Один час в кафе
Труднее всего угнаться за веком. Только что ты, запыхавшись, догнал его, оседлал, как следует, вспрыгнул и поехал на нем, - как он снова делает скачек, сбрасывает тебя и снова, сломя голову, мчится вперед, а ты плетешься сзади - усталый, сбитый с толку, ничего не понимающий.
Все это время я думал, что не отстаю от века, а на днях мне пришлось с горечью убедиться, что это резвое животное снова оставило меня далеко позади.
* * *
Недавно я зашел в первое попавшееся кафе на Невском.
Цель у меня была весьма скромная, но достойная всякого уважения: выпить стакан кофе. И только.
Оказывается, что в 1915 году это не считается целью. Это только средство. Не успел я усесться за столиком, как какой-то не особенно щеголевато одетый господин, чахлый и запыленный, подошел ко мне и, положив руку на край стола, спросил, таинственно озираясь по сторонам:
- Рубашки есть?
- Есть, - ответил я немного удивленный выбранной им темой разговора при столь поверхностном знакомстве со мной.
- Продаете?
- Нет, зачем же, - с достоинством ответил я. - Мне самому нужны.
- Жаль. А то бы дело сделали. Термометры вам нужны?
- Какие термометры?
- Обыкновенные, лазаретные.
Тут я вспомнил, что у меня дома не было ни одного термометра. "Заболеешь еще, - подумал я, - нечем и температуру смерить".
Это соображение заставило меня ответить с полной откровенностью:
- Нужны. Сколько?
- Что сколько?
- Термометров. Предупреждаю, что у меня немного. Могу предложить 120 гроссов.
- Господи Ииcyce! На что мне столько! При самой тяжелой болезни я обойдусь одним.
Он в ужасе поглядел на меня, отшатнулся и поспешно отошел к самому дальнему столику.
Другой господин, толстый, упитанный, в песочного цвета костюме, подошел ко мне в ту же минуту. Приблизил ко мне отверстый тяжело дышащий рот и вполголоса спросил:
- Свинцовыми белилами интересуетесь?
- Нет. - проверив себя мысленно и не колеблясь, отвечал я.
- Дубильную кислоту имеете?
Мне надоели его бессмысленные вопросы и приставания; чтобы отделаться от его предложений, я решил прихвастнуть:
- Имею.
- Много?
- Сто пудов, - тупо уставившись в стакан с кофеем, буркнул я.
- Беру.
- Как так берете?
- Продаете вы ее?
- Что вы! Как же я могу продать… Она мне в хозяйстве нужна.
- Простите, - с уважением склонился передо мной господин песочного цвета. - У вас кожевенной завод?
- Три.
- Очень приятно. Почем у вас пуд выделанной, для подметок?
- Пятьсот рублей.
Господин испуганно запищал, как резиновая игрушечная свинья, из которой выпустили воздух, и в смятении уполз куда-то.
Если он был сбить с толку и растерян, то и я был сбит с толку и растерян не менее его.
Я ничего не понимал.
Третьего господина, подошедшего ко мне, обуревало лихорадочное любопытство узнать, интересуюсь ли я ксероформом.
- Нет, - нервно ответил я и иронически добавил: - А вы подковами интересуетесь?
Он ни капельки не обиделся и не удивился.
- Помилуйте! С руками оторву. Сколько у вас кругов?
- Сорок тысяч.
- Чудесно. А почем?
- По тысяче сто.
- За тысячу?
- Конечно. А то за что же?
- Сбросьте по три сотни.
- Не могу.
- Ну по две с половиной. Ей Богу, иначе нет смысла.
- Что ж делать, - холодно пожал я плечами. - Кстати… (спокойно, но сгорая тайным любопытством, спросил я) для чего вам такая уйма подков?
- То есть как для чего? Для военного ведомства.
Краешек завесы приподнялся передо мной. Проглянуло ясное небо.
- Вот оно что! Серной кислотой интересуетесь?
- Интересуюсь. И кофе интересуюсь.
