- Бьюсь об заклад, что и здесь за стулья возьмут, - проговорил Николай Иванович, опускаясь на стул, похлопал по стулу ладонью и задал вопрос слуге: - Комбьян за эти вещи?
Слуга, разумеется, не понял вопроса, взял от супругов карточки, полученные ими при входе, положил их на стул, отметил что-то карандашом, подал меню и остановился в почтительном ожидании заказа.
- Глаша! Мы прямо обед спросим, - сказал Николай Иванович жене и, обратясь к слуге, сказал: - Дине… Де дине…
- Nous n’avons pas de diners, monsieur. Seulement à la carte… Il faut choisir… Prenez la carte.
- Нет здесь готовых обедов. Надо по карте заказывать, говорит он, - перевела Глафира Семеновна.
- Как? В том ресторане, где берут за вход, да еще обедов нет? Вот это штука!
- Да оно и лучше, Николай Иваныч, - перебила Глафира Семеновна мужа. - А то бог знает еще чем накормили бы… Пожалуй, в обеде-то еще лягушку подсунут. Съешь, а потом…
- Что за вздор! Лягушку сейчас можно увидать. Неужто не можешь лягушку от чего-либо другого отличить?
- А рубленую подадут, так как ты ее отличишь?! Давай выберем самые обыкновенные блюда.
- Ну, бьен… Итак, прежде всего водки и закуски. О де ви… О де ви рюсс и закуска. Как закуска-то по-французски?
- Закуска-то? Я не знаю… Про закуску нас не учили.
- Nous n’avons pas d’eau de vie russe, monsieur, - ответил слуга. - Si vous voules cognac…
- Нет здесь водки, - перевела Глафира Семеновна. - Какая же русская водка в Париже! Он коньяку предлагает.
- Что, коньяк! Кто же коньяк пьет перед обедом! Коньяк после обеда… Идолы! За вход в ресторан берут, а не могут выписать из России водки. Мы же ихнее, французское, вино выписываем. Коньяк нон… - покачал Николай Иванович перед слугой головой. - Глаша! Да переведи же ему по-французски, что я сказал насчет водки…
- Ах, Николай Иваныч, не стоит! Ну что тут распространяться… Давай выберем скорей по карте, что заказать.
Она придвинула к себе карту и принялась ее рассматривать. Слуга, соскучившись стоять, сказал наконец:
- Dites-donc, monsieur, seulement, quel vin désirezvous: ordinaire, vin de pays?..
- Что он спрашивает? - взглянул Николай Иванович на жену.
- Про вино спрашивает. Какое вино.
- Ах да… Вен руж… Бугель вен руж… Видишь, Глаша, как я по-французски…
- Quel vin rouge, monsieur? Un franc, deux francs, trois francs…
- Понял, понял… Нет, брат, труа франк мало… Ведь это три четвертака… Дадите кислятину… Давай за рубль, за четыре четвертака… Катр франк… Да и вен блан ен бутель. Тоже в катр франк…
Лакей бросился исполнять требуемое.
- Я выбрала, Николай Иваныч, - сказала Глафира Семеновна. - Бульон, сомон, то есть лососина, и бифштекс. Тут уж видно, что подают.
- Постой! Постой! Эй, лом! - крикнул Николай Иванович слуге.
- Не лом, а гарсон. Здесь "человек" гарсоном зовется.
- Ах да… Я и забыл! Гарсон!
Но слуги уже и след простыл.
Соленое после супа
- Любопытно, что они с нас за вход слупят, - говорил Николай Иванович жене, сидя за столом в ресторане "Дюваль", и рассматривал врученные ему при входе расчетные карты (addition), которые он считал за входные билеты.
- Да вот уж лакей тут что-то на картах карандашом пометил, - ответила Глафира Семеновна, указывая на карточку. - Палочку поставил, даже две палочки поставил. Против цифры "десять" поставил палочку и против цифры "пятнадцать" тоже палочку.
- Неужто по рублю возьмут?
- Да нет же, нет. Ведь у них счет на франки. Вот на каждом билете две палочки, стало быть, два франка. Не понимаю я только, что печатные-то цифры обозначают. - А ничего около печатных цифр не написано?
- Видишь, что ничего.
