Анна Егоровна ухаживала страшно за моим приятелем. Она за обедом так его угощала, что даже противно было видеть. Но мой приятель, казалось, был доволен всем этим. После обеда он без церемонии пошел спать, хозяин тоже. Анна Егоровна осталась со мной и барышнями, которым для моциона приказано было поиграть в серсо. Я принял участие в их игре. Анна Егоровна сидела на террасе в больших креслах и дремала, а может быть, только делала вид, что дремлет.
Барышни так были затянуты в корсеты, что очень скоро пришли в изнеможение и предложили мне обойти их сад. Только что мы скрылись за кустами от террасы, как лица барышень изменились; выражение их из веселого и наивного превратилось в зрело кокетливое.
Старшая потребовала, чтоб я подал ей руку, и жалась ко мне очень близко то от пчелы, то от паука. Остальные сестры шли рядом, давали мне нюхать цветки, которые так подносили к моему носу, что я касался губами их пальцев. Свою даму я не забывал и слегка пожимал ей ручку. Скоро начал я замечать некоторый раздор между сестрами. Две сестры скрылись, и мы остались одни. Разговор вдруг прекратился, и моя дама, томно потупив глаза, стала вздыхать. Я спросил ее, не скучает ли она деревенскою жизнью,
- Ах, очень! Вообразите, соседей нет решительно. Мы просто дичаем здесь каждое лето.
- А вы знакомы с Зябликовыми? - спросил я через несколько минут молчанья, которое становилось неловким.
При этом вопросе моя дама вздрогнула и пугливо спросила меня, в свою очередь:
- А вы видели ее?
- Кого?
- Их дочь.
- Как же, даже имел счастие провести с ней целый день.
Рука моей дамы слегка высвободилась из моей: она со вздохом сказала:
- Мы ее не видали, папа нам не велит даже упоминать о ней.
- Почему? - спросил я с притворным удивлением.
- Не знаю! - с наивностью, не менее притворною, отвечала барышня. И вдруг спросила меня кокетливо, играя своим зонтиком:
- А вы будете часто к нам ездить?
- Это будет зависеть от расположения вашего папа. Если он…
- О, он очень, очень будет рад. Мы будем делать парти де плезир. Одним дамам, не правда ли, очень скучно?
- А разве Иван Андреич редко у вас бывает?
- Да он все сидит с папа да о делах толкуют.
- Какой он странный, не правда ли?
Я сделал этот вопрос очень выразительно и слегка прижал ручку барышни, которая покраснела и томно потупила глаза.
- Жюли! Жюли! - раздались пискливые голоса барышень с разных концов.
Жюли, или моя дама, сделала недовольную мину.
- Жюли! Жюли! - еще пронзительней запищали ее сестрицы, и меньшая, выскочив из-за куста, сказала по-французски:
- Тебя зовет Анна Егоровна.
Жюли сделала гримасу своей сестре и, оставив мою руку, с необыкновенною любезностью сказала мне:
- Подождите здесь, я сейчас приду! - И она побежала с сестрой.
Не успел я сделать двух шагов, как словно из земли выросла средняя сестра, крича:
- Жюли!
И потом, как бы удивясь, воскликнула:
- Вы одни? Где же сестра?
- Она ушла.
- Вы соскучитесь здесь! Мы так отвыкаем от общества в деревне, что когда зимой приезжаем в Петербург, то наши кузены называют нас дикарками. Вы выезжаете на балы? Любите танцы? Я ужасно люблю вальс.
- И я нахожу, что это самый приятный танец,- отвечал я.
- Кажется, идет Жюли! Ах, давайте прятаться от нее! - схватив меня за руку и с силой таща за собой, сказала барышня.
Я последовал за ней, и мы прятались довольно долго от поисков Жюли, которая с досадою крикнула сестре:
- Анна Егоровна тебя зовет!
Мы вышли из засады и были встречены Жюли очень сердито.
Все трое мы отправились к террасе, на которой нашли Щеткина, моего приятеля и Анну Егоровну в дружеской беседе. Анна Егоровна строго спросила сестер, разумеется, все на французском диалекте:
- Где Мари? Я ее послала за вами.
