- сказала няня торопливо, вызывая Сашеньку в другую комнату, - продавайте, барышня!
- Да, я продам, непременно продам! - проговорила Сашенька с обиженным чувством.
- Продавайте! Дедушка-то заплатил всего две тысячи за него, за новый!.. Пять тысяч дает! Да уж вы не мешайтесь, оставайтесь здесь: шесть возьму!..
- Продавай! Я не хочу в нем жить, - проговорила со слезами на глазах Сашенька.
- Пять тысяч капитал, а мы квартерку найдем рубликов за двести, так без хлопот будет.
И няня вышла к покупщику.
- Пять тысяч не деньги, любезный, - сказала она ему, - барышня и не подумает отдать за эту цену… Шесть, если хочешь.
- Как можно! Да уже так, дом-то мне понадобился: двести набавлю.
- И не говори!
- Пять тысяч пятьсот угодно? А нет, так просим прощенья, - сказал мещанин, обращаясь к двери.
- Ну, погоди, спрошу барышню.
Дело уже было решено, дом продан, задаток взят, пришел Порфирий.
- Здравствуйте, - проговорил он тихо, как виноватый, подходя к Сашеньке.
- Здравствуйте, - отвечала она ему, не поднимая глаз.
- Ты на меня сердишься, Сашенька, - сказал Порфирий после долгого молчания.
- Сержусь, - отвечала Сашенька.
- За что ж?
- Я вас просила, вы не послушались, вы продали свой дом.
- Он очень стар: на него на починку надо было издержать, Семен говорит, тысячу рублей… - начал Порфирий в оправдание себя. - Я и нянюшке говорил, и она советовала мне продать, а жить в вашем…
- А я по совету нянюшки продала свой, - сказала Сашенька.
- Продали!
- Продала.
- Ну, если так… - проговорил Порфирий.
- Куда вы?
- Мне надо идти нанимать квартиру, - отвечал он и бросился вон.
- Порфирий! - хотела вскрикнуть Сашенька, но голос ее замер.
VI
Покупщик двух домов распорядился умнее Порфирия и Сашеньки: соединил оба дома пристройкой, подвел под одну крышу, и вот, не прошло месяца, из двух старых домиков вышел один новый, превеселенький дом: обшит тесом, выкрашен серенькой краской, ставни зеленые, на воротах: "дом мещанки такой-то", "свободен от постоя" и в дополнение: "продается и внаймы отдается".
Один бедный чиновник, но у которого была богатая молодая жена, тотчас же купил его на имя жены и переехал в него жить.
Но в доме нет житья.
Покуда домики были врозь, все было в них, по обычаю, мирно и тихо и на чердаке, и на потолке, и за печками, и в подполье; ни стены не трещали, ни мебель не лопалась, ни мыши не возились.
Но едва домики соединились в один, только что чиновник с чиновницей переехали и, налюбовавшись на свое новоселье, легли опочивать, рассуждая друг с другом, что необыкновенно как дешево, за двадцать-за-пять тысяч купили новый дом, с иголочки, вдруг слышат в самую полночь: поднялись грохот, треск, стук, страшная возня в земле, по потолку точно громовые тучи ходят, то в одну сторону дома, то в другую.
Молодые с испугу перебудили людей.
- Э-эх, почивали бы лучше в полночь-то, так и не слыхали бы ничего, - сказала кухарка, которая всегда крепко спала в законный час, а во время дня только дремала.
Но старик дворник, выслушав рассказ господ, качнул головой и решил, что дело худо: верно, домовому не понравились жильцы!
- Ах ты старая баба! - сказала кухарка.
- Я ни. за что не останусь здесь жить! - вскричала перепуганная молодая хозяйка. - Ни за что!
И на другой же день муж ее выставил на воротах: "отдается внаем" - и тотчас же по требованию жены должен был нанять квартиру и переехать.
