Позови меня в даль светлую - Василий Шукшин 5 стр.


- Ну, как? - спросил Владимир Николаич Грушу. - Ничего?

- Ничего, - сказала Груша. - Долго тут будем?

- А что?

- Да ничего, просто спросила.

- Не нравится, что ли?

- Нравится.

- Я уж думал, тебя перевели куда! - кричал Кузьма Егорыч.

- Никуда меня не перевели.

- Думаю, повысили его, что ли?!

- Дожидайся, повысят! Скорей повесят.

- Ха-ха-ха-ха!..

- Ну, что, Таисья Григорьевна? - обратился Владимир Николаич к женщине в голубом. Но женщина в голубом постучала вилкой по графину и сказала всем:

- Товарищи, давайте предложим им нормальный, хороший вальс! Ну что они… честное слово, неприятно же смотреть!

- В чужой монастырь, Таисья Григорьевна, со своим уставом не ходят.

- Почему не ходят? Мы же в своей стране, верно же? Давайте попросим сыграть вальс.

- Не надо. Не наше дело: пусть с ума сходят.

- А вот это… очень неправильное суждение! В корне неправильное!

- Да хорошо танцуют, чего вы? - сказал человек с золотыми зубами. - Я был бы помоложе, пошел бы… подергался.

- Именно - подергался. Разве в этом смысл танца?

- А в чем?

- В кра-со-те, - отчеканила Таисья Григорьевна.

- А что такое красота? - все пытался тоже поговорить Владимир Николаич. - А, Таисья Григорьевна? Если вы находите, что, допустим, вот этот виноград…

- Нет, Алексей Павлыч, вы что, не согласны со мной?

- Согласен, согласен, Таисья Григорьевна, - сказал человек с золотыми зубами. - Конечно, в красоте. В чем же еще?

Владимир Николаич помрачнел.

- Пойдем домой? - предложила Груша.

- Подожди. Неловко. Поймут как позу.

- Саша, Саш!.. У тебя Хламов был? - разговаривали за столом.

- Был. Позавчера.

- Ну, как он?

- Он в порядке!

- Да? Устроился?

- Да.

- Довольный?

- Что ты!..

- Пойдем, Володя, - еще сказала Груша.

Владимир Николаич вместо ответа постучал вилкой по графину.

- Друзья! Минуточку, друзья!.. Давайте организуем летку-енку? В пику этим…

- Да что они вам?! - вконец рассердился человек с золотыми зубами. - Люди танцуют - нет, надо помешать.

Владимир Николаич сел.

Помолчал и сказал негромко:

- Ох, какие мы нервные! Ах ты, батюшки!..

Взял фужер с шампанским и выпил один.

- Володя, ты что это? - встревожилась Груша.

- Какие мы все… воспитанные, но слегка нервные! - не мог успокоиться Владимир Николаич. - Зубы даже из-за этого потеряли.

Никто не слышал его. Их с Грушей как будто даже и не было за столом - никто с ними не общался, никому не было до них дела.

- Какие мы все нервные! Да, Таисья Григорьевна?! - повысил голос Владимир Николаич, обращаясь к женщине в голубом. - Воспитанные, но слегка нервные. Точно?

Таисья Григорьевна внимательно посмотрела на него.

- Нервные, говорю, все!.. - Владимир Николаич насильственно посмеялся.

- Что, опять? - спросила Таисья Григорьевна.

- А вы только не смотрите, не смотрите на меня таким… крокодилом-то: я же не в детсадике. Верно? Что вы на меня так смотрите-то?

К Владимиру Николаичу повернулись, кто сидел ближе и слышал, как он заговорил.

Владимир Николаич встал.

- Пойдем! - велел Груше.

И они вышли из-за стола… И пошли…

За столом замолчали. Смотрели вслед им.

Пробрались через танцующих…

Надели в гардеробе плащи…

И вышли из ресторана.

- Что с тобой? - спросила Груша.

Владимир Николаич молчал.

- Зачем надо было так уходить?..

- Помолчи! - резко сказал Владимир Николаич. Но спохватился, что - резко… Взял Грушу под руку. - Не сердись.

- Чего ты на них так?

