- Еще бы вам не признавать! - запальчиво сказала Мария, и настроение у нее сразу улучшилось, она почувствовала себя спокойно, уверенно. И это внезапно пришедшее к ней чувство уверенности не обмануло ее во время дальнейшего пребывания в Париже.
Николь решила помочь Марии выполнить задачу, ради которой они и предприняли свое путешествие, - продать орудия с линкора "Генерал Алексеев".
- Чтобы дело было наверняка, давай все-таки потревожим старика Петена, - предложила Николь.
- Давай, - неуверенно согласилась Мария. - Когда-то он обещал мне свое покровительство.
Николь позвонила в загородный дом маршала, сказала, что ей необходимо срочно встретиться с ним, и тот счел возможным подойти к телефону.
- Вы помните русскую девочку, дочь адмирала, что жила у меня в начале двадцатых? Ту, что играла в спектакле во рву форта Джебель-Кебир? Ну вспомните, маршал! Вспомните…
- Что-то припоминаю… А, такая хорошенькая, в белом платье, вспомнил!
- Не хорошенькая, а красавица - это я вам еще тогда говорила! - наступала Николь.
- Да, да. Наверное. Тебе видней, ты сама у нас красавица! - Маршал глухо рассмеялся. Он действительно вспомнил форт Джебель-Кебир, русскую пьесу во рву, украшенном гирляндами цветов, русскую девушку в белом, русских военных…
- Ее зовут Мари, она рядом! - крикнула в трубку Николь. - Она хочет вам что-то сказать! Говори, - шепнула она Марии, - говори!
Мария бережно взяла трубку из рук Николь.
- Пароль "Мари"! - громко сказала она.
На том конце телефонного провода воцарилось молчание. Потом маршал сказал:
- Отзыв "Бизерта"! Приезжайте! - И положил трубку.
- Все. Считай, дело в шляпе, - подытожила Николь.
- Откуда у тебя такая уверенность? Он ведь не в курсе…
- Какая разница, в курсе не в курсе! Это мне объяснил мой родной муженек: если люди такого ранга соглашаются вас принять, то отказать в вашей просьбе они уже не могут.
- Почему?
- Это совсем просто: берегут свое здоровье.
- Как?
- О, Мари, какая ты недогадливая - это совсем на тебя не похоже! Проще простого. Когда человек делает другому человеку доброе дело, он сам становится от этого чуточку лучше. Во всяком случае, здоровее, тут уж на сто процентов! Ты не думай, что я такая умная - Николь широко улыбнулась, показывая белые, ровные, хотя и чуточку крупноватые зубы. - Жизнь так устроена, сама жизнь. Ты обратила внимание, что от моего мужа все просители выходят с улыбкой до ушей, все сияют. Конечно, его секретари и я отбираем тех, кто будет к нему допущен, но такая наша работа. Шарль говорит, что этот принцип знали еще египетские фараоны, им ведь тоже не мешало хорошее здоровье. А если отказывать, представляешь, сколько проклятий посыплется на его голову, а так одна осанна!
- Мудро, - согласилась Мария, - а ты все же умница, Николь!
- Как тебе сказать, - смутилась Николь, - я, конечно,не самая последняя дура, но очень многому в этой жизни меня научил Шарль.
- Ша-а-рль, Ша-а-рль, - протяжно повторила Мари. - Как странно, я столько лет с вами, а толком и не знала, как зовут твоего мужа. Все - Ваше Высокопревосходительство и Ваше Высокопревосходительство… А он просто Шарль… хорошее имя, мне нравится.
- Хорошее. - Голос Николь дрогнул. - Мы никогда не говорили с тобой об этом, но мне крупно повезло в жизни, я вытянула из колоды козырного туза, а не какого-нибудь валета.
- Дай Бог! Я знаю, что он любит тебя, все знают.
- Да-да. - Николь польщенно улыбнулась. - Даже старина Петен и тот заметил. Шарль мне рассказывал, Петен как-то сказал ему: "Тем, кто умеет любить, должно оказывать политическое доверие. Такие люди нужны Франции". Шарль был очень доволен, я помню… Ты, наверное, догадываешься, что я тоже его люблю. Очень! Я не представляю без него своей жизни. - На глаза Николь навернулись слезы. - Прости, я стала плаксивой старухой, - закончила она с наигранным смешком в голосе.
