое. Вотъ поглядите здѣсь: какое понравится.
- Вотъ это - почемъ? Голубенькое.
- Двѣсти пятьдесятъ.
- Гадость. Мнѣ тысячъ на пятнадцать, на двадцать.
- Тогда брилліантовыя возьмите. Вотъ это - рѣдкая вода: семь съ половиной тысячъ.
- A дороже нѣтъ?
- Нѣтъ. Да вѣдь вы можете три взять!
- И вѣрно вѣдь. Заверните. Вы думаете, что они достаточно шикарны?
- О, помилуйте, м-сье!
- Вы меня извините, но я въ этомъ ничего не понимаю. Вотъ насчетъ бумагъ я хорошо намастачился.
- Но вѣдь теперь, м-сье, биржа, кажется, не работаетъ?
- Какая биржа? Я говорю о газетной бумагѣ, писчей, оберточной - все что угодно! Получите за кольца. Вы ихъ пришлете ко мнѣ съ мальчишкой - не хочется таскаться съ этой ерундой. Или лучше я ихъ на пальцы надѣну. Экіе здоровые каменищи. Не выпадутъ?
- О, помилуйте…
- A то выпадутъ - и пропало кольцо. Куда оно тогда? Намѣсто камня - дырка. Будто окно съ выбитымъ стекломъ. Прощайте.
* * *
Въ тотъ же день вечеромъ я увидѣлъ его въ мебельномъ магазинѣ…
- Послушайте, - горячился онъ. Поймите: если бы вы сказали мнѣ: хочу имѣть самую лучшую бумагу - я отвѣтилъ бы: вотъ эта лучшая. A вы мнѣ не говорите прямо, что хорошо, что нѣтъ. Вы говорите, что эта гостиная розоваго дерева, a эта - Людовика, ну? Какая же лучшая?
- Какая вамъ понравится…
- A которая дороже?
- Розоваго дерева. Три тысячи двѣсти.
- Ну вотъ эту и заверните. Затѣемъ - какія еще комнаты есть y васъ?
- Кабинетъ, спальня, столовая, передняя…
- A еще!
- Будуары еще есть.
- Ну, это всего шесть. A y меня десять. Чѣмъ же ихъ заставлять прикажете?
- A кто y васъ еще будетъ помѣщаться въ квартирѣ?
- Я одинъ!
- Гм!.. Можно тогда библіотеку.
- Семь! A еще?
- Можно тогда какую-нибудь комнату въ русскомъ стилѣ. Потомъ, ну… сдѣлайте второй кабинетъ. Одинъ для работы, другой… такъ себѣ.
Оба глядѣли другъ на друга безсмысленными отъ натуги глазами и мучительно думали.
- Это девять. A въ десятую что я поставлю?
- A десятую… сдайте кому-нибудь. Ну, на что вамъ одному десять? Довольно и девяти. Сдадите - вамъ же веселѣе будетъ.
- Это идея. Мнѣ бы хотѣлось, чтобы эта комната была стильная.
- Въ какомъ стилѣ, м-сье?
- Въ хорошемъ. Ну, вы тамъ сами подберите. Охо-хо… Теперь подсчитайте - сколько выйдетъ?
* * *
A на другой день я къ своему и его удивленію (онъ уже началъ привыкать къ моему лицу) встрѣтилъ его на картинной выставкѣ.
Онъ помѣстился сзади меня, поглядѣлъ изъ-за моего плеча на картину, передъ которой я стоялъ, и спросилъ:
- Это хорошая?
- Картина? Ничего себѣ. Воздуху маловато.
- Ну! A я уже, было, хотѣлъ купить ее. Вижу вы долго смотрите - значить, думаю, хорошая. Я уже три купилъ.
- Какія?
- Да вотъ тѣ, около которыхъ стоять. Я себѣ такъ и думаю: тѣ картины, около которыхъ стоять - значить, хорошія картины.
Я принялъ серьезный дѣловой видъ.
- A сколько людей должно стоять передъ картиной, чтобы вы ее купили?
- Десять, - такъ же серьезно отвѣтилъ онъ. - Не меньше. Три, пять, шесть - уже не то.
A вы сообразительный человѣкъ.
- Да; я только ничего не понимаю во многомъ. A природный умъ y меня есть. Вы знаете, какъ ловко я купилъ себѣ автомобиль? Я вѣдь въ нихъ ничего не понимаю… Ну вотъ прихожу въ автомобильный магазинъ, расхаживаю себѣ, гуляю. Вижу, какой-то господинъ выбралъ для себя машину… осмотрѣлъ онъ ее, похвалилъ, сторговался, a когда уже платилъ деньги, я и говорю: "уступите ее мнѣ, пятьсотъ отступного"… Удивился, но уступилъ. Хорошій такой господинъ.
- У васъ, очевидно, большія средства?
