Степная барышня - Авдотья Панаева 8 стр.


Я дал заметить Ивану Андреичу о моем намерении, чтоб несколько насладиться своим благородным поступком. Его ужас за мою будущность, мольбы одуматься и т. п. удостоверили меня еще более в героизме моего замысла, и я избрал наконец день объяснения.

Феклуша была на реке за своим занятием. Я подсел к ней. Мое встревоженное лицо, нетвердый голос - я был уверен - обратят на меня особенное внимание девушки и дадут мне повод начать поэффектнее мое предложение; но рыба ловилась как назло очень удачно, и я должен был не только начать разговор, но даже напомнить о своем присутствии.

- Фекла Григорьевна! - сказал я довольно трагически и тем обратил на себя внимание девушки; она посмотрела на меня вопросительно, я продолжал в том же тоне: - Скажите мне откровенно, будете ли вы искренно отвечать мне на все мои вопросы?

- Я разве когда говорила неправду? - с удивлением спросила она.

- В сию минуту откровенность ваша необходима, вопросы мои слишком близки моему сердцу.

И я наслаждался заранее, какое должны впечатление произвести мои слова на слушательницу, не подозревавшую о предстоявшем ей счастии.

- До вас, вероятно, доходят сплетни насчет наших прогулок? - продолжал я.

Феклуша вся вспыхнула, судорожно сжала свои губы и сдерживала ускоренное дыхание.

- Вас это не возмущает? - спросил я ее, желая пользоваться всеми выгодами своего положения.

- Чем же я могу пособить! - с грустью спросила Феклуша и, верно не желая продолжать разговора, оскорбительного для ее самолюбия, осмотрела червя на крючке и хотела закинуть в воду - но я не допустил ее до этого и, возвыся голос, сказал гордо:

- Неужели вы думаете, что я спокойно могу это слышать?

Феклуша, закидывая удочку, отвечала:

- Что же делать! Я знаю, вы не верите ничему! Пусть их говорят, что хотят! Но мне только досадно и больно, когда моя мать плачет об этом. На днях приезжала нарочно к нам попадья всякие глупости пересказать про нас, слышанные у соседей,- и так огорчила отца и мать, что я…

Феклуша не окончила речи и отвернула личико от меня. Я был доволен. Она должна была сильнее почувствовать мой благородный поступок.

- Я давно имел намерение заставить молчать дураков ваших соседей, но боялся,- (я лгал даже в самую важную для меня минуту жизни: как глубоко сидит в нас привычка лгать!) - чтоб вы не сочли мое предложение вынужденным… Я… я хочу жениться на вас!

Произнеся эту страшную для всякого мужчины фразу, я так оробел, что мне даже пришли на память снова многие подозрения моего приятеля насчет Феклуши. Меня удивило молчание Феклуши и еще более спокойствие, с каким глаза ее были устремлены на поплавок, колыхавшийся на воде.

- Что же вы молчите? - спросил я обиженным голосом.

- Что же мне отвечать на шутку?

- Как шутка! - воскликнул я с жаром и, забыв свою заученную роль, старался показать искренность моих чувств и слов.

Феклуша наконец прервала меня и очень серьезно сказала:

- Если все это не шутка и вы твердо решились жениться, то я вам скажу прямо: замуж я не пойду!

- Значит, вы любите кого-нибудь другого. Неужели Иван…

Феклуша не позволила мне выговорить все имя моего приятеля и сделала знак рукой, чтоб я замолчал. В ее взгляде я заметил сильное презрение, но оно скоро исчезло, и она твердым голосом произнесла:

- Я ни за кого не пойду замуж, никогда, никогда!

Последние слова резко раздались по реке.

Я вздрогнул и спросил о причине такого решения. Феклуша с грустью отвечала:

- Я была еще ребенком, как моя сестра страдала и умерла. Я тогда же дала слово никогда не быть ничьей невестой.

- Но это ребячество! - воскликнул я.

- Может быть, но до сих пор я не изменяла себе.

- Неужели вам никто не нравится из мужчин? Вы не дитя,- горячась, заметил я.

- Я так мало вижу их, а тех мужчин, которых я знала…

Феклуша остановилась и продолжала весело:

- Оставим этот разговор, я не люблю вспоминать старого!

- Нет, я хочу знать одно. Вы равно всех презираете? Я едва мог верить своим ушам, что получил отказ. Феклуша необыкновенно мягко и нежно произнесла:

- Я никого не люблю!