Вскоре один барин, проезжая мимо, остановился, прочел: "продается и внаймы отдается, о цене спросить у дворника", осмотрел дом и решил нанять.
- Так ты сХоди же к хозяину, узнай о последней цене, - сказал он, давая дворнику на водку. - Ввечеру я заеду.
- Слушаю, слушаю, - отвечал дворник.
Ввечеру он опять приехал.
Это был Павел Воинович.
- Ну что?
- Да что, - отвечал дворник, который успел уже клюкнуть на данные ему деньги и не мог ничего таить на душе. - Я вот что вам доложу, дом славный, нечего сказать… славный дом…
- Да что?
- А вот что: кто трусливого десятка, тому не приходится здесь жить.
- Отчего?
- Отчего? а вот отчего: я по совести скажу… тут водятся домовые.
- Э?
- Право, ей-богу! по ночам покою нет.
- А днем? - спросил Павел Воинович.
- Днем что: днем ничего, только по ночам.
- Так это и прекрасно, - сказал барин, - я не сплю по ночам, я сплю днем, так ни я домовых, ни домовые не будут меня беспокоить.
- Э? разве? Да оно и правда, что у господ-то все так… Ну, если так, так что ж, с богом… другой похулки на дом нельзя дать…
хоть у самого хозяина спросите, он сам то же скажет.
Таким образом, несмотря на предостережение дворника, барин нанял дом, переехал. На первый же день новоселья пригласил он пять-шесть человек добрых приятелей к обеду и в ожидании гостей, похаживая себе с трубкой в руках и в халате и в туфлях, посматривал, так ли накрывают люди на стол, полон ли погребок, во льду ли шампанское, греется ли лафит, все ли в порядке. Гости-приятели съехались. Обед на славу, вино как слеза.
Присутствовавший тут же поэт, подняв бокал, возгласил:
Я люблю вечерний пир,
Где веселье председатель,
А свобода, мой кумир,
За столом законодатель,
Где до утра слово пей!
Заглушает кряки песен,
Где просторен круг гостей,
А кружок бутылок тесен.
- Ну, извини, любезный друг, до утра у меня пить нельзя, - сказал хозяин, - невозможно!
- Это отчего? Это почему?
- А вот почему: этот дом я нанял у самого дедушки-домового с условием, чтобы ночь я проводил где угодно, только не дома. А так как скоро полночь, то я отправляюсь в Английский клуб. Вы видите, господа, что причина законная. Извините.
Пушкин захохотал, по обычаю, а за ним захохотали и все.
Но хозяин сказал серьезно, что он не шутя это говорит, и в доказательство крикнул: "Эй! одеваться скорее!"
На этот барский крик никто не отозвался: оказалось, что и в передней и в людской - ни души. Люди, уверенные, что господа занялись делом, пошли справлять новоселье.
- Ну, нечего делать, оденусь сам, - сказал Павел Воинович, - но на кого же оставить дом?
- А домовой-то, - крикнул Пушкин.
Эй, дедушко! ты не засни!
По-своему распорядися с вором,
Ходи вокруг двора дозором
И все, как следует, храни!
- Ха, ха, ха, ха!
- Ага! - раздалось с обеих сторон дома.
- Слышишь? отозвался, - сказал поэт, - теперь можно отправляться спокойно. Слышали, господа?
- Слышали, слышали!
- Если слышали, так можно отправляться, - сказал хозяин.
И все отправились.
Только что господа со двора, а люди на двор пришли, смиренно присели в передней, как будто нигде не бывали, моргают глазами, думают, господа забавляются себе.
- Чай, до утра просидят? а?
- Фу, как спать хочется!..
- Ну, здоров пить!..
- Вот это что, так ли пьют… да я…
- Тс! черт ты! ревет!
- Что, ничего.
Только что эту беседу в передней заменило всхрапыванье и свист носом, вдруг в комнатах поднялись стук, треск, возня.
- Вася! слышишь?
- А?
- Что это, брат, господа-то передрались, что ли? а?