- Я моложе тебя, но не считаю чувствительность слабостью. Это нормально, значит, у тебя живая душа. И нечего себя одергивать в проявлении чувств. Да, мы, к сожалению, о многом не говорим, а следовало бы. Часто на самом главном месте мы делаем паузу или ставим многоточие, как будто язык действительно дан нам для того, чтобы скрывать свои мысли, - взволнованно проговорила Мария на одном дыхании.
- Знаешь, Мари, то, что было в моей жизни до Шарля, кажется мне сном, притом не моим сном, а какого-то другого, малознакомого человека. В молодости был такой случай: один парень сильно ударил меня в лицо, я упала и ударилась обо что-то острое, о какую-то железяку, на всю жизнь у меня остался шрам на бедре, но даже этот шрам не говорит мне о том, что я когда-то спала с тем парнем. Ты меня понимаешь?
Мария кивнула. Она очень хорошо понимала то, о чем говорила Николь.
- Ты так откровенна со мной, - благодарно сказала Мария.
- А с кем же мне еще быть откровенной? С курицей Клодин? С Шарлем я тоже откровенна, но он мужчина, а они многого не понимают, и им не все можно рассказывать. Вот ты сказала - я умная. Может быть. Я дворняжка, а они все умные - жизнь выучивает. Так-то, ваше сиятельство! - Николь весело подмигнула Марии, и они порывисто обнялись. И в эту минуту каждая думала о своем. Николь о том, что жизнь идет под уклон, а вроде бы только началась… Мария о том, что уже не в первый раз самые сокровенные разговоры с людьми возникают у нее как бы ни с того ни с сего, походя. И она даже подумала, что, наверное, походя случаются не только разговоры, но и решаются дела, иногда в высшей степени значительные не только для отдельного человека, но даже и для целых народов.
Молодой черноволосый генерал очень высокого роста проводил Николь и Марию в кабинет маршала Петена. Тот сидел в глубоком кожаном кресле у отделанного малахитом камина прямоугольной формы. Маршал сидел бритым затылком к двери, и Марии сразу вспомнился отец адмирал, дом в Николаеве, их камин, тоже облицованный малахитом. Маршал был в двубортном костюме стального цвета в легкую светлую полоску, в черных туфлях, начищенных до зеркального блеска, в белоснежной рубашке, красиво повязанной галстуком красноватого оттенка, гармонирующим с пламенем в камине.
- О, как вам к лицу штатское! - воскликнула с порога Николь.
- Девочки, проходите, присаживайтесь, - приподнимаясь с кресла, радушно сказал маршал. - Впрочем, что это я, старый дурень! Надо же обняться, расцеловаться! - И он обнял и поцеловал в щеку сначала Николь, а потом Марию. - Да, - повернулся он к высокорослому адъютанту, перед которым сам выглядел маленьким. - Пусть принесут прямо сюда сыр и вино, без церемоний, а потом кофе, да, девочки?
Николь и Мария согласно закивали головами.
- Есть! - козырнул молодой генерал и вышел за дверь, ступая по мраморному полу крадучись, как тигр.
- У вас новый адъютант? - спросила Николь. - Довольно крупный.
- Да, взял сынишку старого друга, пусть поднатаскается, - сказал маршал о генерале, - а мой прежний мучается радикулитом, я отправил его в секретариат, к бумажкам. Давность знакомства - замечательная штука, - продолжал маршал, - вот я не видел вас уйму времени, но как будто вчера расстались! А какая ты выросла красавица, доченька, - обратился он к Марии, - просто украшение Франции.
- И Тунизии, - подхватила Николь.
- Да причем здесь твоя Тунизия! Я бы сказал, всей Европы! - возразил маршал и громко засмеялся, с удовольствием и простодушием настоящего солдата. Маршал был рад нечаянной встрече, женщины его взбодрили, он почувствовал себя гораздо моложе своих восьмидесяти двух лет, и, если бы не кожа, отвисающая на старческой шее брыльями, он казался бы совсем не старым, а, что называется, мужчиной на ходу.