Я убежал от Феклуши; слезы приступили к моим глазам. Не знаю, отчего я плакал: от угрызения ли совести, что и я был участником тех жестоких оскорблений девушке, которые, может быть, навсегда лишили ее всей поэзии жизни, или от более естественной причины - от глубоко уязвленного самолюбия? Я долго не мог опомниться. Мне казалось невозможным такое равнодушие девушки к моим жертвам. Я страдал, готовился так долго, думал найти искреннюю благодарность и безумную радость… И что же? Презрение мне было наградой за все. Мне казалось невероятным, чтобы слова Феклуши были искренни. Я думал, что ее гордость жаждала мести, насытилась и теперь, через несколько дней,

Феклуша сама даст мне заметить, что оценила и взвесила всю важность и благородство моего поступка…

Когда я вернулся домой, мой приятель встретил меня с такой печальной миной, что, я уверен, не более печально встретил бы он мой холодный труп. В его голосе и движениях замечалась грустная покорность судьбе, против которой человек сознает все свое ничтожество.

Я был так раздражен, что на его плаксивое поздравление отвечал бранью. Он ни слова не произнес, а только тяжело вздохнул. Но когда он узнал, в чем дело, то кинулся радостно обнимать меня и к нему возвратилась тотчас способность говорить чушь. Я снова обругал его на чем свет стоит и назло ему, Щеткиным и всем соседям дал себе слово возобновить свое предложение, и возобновить - гласно! Для этого я избрал посредником одного помещика, страшного сплетника, который поражен был моим намерением и все твердил:

- Вот счастье-то людям! Да они одуреют от радости!

И, забыв, что очень часто доставлял моему приятелю сплетни об Феклуше, он принялся выхвалять ее мне на чем свет стоит.

Меня самого поразило спокойствие, с каким выслушали старички Зябликовы мое предложение. Или они знали решение своей дочери? Но этому противоречило их удивление, когда была призвана она и они услышали отказ ее.

Итак, я вторично выслушал отказ.

- Что делать, батюшка, не судьба нам с вами породниться! Благодарим за честь! - сказал Зябликов, пожимая мне руку.

Старушка, казалось, так была удивлена отказом своей дочери, что не нашлась мне ничего сказать, как только, вздохнув, тяжело произнесла:

- На все воля божья!

Феклуша удалилась тотчас, как объявила свое решение. Я побрел в сад, чтоб проститься с ним навсегда. В одной из его аллей меня догнала Федосья, бухнулась мне в ноги и от волнения и слез могла только повторять:

- Господи! Господи!

Я велел ей встать.

- Спасибо, спасибо! Теперь ее не посмеют обижать,- вытирая слезы и улыбаясь в то же время, сказала Федосья и стала ловить мою руку, чтоб поцеловать.

Защищаясь от этого выражения радости, я сказал:

- Да твоя барышня не хочет, чтоб я был ее мужем, она мне отказала.

Федосья вздрогнула и как ошеломленная вытаращила на меня свои глаза. Я продолжал нетвердым голосом:

- Скажи своей барышне, что я более не увижу ее, но всегда буду помнить об ней. Скажи…

Я был еще тогда молод, господа, и потому очень извинительно, что не мог продолжать говорить, слезы мне помешали.

Федосья вытерла передником пот, выступивший на рябом и побледневшем лице, и глухим голосом спросила меня:

- Так-таки и сказала: не хочу замуж?..

Я кивнул головой.

Федосья злобно усмехнулась и, с упреком смотря на меня, произнесла сквозь зубы:

- Знать, повернули ей все сердце злые языки!

И она низко поклонилась мне, пошла по аллее, плача и бранясь в одно и то же время…

В этот же день я расстался с моим приятелем. Из гостиницы П*** я написал Зябликовым письмо, в которое вложил другое - к Феклуше. Черновое к старикам я нарочно оставил в номере на столе. В нем я сожалел, что не мог породниться с ними, получа отказ от их дочери, и порядочно обругал всех их соседей, распускавших сплетни. Потом я узнал, что мое письмо ходило по рукам в губернии, но все-таки не спасло Феклушу от злословия; ее отказ приписали бог знает каким нелепостям.

