* * *
Он проснулся от осторожного прикосновения и мгновенно открыл глаза. Над ним наклонился ефрейтор. Незванов, Названов… как его…
- Смена?
- Так точно. Приказывали разбудить.
Поручик зевнул, потянулся и наморщился: вспомнился сон - худая, раздетая девушка. Да. Консервная банка. Срок - до рассвета.
- Можешь идти. Спасибо.
Солдат повернулся четко налево кругом, вышел. Поручик лениво повел глазами по купе и вздрогнул. Девушки не было.
Почудилось со сна? Нет! Пусто!
Он крикнул в дверь сдавленным криком, потому что за горло что-то держало:
- Где арестованная?
Солдат с порога глянул удивленно:
- По вашему приказанию…
Мертваго поморгал ресницами:
- Какому приказанию?
- Изволили приказать… В поле, на снег, и - прикладом…
- Убил?
Мертваго взялся за грудь: сердце замерло радостно перед тем, как свалить с себя тяжесть.
Солдат шевельнул штыком, и голос его зазвучал совсем уже недоуменно.
- Никак нет… Вы приказали: в поле, прикладом… под… виноват, вашбродь! И ко всем дьяволам…
Поручик похолодел. В сознании мутно, сквозь туман, просочилось… Действительно, что-то было такое… Да, да. Именно так, кажется… Наверное, так: в поле, прикладом… Ко всем дьяволам… Но ведь во сне ж это было! Или он ее на самом деле раздел?
Он торопливо оглядел себя. Нет. Шинель, ремни, шашка, кобур. Все, как было, когда он лег. А там он был - голый. И на полу ни крючков, ни тесемок…
- Ты врешь! - сказал он раздельно и вплотную придвинулся к солдату. Ничего подобного я приказать не мог. Ты под суд, под расстрел пойдешь, каналья!
- Никак нет, - твердо ответил ефрейтор. - Я засомневался, прямо сказать, кликнул Парамонова и Возюкина - они со мной одной смены, - вы при них изволили повторить. Под присягой покажут.
Мертваго поднял фонарь к лицу солдата. Глаза смотрели уверенно и открыто, но в глубине зрачков - поручик видел ясно - злорадно шевелились змейки. Он подумал с тоской: "Стакнулись, мерзавцы! Потопят. И крыть нечем. Не тем же, что на дежурстве, в боевой обстановке, при арестованной - спал".
* * *
Тихо рокоча, отодвинулась дальняя дверка. В коридор вышел Риман. Часовой застыл, сразу опознав фигуру командира. Мертваго поспешно задвинул дверь своего купе. Но Риман окликнул:
- Поручик Мертваго? Ну, как дела?
Он подошел к поручику обычным своим неторопливым шагом. Мертваго сказал, с трудом ворочая языком:
- Разрешите доложить… Арестованная указала на допросе дом… здесь, в поселке… где, по ее заверению, сегодня ночуют все главари… Я взял немедля Названова…
- Этого? Это - Наживин, - поправил Риман. - Надо знать людей своего батальона, поручик.
- Виноват, господин полковник, оговорился… Наживина, Парамонова и Возюкина и с ними отправился, захватив арестованную…
Риман движением руки остановил Мертваго:
- Инициатива - прекрасное дело, поручик. Но почему вы не доложили мне? И не вызвали дежурного взвода?
- Для пользы службы, - проговорил, запинаясь, поручик. - Я полагал священным долгом дать вам отдохнуть хоть час, господин полковник. Судьбы экспедиции… Что касается взвода, смею заверить: трех семеновцев вашей выучки вполне довольно…
Риман погрозил пальцем:
- Не хотели делиться успехом? Одному поймать фортуну за волосы? Вы игрок, Мертваго, я знаю. В тактике это не годится. Но смелость - всегда смелость. Продолжайте. Девушка вас обманула, конечно…
- Так точно! - с искренним остервенением отозвался поручик. - Более того: она попыталась бежать, и солдаты прикладом…
- Убили? - Риман пожевал сухими своими губами. - Жаль. Я готов поклясться, что это именно Рейн, главная здешняя агитаторша: у нее в школе митинговали без передышки. Повесить ее - было б помпезней. Впрочем, можно повесить и труп. Где он?
- Мы бросили там эту… падаль.
- Жаль, - повторил Риман. - Пожалуй, его уже унесли… Вы погорячились. Но… я понимаю естественное озлобление солдат.