- Что?
- Господа-то… слышишь, как возятся?..
- А бог с ними!
- Ну, и то.
И Вася и Петр задремали.
А между тем в дому как будто ломка идет.
Верь не верь, а вот произошла какая история. Мы уже сказали, что в обоих старых домиках было по домовому. Они преспокойно жили себе за печками и, видя, что все в порядке, хозяева благочестивы, лежали себе, перевертываясь с боку на бок. Когда Порфирий и Сашенька продали домики, пристройка и соединение их под одну крышу потревожили домовых, но они еще довольны были, воображая, что идет починка накатов и крыши.
Только что постройка кончилась и чиновник, купив новенький дом с иголочки, переехал на новоселье, домовой Сащенькина домика, с левой стороны, приподнялся в полночь осмотреть, попрежнему ли все в порядке.
"Хм, чем-то пахнет", - подумал он, выходя в пристроенную между домиками залу.
Домовой с правой стороны точно таким же образом отправился по дому дозором.
"Э-э-э! вот тебе раз! - подумал он, прислушиваясь. - Это что?.."
Только что он вышел в залу, вдруг что-то стукнуло его в лоб.
- Кто тут? - гукнул он.
- Кто тут? - отозвалось над его ухом.
- А?
- А?
- Кто тут?
- Хозяин.
- А-а-а! как хозяин? Я хозяин.
- Нет, я хозяин.
- Как - ты хозяин?
- Так, я хозяин.
- Нет, я хозяин! Вон!
- Вон? Сам вон!
Слово за слово, схватились, подняли такую возню, такой стук, грохот, что никак невозможно было чиновнику, и особенно жене его, не испугаться до смерти и не выбраться поскорей из дому.
VII
Каждую ночь домовые поднимали возню и драку на чья возьмет; но ничья не брала. То же было и в первую ночь, когда барин, нанявший дом, отправился со своими гостями в клуб.
Стало уже рассветать, когда он возвратился домой; но что-то не весел, ему нездоровилось. Ночь не спал, и день не спится.
Послал за Федором Даниловичем.
- Что?
- Нездоровится.
- Э? понимаю.
И Федор Данилович прописал что-то успокоительное.
- Это порошки?
- Порошки; принимать через час.
- Очень кстати! Я бы теперь принял лучше деньги.
- Это, конечно, лучше, - сказал Федор Данилович, отправляясь к другим пациентам.
Барин протосковал вечер; настала ночь, и он, (не) исполняя условия с домовым, лег спать и против обыкновения заснул.
На правой половине дома, где был дом старушки, бабушка Порфирия, барин устроил свой кабинет, а вместе и спальню. Тут же за печкой жил и домовой. Только что настала полночь, он встрепенулся, как петух со сна, и собрался с новым ожесточением на бой с соперником. Вдруг слышит, кто-то всхрапнул.
- Это кто?
И домовой подкрался к спящему, приложил ухо к голове. - Ух, какая горячая голова! - проговорил он, отступив от постели.
- Идет! - крикнул барин во сне, так что домовой вздрогнул и на цыпочках выбрался вон из комнаты.
- А? ты еще здесь? - гукнул домовой с левой половины, столкнувшись с ним в дверях.
- А ты еще не выбрался вон? - сказал, стукнув зубами, домовой с правой половины, вцепясь в соперника.
Пошла пыль столбом. Возили, возили друг друга - уморились.
- Слушай: ступай вон добром!
- Ступай вон, как хочешь, добром или не добром, мне все равно.
- Слушай: домов много.
- Много, выбирай себе.
- Ты выбирай, я постарше тебя.
- Это откуда… я и сам счет потерял годам.
- Не считай по годам, а мерь по бородам.
- У. меня обгорела в 12-м году.
- Слушай, пойдем на-мир.
