29 апреля
Сын академика и академик М. Леонтович в разговоре о коллективных действиях интеллигенции занимает сугубо академическую позицию. "А Вы думаете, это было хорошо, когда сотня лучших профессоров Московского университета покинула свои кафедры в знак протеста против беззаконий Министра Кассо (1911 г.)?" - "А чем же плохо?" - недоуменно спросил я, всю жизнь считавший этот акт вершиной объединенных усилий научной интеллигенции. "Да, но уровень физики при этом в Московском университете пал до самого низкого уровня. - ответил мой собеседник. - Я поступал в университет в 1919 и помню, что физики там почти не было". Вот еще и такие аргументы есть у российского ученого…
30 апреля
Был приглашен для беседы к бывшему главному редактору журнала "Московская патриархия" Анатолию Васильевичу Ведерникову. Невысокого роста, очень суетливый господин с бородкой лопаточкой, лет около 70, встретил меня радушно и, в подтверждение того, что православные празднуют Пасху до самой Троицы, стал поить и обильно угощать. О Войно-Ясенецком, кроме общих оценок, я не узнал ничего, а о самом Ведерникове кое-что узнал. Человек он умный, образованный (филолог, преподавал историю религиозно-философской мысли в Академии несколько лет). Но, как и у большинства людей этого круга и поколения, хребет у него гибок. Тем не менее показал несколько книг русских философов религиозного толка, изданных за границей: Бердяев, Булгаков, Франк. Сказал среди прочего, что русская философская школа, в основном, развивалась после революции евреями. Жена Ведерникова - еврейка и, кажется, он юдофил. Знак времени - преследуемые подают друг другу руку.
Ведерников повторил рассказ о встрече трех митрополитов (Сергий, Николай и Алексий) со Сталиным в 1942 году (см. запись 15 февраля), во время которой Сталин предложил создать в стране религиозный журнал, Академию, семинарию. По словам Ведерникова, когда старики заговорили о "курсах", Сталин недовольно фыркнул: "Вам надо вот с какого возраста учить детей", - сказал бывший семинарист, показав ладонью, с какого малого возраста следует обучать Закону Божьему. Митрополиты очень растрогались. Отсюда глубокая преданность церкви лично Сталину, через которого сбылась давняя мечта их о том, что Бог влагает в сердца властей заботу о своей церкви. Ведерников обещал посмотреть в архивах Патриархии, нет ли писем В-Я., и сообщил мне телефон человека, сидевшего с В-Я. в тюрьме. Этот сокамерник оказался братом афганского короля Амманулы. Теперь он сотрудник Института Востоковедения. Когда я сказал, что некоторые статьи арх. Луки в журнале "Московская Патриархия" 50-х годов мало чем отличались от статей в советских газетах времен холодной войны, Ведерников ответил, что виноват не арх. Лука, а чиновники из Комитета по делам русской православной церкви, которые не понимали и не принимали в статьях иной фразеологии. Все, что было написано по-другому - запрещалось, и он, Ведерников, в угоду властям, переписывал статьи В-Я.
Ведерников подтвердил, что председатель Совета Карпов кричал на Патриарха. В частности, он орал Алексию в 1960 году: "Вы что, хотите нам новую буржуазию создать?!" Это говорилось по поводу больших доходов священников. После чего произошла передача всех активов церкви в руки мирян.
1 мая
Цензор, молодая женщина, требует все новых и новых доказательств того, что я не лгун и не раскрываю своей книгой государственных тайн. Я каждый день таскаю в редакцию новые и новые книги, статьи. Пока редактор ходит увещевать цензоршу, я сижу в коридоре и волнуюсь. Вот уже 60 вопросов "снято" (т. е. удалось отбить), а сколько их еще будет?
- Что это они пишут, Ваши авторы, что это они такое сочиняют, жалуется цензорша редакторше. - Сами себе же хуже делают…
На вопросы редакторши она не отвечает. Просто стоит молча и делает вид, что вопроса нет. Это, очевидно, предписанная ей форма поведения.