- Странные порядки, - покачал головой Николай Иванович и прибавил: - Но ведь и два франка за вход - это очень дорого. Это ведь с каждого… С двоих четыре франка, франк по четвертаку, за каждый французский четвертак мы заплатили по два двугривенных, стало быть, это составит рубль шесть гривен. Да на чай прислужающему… Ой, ой, ой! Почти два рубля - не пито, не едено - отдай… Надсадишься, ежели каждый-то день по три раза за завтраком, за обедом и за ужином…
- Да ведь в дорогой ресторан попали.
- Какой тут к черту дорогой, когда даже вон все без скатертей едят! Даже столы скатертями не покрыты. Мраморный стол - и больше ничего.
- Верно, уж такое здесь обыкновение, чтобы без скатертей.
Слуга принес два стакана и две бутылки, водрузил их на стол и опять бросился бежать.
- Гарсон, гарсон!.. - остановил его Николай Иванович и, обратясь к жене, сказал: - Странно, что ты не знаешь, как по-французски закуски потребовать. Перед обедом солененького бы отлично… Не знаешь ли, как селедка по-французски?
- Да не учили нас про селедку.
- Ну, кильку или балык?
- И про балык с килькой нас не учили. Вот сыр как - я знаю: фромаж.
- Фромаж, фромаж, гарсон, - подхватил Николай Иванович.
- Quel fromage, monsieur?
- Знамо дело, швейцарский. Глаша! Как швейцарский?
- Ах, боже мой! Да неужто ты не можешь без закуски? Швейцарский - швейцар, должно быть.
- Фромаж швейцар.
- Je ne connais pas, monsieur, un fromage pareil, - отрицательно потряс головой слуга.
- Фромаж швейцар-то нет? Странно. Ну, какой-нибудь… Просто фромаж. Фромаж… Постой, постой… А селедку, Глаша… Растолкуй ему, что это соленая рыба.
- Пуасон сале. By компрене? Эн плит пуасон сале…
- Une sardine? Ah, oui, madame!
- Да не сардинку. Сардинку, впрочем, можно, само собой. А селедку… - тщетно старался пояснить Николай Иванович. - Фу-ты, пропасть! Ничего не понимает! Ну, вуй… Сардинку - вуй и анкор…
- Анкор пуасон сале. Эн отр пуасон сале…
- Oui, madame, vous recevez, - отвечал слуга и исчез, явившись через минуту с двумя чашками супа и глубокими тарелками. - Voila votre, bouillon, madame. Servez-vous, je vous prie.
- Что ж ты суп-то, братец, прежде подаешь?! - возмутился Николай Иванович. - Прежде нужно закуску. Сардин, фромаж, селедку.
- C’est après, monsieur… Après le bouillon.
- Как апре! Сейчас надо. Кто же ест соленое после супу! Глаша! Скажи ему…
- А презан, а презан… - заговорила Глафира Семеновна.
Слуга пожал плечами и побежал за требуемым.
- Хороший ресторан, дерут даже за вход, а таких слуг держат, которые даже не знают, что после чего подавать следует, - ворчал Николай Иванович, не зная французского обычая, по которому соленые закуски следуют за супом.
Через минуту слуга явился с маленькими тарелочками, на которых лежали две сардинки, сыр бри и несколько длинненьких маленьких морских раковин (moules). Глафира Семеновна как взглянула на раковины, так сейчас сморщилась, проговорила: "Фу, гадость!" - и закрылась салфеткой. Взглянул Николай Иванович и воскликнул:
- Что это? Улитки какие-то! Вон! Вон! Неси назад! Неси! - махал он руками. - Я селедку спрашиваю, а он каких-то улиток тащит. Прочь, прочь… Мы и устриц-то не едим, а он улиток. Алле, гарсон… Ле рюсс такой еды нон манже… С Богом, с Богом… Да уж и фромаж убирай. Я этот фромаж не ем.
- Пусть и сардинки убирает… Вовсе я не желаю такие сардинки есть, которые рядом с погаными улитками лежали, - прибавила Глафира Семеновна. - Алле… Иль не фо па. Рьян иль не фо па. Селеман ле бульон. Доне бульон. Уж и ты, Николай Иваныч, невесть что спрашиваешь. Ел бы без закусок! - напустилась она на мужа, продолжая сидеть, отвернувшись от вскрытых раковин.