- А асбестом?
- Конечно. Бензином… тоже…
- И сливочным маслом?
- Особенно. Но сейчас я много дал бы за нефтяные остатки.
- Серьезно, много дали бы?! У меня есть.
- Что вы говорите! Где?
- Дома. Собственно, это скорей керосиновые остатки. Лампа, знаете ли на кухне горит, ну оно и оста…
- Черт знает, что такое! - вскипел мой собеседник. - С ним о деле говоришь, а он шутит! Мне слишком дорого время, чтобы…
- Да черт вас возьми! Кто к кому подошел: я к вам, или вы ко мне?! Кто к кому обратился с разговором?.. Я к вам или вы ко мне?! Черт вас разберет, что вам нужно?!. Для чего мне ксероформ? Для чего дубильная кислота? У меня все есть, что мни нужно, а излишек я вам могу предложить'! Кофе вы интересуетесь? Маслом вы интересуетесь? Пожалуйста - вот оно! ешьте! Бензин вам нужен? У меня есть дома ровно столько, сколько вам нужно, чтобы вывести пятна на вашем костюме!!
Тон его сделался мягче.
- Вы, очевидно, первый раз здесь, вот вам и странно. Серьезно вы мне кофе предлагали или шутя?
- Серьезно. Садитесь.
* * *
Мы пили уже по второму стакану кофе, и я с грустью чувствовал, что никогда век не скакал так резво и никогда мне больше не угнаться за ним.
Какие-то люди подходили к моему новому знакомому и вели самые непонятные разговоры.
- Вы хотите сверлильные, фрезерные?
- Нет, я даю.
- Почем?
- Три тысячи шестьсот, франко Ревель.
- Вагоны ваши?
- Даю вам хоть сто вагонов. Кстати, беру трехдюймовое железо…
- Лондоном интересуетесь?
- Благодарю вас. Могу сам вам дать Лондона сколько угодно.
- А термометры?
- Возьму с удовольствием. Почем?
- 21 за дюжину.
- Что вы мне говорите! А в аптеке какая розничная цена?
- Рубль шестьдесят.
- Почему же вы с меня хотите рубль семьдесят пять за опт?
- Почему что вы идиот. Вы в аптеке достанете один-два термометра. А пойдите, попробуйте купить сто - вам дадут по шее.
Перед моими глазами происходили чудеса. К моему новому знакомому подходил человек, у которого ботинки от ходьбы пешком свирепо разинули рты, и говорил этот человек:
- Имею восемьдесят автомобилей. Интересуетесь?
"Как! - простодушно думал я. - Человек имеет восемьдесят автомобилей и так упорно и настойчиво ходить пешком?!. Чудак он? Оригинал-миллионер?"
А мой новый знакомый деловито возражал ему:
- Нет, автомобилями не интересуюсь. А вы скажите лучше, когда вы мне отдадите четыре с полтиной, которые взяли на прошлой неделе?
Я слышал такое предложение:
- Имею шестьдесят тысяч рубашек. Интересуетесь?
Не удивительно ли было, что счастливый обладатель шестидесяти тысяч рубашек имел на своем теле шестидесяти тысяч первую рубашку - такую грязную, что если предположить и остальные шестьдесят тысяч рубашек в таком же состоянии, то тысяча прачек должна была бы в течение недели приводить эти рубашки в мало-мальски сносный вид.
Больше всего меня поражала та легкость, с которой возникали громадные дела, ширились тут же на моих глазах, росли и, почти дойдя до благополучного конца, вдруг с треском рушились из за сущего пустяка, при чем (надо отдать им справедливость) инициаторы предприятия не особенно горевали о гибели почти налаженного колоссального дела, а сразу же приступали к возведению другого не менее колоссального здания, снова рушившегося.
- Дровами интересуетесь?
- Чрезвычайно. Много есть?
- Десять тысяч вагонов.
- Великолепно! подходить!.. Почем?
- По столько-то.
- Франко Петроград? Цена подходящая. Это именно то, что мне нужно. Где дрова?
