Хмель себя выхваляет
Как во городе было во Казани,
Середи было торгу на базаре,
Хмелюшка по выходам гуляет,
Еще сам себя хмель выхваляет:
"Уж как нет меня, хмелюшки, лучше,
Хмелевой моей головки веселее.
Еще царь-государь меня знает,
Князья и бояре почитают,
Священники-попы благословляют;
Еще свадьбы без хмеля не играют,
И крестины без хмеля не бывают.
Еще где подерутся, побранятся,
Еще тут без хмеля не мирятся.
Один лих на меня мужик-крестьянин -
Он частешенько в зеленый сад гуляет,
Он глубокие борозды копает,
Глубоко меня, хмелину, зарывает,
В ретиво сердце тычиночки втыкает,
Застилает мои глазоньки соломкой.
Уж как тут-то я, хмель, догадался,
По тычинкам вверх подымался,
Я отростил свои ярые шишки.
Но всё лих на меня мужик-крестьянин -
Почастешеньку в зеленый сад гуляет.
Он и стал меня, хмелюшку, снимати
И со малыми ребятами щипати,
В кульё, в рогожи зашивати,
По торгам, по домам развозити.
Меня стали мужики покупати
И со суслицем во котликах топити.
Уж как тут-то я, хмель, догадался,
Я из котлика вон подымался,
Не в одном мужике разыгрался -
Я бросал их о тын головами,
А во скотский помет бородами".
Агафонушка
А и на Дону, Дону, в избе на дому,
На крутых берегах, на печи на дровах
Высока ли высота потолочная,
Глубока глубота подпольная,
А и широко раздолье – перед печью шесток,
Чистое поле – по подлавочью,
А и синее море – в лохани вода.
А у белого города у жорного
А была стрельба веретенная,
А и пушки – мушкеты горшечные,
Знамена поставлены – помельные,
Востры сабли – кокошники,
А и тяжкие палицы – шемшуры,
А и те шемшуры были тюменских баб.
А и билася, дралася свекры со снохой,
Приступаючи ко городу ко жорному,
О том пироге, о яичном мушнике.
А и билися, дралися день до вечера,
Убили они курицу пропащую.
А и на ту-то на драку, великий бой,
Выбежал сильной могуч богатырь,
Молодой Агафонушка Никитин сын.
А и шуба-то на нем была свиных хвостов,
Болестью опушена, комухой подложена,
Чирьи да вереды – то пуговки,
Сливные коросты – то петельки.
А втапоры старик на полатях лежал,
Силу-то смечал, во штаны …..;
А старая баба, умом молода,
Села …… сама песни поет.
А слепые бегут спинаючи глядят,
Безголовые бегут – они песни поют,
Бездырые бегут – ………….,
Безносые бегут – понюхивают.
Безрукий втапоры клеть покрал,
А нагому безрукий за пазуху наклал,
Безъязыкого того на пытку ведут,
А повешены – слушают,
А и резаный тот в лес убежал.
На ту же на драку, великий бой,
Выбегали тут три могучие богатыри,
А у первого могучего богатыря
Блинами голова испроломана,
А у другого могучего богатыря
Соломой ноги изломаны,
У третьего могучего богатыря
Кишкою брюхо пропороно.
В то же время и в тот же час
На море, братцы, овин горит,
С репою, со печенкою.
А и середи синя моря Хвалынского
Вырастал ли тут крековист дуб.
А на том на сыром дубу крековистом
А и сивая свинья на дубу гнездо свила,
На дубу гнездо свила и детей она свела,
Сивеньких поросяточек, поросяточек полосатеньких.
По дубу они все разбегалися,
А в воду они глядят – притонути хотят,
В поле глядят – убежати хотят.
А и по чистому полю корабли бегут,
А и серый волк на корме, стоит,
А красна лисица потакивает:
"Хоть вправо держи, хоть влево, затем куда хошь".
Они на небо глядят – улетети хотят.
Высоко ли там кобыла в шебуре летит,
А и черт ли видал, что медведь летал,
Бурую корову в когтях носил.
В ступе-де курица объягнилася,
Под шестком та корова яйцо снесла,
В осеку овца отелилася.
А и то старина, то и деянье.
Народный театр
Народная драма: "Мнимый барин", "Маврух", "Параша" – из сборника Н. Онучкова "Северные народные драмы"; 1911, "Кедрил-обжора" – из "Записок из Мертвого дома" Ф. Достоевского; "Лодка" – из хрестоматии В. Сиповского, 1908.