9 мая
Читаю Альбера Камю. Этот Нобелевский лауреат 50-х годов стал известен русскому читателю только на пороге 70-х годов, через 10 лет после своей смерти. Благословенная автомобильная катастрофа! Не будь ее, мы еще неизвестно сколько времени не прочитали бы "Чуму" и "Постороннего". А скольких еще великих писателей мы так и не знаем! О, смерть, возьми их скорее! Другого пути познакомиться с ними у нас нет. Живые всегда опасны…
11 мая
Неожиданный гость - академик физик Михаил Александрович Леонтович. Когда он вошел в квартиру, Лиля спросила его, из города ли он. "Я сбежал с ученого Совета", - радостно ответил 69-летний академик и обдал хозяйку дома веселым светом своих совершенно детских голубых глаз.
- А Совет продолжается? - спросила Лиля.
- Да, они еще долго будут там сидеть! - столь же радостно объявил гость.
После этого он с аппетитом выпил чай и с аппетитом же потолковал о разных проблемах. Одет Леонтович хуже любого работяги. Прост и общителен как и в прошлый раз. Ему у нас понравилось. Войдя, первым делом обежал все комнаты и, заметив, что у нас чисто и уютно, грустно заметил: "А у меня обратили внимание? Как нежилое помещение". Я думал, что он не замечает беспорядка и неуюта своего дома. Но возможно, что просто там некому дать уют этому милому младенцу с лицом, иссеченным морщинами.
Рассказал об академике Сахарове. У Сахарова года два назад умерла жена. Дочь замужем, отделилась. Он живет с 13-летним сыном вдвоем. Обедают в кафе, хозяйства никакого нет. Академик сам стоит в очереди в "Гастрономе" (эти личные детали делают фигуру борца за гражданские права еще более привлекательной). Раньше Сахаров работал в секретном-пресекретном институте ("Там, где они делают эти свои ужасные штуки", - говорит Леонтович). Теперь - в институте ФИАН, где является старшим научным сотрудником. По словам Леонтовича, Сахаров - человек очень хороший. Его общественная деятельность объясняется тем, что "он ужаснулся, выпустив из бутылки джина".
На вопрос, есть ли какая-нибудь научная отдача от огромных средств, вложенных в космические дела, Леонтович ответил, что научные расходы при этом не превышают одного процента от расходов военных. В космосе же у нас очень часты "проколы". Так, "Союз-10" должен был состыковаться с космической станцией "Салют", запущенной прежде (на ней установлены какие-то уникальные приборы, в том числе телескоп для астрономических наблюдений). Но стыковка не удалась, и "выстрел", стоящий миллионы рублей, прозвучал впустую, хотя газетная трепотня и превознесла полет как великое завоевание науки. Кстати, эта наша неудача, как в кривом зеркале отразилась в статье нашего американского корреспондента, который с явной радостью сообщил в газете, что в США не удался запуск ракеты, который обошелся налогоплательщикам во столько-то долларов.
Со слов одного генерала, сказал Леонтович, еще недавно у нас были три фирмы, строящие ракеты. Одной руководил Челомей (как будто родственник Хрущева), второй еще кто-то и третьей, наиболее новаторской фирмой, руководит С. Королев. По словам того же генерала, Челомей работает на нас (на армию), Королев - на ТАСС (на пропаганду), а третья фирма - в унитаз.
Леонтович поражает живостью и искренностью реакций и, вместе с тем, способностью вдруг как-то уйти в себя. Его духовная чистота и искренность ощущаются как некое душевное здоровье, которое присуще его природе, как другим присуще нездоровье. Лиля говорит, что ей грустно его наблюдать уникум. Умрут эти старые интеллигенты, и мир науки окончательно заселят узкие спецы и дельцы без проблеска гражданской мысли.