- На-мир так на-мир. Давай мне дом с богатым убранством, со всеми угодьями, дом теплый, сухой, да чтоб в доме ни одной человеческой души не жило, чтоб дом был про меня одного, про дедушку-домового: я знать никого не хочу! Чтоб дом был игрушечка, а не дом.
- Видишь! Смотри, какой дом придумал: про тебя одного.
А кто такой дом будет про тебя строить?
- Не мое дело.
- Молоденек надувать.
- Ну, как знаешь.
- Постой, подумаю.
- Подумай.
- Подумаю, - повторил сам себе домовой с правой стороны, - подумаю, нет ли такой хитрости на свете.
Воротился за печку и стал думать; не лежится; вылез, ходит по комнате да твердит вслух: "Хм! игрушечка, а не дом! игрушечка, а не дом!"
- Что? - проговорил барин во сне.
- Построить дом, чтоб был игрушечка, а не дом! - отвечал дедушка-домовой, занятый своей мыслью и продолжая ходить из угла в угол.
- Игрушечка, а не дом, - затвердил и барин во сне, - игрушечка, а не дом!
Ночь прошла, домовой ничего не выдумал, а барин встал с постели, закурил трубку, велел подавать чай и начал ходить, как домовой, задумавшись - и повторяя время от времени:
- Игрушечка, а не дом!.. Что за глупая мысль пришла мне в голову, ничем не выживешь - построить в самом деле игрушечку, а не дом?.. А что ты думаешь? Построю!
Продолжая ходить по комнате, курить трубку за трубкой и рассуждать сам с собою о постройке не простого дома, а игрушечки, барин выведен был из этой думы докладом человека, что пришли из магазинов за деньгами.
- Ах, канальи! я им велел вчера приходить! - крикнул барин. - Мошенники! просто ждать не будут!., надо им еще что-нибудь заказывать… Кто там?
- Да там фортопьянный мастер, мебельщик, из хрустального магазина, да и еще из каких-то магазинов.
- Позови фортепьянного мастера.
Немец вошел.
- За деньгами?
Немец поклонился.
- Отчего ты вчера не пришел? а? - прикрикнул барин.
- Все равно, - отвечал немец.
- Нет, не все равно! вчера был день, а сегодня другой…
Ну, слушай, вот еще что мне нужно: можно сделать вот такой маленький рояль, в седьмую долю против настоящего?
- Хм! игрушка? я игрушка не делаю, - отвечал немец.
- Нет, не игрушка, а настоящее фортепьяно, в эту меру.
- Это что ж такое?
- А у меня есть такой маленький виртуоз, карлик, - ему играть… Можно?
- Хм! можна, отчево не можна, все можна за деньги делать.
- Так, пожалуйста, сделай… В седьмую долю…
- В седьмая доля? Хорошо. Только эта будет стоить то же, что настоящая рояль.
- 6 цене я ни слова, - сказал барин, - только сделай, а потом мы и сочтемся.
- Хм, - произнес, углубившись сам в себя, немец, которого заняла уже тщеславная мысль сделать крошечный рояль на славу. - Das lst ein kurioses Werk! - сказал он, выходя и забыв о деньгах.
Вслед за ним явился мебельный мастер, потом приказчик из хрустального магазина. Одному заказал барин роскошную мебель рококо, в седьмую меру против настоящей, другому в ту же меру - всю посуду, весь сервиз, графины, рюмки, форменные бутылки для всех возможных вин.
Таким образом началась стройка и меблировка игрушечки, а не дома. Знакомый живописец взялся поставить картинную галерею произведений лучших художников. На ножевой фабрике заказаны были приборы, на полотняной - столовое белье, меднику - посуда для кухни, - словом, все художники и ремесленники, фабриканты и заводчики получили от барина заказы на снаряжение и обстановку богатого боярского дома в седьмую долю против обычной меры.
Барин не жалел, не щадил денег.
Вот и готов не дом, а игрушка. Стоит чуть ли не дороже настоящего; остается, по обычаю, только застраховать да заложить в Опекунский совет.