Театр Петрушки: "Петрушка". Народная кукольная комедия– из книги А. Алферова, А. Грузинского "Допетровская литература и народная поэзия", 1911.
Вертепные представления: "Царь Ирод" – из статьи В. Добровольского в книге "Известия ОРЯС", 1908; "Барыня и доктор" – из книги Е. Романова "Белорусские тексты вертепного действа", 1898.
Раек: приводятся тексты из книги Д. Ровинского "Русские народные картинки", 1881, и статьи А. Гациского в книге "Нижегородка. Путеводитель и указатель по Нижнему Новгороду и Нижегородской ярмарке", 1875.
Медвежья потеха: приводятся тексты из книг Д. Ровинского, С. Максимова, а также лубочной картинки 1866 года, печатанной в литографии А. Аврамова.
Прибаутки ярмарочных зазывал: приводятся тексты, записанные в конце XIX века.
Народная драма
Мнимый барин
Действующие лица:
Барин, в военной форме, с погонами; белая соломенная шляпа, в усах, с тростью, при зонтике.
Барыня, переодетый мужчина из молодых парней: в платье, в чепце. Старается говорить тонким голосом.
Трактирщик, в рубашке навыпуск, в жилетке, на груди зелёный фартук, на голове картуз.
Лакей, во фраке или сюртуке, на голове фуражка, на руках перчатки.
Староста, старик в сермяге, на голове чёрная шляпа котлом, за плечами сумка, на ногах лапти.
Барин. Мария Ивановна, пойдёмте прогуляться. (Входят в трактир, обращаются к Трактирщику.) Трактирщик!
Трактирщик. Что угодно, барин голый?
Барин. Ах, как ты меня присрамил!
Трактирщик. Нет, барин добрый, я вас похвалил!
Барин. Есть ли у вас комнаты, нам с Марьей Ивановной расположиться, чаю-кофею напиться?
Трактирщик. Есть, даже шпалерами обиты-с.
Барин. И пообедать будет можно?
Трактирщик. Как же-с, барин, можно-с.
Барин. А что именно будет приготовлено?
Трактирщик. Жаркое-с.
Барин. Именно какое?
Трактирщик. Комар с мухой, таракан с блохой на двенадцать частей разрезаны-с, на двенадцать персон приготовлены-с.
Барин. Мария Ивановна! Какое жаркое чудесное-с! (К Трактирщику.) Сколько будет стоить-с?
Трактирщик. Полтора шесть гривен-с!
Барин. Болван, не лучше ли бы тебе сказать: два десять! <…>
Трактирщик. Нет, мы не болваны, а живем с людьми на обманы; не таких видали, без шинели домой отпускали; а если вас порядочно угостить, можно без мундира отпустить; у вас в одном кармане вошь на аркане, в другом блоха на цепи!
Барин. Ах, Мария Ивановна! Должно быть, он в наш карман лазил! Не хочу гулять, иду дальше. <…>
Является его Лакей.
Лакей. Что, барин голый?
Барин. Ах, как ты меня присрамил!
Лакей. Нет, барин добрый, я вас похвалил. <…>
Барин. Афонька малый, поил ли ты моего коня?
Лакей Как же, барин, поил!
Барин. Почему же у коня верхняя губа суха?
Лакей. Не могла достать.
Барин. А ты бы подрубил.
Лакей. Я и так по колени ноги отрубил!
Барин. Дурак, ты бы корытце подрубил!
Лакей. Я и так все четыре ноги отрубил! <…>
Староста входит, кланяется Барину и говорит.
Староста. Здорово, барин-батюшко, сивый жеребец, Михайло Петрович! Я был на Нижегородской ярмарке, видел свиней вашей породы, да вашу барскую шкуру продал, на вашу милость остался хомут очень прочен; ещё привёз вам подарочек: гуся да индюшечку.
Барин. Что ты, дурак, разве бывает свинина барской породы?
Староста. Вашего завода.
Барин. Ах да, моего завода! А разве баре носят хомуты?
Староста. Очень прочен, боярин-батюшко!
Барин. Ну, расскажи, староста, откуда ты?
Староста. Из вашей новой деревни.
Барин. Ну, как в деревне мужички поживают?
Староста. Порато дородно поживают: с ножки на ножку попрыгивают, у семи дворов один топор.
Барин. Что ты болтаешь, ничего не поймёшь!
Староста. Каждый крестьянин до семи топоров имеет.
