- Нечего и придумывать. Поезжай с курьерским.
- Придется ехать.
Сергей Аркадьевич собрался и уехал, Долинский и Дубянская поехали его провожать, и с вокзала Сергей Павлович завез Елизавету Петровну в "Северную гостиницу" к Селезневой, а сам уехал домой.
Он долго не ложился, ожидая возвращения молодой девушки, но так и не дождался.
Встав на утро, он справился у лакея.
Оказалось, что Елизавета Петровна дома не ночевала.
Он уже хотел ехать справляться, не случилось ли чего с нею, оделся и вышел в коридор, но в нем столкнулся лицом к лицу с бледной, расстроенной Дубянской.
- Что с вами? Где вы были?
- У Любовь Аркадьевны.
- Что случилось?
- Неелов исчез из Москвы, он сбежал, оставив ее на произвол судьбы.
- Откуда вы это знаете?
- Извозчик сегодня утром отвез его на станцию железной дороги.
- Вот как! - на первых порах сам пораженный воскликнул Сергей Павлович.
Елизавета Петровна прошла к себе в номер. Долинский последовал за ней.
- Несчастная!.. Она погибла!.. - воскликнула Дубянская, скорее падая, нежели садясь в одно из кресел, не снимая с себя верхнего платья.
- Успокойтесь!.. Ничего не погибла… - уже спокойным голосом сказал овладевший собой Сергей Павлович. - Мы его найдем.
- Где найти его?
- Не иголка… Не затеряется… Далеко не уедет… Может быть, знает Савин…
- Так вам Савин и скажет… Они с ним друзья…
- Мне Савин скажет все… Отдохните, разденьтесь… Вы, вероятно, не спали всю ночь…
- Не сомкнула глаз.
- Вот видите… Тем больше причин успокоиться и заснуть… А я пойду…
- С Богом…
Сергей Павлович уехал.
По счастью, он застал Николая Герасимовича дома.
- Ради Бога, помогите мне. Я к вам по делу… - сказал, входя в комнату, Долинский.
- Извольте, все, что могу, я сделаю… Для вас, вы сами знаете…
- Для меня вы даже нарушите законы дружбы?
- Я вас не понимаю.
- Скажите мне, где Неелов?
Савин смутился.
- Я… я… право, не знаю.
- Нет, вы знаете, но не хотите сказать мне, а между тем никакие законы дружбы не обязывают покрывать подлеца…
- За что вы его так?.. - улыбнулся Николай Герасимович, Сергей Павлович подробно рассказал всю историю ухаживания Владимира Игнатьевича за Любовь Аркадьевной, увоз ее из Петербурга и, наконец, неисполнение данного слова здесь и исчезновение из Москвы, с целью, видимо, окончательно от нее отделаться.
Вся эта история, рассказанная Долинским, получила в глазах Савина совершенно другое освещение, нежели тогда, когда он слышал ее, конечно, в другой редакции, от самого Неелова.
- Да, это… некрасиво… - пробормотал он сквозь зубы.
- Это подло, бесчестно!.. И вы как честный человек, несмотря на чувство дружбы к нему, конечно, примете сторону беззащитной, несчастной, опозоренной девушки…
- Но что вы хотите от него?
- Я хочу, чтобы он на ней женился.
- И она этого хочет?
- В том-то и все несчастье.
- Почему же несчастье?
- Да потому, что если бы она захотела быть моею женою, я обвенчался бы с ней завтра…
- Вот как!.. В таком случае, мне, действительно, неудобно скрывать его… Я получил от него вчера телеграмму… Вот она…
Савин вынул из кармана телеграмму и подал ее Долинскому. Тот прочел:
"Уезжаю на несколько дней в деревню. Если Любу увезут в Петербург, телеграфируй.
Неелов".
- Вот на что он рассчитывает!.. Легко, однако, думает отделаться… - проворчал Сергей Павлович. - Так как теперь вы наш, то исполните еще одну мою просьбу…
- Какую?
- Поедемте со мной к нему в имение. Я захвачу еще двух моих московских друзей, из которых один доктор…
- Зачем это?