Но в эту минуту принесли ягоды и фрукты, и все занялись ими.
Между разговором я упомянул о Феклуше. Как лица у всех вытянулись! Сморщенная фигурка хозяина дома, злобно усмехаясь, подмигнула моему приятелю на меня и сказала:
- Уже успели! Точно вороны ждут своей добычи, никого не пропустят, чтоб…
Приятель мой сделал недовольную гримасу, а Анна Егоровна заметила отцу семейства, что не следует в порядочном обществе, тем более где есть девицы, упоминать о такой девушке.
Приятель мой посмотрел на меня так, как бы желая сказать: "Видишь, не я один отзываюсь дурно о Зябликовых".
Желая удостовериться в своем подозрении, я начал подделываться под общее мнение о Зябликовых и сказал две-три плоские остроты на их счет, что доставило большое удовольствие как моему приятелю, так и всему обществу. Наивные барышни премило кусали губки, чтоб скрыть свои улыбки, на этот раз вовсе непринужденные.
Феклуше все вменялось в преступление. Ее одинокие прогулки в лесах, рыбная ловля. Они, то есть г-н Щеткин и Анна Егоровна, знали все, что делается в деревне Зябликовых, и доброту степных помещиков толковали в дурную сторону. Игра Феклуши на гитаре приводила в ужас наставницу. Спорили о ее годах, прибавили ей чуть ли не пять лет. Одним словом, все общество в продолжение двух часов только и говорило, что о Зябликовых, даже барышни принимали участие в разговоре.
- Я бы умерла от страха, если б очутилась одна в лесу, - сказала Жюли.
- И я бы! - подхватила меньшая.
- У ней руки и лицо, говорят, как у крестьянки. Она никогда не носит ни перчаток, ни шляпки.
- Mesdemoiselles, mesdemoiselles! - воскликнула строго, как бы опомнясь, Анна Егоровна своим воспитанницам.
"Так вот где нашел мой приятель простоту и радушие!" - подумал я, и мне захотелось отомстить ему.
Когда стало темно, я успел по очереди каждой сестрице пожать ручку и дать ей заметить, что я всякий день хожу на охоту около их деревни рано поутру.
На возвратном пути приятель мой, очень ловко подметивший впечатление, сделанное на меня семейством Щеткиных, лукаво спросил:
- Ну что, похожи они на твоих хитрых простаков? Небось сам смеялся своей глупости сегодня. Я тебя уверяю, что если ты чаще будешь бывать у них, то я не поручусь за твое нежное сердце.
Я от души захохотал, и друг мой, не поняв моего смеха, вторил мне очень искренно.
На другое утро я отправился с ружьем бродить в лесу около деревни Щеткиных и вовсе не был удивлен, встретив Анну Егоровну с воспитанницами; они ужасно испугались меня.
- Здесь такая глушь, что один вид мужчины наводит ужас, если он внезапно явится, как вы! - сказала Анна Егоровна.
Барышни все одеты были в утреннем наряде и так показались мне противны, что я недолго оставался с ними и поспешил к речке, где надеялся найти Феклушу.
Боже мой, как она похорошела для меня после дня, проведенного с благовоспитанными барышнями! Как умен и прост ее взгляд, сколько в ней наивности, самой искренней! Как оригинальны ее вопросы и ответы! Я подъехал к речке, привязал лошадь к дереву и поспешил к знакомому месту.
Мне показалось странным, почему сердце мое сильнее забилось и краска бросилась в лицо, когда я нашел пустым место, где сидела Феклуша последний раз. Мне так захотелось посмотреть на ее личико, редкое по своему простому выражению, что я побрел по берегу речки к дому в надежде встретить ее.
Малейший шорох на другом берегу заставлял меня радоваться, но напрасно. Я почти подошел к оврагу, которым Феклуша имела обыкновение ходить домой; но ее тут не было. Я рассердился на самого себя и быстро вернулся домой, вновь удивляясь своему капризу. На памятном месте первого знакомства увидел я рябую Федосью за тем же занятием, то есть за полосканьем белья. Я ужасно обрадовался и на этот раз не испугал ее своим неожиданным появлением, а предварительно кашлянул.