Барин. Ах, как хорошо! А что они топорами делают?
Староста. Занимаются вырубкой лесов.
Барин. Поди много вырубают?
Староста. Порато много, боярин-батюшко.
Барин. Как много?
Староста. А вот как соберутся всей-то деревней в лес, да возьмут верёвку, на вершину навяжут, клонят, клонят… всей деревней и гнут целый день.
Барин. Что ты болтаешь, ничего не поймёшь!
Староста. На каждый топор по семи дерев вырубают, боярин-батюшко!
Барин. Ах, как много! А что же они из лесу делают?
Староста. Дома строят.
Барин. Поди-ко большие?
Староста. Порато большие, боярин-батюшко!
Барин. А как большие?
Староста. А собачки бежат, в окошечко глядят.
Барин. Что ты болтаешь, ничего не поймёшь!
Староста. Курицы на крышу вылетают, с неба звёзды хватают! Я утром вышел: петух идёт, полмесяца волочёт.
Барин. А какие дома громадные! Поди у них и окна большие?
Староста. Порато большие, боярин-батюшко!
Барин. А как большие?
Староста. А вот как: долотом намечено, а буравчиком проверчено, твоя маминька, кривая сука, впялит глаза и смотрит.
Барин. Что ты болтаешь, ничего не поймёшь!
Староста. Весь свет в одно окно видно!
Барин. А какие окна большие! А у наших крестьян хлебопашество есть?
Староста. Есть, боярин-батюшко.
Барин. Поди-ко много?
Староста. Порато много, боярин-батюшко!
Барин. А как много?
Староста. В ту сторону сажень, да в другую сажень, так кругом-то четыре будет.
Барин. Что ты болтаешь, ничего не поймёшь!
Староста. Каждый крестьянин по семи десятин имеет.
Барин. Ах, как много! Поди-ко наши крестьяне на многих лошадях и на пашню выезжают?
Староста. Порато на многих.
Барин. А как на многих?
Староста. Всей деревней на одной сохе и то на козе.
Барин. Что ты болтаешь, ничего не поймёшь!
Староста. Каждый крестьянин на паре лошадей выезжает.
Барин. Ах, как много! А рано поди на пашню-то выезжают?
Староста. Порато рано, боярин-батюшко!
Барин. А как рано?
Староста. В полдень поедут, а в обед уж дома.
Барин. Что ты болтаешь, ничего не поймёшь!
Староста. С утра до вечера, с восхода до заката работают.
Барин. Ах, хорошо! У наших крестьян и посев большой бывает!
Староста. Порато большой.
Барин. А как большой?
Староста. В полосу зерно, в борозду другое, и посев весь.
Барин. Что ты болтаешь, ничего не поймёшь!
Староста. Каждый крестьянин по семь кулей высевает.
Барин. Ах, хорошо! А эдак у них и урожай хороший бывает?
Староста. Порато большой, боярин-батюшко!
Барин. А как велик?
Староста. Колос от колоса – не слышно человеческого голоса.
Барин. Что ты болтаешь?
Староста. Курице пройти нельзя!
Барин. Ах, как хорошо! А эдак и нажин большой бывает?
Староста. Порато большой, боярин-батюшко!
Барин. А как большой?
Староста. Сноп от снопа – столбовая верста, а копна от копны – день езды; тихо едешь – два проедешь.
Барин. Что ты болтаешь, ничего не поймёшь!
Староста. На каждой десятине по сто копён становится.
Барин. Ах, как хорошо! Эдак и копны у них большие?
Староста. Порато большие, боярин-батюшко!
Барин. А как большие?
Староста. Курица перешагнет.
Барин. Как, как?
Староста. Палкой не перекинешь!
Барин. Ах, как хорошо! А эдак и примолот у них большой бывает?
Староста. Порато большой.
Барин. А как большой?
Староста. Начнут молотить, так и зерно не летит.
Барин. Как, как?
Староста. С каждого овина по семи кулей вымолачивают. <…>
Барин. А был ли ты, староста, на моей новой мызе?
Староста. Как же, барин, был…
Барин. Всё там благополучно?
Староста. Всё благополучно, боярин-батюшко; да вот тётка Марфунька за лапоть писульку заткнула.
Барин. Подай-ко её сюда!
Староста. Сейчас, боярин-барин.
Барин. Только не изорви!
Староста. Не изорву, только изомну. (Тащитписьмоизлаптя.) <…> На-ко, барин, прочти.