- В Финляндии.
- Чудесно. Сделаем дело. Вагоны вы беретесь достать?
- Вагоны будут.
- Так пойдемте писать условия!
- Пойдемте.
- Кстати: а сколько вагонов вы мне дадите ежедневно?
- Мне железная дорога обещает по десять вагонов.
- Сапожник вы. У вас десять тысяч вагонов, а вы мне будете присылать десять вагонов в день! Это на три года, а мне на эту зиму нужно.
- Что ж делать, если больше вагонов не достану.
- Ну, черт с ним! Жаль. (Пауза) А шрапнельной сталью вы интересуетесь?
- Почем она у вас?
Какие нужно иметь нервы, чтобы так быстро примириться с крушением уже почти налаженного дела, результат которого должен на всю жизнь обогатить человека?!..
* * *
Подошел к нам изможденный узкогрудый молодой человек и сказал моему новому приятелю:
- У меня есть носки.
- Беру. Много?
- Сорок тысяч.
- Почем?
- 11 рублей дюжина. Франко Выборг.
- Подходит. Образцы есть?
- Есть
- Покажите.
К моему изумлению, владелец сорока тысяч пар носков поставил ногу на свободный стул, засучил одну штанину и похлопал по собственному носку, довольно пострадавшему от времени:
- Вот.
И никто не удивился; все наклонились и стали ощупывать носок. Погоня за рублем убила у этих людей то, что было у меня с избытком: непосредственность восприятия.
И я понял всю драму этого владельца сорока тысяч пар носков, получившего образец для предложения коллегам и вынужденного силой обстоятельств носить этот образец совсем не в том месте, где ему надлежало быть.
И подумал я: бедняга ты, бедняга! Ну хорошо, что это только носок, а не другая какая-нибудь часть туалета, показывание которой заставило бы тебя раздеться в этом шумном многолюдном кафе - до рубашки. Хорошо, что тебе пришлось показать образцы носков, а не кофе, хлеба, сахару и масла…
Как бы, бедная твоя голова, показал ты их?
* * *
За тот час, что я провел в этом удивительном кафе - совершилась там только одна торговая сделка: я уплатил наличными за приобретенный мною товар (кофе, хлеб, масло) 1 руб. 70 коп франко кафе наличными.
Что надо сделать
Нами получено письмо от неизвестного читателя, подписавшегося скромно и мило: - "Петроградец".
В тоне письма и подписи чувствуется солидный человек, а отнюдь не вертопрах какой-нибудь, желающий ошеломить читателя мимолетной ракетой трескучей мысли; мысль автора проста и остроумна, несмотря на кажущуюся сложность её осуществления. Вопрос, которого касается автор, не только назрел, но и перезрел, и если его, выражаясь аллегорически, не срезать во время, он, как некий плод, с треском упадет на головы заинтересованных людей.
Одним словом, письмо, написанное нашим читателем, умно, тонко и исчерпывающе.
Мы гордимся нашими читателями.
Вот письмо:
"Милостивый государь, г. редактор!
Я уже много лет читаю ваш остроумный журнал и очень люблю его. (поистине удивительно чутье и вкус этого скромного псевдонима, под которым, на основании вышенаписанного им, можно заподозрить крупную личность, обладающую сильно развитым художественным вкусом. Примеч. ред.) Во всяком вопросе, к которому вы подходите, вы берете быка за рога. (И верно. Берем. Это наш принцип. Но какова у автора наблюдательность! Примеч. ред) Надеюсь, что на этом основании, вы и дадите на страницах вашего уважаемого и талантливого (но каков вкус у человека! Примеч. Ред.) журнала место моему письму…
Читали ли вы когда-нибудь, господа, Майн-Рида, именно те его романы, в которых он описывает пиратов Коромандельскаго берега, бразильских разбойников и дикарей, водящихся в болотистых местах Амазонки.
Положа руку на сердце, кого они вам напоминают?