- У нас дома, в России, был точно такой же камин, очень похожий и, главное, тоже отделанный малахитом. Малахит - русский, уральский камень. Откуда он здесь?
- Отчего же русский? - живо возразил маршал Петен. - В Африке его много, этот - африканский.
- Да? А я и не знала, - удивилась Мария.
- Мир, деточка, большой, - с лукавой и мудрой усмешкой сказал маршал, - очень большой…
Обслуживавшие маршала военные принесли круглый низкий столик, сервировали его на три персоны, открыли вино, поставили доску с сырами, придвинули к камину три кресла. Один из военных остался прислуживать за столом, но маршал остановил его:
- Оставьте нас, я сам поухаживаю за дамами!
Военный вышел, плотно притворив за собою дверь.
- Обожаю смотреть на огонь! - возбужденно сказала Николь.
- И я! - поддержала ее Мария. - У нас дома папа мог сидеть возле камина часами и смотреть на пламя. Я его понимаю. Огонь, как жизнь, вечно и ежесекундно сгорающая… все философы…
- Не философствуй, детка, - грубовато и в то же время ласково прервал Марию маршал Петен. - За прекрасных дам! - Он молодцевато поднялся с кресла и выпил свой бокал стоя, как настоящий мужчина.
- У вас вкусное вино, - похвалила Мария, - само пьется.
- Вот и замечательно! - сказал Петен. - Когда само - это замечательно.
Говорили о том о сем, пили, ели сыр, а Мария все не могла приступить к делу. И опять ее выручила Николь.
- Господин маршал, я человек прямой, и вы прямой, поэтому я обращаюсь к вам без обиняков: выслушайте Мари, у нее к вам интересное дело, а сказать она стесняется. Говори, а я пойду прогуляюсь по зимнему саду, можно? - с улыбкой перевела она взгляд на Петена.
- Еще бы, обязательно посмотри! - оживился маршал. - И взгляни, какие я вывел белые розы, - обязательно!
Как и многие полководцы, маршал был завзятый цветовод и очень гордился своими достижениями в этой области.
Мария рассказала ему об орудиях с линкора "Генерал Алексеев", о том, что когда-то, в русско-японскую войну, адмирал Герасимов и ее отец демонтировали орудия с русских кораблей и укрепили ими береговую линию Порт-Артура. Слушая Марию, маршал не проронил ни слова, а когда она закончила, подошел к своему письменному столу и нажал кнопку.
Явился тот самый черноволосый генерал, "парнишка", как назвал его маршал.
- Есть замечательная идея - укрепить береговую линию Нормандии орудиями с большого русского корабля.
- Дредноута, - подсказала Мария.
Маршал поморщился: он терпеть не мог английских слов.
- Большого линейного корабля, - поправилась Мария.
- Англичанам это не понравится, - с улыбочкой сказал адъютант, видимо, уже хорошо изучивший все приязни и неприязни своего начальника.
- Наверное. - По лицу маршала Петена скользнула победительная усмешка. - Конечно, им не понравится, а Франции необходимо. Графиня Мари даст вам все исходные данные. Свяжитесь… - Маршал хотел назвать чье-то имя, но потом лишь добавил: - Вы сообразите, с кем связаться. Скажете - это мое предложение. Жду доклада. Графиня, - обратился он к Марии, - вы пойдите сейчас с ним в мой секретариат, все им скажите и возвращайтесь. Да, и не скромничайте с ценой. Я знаю русские корабельные орудия, они нас не подведут.
Потом Николь и Мария осматривали вместе с Петеном зимний сад, и он рассказывал им о каждом цветке, как о живом человеке.
- Вы взяли все координаты? - спросил маршал Марию, когда они возвратились в его кабинет к горящему камину.
- Да, договорились прямо завтра встретиться…
- Ну вот и славненько! Давайте еще чуточку выпьем, мне даже врач велит выпивать в день два-три бокала красного вина.
Когда они наконец попрощались с маршалом Петеном и поехали домой, Мария сказала:
- Спасибо тебе, Николь, дело начато.