Года через три я уже забыл не только о существовании моего приятеля, но даже редко вспоминал и о Феклуше, которую оценил еще более, когда оставил ее. Я должен сознаться, что чувствовал теперь большую благодарность за ее отказ. Какой я семьянин, когда хандрю страшно оттого, если поживу с годок на одном месте, и без ужаса не могу себе вообразить детского писка и суетливости в комнатах.

Мой приятель изредка писал ко мне. Я мог заключить по этим письмам, что он оставался все таким же нелепым человеком. Его обокрал наглым образом управляющий немец, выписанный им прямо из Германии для улучшения хлебопашества и вообще сельского хозяйства; его обманывал староста; камердинер морочил его десять лет своей мнимой честностью и преданностью.

Но это все до сих пор было только смешно… Наконец получил я письмо, которое заставило меня искренно пожалеть о бедном Иване Андреиче. Вот его содержание:

"Зная твою лень, я не сержусь на твое упорное молчание. Но я хорошо уверен в твоей любви ко мне и искренном участии во всем, что до меня касается. (Вот и ошибся.) Я считаю обязанностью уведомить тебя о перемене моей судьбы. Я женат! В выборе жены я был осторожен. Не месяц, не год я знал ту, которую избрало мое сердце. Я изучил до мелочей ее характер. Сознаюсь, что когда мне пришла мысль жениться, то я употребил разные хитрости для испытания ее свойств и увидел несомненные залоги семейного счастья. Кротость ее характера редкая, воспитание она получила отличное и направлена к тому, чтобы быть хорошей женой. Привязанность ее ко мне тоже не одно разгоряченное воображение девушки, жаждущей перемены своего положения. Нет, она доказала мне ее на фактах. Вот тебе пример. Когда она была в Петербурге, то за нее сватался генерал, богатый и из высшего круга, но она отказала ему. Другие еще были женихи. Никто не знал причины ее отказов, и когда я сделался ее женихом, все уже открылось. А как запала мне мысль жениться на этой девушке, которую я видел почти всякий день в продолжение нескольких лет и не замечал ее любви ко мне? Очень странный случай! Я знаю, ты не веришь в предсказания, но почему же так случилось? В П*** появилась гадальщица, которая заочно предсказывала, если только ей принесут волосы того человека, который желает узнать свое будущее. Анна Егоровна ехала в П*** и попросила у меня волос моих, чтобы спросить гадальщицу обо мне. Она, то есть гадальщица, изволила мне сказать, что я близок счастья, но дурные люди омрачили меня и я его не вижу. Я посмеялся. Раз мы тоже поехали в город П*** и уж на обратном пути домой Щеткин (я был с ним) предложил мне заехать к гадальщице, жившей на выезде из города. Вот мы и вошли к ней. Щеткин первый пошел гадать. Ну, право, то, что она ему говорила, никто не мог знать, кроме его самого или очень близких людей к нему. Я спрашивал о себе. Она тоже мне удивительные вещи насказала. И под конец прибавила:

- Ну, судьба твоя была горькая от людей, зато все скоро окончится для тебя.

Мы поняли, что она предсказывает мне смерть, и Щеткин очень рассердился на гадальщицу, которая, отозвав меня в сторону, шепнула мне:

- Ты недалек от своей судьбы, есть особа, очень, очень о тебе думающая.

Я засмеялся.

Гадальщица погрозила мне и продолжала:

- Хочешь, так испытай, правду ли я говорю?

- Ну, хорошо, хочу! - сказал я.

- Смотри, запомни. Когда уйдешь от меня, то первая девушка, которая встретит тебя, она-то и есть.

- Ну, если я встречу крестьянку? - спросил я, смеясь…

- Полно! Полно! Увидишь, что на ней розовое платье будет.

Поговорив еще с гадальщицей, мы уехали. Я даже забыл о ее словах насчет своей судьбы, но, приехав к Щеткиным, я увидел первую Жюли: сидит за роялем и в розовом платье! С этой минуты я стал наблюдать за ней, что же? Открыл тайну, которую она так долго скрывала от всех!.. Я и тут не скоро поддался, ты знаешь, как я осторожен. Но она доказала свою привязанность, оставшись на зиму с отцом в деревне и отказав, как я уже говорил, жениху; отец, не подозревавший ее любви ко мне, стал сердиться на нее и хотел было уже просить ее претендента в деревню, чтоб кончить дело, но тут я помешал неожиданным своим предложением.