Угадали. Ну вот то-то же. Я так и знал. Действительно, получается такое впечатление, что все перечисленные отбросы земного шара перенесены в Петроград, одеты в извозчичьи армяки, посажены на козлы и двинуты сомкнутым конным строем на публику, предводительствуемые одним из членов городской думы, одетым в красный мундир, мокасины на голых ногах и шапку, сделанную из старой сигарной коробки. В ушах у этого члена думы сверкают две коробки из-под сардинок, а нос проткнут дамской булавкой. Он скачет впереди, испуская воинственные крики и науськивая всю свою банду на оторопевшую беспомощную публику.
- Что такое петроградский извозчик?
Кто этого не знает,
На грязном обшарпанном экипаже сидит бесформенное оборванное существо, рычащее, кусающееся и плюющееся.
Право, больно подумать: ведь это наш же русский человек, брат наш по родине, который крестится на каждую церковь, который имеет или имел папу и маму, поминаемую им отнюдь не в приливе сыновней любви.
Это грязное, обшарпанное, ободранное, зловонное существо, сидящее скорчившись на козлах - ненавидит всякого седока острой длительной ненавистью, а седок тоже ненавидит его и - боится.
Что бы сказал лондонец или парижанин, если бы кто-нибудь выпустил на лондонские или парижские улицы несколько тысяч грязных пиратов с грубыми голосами, озверевших разбойников, которые бы подстерегали в глухих местах доверчивых прохожих, усаживали их на особые приспособленные для грабежа тележки и, провезя их для отклонения подозрений несколько кварталов - грабили бы и обирали этих доверчивых прохожих.
Да ведь человека, который организовал бы эту страшную банду, лондонцы давно бы уже повесили во дворе мрачного Ньюгэта или Тауэра по приговору коронного суда. Мы, петроградцы, - почти все нервные, раздражительные люди; 1/4 всей этой нервности вызывается петроградскими извозчиками.
Идете вы по улице. Захотелось вам поехать.
- Извозчик!
Он тускло и равнодушно глядит на спину своей лошади.
- Извозчик!! Свободен?
Такой же бы получился результата, если бы вы звали сфинкса у академии:
- Сфинкс! Свободен?
Молчит, каналья, подлец этакий, чтоб его лихорадка взяла!
- Изво-о-озчик!
Еле заметное движение головы,
- Чего орешь? Занят. Не видишь, что ли.
Это - когда он занят. Вот - когда он свободен:
- Извозчик!
- Пожалуйте! Куда прикажете?
- На Троицкую. (Он стоить на Караванной).
- Рублик пожалуйте, без лишнего,
- Что-о? А по таксе не хочешь ли?
- На кладбище тебя повезу по таксе, вот куда.
Вы, возмущенный, идете дальше. За вашей спиной ставится точка этому краткому разговору:
- Жулик. Туда же.
Подумайте, ведь это наш же брат, русский человек, обычно такой добрый, отзывчивый к чужому горю, ласковый и приветливый,
Кто его сделал таким?
Наверное, городская дума устроила где то под землей тайную школу, и особые инструкторы в тиши ночей тайно учат всему этому извозчиков. На свою же голову.
- Извозчик! Надеждинская, семь гривен.
- Положите полтора.
- А по таксе не хочешь?
- Плевали мы на вашу таксу.
Мыслите логично: городская дума придумала свою таксу, извозчики плюют на нее; значить - они плюют на думу.
Деловому петроградцу приходится целый день носиться по городу на извозчиках. Вопрос: что от него остается вечером после десятка вышеприведенных разговоров. Вот к устранению и разряжению всей этой нервности бедного петроградца и ведется вся сущность моего делового проекта.
Вот мой проект: за день извозчики доводят петроградца, благодаря городской думе, до состояния близкого к истерике.
Избивать каждого извозчика, дабы сорвать злость - некультурно. Да он и не при чем.
Разыскивать какого-нибудь из членов думы - культурно, но хлопотливо. Что же предлагаю я? В Англии сейчас живет негр, бывший знаменитый боксер Джонсон. У него лицо от тренировки - как камень: хоть поленом по нем бей - глазом не моргнет.