- В гробу я их всех видел! - зло и громко сказал Владимир Николаич. И еще добавил: - В белых тапочках!

Витька ходил по избе и учил наизусть.

…Вот и солнце встает,
Из-за пашен блестит,
За морями ночлег свой покинуло,
На поля, на луга, на макушки ракит
Золотыми потоками хлынуло.
Едет пахарь с сохой, едет - песню поет,
По плечу молодцу все тяжелое…
Не боли ты, душа! Отдохни от забот!
Здравствуй, солнце да утро веселое!

Витька передохнул и еще повторил:

Не боли ты, душа! Отдохни от забот!
Здравствуй, солнце да утро веселое!

Подошел к окну и засмотрелся на улицу.

По улице, поднимая пыль, шло стадо коров… Коровы мычали. Хлопали ворота, впуская кормилиц. А где ворота не открывались, там коровы сами пробовали рогами поддеть их. Мычали.

Вошла сестра Оля.

- Что не учишь? - спросила.

- Я выучил. - Витька был настроен грустно.

- Проверим, - сказала Оля. Взяла учебник… - Какое задавали?

- "Утро".

- Давай. С выражением.

Витька стал читать:

Звезды меркнут и гаснут.
В огне облака,
Белый пар по лугам расстилается.
По зеркальной воде, по кудрям лозняка
От зари алый свет разливается.
Птички солнышка ждут, птички песни поют,
И стоит себе лес…

- Здравствуй! - воскликнула Оля. - Поехал.

- Что?

- Куда заехал-то? "Дремлет чуткий камыш…".

- А-а!

Дремлет чуткий камыш. Тишь - безлюдье
вокруг.
Чуть приметна тропинка росистая…

- Ладно. Еще что?

- Составить описание вечера в деревне.

- Составил?

- Составил.

- Читай.

Витька прочитал:

- "Вечер. Солнышко закатилось. Курицы залезли на длинные жердочки и заснули. Петух спел последний разок и тоже задремал. Ночью опять будет орать. Стало тихо. У нас в городе лучше".

- И все?

- Все.

Оля засмеялась.

- Вечером вместе напишем. Я сейчас в кино бегу. "Длинные жердочки". - Оля опять засмеялась. - На - письмо тебе от мамки.

Оля ушла, а Витька пристроился ближе к окну и стал читать письмо. Читал, и письмо слегка подрагивало в его руках…

Пришел дядя Коля с работы.

- Здорово, Витька. Что это?.. От мамки? Ну-ка, чего она там?

Дядя Коля стал читать… Нахмурился, помычал, покусал губу…

- Ну! - сказал он огорченно. - Так у нас ничего не выйдет: не успел отъехать, она уже… ночей не спит. Эдак она себе всю душу растравит и нам тут… Чего так-то уж?

Дядя Коля посмотрел на Витьку.

Витька пожал плечами. Промолчал.

- Ты, Витька, читать читай, а к сердцу всякие эти… слова не допускай. Она - женщина, а ты - мужик, должен быть крепче ее. Садись и напиши ей: ты, мол, мамка, не блажи там, у меня, мол, все в порядке, и душу мне не береди такими письмами. Я сам ей напишу. Мы ее сюда в гости позовем. Пусть возьмет с недельку за свой счет и приедет. Ладно, Витька?

Витька кивнул головой - ладно.

- Не расстраивайся, - сказал дядя Коля. И ушел в горницу.

Витька посидел немного у окна… И вышел из избы.

…И ушел он за деревню, на косогор… Сел и стал смотреть и степь.