- Ахъ и не говорите. Намучился я съ ними… Вы уже уходите? Пойдемъ, я васъ подвезу на своей машинѣ… Прогуляться хотите? Ну, пойдемъ пѣшкомъ…
* * *
Взявъ меня подъ руку, онъ зашагалъ подлѣ, заискивающе глядя мнѣ въ глаза и согнувшись въ своей великолѣпной шубѣ…
- Я былъ раньше такой бѣдный, что ужасъ: служилъ конторщикомъ, получалъ 40 рублей въ мѣсяцъ, но скопилъ сто рублей. Пришелъ одинъ товарищъ, говорить: "Давай купимъ пятнадцать стопъ бумаги, a черезъ недѣлю продадимъ". - "Давай". Купили по десяти рублей - черезъ недѣлю продали по четырнадцати. Подождалъ онъ. - "Давай, говоритъ, купимъ по пятнадцати, продадимъ по двадцати". Опять купили, опять продали. Понимаете? Дѣлать ничего не надо, a только покупать, подождать, a потомъ продавать. Понялъ я, въ чемъ штука, сталъ одинъ работать. Даже дѣло проще пошло: пріѣзжаю на бумажную фабрику: почемъ эта бумага? По восемнадцать! - Дѣлайте тысячу стопъ. Вотъ задатокъ. Дашь задатокъ и ждешь. Черезъ двѣ недѣли - письмо: "эта бумага уже стоить по двадцать четыре. Предлагаемъ пять тысячъ отступного". Беру отступное, заказываю новую. Понимаете, удобство? Ни брать бумаги не нужно, ни возить ее, ни продавать… Ты себѣ гуляешь, a она себѣ растетъ. Очень спокойное дѣло. Ну, a теперь я рѣшилъ зажить по-человѣчески… Скажите, лошадь имѣть - шикарно?
- Очень.
- Надо бы купить. Знаете что? Я въ лошадяхъ ничего не понимаю. Вы купите лошадь, съ этой самой… съ повозкой! A потомъ продайте мнѣ съ надбавкой. Заработаете - и мнѣ спокойнѣе.
- Нѣтъ, я этими дѣлами не занимаюсь.
- Жалко. На кого это вы такъ посмотрѣли?
- Дама одна прошла. Красивая.
- Серьезно, красивая? Да очень. Эффектная.
- Слушайте, a что если ее взять на содержаніе?
- Почему непремѣнно ее?!..
- Я въ этомъ, видите ли, ничего не понимаю, a вы говорите - красивая. Возьму ее на содержаніе, а?
- Позвольте! A вдругъ это порядочная женщина.
- Ну, извинюсь. Большая бѣда. Сколько ей предложитъ, какъ вы думаете?
- Ей Богу, затрудняюсь.
- Предложу три тысячи въ мѣсяцъ, чортъ съ нимъ…
Онъ догналъ даму, пошелъ съ ней рядомъ… Заговорилъ… На лицѣ ея послѣдовательно выразилось: возмущеніе, удивленіе, смущеніе, недовѣрчивость, колебаніе и, наконецъ, - радость, розовымъ свѣтомъ залившая ея красивое лицо.
Покупатель бумаги нашелъ самое нужное въ своей пустой жизни…
* * *
И подумалъ я:
"Теперь ты научишься и брилліанты покупать съ толкомъ, и обстановку выбирать въ настоящемъ стилѣ, и лошадь y тебя будетъ не одна, a двадцать одна, и картины появятся такія, передъ которыми будутъ останавливаться не десятки, a сотни, и во всемъ поймешь ты смыслъ и толкъ… и когда поймешь ты все это, какъ слѣдуетъ - не будетъ y тебя ни картинъ, ни лошадей, ни брилліантовъ, ибо есть справедливость на землѣ, ибо сказано: изъ земли взять, въ землю и вернешься.
Да будетъ впослѣдствіи тебѣ твое сорокарублевое жалованье пухомъ!"
"ПУБЛИКА"
Я сидѣлъ въ залѣ Дворянскаго собранія на красномъ бархатномъ диванѣ и слушалъ концертъ симфоническаго оркестра, которымъ дирижировалъ восьмилѣтній Вилли Ферреро.
Я не стенографъ, но память y меня хорошая… Поэтому, постараюсь стенографически передать тотъ разговоръ, который велся сзади меня зрителями, тоже сидѣвшими на красныхъ бархатныхъ диванахъ.
- Слушайте, - спросилъ одинъ господинъ своего знакомаго, прослушавъ геніально проведенный геніальнымъ дирижеромъ "Танецъ Анитры". - Чѣмъ вы это объясняете?
- Что? Да вотъ то, что онъ такъ замѣчательно дирижируетъ.
- Простой карликъ.
- То есть, что вы этимъ хотите сказать?
- Я говорю - этотъ Ферреро - карликъ. Ему, можетъ быть, лѣтъ сорокъ. Его лѣтъ тридцать учили-учили, a теперь вотъ - выпустили.
- Да не можетъ этого быть, что вы! Поглядите на его лицо! У карликовъ лица сморщенныя, старообразныя, a y Вилли типичное личико восьмилѣтняго шалуна, съ нѣжнымъ оваломъ и пухлыми дѣтскими губками.