- Если он не согласится венчаться, я вызову его на дуэль… Вы будете его секундантом, а доктор пригодится кому-нибудь из нас…
- Совсем как во французском романе…
- Жизнь, Николай Герасимович, порождает романы позамысловатей французских…
- Извольте… я готов ехать, когда вы назначите…
- Благодарю вас… Если вы считаете себя у меня в долгу, то теперь мы квиты, - сказал с чувством, пожимая руки Николая Герасимовича, Сергей Павлович Долинский.
V
ПОЕДИНОК
Владимир Игнатьевич уже третий день скучал в своем добровольном заключении - в прекрасном доме своего имения - ис нетерпением ждал освобождающей его телеграммы Николая Герасимовича Савина.
Нарочный по несколько раз в день ездил в шарабане на станцию железной дороги справляться, не пришла ли депеша, а Неелов, обыкновенно стоя с биноклем у окна своего кабинета, пристально смотрел на видневшуюся дорогу, по которой он должен был возвратиться в усадьбу.
На третий день утром он увидал, что нарочный возвращается не один, рядом с ним сидел какой-то господин, судя по костюму.
Расстояние не позволяло даже в бинокль разобрать, кто это.
"Уж не сам ли Савин? - мелькнуло в голове Владимира Игнатьевича. - Может, дружище везет радостную весточку, что неприятель выступил из Москвы вместе с пленницей… Это было бы совсем по-дружески".
Шарабан сделал поворот в аллею, ведущую к дому, и скрылся из виду Неелова.
Тот бросил на стол бинокль и стал нервною походкою ходить по кабинету, а затем вышел и через амфиладу комнат отправился в переднюю встретить прибывшего гостя.
Шарабан в это время остановился у подъезда и перед Владимиром Игнатьевичем совершенно неожиданно для него предстал Сергей Павлович Долинский.
"Прислан для переговоров…" - мелькнуло в уме быстро оправившегося от неожиданности Неелова, и он с любезной улыбкой приветствовал Долинского.
- Здравствуйте… Какими судьбами! Вот не ожидал…
- Я к вам по делу… - сдержанно-холодно сказал Сергей Павлович, едва притрагиваясь к поданной ему Владимиром Игнатьевичем руке.
- Милости просим… милости просим, - заторопился Неелов. - Пожалуйте ко мне в кабинет.
Долинский снял пальто и последовал за хозяином.
- Чем могу служить? - спросил Владимир Игнатьевич, когда он вошел в кабинет. - Прошу садиться.
Сергей Павлович не слыхал или сделал вид, что не слышит последнего предложения.
- Я приехал спросить вас о ваших намерениях относительно Любовь Аркадьевны Селезневой.
- По какому праву… У вас есть доверенность от ее родителей?
- Нет, у меня нет никакой доверенности, и спрашиваю я вас не от лица ее родителей, а лично от себя.
- По какому праву, в таком случае, еще раз спрошу вас я?
- По праву человека, который любил ее, предлагал ей руку и сердце, но которому она отказала из-за вас…
- И совершенно напрасно! Я никогда не собирался жениться на ней, - отвечал спокойно Неелов.
- Это ложь! У меня есть ваши к ней письма…
- А, вот насколько вы с ней близки! - заметил Владимир Игнатьевич, нимало не смущаясь.
- Дело не в близости, а в правде…
- В таком случае выслушайте меня, не горячась. Надо вам сказать, что жизнь я вел всегда бурную, полную чувственных наслаждений. Затем дела мои расстроились. Приходилось решиться брать жену с деньгами. Любовь Аркадьевна, кроме того, хороша собой и одно время мне казалось, что я даже люблю ее. Но когда она согласилась бежать со мной, пыл этот прошел, а изменившиеся обстоятельства дали мне возможность вдуматься. Какой я ей муж? Ведь этот брак был бы и ее и моим несчастьем. А главное, теперь я дешево своей свободы не отдам!
- Но ведь вы ее скомпрометировали и обязаны…
- Повторяю, я не женюсь и ради себя, и ради нее.