Федосья подняла свое сердитое лицо от работы и поклонилась мне низко, когда я приподнял фуражку свою и сказал:
- Здорова?
- Нешто!
- Господа здоровы?
- Бог милует! - отвечала отрывисто рябая девка и занялась своей работой.
Помолчав, я спросил, стараясь как можно более придать равнодушия своему голосу:
- А барышня отчего не ловит рыбу сегодня?
- Мне, что ль, она сказывает, когда не ловит!
- Да она здорова?
- Нешто!
Федосья была самая несносная из горничных, каких я знавал. Обыкновенно они на один вопрос отвечают всегда в десять раз более, а эта так была скупа на слова, что от нее ровно ничего не добьешься.
- Скажи-ка мне, Федосья, не сердится ли твоя барышня на меня?
Рябая девка, вывертывая чулок, дико посмотрела на меня и очень бесцеременно произнесла:
- Знать, замарал хвост? Я-то почем знаю!
- Я приехал бы к вам, да боюсь…-Сам не знаю, как я взял ее в поверенные к себе.
- Что бояться! Небось не съедят! - шумя в воде чулками, отвечала Федосья.
В эту минуту я вздрогнул, Феклуша явилась из-за куста, неся на плече удочку и все остальные снаряды в плетеной корзинке. Печально-насмешливая улыбка на ее губах ясно доказывала, что она слышала мой разговор с Федосьей. Я так потерялся, что не поклонился Феклуше, она первая мне поклонилась.
Федосья, указывая презрительно на меня головой, сказала своей барышне:
- Спрашивал меня…
Я чуть не кинулся на Федосью, чтоб зажать рот глупой болтунье, но Феклуша предупредила меня, вероятно поняв мое жалкое положение, и обратилась ко мне с вопросом: здоров ли я?
- Почему вы так поздно сегодня пришли ловить рыбу? - спросил я.
Феклуша пошла далее.
- Позвольте мне сегодня ловить рыбу с вами? - спросил я.
- Я взяла одну удочку,- как бы смешавшись, сказала Феклуша, остановилась и посмотрела на меня.
Моя фигура выражала такую кротость и мольбу, что, верно, тронула девушку. Я робко заметил, что могу сделать удочку из хорошего сучка, если только у нее есть лишняя леса.
- Есть, нельзя без запасной лесы идти ловить рыбу.
И она указала мне дорогу, как ближе можно перебраться на другой берег.
Когда я прибыл к Феклуше, то она уже сидела с удочкою в руках и для меня готова была другая. Я сел возле, и из страха напомнить ей о моей дерзости с ней при первом моем знакомстве я так вел себя осторожно, что даже ничего не говорил.
Феклушу это заметно ободрило: она учила меня, как ловить рыбу.
- Вы не видали никогда Щеткиных барышень? - спросил я.
- Очень часто в церкви. Даже они раз были у нас за семенами наших дынь,-отвечала Феклуша.
- Скажите, пожалуйста, почему вы не продолжаете знакомства с ними?
Сказав это, я раскаялся: лицо Феклуши вспыхнуло; я испугался, что опять оскорбил ее, и поспешил сказать:
- Впрочем, вы хорошо и делаете. Вы знаете, они из числа ваших врагов.
- Право, не знаю, за что они все нас не любят,- отвечала довольно равнодушно Феклуша.
- Я думаю, вас очень возмущает, что все ваши соседи такие глупые и злые на язык.
- Мне все равно, вот только папеньку и маменьку огорчают; особенно когда придешь в церковь: все сторонятся, возле кого ни станешь.