- Тогда, значитъ, гипнотизмъ.
- Какой гипнотизмъ?
- Знаете, который усыпляетъ. Загипнотизировали мальчишку и выпустили. Махай, молъ, палочкой.
- Позвольте! Всѣ ученые заявили, что подъ гипнозомъ человѣкъ можетъ дѣлать только то, что онъ умѣетъ дѣлать и въ нормальной жизни. Такъ, напримѣръ, девѣушку можно подъ гипнозомъ заставить поцѣловать находящагося вблизи мужчину, но никакъ нельзя заставить говорить ее по-англійски, если она не знала раньше англійскаго языка.
- Серьезно?
- Ну, конечно.
- Тогда все это очень странно.
- Въ томъ-то и дѣло. Я поэтому и спрашиваю: чѣмъ вы объясняете это?
- Можетъ, его мучили?
- Какъ мучили?
- Да вотъ, знаете, какъ маленькихъ акробатовъ…
Разсказываютъ, что ихъ выламываютъ и даже варятъ въ молокѣ, чтобы y нихъ кости сдѣлались мягче.
- Ну, что вы! Гдѣ же это видано, чтобы дирижеровъ въ молокѣ варили?
- Я не говорю въ буквальномъ смыслѣ - въ молокѣ. Можетъ быть, просто истязали. Схватятъ его за волосы и ну теребить: "дирижируй, паршивецъ!" Плачетъ мальчикъ, a дирижируетъ. Голодомъ морятъ тоже иногда.
- Ну, что вы! Причемъ тутъ истязанія. Вонъ даже клоуны, которые выводятъ дрессированныхъ пѣтуховъ и крысъ и тѣ дѣйствуютъ лаской.
- Ну, что тамъ ваша ласка! Если и добиваются лаской, такъ пустяковъ - пѣтухъ, потянувъ клювомъ веревку, стрѣляетъ изъ пистолета, a крыса расхаживаетъ въ костюмѣ начальника станціи. Вотъ вамъ и вся ласка. A здѣсь - маленькій мальчуганъ дирижируетъ симфоническимъ оркестромъ! Этого лаской не добьешься.
- Значитъ, по вашему, его родители истязали?
- A позвольте! Зачѣмъ бы иначе въ эту исторію вмѣшалось общество защиты дѣтей отъ жестокаго обращенія. Значитъ, ребенка истязали.
- Значить, по вашему выходить такъ: беремъ мы обыкновеннаго миловиднаго мальчика, начинаемъ истязать, колотить его почемъ попало - и мальчишка черезъ годъ-два уже дирижируетъ симфоническимъ оркестромъ такъ, что всѣ приходятъ въ восторгъ?!. Просто же вы смотрите на вещи.
- Виноватъ! Вы вотъ все меня спрашиваете: объясни, да объясни. A какъ вы сами объясняете?
- Что? Вилли Ферреро?
- Да-съ.
- Тутъ если и можетъ быть объясненіе, то гораздо сложнѣй. Послѣднія завоеванія оптической техники…
- Вы думаете - посредствомъ зеркалъ?
- То есть?
- Знаете, зеркала подъ извѣстнымъ угломъ… Фокусники достигаютъ того, что…
- Нѣтъ-съ, это пустяки. A видѣлъ я лѣтомъ въ "Акваріумѣ" механическаго живописца. Маленькій человѣкъ, который собственноручно портреты съ публики писалъ. Представьте себѣ, я узналъ, какъ это дѣлается: онъ соединенъ электрическимъ проводомъ съ настоящимъ живописцемъ, который сидитъ за кулисами и рисуетъ на другой бумагѣ. И что же вы думаете! Устроено такъ, что маленькій живописецъ геніально точно повторяетъ всѣ его движенія и рисуетъ очень похоже.
- Позвольте! Механическаго человѣка можно двигать электричествомъ, - но вѣдь Ферреро живой мальчикъ! Его даже профессора осматривали.
- Гм! Пожалуй. Ну, въ такомъ случаѣ - я прямо отказываюсь понимать: въ чемъ же тутъ дѣло?!.
Я не могъ больше слушать этого разговора:
- Эй, вы, господа. Все, что мы говорили, можетъ быть очень мило, но почему вамъ не предположить что-либо болѣе простое, чѣмъ электрическіе провода и система зеркалъ…
- Именно?
- Именно, что мальчикъ - просто геніаленъ!
- Ну извините, - возразилъ старикъ-авторъ теоріи объ истязаніи. - Вотъ именно, что это было бы слишкомъ простое объясненіе!
* * *
Подумайте только: на красномъ диванѣ позади меня сидѣли люди, для которыхъ мы пишемъ стихи, разсказы, рисуемъ картины, Шаляпинъ для нихъ поетъ, a Павлова для нихъ танцуетъ.
Не лучше-ли всѣмъ намъ, съ Шаляпинымъ и Павловой во главѣ, заняться оптовой торговлей бычачьими шкурами.
A Вилли Ферреро будетъ y насъ мальчишкой на посылкахъ, - относить счета заказчикамъ…