Следует выписать этого негра Джонсона, избрать его в члены городской думы и выставить на Невском в особой специально устроенной будке.
И вот, когда у кого-либо из петроградцев, едущих на извозчике, уж очень накипит на сердце - петроградец останавливает на Невском извозчика, соскакивает с экипажа и, подскочив к негру и крякнув, со всего размаха ударяет это твердокаменное чудовище по лицу. Негру все равно (он тренирован), а петроградцу сразу сделается легче, ибо он высказал свое мнение о петроградском муниципалитете - в самой категорической форме Вот мой проект!
С почтением к вам
Петроградец.
Р.S. Содержание негра Джонсона город должен взять на себя, а если откажется - обложить извозчиков.
Петрогр."
Министр без портфеля
- Господа! - сказал председатель Думы Родзянко, оглядывая нескольких приглашенных им в свой кабинет депутатов. - Господа! Вы, слава Богу, уже не маленькие, господа, и, вообще, пора вам уже подумать о своем будущем… Не все же на шее у Государственной Думы сидеть. Надо быть самостоятельными.
- Мы… стараемся.
- Я знаю. Иначе я и не предложил бы того, что предлагаю сейчас.
Лицо его приняло торжественное выражение.
- Господа! Знаете ли вы, что предполагается учредить кабинет министров из общественных деятелей, облеченных доверием страны!
- Кабинет? Из общественных деятелей? - послышались радостные возгласы.
- Да… Гм!.. Только, видите ли… без портфелей. Понимаете? Да оно, в сущности, к чему эти портфели? Одна возня с ними. Да еще, смотри, украдут - неприятности будут.
- Конечно, обойдемся и без них, - отозвался один добросердечный, склонный на всяческие компромиссы октябрист. - Будем бумаги в руках носить, вот и все.
- То-то и оно. Карманы пошире сшейте, - как вообще министрам полагается. Одним словом, обойдетесь без портфелей.
- Я бы все равно портфеля и не взял, - отозвался сентиментальный прогрессист. - Мне коровок жалко.
- Каких коровок?
- Да из которых портфели делают. Коровок-то убивают ножичком, шкуры с них снимают и портфели шьют.
- Какое безобразие! - ахнул кто-то. - Звери, а не люди.
- Так вот, господа. Значит, и вступайте, с Богом! Да! Я и забыл вас предупредить… Дело-то в том, что хотя вы и будете министрами, но тут будут еще и другие министры. Прежние.
- Да зачем же прежние? - робко пискнул кто-то сзади.
- Как же зачем?!.. Неловко же ведь так просто взять, да ни с того, ни с сего и уволить их. Стыдно зря людей обижать. Да они вам не помешают, вы не бойтесь.
- Значит, мы с ними вместе будем служить?
- A? Вместе.
- Так-с!
- Понимаете, этакое сотрудничество. Бок о-бок.
- Это хорошо. Веселее, - обрадовался октябрист. - Мы министры - и они министры; мы шьем себе золотой мундир - и у них золотой мундир; мы без портфеля - и они без портфе…
Родзянко отвел глаза в сторону и сказал, как-то ежась:
- Да нет, у них, собственно, портфели будут, но это ничего. Вы не обращайте на это внимания. Люди они уже не молодые, со странностями. Привыкли к своим портфелям, к этим потрепанным кускам старой кожи!.. Хе-хе… Попробуй у них отнять - крику не оберешься. Верно ведь, господа? А вы будьте выше этого.
- Будем выше, - согласился со вздохом прогрессист.
Кадет, поклонник делового течения, с деловым видом высморкался в платок и деловито спросил:
- Когда становиться на работу?
- Завтра же с утра можно и начинать. Сейчас я вам напишу адреса: кому куда ехать надо.
Он писал. Депутаты подталкивали друг друга локтями, вздыхали и перешептывались.
Глаза сияли почти у всех:
- Достукались!