Помню, ты некогда очень не жаловал семейство Щеткиных, но я понимаю, ты был ожесточен против всех, кто не был согласен с тобой. Кстати, о прошедшей твоей страсти, то есть Фекле Григорьевне. Она вышла замуж недавно и сделала себе партию приличную. В нашей губернии появился землемер, которого принимали многие помещики. Уверяли, будто он говорит на трех языках и очень умен и красив собой; но, по правде сказать, у нас здесь всему нельзя верить. Как новичка его и женили. Я было хотел предупредить его, послал пригласить его к себе, будто хочу дать ему работу, а он изволил отказаться да еще очень дерзко отзывался обо мне в одном доме. Разумеется, ему хотелось сделаться помещиком. Зябликов умер, а старуха живет с дочерью. Преуморительная, говорят, была их свадьба: обвенчались, никто даже не знал из соседей; визитов никому не делали, как важные лица, и нос подняли страшно.

Прощай, будь настолько любезен, что отвечай мне на это письмо. Я очень желал бы видеть тебя в деревне теперь. Ты бы порадовался,- я помирился с женщинами".

Увы! Я скоро узнал очень печальные подробности о женитьбе Ивана Андреича, которые, впрочем, предвидел.

Жюли, тщетно искавшая себе в Петербурге мужа военного и молодого, решилась за неимением другого жениха завлечь моего приятеля. Разумеется, все делалось с общего согласия отца и Анны Егоровны. Ухаживали, льстили страшно, пугали небывалыми женихами, но, видя упорство своего соседа, начали употреблять более сильные средства: повезли его к гадальщице, подучив ее заранее. Жюли осталась на зиму с отцом в деревне и рассыпалась мелким бесом перед моим приятелем, которому заронила мысль о женитьбе. Одним словом, много времени и труда потратили, зато поймали дикого зверя.

Капитала, положенного на каждую дочь в ломбард, о чем часто упоминал г-н Щеткин в мое пребывание, не оказалось. Зато приятель мой должен был заплатить в первый же год супружества в опекунский совет проценты за деревню своего тестя.

Когда я узнал, что мой приятель намерен переселиться на житье в Петербург, я от души желал ему сделаться простаком, бросить свою дальновидность и не видеть, что будет делаться у него под носом!

Я видел их в Петербурге.

Жюли все так же была затянута в корсет, цвет лица ее еще стал ярче, а лоб, покрывавшийся морщинами, еще сильнее лоснился. Она очень часто нежничала со своим мужем, не стесняясь никем, и в то же время кокетничала перед каким-то юнкером, годившимся ей в сыновья.

Через год Жюли очень расстроила свое здоровье и мой приятель должен был везти ее лечиться за границу. Вскоре по возвращении он отправился жить в деревню, а Жюли постоянно оставалась в Петербурге будто бы для излечения какой-то серьезной болезни, не мешавшей ей, однако же, зимой танцевать на различных балах…

ПРИМЕЧАНИЯ

Повесть "Степная барышня", впервые опубликованная в журнале "Современник", 1855, No 7, печатается по этой публикации.

Стр. 236. …присела мне…- сделала приветственный поклон с приседанием - реверанс.

Стр. 243. Селадон - имя героя романа "Астрея" французского писателя Оноре д'Юрфэ (1568-1625), сделавшееся нарицательным наименованием томящегося влюбленного.

Стр. 254. Mанон Леско - героиня одноименного романа французского писателя А. Ф. Прево (1697-1763), бывшая куртизанкой.

Стр. 256. Штукари - фокусники, фигляры.

Стр. 257. Эсмеральда - героиня романа "Собор Парижской богоматери" знаменитого французского писателя Виктора Гюго (1802-1885).

Варламов А. Е. (1801-1851) - русский композитор, автор многочисленных популярных песен и романсов.

Стр. 270. Драдедам - шерстяная материя (полусукно).

Антимакасcap - узорные салфетки, которыми покрывали спинки мягкой мебели. Название шутливое - от макассарского масла, применявшегося в качестве средства для ращения волос.

Стр. 272. Тамбурмажор - в XIX веке главный барабанщик в полку, имевший специальную булаву или жезл для управления барабанщиками, позже для дирижирования всем военным оркестром.

Серсо (франц.) - игра, состоявшая в перекидывании кольца с помощью палочек.

Парти де плезир (франц.) - увеселительная прогулка.

Назад