- В таком случае, я вас заставлю.
- Вы?!
- Да, я…
Неелов презрительно расхохотался.
Настойчивость этого "адвокатишки", как он мысленно называл Долинского, начинала его раздражать.
- Да, именно я… - повторил твердо и решительно Сергей Павлович.
- Не пригрозите ли вы мне дуэлью? - иронически заметил Неелов.
- Да, я требую удовлетворения.
- По какому праву, за чужую вам женщину?
- Не за нее, а за ваш презрительный смех, который я считаю оскорбительным.
- Это другое дело. Но сперва смотрите…
Владимир Игнатьевич вынул из ящика письменного стола заряженный револьвер и, прицелившись в окно в сидевшего беззаботно шагах в двадцати на крыше воробья, выстрелил.
Воробей мгновенно свалился.
- Посмотрите и вы, - ответил хладнокровно Сергей Павлович, для которого стрельба и охота были любимой забавой.
Он взял из рук Владимира Игнатьевича револьвер и подойдя к окну, мимо которого в это время пролетала ласточка, поднял руку. Курок щелкнул и ласточка тотчас упала мертвою на землю.
- Хорошо!.. - сказал Неелов. - Но где же мы будем драться, один на один… Ведь это против всяких правил.
- Не беспокойтесь, все предусмотрено.
- Как так?
- На станции дожидаются окончания моих с вами переговоров Николай Герасимович Савин и два моих товарища, из которых один доктор. Савин охотно будет вашим секундантом.
- Однако, вы предусмотрительны, - сквозь зубы проворчал Владимир Игнатьевич.
- Пошлите за ними экипаж, - продолжал Сергей Павлович, пропуская мимо ушей это замечание.
- В таком случае, я сейчас распоряжусь.
Владимир Игнатьевич дернул сонетку.
- Четырехместную коляску отправьте сейчас на станцию за господами, - отдал он приказание явившемуся на звонок слуге.
- Теперь все-таки садитесь, - сказал Неелов Долинскому, когда слуга удалился, а сам стал ходить по кабинету.
Сергей Павлович сел.
- А вы послушайте мои условия: стрелять в вас я буду, но убить не убью, а только раню, потому что рана облегчит ваше дело женитьбы на Любовь Аркадьевне.
- Говорю вам, что я не женюсь… А вас убью… - сказал на ходу Неелов.
- Это - как решит Бог, - отвечал Долинский.
Владимир Игнатьевич вдруг остановился против него.
- К чему же такое великодушие?.. Если вы меня убьете или искалечите, честь вашей будущей жены будет восстановлена и вы можете спокойно на ней жениться.
- Увы, - вздохнул Сергей Павлович, - она не любит меня, а любит вас…
- Вот как! - заметил Неелов и стал снова ходить по кабинету. Наступило молчание.
Какие думы роились в голове этих двух молчавших людей - кто знает?
Шум подъехавшего к крыльцу экипажа заставил Сергея Павловича встать с кресла.
Неелов пошел встречать новых гостей.
Долинский последовал за ним.
- И ты, Брут! - встретил упреком Николая Герасимовича Владимир Игнатьевич. - И даже со смертоносным оружием, - указал он рукой на ящик с пистолетами, который держал в руках Савин.
- Что делать, брат! У меня правило и относительно самого себя, и относительно моих друзей: "Заварил кашу - расхлебывай".
- Присяжный поверенный Таскин… Доктор Баснин… - представил Сергей Павлович Неелову остальных двух прибывших.
- Мы несколько знакомы, - подав руку обоим, сказал Неелов, обращаясь к Таскину.
На лице Владимира Игнатьевича выразилось смущение.
Таскин был один из претендентов на руку дочери московского купца-толстосума, за которою ухаживал Неелов, и часто участвовал в карточной игре в доме ее отца, подозрительно поглядывая всегда на руки банкомета Неелова.
Он понимал, что это его враг, и появление его в качестве секунданта Долинского ему казалось дурным предзнаменованием.