- Глупенькая, - засмеялась Николь, - дело сделано!
- Но ведь маршал Петен сейчас не занимает никакой должности?
- Какая чепуха, малышка! На свете очень много людей, которые как бы не у дел, а вершат большие дела, это нормально. Вот эти, что стоят в тенечке и не лезут на страницы газет, и есть главные. А многие из тех, кто якобы главный, на самом деле марионетки. Сегодня маршал не у дел, а завтра…
- Для завтра он слишком старенький.
- Не скажи! Мой Шарль очень высокого мнения о Петене и говорит, что армия фактически его, а это тебе не шутка!
Мария не рассчитывала, что ей удастся сделать дело так стремительно, одним наскоком, она приготовилась к вязкой и нудной борьбе, подобрала целый ряд аргументов в свою пользу, выучила их на зубок. А ничего из ее заготовок не понадобилось. Оказалось, что одной фразы старого человека достаточно, чтобы все устроилось самым лучшим образом. Контракт, который она подписала на другой день после визита к маршалу Петену, был исключительно выгоден для нее. Ей даже удалось подчеркнуть в бумагах, что орудия с линкора "Генерал Алексеев" военные демонтируют сами и сами вывезут их в Нормандию. Не забыла Мария и добрый совет маршала: "Не скромничайте с ценой". Она не поскромничала, хотя и не зашла за край, - чувство меры никогда не покидало Марию.
- Николь, - робко спросила она по возвращении из военного ведомства, - Николь, а когда я получу с этого контракта деньги, ты возьмешь у меня на шпильки?
- Нет! Нет! Нет! - замахала руками Николь. - Неужели сестры берут друг у друга проценты за услуги?
- Спасибо. Я знала, что ты так ответишь, но не могла не спросить - это ведь целиком и полностью твоя заслуга.
- Ну хорошо. В последний раз прощаю!
- И что бы я без тебя делала!
- Ой-е-ей! Нашла бы что делать. Небось, теперь у тебя половина министерства в поклонниках?
- Ну половина не половина, а кое-кто есть! - улыбнулась Мария.
- Ладно, все это второстепенное - продали пушки и продали, главное сейчас для тебя не это… И хочу тебе сказать, что все устроится лучшим образом. Думаю, он нас ждет.
- Где?
- На яхте, с папулей беседует.
- Кто же отпустит его из училища?
- Мари, ты что не знаешь, что я жена одного из виднейших губернаторов?
И они расхохотались с удовольствием и радостью людей, понимающих друг друга с полуслова.
- Так едем в Марсель! - воскликнула Николь.
- Пока не могу. Я должна разыскать мою названную сестру Ульяну.
- Это ту кузину, большую, высокую?
- Да, ее. Нужно разыскать. Обязательно!
- И я с тобой!
- Николь, она живет в очень бедном квартале, там грязь, теснота…
- Что ты мне голову морочишь? Я что, грязи не видала? Едем! Только надо взять с собой побольше мелких денежек.
- Зачем?
- Не швыряться же крупными купюрами? Бедняки этого не поймут. И надо переодеться в дорожное платье, попроще.
Через час они уже ехали на розыски Ульяны. Вела машину Мария.
- А ты хорошо знаешь Париж, - похвалила Николь.
- Еще бы мне не знать! Я изъездила город вдоль и поперек, почти как русский таксист.
LXIX
- О-ля-ля! Кто не знает русских таксистов! - дурашливо проговорила Николь. - Русский князь - таксист! - И она рассмеялась своей шутке, которая показалась ей очень уместной.
Реакция Марии была для Николь неожиданной.
- Да, есть такое клише в головах ваших французов. Русский князь - таксист, русский генерал - швейцар отеля, казацкий атаман - вышибала в борделе. Так вам проще с нами, русскими… Русские для вас - матрешки, расписные ложки, самовары, звон балалайки, цыганский хор в кабаре и все тот же пресловутый русский князь - таксист!
- О, Мари, у тебя все лицо пошло пятнами. Какая ты, оказывается, патриотка своей России!
- Извини, - тихо сказала Мария, сбрасывая скорость, - извини… Хотя разве стыдно быть патриоткой?