12-17 мая
Мысль о том, чтобы собрать под одну обложку несколько портретов биографий ученых с плохим характером - начинает реализовываться. Речь идет о тех, чей характер дает им силы к творчеству и успешной реализации своих научных идей, а с другой стороны, делает жизнь носителя такого характера нелегкой. Ездил в Институт сахарной свеклы в Рамонь (под Воронежем), где живет один такой "зверь", селекционер, доктор сельскохозяйственных наук, Герой социалистического труда, академик ВАСХНИЛ и многих орденов кавалер Аведикт Лукьянович Мазлумов. Меня встретил рослый, хорошо сложенный человек в скромном сером костюме. Особенно хорошо вылеплена бритая наголо голова. Первое впечатление - мрачен, неконтактен. Но вот улыбнулся доверительно и стал говорить о себе. Абсолютная ясность мысли, оценок, чувств. Ясный человек. Рассказал о тяжелом нищем детстве, о пережитых унижениях, когда приходилось просить деньги на учение у богатого дяди. Добавляет: "Я ни у кого с тех пор ничего не прошу. И дочерей своих к тому же приучил". Вообще, это рассказ о сильном характере, который воспитался в трудах, бедности и который гордо замкнулся, зная цену себе и людям.
В 1941 году, когда немцы подошли к Рамони, и сотрудники, подхватив свое барахло, кинулись к понтонному мосту через реку Воронеж, Мазлумов нагрузил телегу отборными семенами сахарной свеклы и попытался двинуться следом. Но на середине моста колесо застряло. Сзади напирали войска. Телега загородила им путь. "У, жидовская морда, нагрузил барахло, удираешь!" орали бегущие. Телегу решили сбросить в воду. В сутолоке порвался мешок и отборные семена потекли под копыта лошадей, под ноги людям. И тогда Мазлумов заплакал. Может быть, впервые в жизни. Увидел текущие семена и какой-то командир. Он остановил свою часть, и солдаты чуть ли не на руках вынесли злополучную телегу на другую сторону Воронежа. Так рассказывают…
18 мая
Письмо от Эдит Луцкер. Несколько лет назад эта пожилая, но весьма энергичная нью-йоркская дама - историк, прочитав мою книгу о бактериологе Вл. Хавкине "Судьба доктора Хавкина", 1963 г., заинтересовалась героем. Она получила от нью-йоркского исторического общества несколько тысяч долларов и отправилась туда, куда я и помыслить не мог, - в Индию и в Израиль, где собрала огромный материал о Хавкине (о том, что архив Хавкина находится в Иерусалимском университете, я ей сам и сообщил), и вот теперь она рвется в СССР, чтобы собрать материалы о Хавкине в здешних архивах. Пишет, что приедет 9 августа и пробудет до 24 сентября. С 18 по 24 августа - конгресс по истории медицины. А до этого и после она собирается ездить по стране, искать архивы (Одесса, Ленинград и т. д.).
Все это вздор. В год, когда антисемитские страсти достигли высшего накала, ехать в СССР искать материалы о еврее Хавкине - значит ничего не понимать в положении дел. Ей здесь ничего не дадут, никуда ее не пустят. Она просадит свои деньги в дорогах и сверхдорогих гостиницах "Интурист", но ей не позволят даже приблизиться к архивам. Живых свидетелей уже нет. Зачем же ехать?
Говорил по телефону с секретарем будущего Конгресса по истории науки Володарским (Институт истории естествознания). Он откровенно сказал, что не представляет себе человека, который сегодня поставил бы свою подпись на бумаге, рекомендующей американку главному архивному управлению. Написал в США, пытаюсь убедить г-жу Луцкер не ехать в СССР.