Барин (берёт записку и говорит). Как у вас написано-то, по азам?
Староста. Не разобрать твоим чертовским глазам!
Барин (читает). Как же ты сказал: всё благополучно? Во-первых, мой перочинный ножик сломался!
Староста. Сломали, боярин-батюшко, сломали, прогневали бога, сломали!
Барин. Ну, расскажи, как его сломали?
Староста. Вот я расскажу, как его сломали! Как твой сивопегий жеребец помер, мы с него шкуру сдирали, кругом хвостика резанули, а ножик был стальной да и хрупнул.
Барин. Как, разве мой сиво-пегий жеребец поколел?
Староста. Помер, боярин-батюшко!
Барин. Поколел же?
Староста. Помер.
Барин. Ну, расскажи, отчего поколел?
Староста. Расскажу, отчего помер! Как твоя маменька, кривая сука, поколела, её на кладбище повезли, а он был сердечком-то ретив, себе ножку сломал, тут и помер.
Барин. Как, разве моя маменька померла?
Староста. Поколела…
Барин. Померла же?
Староста. Поколела!
Барин. Видите, Марья Ивановна, лошади помирают, а люди поколевают! Ну, расскажи, отчего моя маменька померла?
Староста. Расскажу, отчего поколела… Как твой-то трёхэтажный домик загорелся, твоя-то маменька сердечком была ретива и с крылечка соскочила, себе ногу сломила, тут и поколела.
Барин. Как, разве мой трёхэтажный дом сгорел?
Староста. Давным-давно! <…>
Барин. А ты на пожаре-то был?
Староста. Как же, боярин-батюшко, был. Три раза кругом обежал, таких три кирпича красных вытащил!
Барин. Неужели от пожара ничего не осталось?
Староста. Нет, осталось много…
Барин. А что такое?
Староста. А чем чай-то пьют!
Барин. Что такое, чай, что ли?
Староста. Нет, крупнее.
Барин. Так сахар, что ли?
Староста. Нет, чернее.
Барин. Так уголья, что ли?
Староста. Вот, вот – уголья. <…>
Барин. Где ты по сие время шлялся?
Староста. Я на вашей красной шлюпочке катался.
Барин. Видите ли: у барина петля на шее, а он на красной шлюпочке катался.
Староста. Если бы была у вас, барин, петля на шее, я взял бы, тримбабули-бом, да и задавил бы!
Кедрил-обжора
<…> Затем следовала вторая пьеса, драматическая – "Кедрил-обжора". Название меня очень заинтересовало; но как я ни расспрашивал об этой пьесе, ничего не мог узнать предварительно. Узнал только, что взята она не из книги, а "по списку"; что пьесу достали у какого-то отставного унтер-офицера в форштадте, который, верно, сам когда-нибудь участвовал в представлении ее на какой-нибудь солдатской сцене.
У нас, в отдалённых городах и губерниях, действительно есть такие театральные пьесы, которые, казалось бы, никому не известны, может быть, нигде никогда не напечатаны, но которые сами собою откуда-то явились и составляют необходимую принадлежность всякого народного театра в известной полосе России.
Кстати: я сказал "народного театра". Очень бы и очень хорошо было, если б кто из наших изыскателей занялся новыми и более тщательными, чем доселе, исследованиями о народном театре, который есть, существует и даже, может быть, не совсем ничтожный. Я верить не хочу, чтоб всё, что я потом видел у нас, в нашем острожном театре, было выдумано нашими же арестантами. Тут необходима преемственность предания, раз установленные приёмы и понятия, переходящие из рода в род и по старой памяти. Искать их надо у солдат, у фабричных, в фабричных городах, и даже по некоторым незнакомым бедным городкам у мещан. Сохранились тоже они по деревням и по губернским городам между дворовыми больших помещичьих домов. Я даже думаю, что многие старинные пьесы расплодились в списках по России не иначе как через помещицкую дворню. У прежних старинных помещиков и московских бар бывали собственные театры, составленные из крепостных артистов. И вот в этих-то театрах и получилось начало нашего народного драматического искусства, которого признаки несомненны.
Что же касается до "Кедрила-обжоры", то, как ни желалось мне, я ничего не мог узнать о нём предварительно, кроме того, что на сцене появляются злые духи и уносят Кедрила в ад. Но что такое значит Кедрил и, наконец, почему Кедрил, а не Кирилл? Русское ли это или иностранное происшествие? – этого я никак не мог добиться. <…>