Игроки и особенно шулера все суеверны.
- Так значит, вы не сговорились? - начал Савин, когда все прибывшие с Долинским по приглашению хозяина вошли в кабинет.
- Нет, - коротко отвечал Неелов.
- Значит, драка?
- Да… Я прошу тебя быть моим секундантом. Господин Долинский оскорбился моим презрительным смехом и вызвал меня на дуэль.
- Представляю вам моего секунданта, - сказал Сергей Павлович, указав на Таскина.
Тот молча поклонился.
- Очень приятно, - процедил сквозь зубы Владимир Игнатьевич.
- Когда же мы назначим дуэль? - спросил Николай Герасимович.
- По мне, хоть сейчас, - согласился Неелов.
- И отлично, - подтвердил Сергей Павлович.
- Здесь у меня в лесу есть отличная полянка, как будто сделанная для дуэлей… Я не велю отпрягать, и мы отправимся.
Неелов позвонил и отдал явившемуся слуге соответствующее приказание.
Секунданты удалились в другую комнату и через четверть часа вернулись с выработанными условиями поединка.
Все пятеро в четырехместной коляске отправились на место, о котором говорил Неелов.
- В тесноте, да не в обиде! - пошутил Савин, усаживаясь на переднем сидении, между Нееловым и доктором Басниным.
Коляску остановили у опушки леса и пошли по лесной тропинке.
Владимир Игнатьевич шел впереди, указывая дорогу.
Полянка действительно оказалась чрезвычайно удобной.
Защищенная со всех сторон густым лесом, она была в тени, так что солнце, ярко блестевшее в этот чудный сентябрьский день, не мешало прицелу.
В воздухе веяло прохладой.
Отмерив шаги, секунданты установили противников и в последний раз обратились к ним с советом примирения.
Оба противника от мира отказались.
Пистолеты были им вручены.
- Орел или решка? - крикнул Савин, подбрасывая монету.
- Орел! - сказал Неелов.
- Тебе стрелять первому, - объяснил Николай Герасимович, поднимая монету.
Присяжный поверенный Таскин стоял рядом с Долинским и не спускал глаз с лица Владимира Игнатьевича.
Последний не мог отвести глаз от его задумчивого, испытующего взгляда.
Этот взгляд смущал его.
Он целился долго, но рука видимо дрожала.
Наконец он выстрелил и пуля пробила шляпу Долинского и несколько опалила волосы.
- Вам стрелять! - крикнул Николай Герасимович Сергею Павловичу.
Последний быстро поднял руку и выстрелил, почти не целясь. Владимир Игнатьевич со стоном упал на землю. Все бросились к нему.
- Ну что? - спросил Долинский тихо доктора после осмотра.
- Жизнь не в опасности, но ампутацию сделать придется. Раздроблена голенная кость левой ноги.
Доктор сделал первоначальную перевязку, а затем все вчетвером бережно вынесли раненого из леса и уложили в коляску… Доктор сел с ним, и коляска шагом направилась к усадьбе.
Остальные пошли пешком.
Также бережно внесли Неелова в его кабинет и уложили в вольтеровское кресло.
- Садитесь рядом со мной, - сказал он Долинскому. - Мне нужно переговорить с вами… Теперь Любовь Аркадьевна едва ли захочет венчаться с калекой, - продолжал он. - Мне теперь нужна уже не жена, а сиделка на всю остальную жизнь. Все, все пропало!
Он тяжело вздохнул и замолчал.
- Послушайте, привезите ее… - сказал он после некоторой паузы.
- И священника! - добавил Сергей Павлович.
- Ну и священника, если хотите, - согласился Владимир Игнатьевич.
Долинский и Таскин уехали, а Савин и доктор остались при раненом.
По приезде в Москву Долинский передал все Елизавете Петровне, всячески стараясь выставить Неелова в лучшем свете.
Но когда она передала его рассказ Любовь Аркадьевне, то она поняла роль ее друга и горячее чувство приязни к нему еще усилилось.