Слуга недоумевал.
- Mais, madame, c’est ce que vous avez demandé… - бормотал он.
- Прене… Прене прочь. Ну не манжон па се шоз…
- Oh! Comme il est difficile!.. - вздохнул слуга и понес закуски обратно.
Супруги принялись за бульон.
- Вода, а не бульон, - сказала Глафира Семеновна и, хлебнув несколько ложек, отодвинула от себя тарелку. - И это хваленый Париж! Хваленая французская кухня!
- В ресторане, где даже за вход берут рубль шесть гривен, - прибавил Николай Иванович и сказал слуге: - Ну, пуасон. Скорей пуасон… Да не такой пуасон, который давеча подал.
- Сомон, сомон… Пуасон сомон, - подтвердила Глафира Семеновна.
Подали вареную лососину под соусом, но без гарнира. Порции были так малы, что супруги просто ахнули.
- И это де порсион? Де… Для двоих? Пур де? - спрашивали они слугу.
- Oui, monsieur.
- Да ведь это по разу в рот положить. А где же гарнир? Где картофель?
- Вуй, вуй… У э пом де тер? - бормотала Глафира Семеновна.
- Mais vous avez désiré seulement le saumon, madame.
- Да уж пом де тер само собой разумеется.
- Je vous apporterai tout de suite, madame, - сделал движение слуга.
- Да уж где тут апорте! Когда тут принесешь! Гляди. Вон твоя порция… - Николай Иванович поддел на ложку свою порцию лососины и отправил ее в рот.
- Анкор пуасон. Четыре порции этой пуасон. Катр порсион… - говорил он, прожевывая лососину.
- И пом де тер… - прибавила Глафира Семеновна.
- Quelles pommes désirez-vous, madame? - спрашивал слуга.
- Кель пом! Обыкновенный пом… Вареный пом.
Лакей улыбнулся и через пять минут принес еще четыре порции лососины и отдельно целую гору жареного тоненькими палочками картофеля - pommes frites.
- Вот дурак-то! Жареный картофель к вареной рыбе подает! - воскликнул Николай Иванович.
- Да уж ешь. Только бы наесться, - сказала жена. - А только удивительно, какой здесь бестолковый народ, в Париже.
Порции бифштекса были еще меньше. Супруги уже не возражали.
- На смех, просто на смех… - пробормотал Николай Иванович, забивая себе в рот свою порцию бифштекса, сжевал ее и принялся пить вино.
- Я голодна, Николай Иваныч, - жаловалась Глафира Семеновна.
- Да и я то же самое. Только чуть-чуть червячка заморил. Ведь с утра не ели, а теперь седьмой час. Придется часа через два переобедывать. Вот допьем вино да пойдем искать другой ресторан. Индейки какой спросим, что ли, гуся поедим… Гарсон! Комбьян? - обратился Николай Иванович к лакею и полез в карман за деньгами, чтобы заплатить за обед.
Лакей сунул ему те карты, которые были получены при входе, и указал на кассу. Супруги поднялись с места и направились к выходу.
Магнетизм, спиритизм и прочий гипнотизм
- Шестнадцать французских четвертаков взяли за все про все, - говорил жене Николай Иванович, когда они вышли из ресторана "Дюваль". - Что-то больно дешево. Ты рассчитай, что ведь мы вина потребовали на восемь четвертаков. Бутылку красного в четыре четвертака и бутылку белого в четыре четвертака. Стало быть, за еду пришлось всего восемь четвертаков. А ведь мы десять порций съели, шесть порций одной лососины. Положим, порции такие, что один раз в рот положить, но все-таки… Нет, стало быть, за вход в ресторан с нас ничего не взяли. Ничего… С какой же стати при входе два этих самых билета-то нам всунули? - рассуждал он про дювалевские расчетные карты - addition. - Нет, это не дорогой ресторан, ежели так рассудить.
- Да уж брось… Ну что тут считать. Все равно в этот ресторан я больше никогда не пойду, - отвечала Глафира Семеновна. - Помилуйте, улиток каких-то в раковинах нам сунули! Мы спрашиваем рыбу, явственно уж, кажется, говорю - пуансон сале, - а нам суют улиток. Надо запомнить этот ресторан, чтобы не попасть в него как-нибудь по ошибке, - прибавила она, оглянулась и вдруг увидала большую, освещенную газом вывеску, гласящую по-французски: "Театр египтян и арабов". - Николай Иваныч, вон там арабский театр… арабский и египетский… Возьмем билеты и посмотрим. Наверное, что-нибудь забавное.