Барин и призадумался об этом.
- Странная вещь, - говорил он сам себе, - князь Василий построил же гораздо глупее игрушечку, а не дом, в котором жить нельзя; его приняли в залог, а мой, я уверен, что не примут. А между тем закладывать дом необходимо: в старину закладывали до постройки, а теперь очень умно и расчетливо закладывают после постройки. Нельзя не закладывать!
VIII
Во все время, когда игрушечка, а не дом строился и снаряжался, дедушка-домовой с правой стороны был вне себя от радости и по ночам ходил вокруг него и потирал руки.
"Вот оно, - думал он, - как ухитрился свет-то… Барин этот должен быть колдун: только что я показался, тотчас узнал; только что задумался, как бы ухитриться, а он в угоду мне и выдумал!.."
- Ну, будет дом по твоему вкусу, - говорил дедушка-домовой с правой стороны своему сопернику.
- Посмотрим, - отвечал тот.
- Увидишь, - говорил этот.
- Ну, ладно, покажи.
- Постой, не готов.
- Э, лжешь!
- Верь, право-слово!
- Ну, смотри.
Прошло еще несколько времени до совершенного окончания и отделки домика. Дедушка нетерпеливо похаживает и сам дивится, как люди-то ухитрились.
- Истринно игрушечка, а не дом! Ну, надул же я его!
Наконец дом совершенно готов, дом на семи четвертях состоит из великолепного салона и столовой - она же и бильярдная. Салон - пол парке, обои шелковые, мебель роскошная - люстры, лампы, канделябры, зеркала, картины, рояль, словом, все.
- Ну, пойдем! - сказал домовой с правой стороны домовому с левой и привел его в кабинет. Барина, по обычаю, не было дома.
Ночь светлая; месяц отразился в окно на лаковом парке домика, на бронзе, на мебели: светло, как днем.
- Ну, где же?
- А вот, полезай за мной.
- Да это стол.
- Полезай!.. Ну, видишь? Что?
- Постой, борода зацепила… А-а-а-а! - проговорил с удивлением домовой с левой стороны, входя в резные золоченые двери салона.
- Что? а?
- Да! ах какая бесподобная вещь! что твоя печурка!
И домовой присел на кресла, потом на диванчик, потом прилег на подушку, шитую синелью по буфмуслину.
- Ну, спасибо. А это что? гусли?., а? славная вещь!., вот будет мне житье… роскошь! Не то что за печкой…
"В самом деле роскошь… - подумал дедушка с правой стороны. - Жаль и уступить… право, жаль!.."
- Бесподобно! аи спасибо! - продолжал дедушка с левой стороны, растянувшись на диване. - Так уж ты владей всем домом, живи за которой хочешь печкой, а я уж здесь и расположусь…
- Э, нет, погоди еще: ты видишь, что в доме еще и печей нет.
- В самом деле, печей нет, как же это забыли печи выложить?
- Без печей нельзя… зима настанет, замерзнешь.
- Нельзя, нельзя; да скоро ли их сложат?
Уверив, соперника, что к зиме сложат непременно, хитрый домовой спровадил его, а сам залег на диванчик и начал потягиваться и расправлять кости.
- Нет, приятель, извини: не видать тебе как ушей этого домика, я сам в нем буду жить… Как же это я прежде об этом не подумал? Какое спокойствие, удобства какие!.. Все как по мне делано… и зеркала какие… и все… фу, как люди-то ухитрились… Это что в засмоленных бутылках, постой-ка?..
И домовой отыскал между посудой и приборами штопор в меру, раскупорил бутылку шампанского.
- Мед!. мед-то какой! Фу, как люди-то ухитрились!..
Буль-буль-буль… выпил всю бутылку и заморгал глазами, прилег на диван и заснул.
А между тем и барин, построив не дом, а игрушечку, тотчас же, по современному обычаю строителей, заложил его. Поутру пришли за ним и понесли на носилках к заимодавцу.