- Он плох?.. - было ее первым вопросом, когда она вместе с Долинским и Дубянской на другой день приехали в именье Неелова.
- Кажется, необходимо будет ампутировать ногу, - морщась, ответил доктор. - А там увидим… всяко бывает…
- Люба… - сказал Владимир Игнатьевич. - Совесть заставляет меня загладить зло… Если я умру, ты будешь свободна, а если выживу, тебе придется быть прикованой на всю жизнь к креслу калеки и твоего врага.
- Для меня не остается выбора, - ответила она, - но я буду тебе благодарна за то, что ты не бросил меня на позор.
В это время приехал Долинский с сельским священником и дьячком, которых ему удалось ссылкой на законы и даже на регламент Петра Великого убедить в возможности венчать тяжело больного на дому, тем более, что соблазненная им девушка чувствует под сердцем биение его ребенка. В этом созналась Любовь Аркадьевна Дубянской.
Начался обряд венчания.
Неелов сидел в кресле, его шафером был доктор и, стоя сзади, держал над ним венец.
У Селезневой был шафером приехавший снова по просьбе Сергея Павловича Таскин, и ее обвели три раза вокруг кресла больного жениха.
Обряд окончился.
Честь Любовь Аркадьевны Селезневой была восстановлена, но Долинский не выдержал до конца и уехал на станцию, а оттуда в Москву.
На другой день, приехав снова в имение, он застал в доме Неелова целый консилиум врачей.
Елизавета Петровна занималась по хозяйству.
Любовь Аркадьевна была одна в своем будуаре. Сергей Павлович вошел туда.
Молодая женщина бросилась к нему навстречу и неожиданно для него упала перед ним на колени.
- Честь ваша спасена, хотя вы будете очень несчастны, Любовь Аркадьевна! - сказал он, поднимая ее. - Но прошу вас, что бы ни случилось, знать, что я ваш на всю жизнь… Теперь я уеду, но в знак вашего расположения, дайте мне что-нибудь на память.
- Вот кольцо… - взволнованным голосом проговорила она. - Это первый драгоценный подарок, сделанный мне папой… я дорожила им больше всего.
Она сняла с пальца колечко с изумрудом и бриллиантового осыпью, подала Долинскому и тотчас вышла.
Но в зеркале он видел, что по лицу ее струились крупные слезы.
Владимиру Игнатьевичу отняли ногу, но операция удалась блистательно, и больной был вне опасности.
Все, кроме Таскина, уехавшего накануне, и Долинского, вернувшегося также в Москву после разговора с Любовь Аркадьевной и получения от нее кольца, несколько дней провели в имении Неелова, куда даже приехала и Мадлен де Межен, вызванная Савиным.
Когда опасность для больного миновала, они тоже вернулись в Москву, но за это время Николай Герасимович глубоко оценил достоинства Елизаветы Петровны Дубянской и окончательно стал благоговеть перед этой девушкой.
На другой день по возвращении в Москву Долинский и Дубянская уехали в Петербург, куда раньше послали письмо с извещением о состоявшемся бракосочетании Неелова и Селезневой.
VI
МАТЬ И НЕВЕСТА
В Петербурге Елизавету Петровну ожидало роковое известие. В своей комнате, в доме Селезневых, на письменном столе она нашла письмо Анны Александровны Сиротининой. Письмо было коротко, очень коротко, но в нем чувствовалась такая полнота человеческого горя, что, охватив сразу все его глазами, Дубянская смертельно побледнела.
"Большое несчастье. Приходите, родная.
Ваша А. Сиротинина".
Вот что прочла в письме Елизавета Петровна, и, переодевшись с дороги, даже не заходя к Екатерине Николаевне Селезневой - Аркадий Семенович встретил их на вокзале - тотчас поехала на Гагаринскую.
В уютной квартирке Сиротининых царило бросившееся в глаза молодой девушке какое-то странное запущение.
Казалось, все было на своем месте, даже не было особой пыли и беспорядка, но в общем все указывало на то, что в доме что-то произошло такое, что заставило его хозяев не обращать внимания на окружающую их обстановку.