- Да ведь ни ты, ни я ни по-египетски, ни по-арабски не знаем, - дал ответ муж.
- Да тут и не надо знать. Просто так посмотрим. Ведь уж как по-французски представляют, мы нынешнее лето и в Петербурге в "Аркадии" видели, а тут по-арабски и по-египетски.
- Ну что ж, зайдем.
- Да, конечно же зайдем, возьмем недорогие места, а не понравится - и вон. Даже и лучше, если недолго просидим. Надо пораньше домой… Я ужасно устала, мне только бы до постели. Поужинать-то и у себя в гостинице спросим. Ведь уж наверное в гостинице есть ресторан.
- Смотри-ка… Смотри-ка… Что это впереди-то?..
Супруги завернули за угол, и глазам их представилась великолепная картина освещенных разноцветными огнями фонтанов. Струи и столбы воды играли всеми цветами радуги и рассыпались бриллиантовыми брызгами. Эйфелеву башню также освещали белыми матовыми лампионами по всем этажам, а с фонаря башни в темноте ночи расстилалась по небу громадная полоса друммондова света. Картина была поразительная, и супруги остановились.
- Вот это хорошо! - невольно вырвалось у Николая Ивановича.
- Да, да… Действительно превосходно, - отвечала Глафира Семеновна. - Смотри-ка, как с башни электричество-то пущают.
- Это не электричество… Разве электричество такое бывает! Вон у нас на Невском электричество-то! А это, это… Как его? Это магнетизм… Животный магнетизм, должно быть.
- Полно, полно. Животный магнетизм совсем другое. Животным магнетизмом усыпляют. Я читала. Тот из человека выходит… из его живота… Это особенные такие люди есть, которые из себя животный магнетизм испускают, и называются они медиумы.
- Да нет же, нет. Ну что ты меня морочишь! Где медиумы, там спиритизм.
- Сказал тоже! Спиритизм - духи… Там покойников вызывают. То есть не настоящих покойников, а их тени, - вот они и стучат в стол.
- Ну так гипнотизм… Вот как гипнотизм…
- Ах, как ты любишь спорить, Николай Иваныч! Гипнотизм - это когда человек деревенеет и его булавками колют. А это электричество. Ведь электричества разные бывают. В телефоне вон тоже электричество.
Супруги заспорили. Наконец Николай Иванович махнул рукой и сказал:
- Ну, пусть будет по-твоему, пусть будет электричество. Плевать мне на все это. Пойдем в театр арабов смотреть.
Они отправились по направлению к освещенной газом театральной вывеске.
- Ты рассуди сам: ну, кто же может с башни животом такой большой магнетизм пускать, который даже полнеба обхватил? - все еще не унималась Глафира Семеновна.
- Довольно, Глафира Семеновна, довольно… - останавливал ее Николай Иванович. - Надоело.
- Нечего тут и надоедать. Я про все это даже в книжке читала.
- Пожалуйста, не хвастайся своим образованием. И мы кое-что читали.
- Ну, где тебе с мое читать! Когда тебе?.. Ведь ты целый день в лавке стоишь, а я дома и все за книгами…
- Знаю я твои книги! Про Гастона, про Берту да про Жерома - про их любовные похождения…
- Неправда, неправда. Я и ученые книги читаю.
- Про ученость уж ты оставь. Хороша твоя ученость! Ученость свою уж ты доказала. Сейчас я просил тебя в ресторане селедку по-французски спросить, так ты и то не могла.
- Оттого что нас про селедку не учили. У нас пансион был для девиц… Ну, с какой стати девицу про селедку учить? Селедка - предмет мужской, а не женский, она принадлежит к закуске, а закуска подается к водке, а водку разве девицы пьют?
- Да ведь девицы-то выходят замуж, делаются потом хозяйками, подают мужу и его гостям селедку к водке, так как же их про селедку-то не учить?..