Вечер был серый, темное небо образовало над степью крышу. Под этой крышей было пасмурно, тепло и просторно. На западе сквозь тучи местами пробивалась заря. Ее неяркий светло-розовый блеск делал общую картину еще печальней. Стал накрапывать мелкий-мелкий теплый дождик. Витька свернулся калачиком и лег. Земля была тоже теплая. Витьке сделалось совсем грустно. Он думал о матери…

Он вспомнил, как мать разговаривает с предметами - с дорогой, с дождиком, с печкой… Когда они шли в прошлом году из леса с грибами, она просила: "Матушка дороженька, помоги нашим ноженькам - приведи нас скорей домой". Или, если печка долго не разгорается, она выговаривает ей: "Ну, милая… ты уж сегодня совсем что-то… Чего раскапризничалась-то? Барыня какая". Витька любил мать, но они, к сожалению, не всегда понимали друг друга. Витьке, правда, очень хотелось быть шофером… А мать со слезами (вот еще не нравилось Витьке, что она часто плакала) умоляла его: "Учись ты ради Христа, учись, сынок! Ты видишь, такая теперь жизнь пошла - ученые-то вон как живут! Я осталась неученая, так хоть ты-то выучись. Нам с тобой надеяться не на кого". Этим ветеринаром, соседом, она все глаза протыкала Витьке. Когда он едет домой на своей машине, она всякий раз вздыхает и говорит: "Вот живет человек, Витька! Вот это - живет". Верно, что из-за этого Витька и выстегнул его свинье глаз. Левый. Два дня караулил ее у забора с рогаткой…

- Матушка степь, помоги мне, пожалуйста, - попросил Витька.

А в чем помочь, он сам хорошо не знал. Он хотел бы быть сейчас дома. А как это сделать?

Он незаметно заснул.

…Разбудил его дядя Коля.

Когда Витька проснулся, дядя Коля стоял над ним и снимал с себя брезентовый плащ. Все сеялся нехолодный мелкий дождик. Было совсем темно.

- Замерз? - спросил дядя Коля.

- Не…

- Нет… - Дядя Коля поднял Витьку и стал закутывать в плащ. Плащ громко шуршал, а дождик тихонько шумел. - Ох, Витька, Витька… обормот ты мой милый… - Он взял Витьку на руки и понес. Тут только увидел Витька, что рядом стоит конь. - Садись.

Витька устроился на теплой конской спине. Дядя Коля сел впереди в седло.

- Ну, что? - спросил он, когда поехали.

- Ничего.

- Тоскуешь без мамки?

Витька промолчал.

- Что мне с вами делать? - вздохнул дядя Коля. - Охота помочь, и не знаю как. Вот же судьба, черт ее!.. Выпала. Стрел бы где-нибудь папу твово… родимого, я бы ему сказал пару ласковых. Дурак. Себе жизнь загробил и другим… Дурак, - еще раз крепко сказал дядя Коля. - Нашел радость в жизни. Пьют же люди, но не так же, чтобы все за ее, гадину, отдавать. Все, самое дорогое…

Дядя Коля закурил и долго молчал.

Ехали шагом.

Дождик перестал сеяться. Кое-где показались на небе звезды. По селу лаяли собаки. Разговаривали невидимые люди, слышался молодой беспечный смех. Близко где-то били палкой по чему-то мягкому, по перине, наверно, и приговаривали:

- Ты гляди, что делается - пыли-то! Пыли-то!

- Ничего, Витька… - заговорил дядя Коля. - Этот дядя Володя-то, он неплохой мужик. Пить хоть не будет. Не витязь, конечно… но уж… что теперь? Черт его бей - уж хоть такой: все хоть поможет вам. Все мужик в доме…

Витька представил почему-то, как дядя Володя танцует в их доме летку-енку. За него - сзади - держалась мать и тоже подпрыгивала. А за матерью подпрыгивали дед Наум, Юрка, разные молодые тети, подружки материны…

…Когда приехали домой, у Витьки окончательно созрел план действий.

У ворог дядя Коля соскочил с коня, открыл одну воротину, впустил Витьку.

- Расседлай его и насыпь овса. Седло в сенцы занеси - дождь, наверно, опять будет. Я пошел на собрание. Сам раздевайся и лезь сразу на печку.

Дядя Коля пошел от ворот и сразу пропал из виду, растворился в чернильной темноте.

Витька подождал, когда совсем затихнут его шаги, выехал из ворот, подстегнул коня…

Мерин разохотился в беге, нес ровно, быстро. Витька сперва ждал, что он где-нибудь споткнется, потом успокоился. Дорогу конь находил сам.

…К рассвету Витька приехал домой.