Мне показалось, что глаза девушки увлажились слезами, но я не заметил и тени озлобления в ее лице и голосе. Каждое слово ее, движение, взгляд я невольно сравнивал с воспитанными в строгости девицами Щеткиными; сравнивал нашу настоящую беседу за три версты от дома, с глазу на глаз в лесу и прогулку мою вчера в саду в двадцати шагах от террасы, где сидела страшная блюстительница нравственности; сравнивал и живой румянец на щеках Феклуши с краской на лоснящихся лицах наивных барышень… Их руки, хотя белые и с выточенными ногтями, никуда не годились в сравнении с загорелыми ручками степной девушки. Гибкость талии Феклуши, пушистость волос ее - все в ней дышало неподдельностью и роскошной простотой. Сколько нежности, веселости и часто грусти в ее взгляде; улыбка на ее губах, не смазанных розовой помадой, так была увлекательна. Я просидел очень долго с удочкой в руках, и если бы Феклуша не собралась домой, я готов был бы хоть целый день смотреть на нее и слушать ее голосок.
Провожая ее, я даже не осмелился предложить ей свою руку и удовольствовался тем, что нес снаряды рыбной ее ловли.
У сада я простился с ней, искренно благодаря ее за снисхождение ко мне. Она просила меня завтракать, но я чувствовал сильное волнение и отправился домой.
Дома я нашел гостя - г-на Щеткина, который объявил мне, что приехал собственно ко мне с визитом, насказал мне кучу комплиментов и просил меня быть домашним человеком в его семействе.
- Мои дочери еще дети и не могут вас занять, как петербургские дамы, но если вы будете невзыскательны к ним, то я надеюсь, что будете нас посещать. Ваш товарищ,- и Щеткин указал своими плутовскими глазками на моего приятеля, - вот он понял наше семейство. Мы ищем в деревне отдыха. С придворными нужна политика, а здесь я хочу простоты, радушия, хочу дышать чистым воздухом да пожимать благородные руки таких редких молодых людей.
И он пожал руку моего приятеля, потом мою.
Когда уехал гость, настоятельно прося нас приехать после обеда к нему, приятель мой очень лукаво начал поглядывать на меня, потирал руки, кряхтя выразительно, даже пощипал на гитаре, мурлыча какие-то слова, наконец не выдержал и спросил меня:
- Что, ты завтра намерен также идти рано поутру на охоту?
- Да! - отвечал я очень серьезно, и приятель мой предался необыкновенной веселости, так что его смех надоел мне; я спросил его, что находит он смешного в моих прогулках.
Приятель мой, смеясь, сказал мне:
- Ну, которая! Неужто во всех трех? Ах ты Сердечкин! Ну, где тебе подметить что-нибудь!
Эти слова были произнесены с сожалением. Я был очень доволен на этот раз проницательностью моего приятеля и, не стараясь его выводить из заблуждения, сказал сердито:
- Какие у тебя шпионы! Все тотчас тебе пересказывают.
- Ишь хитрец, подслушал, что едут гулять, и махнул с ружьем, будто нечаянно! Ха, ха, ха! - продолжал Иван Андреич.
Мне было хотелось разочаровать его в дальновидности и объяснить, что не я, а его наивные барышни приезжали в лес для свиданий со мной; но я удержался: мне хотелось покороче узнать пугливых барышень, которые готовы были умереть от страху, очутясь одни в лесу.
Мы приехали в этот вечер очень поздно к Щеткиным. Иван Андреич по своей врожденной проницательности открыл во мне страшное нетерпение ехать в гости, откладывал как можно далее поездку и тешился моими страданиями.
Самовар давно был на столе, когда мы приехали к Щеткиным. Жюли разливала чай, все семейство сидело вокруг стола. Я поместился между двумя сестрами и так был неловок в этот день, что мои ноги часто встречались с ножками барышень. Когда мы пошли сделать несколько туров в саду по случаю теплой лунной ночи, то Мари успела мне тихо сказать:
- Какой вы злой! Почему так поздно приехали?
Жюли, в свою очередь, упрекнула меня и ловко дала заметить, что она завтра рано встанет и будет в поле собирать васильки.
Одна Лиз была молчалива; но когда я ей подал нечаянно уроненную ею перчатку, то она очень выразительно пожала мне руку.
Анна Егоровна, как я заметил, еще не совсем отказалась от надежды на перемену своей судьбы. Она, кажется, была заинтересована моим приятелем. Но надо отдать ей справедливость, что в то же время она содействовала очень усердно завербованию женихов своим воспитанницам. Она рассказывала нам со слезами о кротости, послушании их, о их дружбе между собой и прочее.