В это время над самым ухом супругов раздался удар в ладоши и громкий сиплый выкрик:
- Nous sommes ouverts! Dans un quart d’heure nous commensons! Voyons, messieurs et mesdames… Faites attention… Voici la caisse… Prenez les billets. Depechez-vous, depechez-vous. Seulement un franc…
Супруги так и шарахнулись в сторону. Кричал рослый человек с усами, в красной, расшитой золотом куртке, в синих шальварах и в белом тюрбане на голове, зазывая в театр публику.
- Фу, черт тебя возьми! Леший проклятый! - выругался Николай Иванович и даже погрозил усатому человеку кулаком, но тот нисколько не смутился и продолжал зазывать:
- Quelque chose de remarquable, monsieur! Quelque chose, que vous ne verrez pas partout… La danse de ventre, monsieur… Venez, madame, venez. Nous sommes ouverts…
Тут же было окошечко театральной кассы. В кассе сидела пожилая женщина в красной наколке, выглядывала оттуда и даже совала по направлению к Глафире Семеновне вырванные из книжки билеты.
Супруги подошли к кассе.
- Комбьян? - спросил Николай Иванович и, получив ответ, что за вход только один франк, купил билеты и повел Глафиру Семеновну к двери театра.
Театр с выпивкой
Театр египтян и арабов, в который вошли Николай Иванович и Глафира Семеновна, был маленький театр-балаган, выстроенный только на время выставки, с потолком, подбитым крашеной парусиной, с занавесом из зеленой шерстяной материи. Размещенные перед сценой стулья стояли около барьеров, составляющих из себя как бы узенькие столы, на которые зритель мог ставить бутылки, стаканы, чашки. Немногочисленная публика сидела, курила и пила: кто пиво, кто вино, кто кофе с коньяком. Английский язык слышался во всех углах. Англичане пили по большей части херес, потягивая его через соломинки и закусывая сэндвичами. Представление еще не начиналось. По рядам шнырял мальчик в блузе и продавал программы спектакля, без умолку треща и рассказывая содержание предстоящего представления. Бродили лакеи, подлетавшие к каждому из входящих зрителей с предложением чего-нибудь выпить. Один из лакеев был для чего-то в красных туфлях без задников и в простом халате из дешевой тармаламы, точь-в-точь в таком, какие у нас по дворам продают татары. Голова его была обвита полотенцем с красными концами, что изображало чалму.
- Батюшки! Да это не театр. Здесь все пьют и курят в зале, - сказала Глафира Семеновна.
- Театр, театр, но только с выпивкой. Ничего не значит… Это-то и хорошо. Сейчас мы и себе спросим чего-нибудь выпить, - заговорил Николай Иванович, увидал халатника и воскликнул: - Глаша! Смотри-ка, какой ряженый разгуливает! В нашем, русском, халате и банном полотенце на голове. Почтенный! Ты из бани, что ли? Так кстати бы уж веничек захватил.
- Plaît-il, monsieur? - подскочил к нему халатник, поняв, что о нем идет речь, и взмахнул салфеткой, перекладывая ее из руки в руку. - Que désirez-vous, monsieur? Un café, un bok?
Николай Иванович посмотрел на него в упор и расхохотался.
- В какой бане парился-то: в Воронинской или в Целибеевской? - задал ему он вопрос.
Лакей, думая, что его спрашивают о костюме, ответил по-французски:
- Это костюм одного из племен, живущих в Египте.
Наши герои, разумеется, не поняли его ответа. Николай Иванович, однако, продолжал хохотать и спрашивать по-русски:
- Как пар сегодня? Ладно ли веничком нахлестался? Вот шут гороховый! Вздумал же вырядиться в такой наряд.
- Да что ты с ним по-русски-то разговариваешь? Ведь он все равно ничего не понимает! - остановила мужа Глафира Семеновна.
- А ты переведи. Ведь про баню-то, наверное, должна знать по-французски. Да и про веник тоже.
- Ты спрашивай, спрашивай, что тебе надо выпить-то.
- Café, congac, bok? Qu’est-ce que vous désirez, monsieur? - повторил свой вопрос лакей.
- Гляс. Аве ву гляс? Апорте гляс. Компрене ву? - сказала Глафира Семеновна.
- Oh, oui, madame. Vous recevez tout de suite. Et vous, monsieur?