Мать спала, когда Витька въехал во двор. Она услышала стук копыт, вскочила. Прильнула лицом к окну.

Витька соскочил с коня, набросил повод на штакетину, постучал в дверь.

- Кто там? - Мать не на шутку испугалась.

- Я, - сказал Витька.

- Витя?! - Мать трясущимися руками долго отодвигала засов и все повторяла: - Господи, да что же это?.. Господи!.. Витенька, родной ты мой-то! - Она обняла сына, прижала к себе. - Господи!.. Да ты как? А дядя Коля где?

- Я один.

- Оди-ин?! - От испуга мать даже запела. - Да ты что? Да как же? Да говори ты скорей, Господи!.. Не случилось ли чего с вами дорогой-то?!

- Нет. - Витька прошел в комнату, дождался, когда мать включит свет. Огляделся - искал, видно, признаки присутствия в доме чужого человека.

Мать во все глаза смотрела на сына.

- Да что случилось-то, Витька?!

- Ничего. - Витька присел на краешек кровати, долго молчал. И мать молчала, смотрела на Витьку… Какой-то он был странный, повзрослевший, что ли.

- Мам… - Голос у Витьки чуть дрогнул. - Ты… замуж-то не выходи. Не надо. Я теперь послушный буду. Учиться… ладно уж - хорошо буду. Мне только захотеть - я сумею… - Витька говорил негромко, с трудом. Смотрел куда-то в сторону.

Мать вспыхнула горячим румянцем, посмеялась - совсем некстати…

Заговорила торопливо, фальшиво как-то - она что-то вдруг растерялась.

- Да тебе кто сказал, что я замуж-то выхожу? Во!.. Ты откуда взял-то? Ты что?

- Пойду коня расседлаю, - сказал Витька.

Когда он вышел, мать скоро натянула платьишко, покружилась по комнате, не зная, что сделать, потом села к столу и заплакала. Плакала и сама не понимала отчего: от радости ли, что сын помаленьку становится мужчиной, от горя ли, что жизнь, кажется, так и пройдет… так и пройдет теперь.

Когда Витька вошел, она еще плакала.

Витька сел напротив матери… Неловко, бережно тронул ее по волосам - погладил.

- Не надо, мам.

- Я ничего, сынок. Я - так. Чаю хочешь?

- Я насовсем приехал…

- Ну и хорошо! Это хорошо, сынок. Я бы в субботу сама за тобой приехала. Плохо мне без тебя… Не могу.

…Когда Витька засыпал уже в своей маленькой горенке, в своей родной кровати, он слышал неясно: приехал дядя Коля. Обрывки разговора слышал.

- Да уж вижу, вижу - конь-то стоит. Отлегло от сердца… Чуток не рехнулся, ей-Богу, - гудел дядя Коля. - Ладно бы свой… А тут - вдвойне…

- Утром… не рассвело хорошо, слышу: стук - воротца стукнули…

- Да, главное, пришел домой, разделся, лег уж - я-то! Ну, спит, думаю. И мои - тоже - не хватились. А потом вспомнил: а чего же конь-то не заржал? А он у меня всегда: как прихожу откуда ночью, потихоньку всегда заржет. Соскочил да в сарай - нет коня…

- Я-то думала: вы вместе ехали-то. Думаю, задержался где…

- Думали, думали, - сказал полусонный Витька. - Я думал, ты думал, он думал… Мы думали.

Потом, совсем уж сквозь сон, едва-едва - слышал:

- Да почему? Почему? Ты можешь толком мне объяснить?

- Не могу. Сама толком не знаю: не лежит душа, и все. Хоть ты что! Сама себя уговаривала, убеждала - не могу. Лучше век одна буду жить, только… Нет! Нет, нет и нет!

- Во! - удивился дядя Коля. - Это даже суметь надо - так опротиветь за короткий срок. Чем уж он так насолил-то?

- Да, наоборот, все хорошо. Ни одного грубого слова… Нет, все хорошо. Только - нет, и все тут.

- Ну, на нет и суда нет. Насильно мил не будешь, не зря говорят. Ладно… Я думал, у вас выйдет что-нибудь… Ладно…

Дальше Витька не слышал. Заснул.