- Ах, как они дружны! Это поразительно! - восклицала она.- Очень часто Мари приходит ко мне, целует меня и говорит: "Как я счастлива, что у меня такие сестры!" Они меня так любят, что я не знаю, как благодарить судьбу, и, вообразите, они все поклялись не разлучаться и умереть с папа. Не правда ли, какие они еще дети? Я даже боюсь, хорошо ли я делаю, что оставляю их в этих понятиях. Как вдруг резок будет переход к действительности! Впрочем, пусть они блаженствуют, зачем пугать их юное воображение!
Слушая Анну Егоровну, я думал, что подобных барышень можно напугать только одним, именно предсказанием, что они не перейдут к действительности, то есть не выйдут замуж…
Каждое утро я виделся с Феклушей и скрывал это от моего приятеля. По вечерам же мы ездили с ним к Щеткиным. Я, впрочем, скоро сделался причиной раздора между сестрами. Каждая поверяла мне тайны сердца другой сестры, так что я узнал все секреты трех барышень. Особенно поражала меня Мари своей хитростью и смелостью; старшие сестры из ревности мешали друг другу говорить со мной, видеться в беседке по вечерам. Мари всему была причиной: она ловко разжигала самолюбие их, и пока те ссорились, Мари смеялась и острила на их счет, гуляя со мной по тенистым аллеям сада.
Успехи мои так быстро шли вперед, что я почувствовал некоторое отвращение ко всему семейству Щеткиных и в одно прекрасное утро рассказал моему приятелю кокетство со мной барышень, плутовство отца и мнимую строгость Анны Егоровны.
Вследствие этого между нами чуть не повторилась ссора, бывшая за Феклушу; но на этот раз мы ограничились деликатными колкостями, сдержали свой грубый гнев и с этой минуты разделились на две партии. Я за Зябликовых стоял горой, а мой приятель превозносил семейство Щеткиных. Я открывал ему глаза насчет лицемерства смелых девиц, а он возмущался моей слепотой и страшился за мою будущность. Между тем семейство Щеткиных, разгневанное моим предпочтением семейству Зябликовых, к которым я начал ездить всякий день, а у них перестал бывать даже с визитами,- это семейство занялось распусканием самых несбыточных сплетен насчет меня и Феклуши, а я с каждым днем все более и более открывал в Феклуше богатства самородного ума и поэзии. Я был влюблен, и притом так сильно, что приходил в отчаяние, не замечая в степной дикарке взаимности.
Кончилось тем, что Щеткины распустили такую историю о наших прогулках в лесу, что мне более ничего не оставалось, как жениться на Феклуше.
Несколько дней я ходил мрачный, нося в себе великодушную решимость на геройский подвиг, который, в сущности, был очень естествен; я смотрел сам на себя как на человека, приносящего жертву.
Я уже составил план, что, женясь на Феклуше, немедленно увезу ее за границу для придания ей того лоска, отсутствие которого в ней так пленяло меня. После моего решения мне даже стали казаться неприличными ее страсть к рыбной ловле, ее пренебрежение к своей красоте. "Надо, чтоб она хоть надевала шляпку и перчатки, ловя рыбу",- пресерьезно думал я, утомленный более важными мыслями.
"Ну, а если она не оставит свою гитару?" - задавал я себе неожиданно вопрос и краснел, воображая Феклушу, свою жену, играющую в нашем салоне на гитаре.
Какая мука быть нерешительным! Я десять раз начинал свое объяснение с Феклушей и все откладывал, но не потому, чтобы я боялся отказа,- подобная мысль и не приходила мне в голову. Она, бедная девушка, всеми презираемая, без денег, без светского образования, не могла отказать человеку, который носил фамилию довольно старинную, был не без состояния, молод и не безобразен собой. Если я до сих пор видел равнодушие со стороны Феклуши ко мне, так это очень было понятно. Запуганная девушка, может быть, не позволяла себе увлекаться. Но когда она услышит о возможности взаимности, то, верно, радость, чувство благодарности пробудят в ней любовь… Одним словом, я воображал себя рыцарем угнетенной красоты и невинности.