- Нет, отчего же? Конечно, нет. Я тоже, например, могу ругать своих французишек последними словами, но если при мне человек другой нации скажет о французах плохо, у-у, я глаза выцарапаю!
И обе они с улыбкой взглянули друг на друга - с открытой и всепрощающей улыбкой, которая лучше слов говорила о том, что каждый не без изъяна, но надо уметь сдерживаться и смотреть на мир шире и доброжелательнее.
- Ты повернула к Булонскому лесу? - удивилась Николь. - Там ведь богатые кварталы…
- Не совсем. Я знаю здесь короткий проезд к Биянкуру, что на той стороне Булони.
Рабочий городок Биянкур, прозванный русскими Биянкурском, встретил их сумрачными дощатыми бараками, унылыми, грязно-серыми коробками доходных домов без лифтов и, конечно, лесом огромных заводских труб разных диаметров, из которых в прежние времена безостановочно валили темно-фиолетовые, черно-серые или иссиня-золотые клубы дыма, а сейчас лишь кое-где застенчиво поднимались в небо блеклые дымки - дела на заводе Рено давно уже шли не лучшим образом.
Память у Марии была фотографическая, так что она без труда нашла дом, в котором остались накануне ее отъезда в Тунизию Ульяна Жукова и ее муж, казачий подъесаул Андрей Сидорович Калюжный.
Шел мелкий, противный дождь, дул северный ветер, было так зябко, что без особой надобности не то что люди, но даже собаки и кошки не выходили из своих укрытий. Так что, когда они подъехали к дому, он показался им вымершим.
- По-моему, здесь, - неуверенно проговорила Мария, - но раньше у подъезда была скамейка, на ней всегда сидели наши русские старушки и разговаривали о житье-бытье, а теперь все голо - ни скамейки, ни людей.
- Ладно, закрой машину на ключ и пойдем! - решительно сказала Николь, которая уже на въезде в Биянкурск преобразилась, видно, подобные рабочие бараки и коробки доходных домов были знакомы ей с детства, и она почувствовала себя в родной стихии.
Серая, некрашеная фанерная дверь подъезда была сорвана с одной петли, и когда Мария резко дернула дверь на себя, то она перекосилась - ее заклинило в дверном проеме.
- Сволочи мои французишки, дерут с людей деньги за жилье и так отвратительно содержат дома! - в сердцах сказала Николь о хозяевах и ловко, как завзятый хулиган, выбила дверь ногою, да так, что та сорвалась со второй петли и грохнулась на выщербленный бетонный пол подъезда.
- Ну ты разбушевалась! - засмеялась Мари. - Уймись!
В подъезде остро пахло кошачьей мочой, прогорклым жиром, местами лестница была залита какой-то кислой слизью, то ли помоями, то ли вообще непонятно чем. Ступеньки были слишком крутыми, перила кое-где просто отсутствовали, и приходилось придерживаться рукой за стену.
- Представляешь, она этого своего казака, пьяного в стельку, таскала к себе на пятый этаж на своем горбу! И до сих пор, небось, таскает! - громким шепотом, оглядываясь в полутьме на Николь, рассказывала Мария. - Боже, как я ее умоляла бросить его к чертовой матери! Но она упрямая. Это, говорит, мой крест, и я должна его нести. Вот и несет!.. Кажется, Ули здесь нет, - вдруг встревоженно добавила Мария.
- Почему?
- Потому что она бы не допустила всей этой грязи. Она мыла все пять этажей нашей лестницы, она у меня настоящая хозяйка! Тут что-то не то, или я ошиблась домом.
- Тяжело карабкаться на пятый этаж, под крышу, я помню, как холодно там зимой и какая жара летом, я живала в таких квартирках, - с придыханием говорила Николь, обогнав Марию и поднимаясь по лестнице впереди нее. - Фу-ух! Вот и притопали! Какая из трех дверей?
- Та, что перед тобой, прямо, - сказала Мария.
Николь постучала в узкую дверь, выкрашенную коричневой краской.
Никто не отозвался.
Николь постучала еще раз.
Молчание.