Проснувшись, Витька маленько поперебирал свое хозяйство: бильярдные шары, подковы, покрышку футбольного мяча, лампочку от автомобильной фары, зеркальце автомобильное… Все было на месте.

В прихожей комнате, на столе, лежала записка:

"Витя! Я поехала на базар. Поешь молоко и хлеб. Все в шкафу, скоро приду".

Витька открыл шкаф… Но есть не хотелось… Он вышел из дому.

Пошел к Юрке.

Старик и Юрка были дома. Очень обрадовались, увидев Витьку.

- О!.. Кто к нам пришел-то!

- Витька?.. Эгей! - смешно обрадовался старик. - На побывку, что ли?

- Совсем, - сказал Витька.

- Совсем? - удивился Юрка.

- Совсем. - Витька тоже был очень рад. Но он радость свою никогда особо-то не показывал. - Чего делаете?

- Чего делаем? - переспросил старик. - Мы тут, брат Витька, с разных сторон жизнь окружаем: я - сзади, он - спереду. Я себе гроб вот строгаю, вроде того, что досвиданькаюсь с ей, с жизней-то, а Юрка в лоб ей метит - переделать норовит. - Старик и правда строгал какие-то доски, но вид у него был вовсе не печальный. - Вот чем мы тут занимаемся, Витька.

Витька посмотрел на Юрку: правда ли, мол, что гроб-то?! Юрка кивнул, что правда.

- Я уж тут убеждал, убеждал его - бесполезно, - сказал он.

- Нет, тут вы меня не убедите. В своем гробике буду лежать… Своими руками сделанный.

- Во дает! - сказал Витька.

- Я ее, каждую тесиночку-то, с лаской обделаю, аккуратно… Как жених в ем буду лежать!

- Да зачем?! - загорячился было Юрка. - Что за… дикость такая?

- Это не дикость. Какая дикость? У нас в деревне все старики так: кто мог, завсегда сам себе гроб делал. Что я, не знаю, какой мне гроб сделают? Тяп-ляп - и готово. Лежи потом… в хреновом гробу. Там сук вылезет, там трещина… На кой мне это надо? Я лучше сам… все тут по-людски сделаю.

- А что, заболел, что ли?

- Ничего подобного. С пенсии - опять заболею. А так - ни одно ребрушко еще не ноет. А гроб… Сделаю - пусть стоит, места-то не простоит. Вот так, ребятушки, так, орелики мои… Ничего тут удивительного нет: все помрем! Я уж, слава Богу, пожил. Да ишо поживем! Пенсия вон скоро… масла опять купим в магазине… - Старик искренне засмеялся. - По Юркиному учению - это масло. Потом хворать полезу на печку…

- Вот логика! - сказал Юрка, тоже улыбаясь. - Железная. А чего ты приехал, Вить?

- Да этот гусь-то… он больше не будет ходить. Мама не велела больше.

- Да?

- Да.

- Давайте чай пить, раз такое дело! - весело сказал старик. Отложил рубанок, стряхнул с рубахи и со штанов стружки. - Счас медку принесем, яблоков… Заварим чай с парами. Слыхали такой - чай с парами?

- Нет. А как это?

- А вот счас сделаем. Это меня один сибиряк научил… У их там холода страшенные, вот они и выдумали чай с парами. Подмети пока, Юрка, а я за медом схожу. Подмети, чтоб и мы в чистоте посиживали и чаек попивали. Будем чаек попивать и беседовать.

Старик вышел, а Юрка взял веник и стал подметать.

- Хорошо в деревне? - спросил он.

- Хорошо. Только скучно.

- Ну, это ты… не понимаешь. Разве там скучно? Это ты один там оказался, поэтому тебе показалось скучно. А так-то там не скучно.

- Может быть. Мне здесь больше нравится.

- Ну, конечно, - согласился Юрка. - Хорошо, что ты приехал.

- Я там скучал без вас, - признался и Витька.

- Мы тоже тебя тут вспоминали…

Вошел старик.

- Вот и медок. Счас… загуляем, запьем и ворота запрем. Не журись, ребяты, - не пропадем!

Позови меня в даль светлую

Назад