23 мая
Со мной подписали издательский договор на перевод с украинского книги В. Иваненко "Домик в море". Таким образом я как бы сравнялся с большинством наиболее талантливых наших прозаиков и поэтов. Они, как и я, большую часть времени заняты переводами бездарных творений провинциального (иноязычного) пера. Талант расходуется на публикацию бездарности. Талант порождает того, кто его же вытеснит на полках магазинов, библиотек. Что же мне обижаться, если Вас. Аксенов переводит казахский роман, а Инна Варламова - калмыков и монголов.
Арестован и осужден на три года лагерей церковный писатель Анатолий Эммануилович Краснов-Левитин. А. Э. - натура общественная, бурная, с обостренным чувством справедливости. Еврей, самозабвенно преданный христианству (православный), бедняк, спешащий на помощь ближнему, политический поднадзорный, занятый тем, как бы помочь заточенному в тюрьму товарищу. Литературный талант его со всей несомненностью выявляется в его трехтомных "Очерках по истории церковной смуты (20-е-50-е годы, XX век)". Отличный публицист, он стремится в этой книге убедить читателя не литературными и демагогическими фокусами, а строгими документами.
В жизни А. Э. эпикуреец, добрейший человек. Семьи у него не было, жил один. По четвергам комнатка его, до крайности бедная, наполнялась молодежью. Пили мало, но спорили много. Спорили, как всегда, неистово и бестолково. Сам А. Э. был терпим в спорах, но молодые доходили до глупостей, крайностей. Что еще сказать? Добр, честен и потому в тюрьме.
28 мая
Вадим и Леночка Меникеры уезжают в Израиль. Едут с двумя маленькими детьми. Все оформлено. 4 июня вылет. Мы сидим в их уже разоренной квартире, смотрим на их бодрые и усталые лица, и странная тревога овладевает нами. Это как смерть близких людей. Пока умирают чужие - сердце молчит. Но вот ударило совсем рядом. Эти люди навсегда уходят от нас. Между тем и этим миром нет общения, нет связи. Уже от одной этой мысли становится зябко. А потом начинаешь думать об их и своей судьбе. В маленькую воюющую страну можно ехать, очевидно, лишь таким молодым, тридцатилетним, имеющим реальные знания (он - экономист). Я совсем, начисто не вижу себя там. Я там не нужен ни себе, ни им. Русский литератор, публицист, кому и что нового я могу сказать? Да по чести, и не так велики мои способности, чтобы они могли заинтересовать мирового читателя. А главное - всеми корнями, всем духом своим чувствую себя здешним.
29 мая
Магия цифр: в 1941 году, когда мне исполнилось 19, началась война; в 29 (1951) - родился мой сын, написан первый серьезный очерк о творце антибиотиков Игнатии Шиллере; в 39 лет (1961) родилась дочь, написана наиболее ценимая мною книга "Судьба доктора Хавкина". Сейчас, в свои 49, я стою опять перед каким-то важным событием. Удастся ли начать книгу о Войно-Ясенецком?
* ДОБАВЛЕНИЕ, сделанное 20 лет СПУСТЯ. В возрасте 59 лет, после того как на Западе вышли четыре мои книги, в 1981 году я вынужден был пойти работать уборщиком мусора в нью-йоркскую страховую компанию. Сегодня, когда мне 69 лет (1991), выпустив на Западе уже 7 книг 12 изданиями на пяти языках, не имею за душой ничего, кроме жалкой пенсии. Только что хозяин русской газеты в Нью-Йорке ради экономии закрыл мою рубрику "Америка - наш дом". - М. П.
3 июня
Последнее прощание с Вадимом и Леной Меникер. В их маленькой квартирке не менее полусотни друзей. У отъезжающих потерянные лица от усталости, переживаний и предстоящей разлуки. Шуток и смеха почти не слышно. Расставание навсегда или до встречи в Израиле. Огромный бородатый Михаил Занд - иранист, профессор Иерусалимского и Калифорнийского университетов, спокойно и деловито дает рекомендации колеблющимся: самому ему сначала дали, потом отобрали. Он отказался принять обратно советские документы, считает себя человеком без гражданства. Спокоен, уверен. Такому ученому и впрямь ничего не страшно. Остальным (в основном, гуманитариям) не так спокойно. Анатолий Якобсон пытается разрядить настроение и просит Занда подыскать ему в Иерусалимском университете должность грузчика: он будет переносить с места на место кафедру иранистики. Глядя на плечи и богатырскую грудь А. Я., можно действительно вообразить его перетаскивающим что угодно. Впрочем, кажется именно таким трудом этот блестящий литературовед сегодня кормит свою семью.
Обнимаемся с отъезжающими. Одни говорят "до свиданья", другие "прощай".
5 июня
Кутузовский проспект, 4/2, кв. 54. Утром был в гостях у Раима Омаровича Мухаммед (Мухаммад Рагим): мой собеседник - внук афганского короля Абдурахмана и двоюродный брат короля Амманулы-хана, первого правителя, с которым РСФСР заключил в 1919 году договор о дружбе. В 1931 г., когда Амманула был в отъезде, его свергли. Раим, которому было 27 лет (род. 1904 г.), перешел советскую границу (на коне через Аму-Дарью). В 1937 году его арестовали, и он два года или около того пролежал на одних нарах с проф. Войно-Ясенецким. Это была камера № 7, второго корпуса городской тюрьмы в Ташкенте. В камере 6x6 находилось человек 300. Лежали на 3-этажных нарах. Кормили их баландой из перловки или затирухой. Заключенных косила дизентерия. В камере был интернационал: узбеки, русские, китайцы, евреи, таджики, афганцы. Белые и царские офицеры соседствовали с коммунистами. Епископы с профессорами (кроме В-Я. там сидел геолог проф. Машковцев). Все это разнородное общество, однако, с уважением относилось к немногословному и величественному архиепископу Луке (проф. Войно-Ясенецкий). Лука читал в камере лекции по медицине и метафизике. Все слушали его с почтением, но коммунисты с ним спорили. Р. О. Мухаммад говорит, что в речи арх. Луки чувствовалась необыкновенная сила убежденности и сила знаний. Несколько раз В-Я. писал письма-заявления Ворошилову. Он не просил освободить его, а писал лишь о том, чтобы ему дали условия для продолжения работы над книгой "Гнойная хирургия", которая будет особенно важна для медиков в будущей войне. Войно-Ясенецкий не был осужден. Просто подняли старое дело об убийстве проф. Михайловского и пытались "пришить" какую-нибудь статью. Но даже этого сделать не могли. Все окончилось административной ссылкой на Енисей. О себе В-Я. говорил так: "Я не знаю, что они от меня хотят. Я верующий, я помогаю людям как врач и как священник: каждый раз как коршуны нападают на меня работники ОГПУ, НКВД. За что? Не знаю". Впрочем, он знал, и в другой беседе говорил Раиму Омаровичу, что от него требуют отказаться от сана. Но при этом добавлял: "Я этого никогда не сделаю, это останется со мной до самой смерти".
У Р. О. Мухаммада - хорошая память. Он помнит выражения и факты о событиях 35-летней давности очень точно: письма к Ворошилову, разговоры об операциях, сделанных в первый ссылке перочинным ножом, о деле Михайловского - подтверждаются другими источниками. Верующий мусульманин, брат афганского короля, с глубоким уважением и симпатией говорит о православном епископе. Вот еще одно подтверждение огромной нравственной силы Луки.
Р. О. Мухаммад - ныне сотрудник Института народов Азии. В его доме поразило меня богатое убранство, великолепная посуда, мебель, картины и ужасный беспорядок и нечистота. Р. О. сказал, что развелся недавно с женой, живет один и, слава Аллаху, что бабушка научила его в детстве готовить еду, а то бы он просто погиб без помощи женщины. Он уже дважды ездил в Афганистан и, судя по всему, живется ему совсем неплохо.