- Так точно, - торопливо подхватил Мертваго. - Разрешите особенно ходатайствовать о награждении названных мной нижних чинов. Они действовали выше всяких похвал.
Риман кивнул:
- Подайте рапорт. - И посмотрел на светящийся циферблат часов. - Ну, вам недолго еще осталось, поручик. В четыре часа подъем. Мы обшарим окрестность на двадцать верст кругом. Бунтовщики укрываются в соседних деревнях, далеко они не успели уйти: мне точно известно. Вы как сменившийся с дежурства свободны от наряда.
- Разрешите идти с ротой! - испуганно сказал Мертваго. Ему вдруг с ясностью потрясающей представилось, что учительницу обязательно поймают. Не сможет же она за ночь убежать на Камчатку! Поймают наверное… И тогда случится еще более страшное, чем если бы сразу признаться. Надо идти. Обязательно. Может, на счастье, она именно ему попадется.
Риман кивнул. На сухие жесткие губы легла улыбка.
- Узнаю семеновца. Идите, конечно. Я отмечу это в приказе.
Он пожал руку Мертваго и пошел к себе. Мертваго обернулся к ефрейтору. Лица в темноте не было видно, но солдат стоял неподвижно.
- Ты… местность помнишь? - хриплым шепотом спросил поручик. - Где мы ее… убили?
- За станцию ежели идти, - ровным голосом ответил солдат, - с полверсты. Домика три либо четыре… Так не доходя их… Поручик облегченно перевел дух:
- А Парамонов и этот… Вознюк… помнят?
- Я напомню, не извольте беспокоиться, вашбродь.
В голосе солдата дрогнул явной издевкой смешок, и Мертваго неистово захотелось ударить его, как тогда летом, - в зубы. Но вместо этого он сказал, глубоко засовывая руки в карманы:
- Кроме казенной награды - от меня по десятке на брата.
Ровно в четыре Риман собрал господ офицеров, разъяснил задачу. И, глядя на схему предстоящих отряду действий, расчерченную радугой карандашей красиво и четко, Мертваго еще раз и окончательно убедился, что девушке не уйти: извилистые - ползом - линии движения взводов, отделений и рот, как щупальцы спрута, удавкой обвились вкруг недвижных, обреченных пятнышек-точек: деревень и поселков.
Не уйти. Солдаты найдут. Теперь зима: в мох не зароешься. Куда ни пойди - след.
Попадется. Подведет… консервная банка!
* * *
Не везет - так уж до конца. Мертваго со взводом досталось задание: обыскать пристанционный, ближайший поселок - и школу.
…За станцию с полверсты… не доходя…
Словно в насмешку: те именно места, где никак не могло быть беглянки.
Мертваго все же решил обыск начать именно со школы. В конце концов, черт их знает, баб. От них можно ждать самого невероятного. А вдруг попадется? И все сразу улажено. Стукнуть прикладом, труп приволочь на станцию, командиру: пожалуйте, разыскали, вешайте.
Он оглянулся на взвод, медленно тянувшийся по поселку, и крикнул:
- Шире шаг. Прибавь ходу. Ходу!
Уже ясно видно было, в предрассветье, бревенчатое, низкое, под шапкой снега здание школы. Мертваго зашагал еще быстрей. Унтер-офицер догнал его бегом:
- Вашбродь! Погреб прошли… а там - люди.
Мертваго остановился, круто врыв кривые свои ноги в снег:
- Погреб? Где?
Унтер-офицер вытянул руку, и поручик сжал брови, от стыда. В самом деле: шагах в сорока от дороги старый, очевидно заброшенный, снегом захороненный погреб. И к погребу - совершенно отчетливо видно - две тропки следов. Свежих.
Просмотрел. Непростительно. И один след - женский. Маленькая нога. Она!
- Оцепить. Живо.
Увязая в снегу, солдаты побежали. Мертваго с унтером пошел прямо по следу. Да. Нога женская наверно. И в упор - до самой погребной дверцы.
- Баба, - вполголоса сказал Мертваго и облегченно перевел дух.
Солдаты уже окружили погреб.
Поручик крикнул:
- Другого выхода нет?
- Никак нет! - отозвались голоса вперебой. - Тут сплошной сугроб.
- Есть! Оба!
- Никак нет… - унтер скосил глаза на Мертваго. - Баба ушла.
- Как ушла? - выкрикнул Мертваго. - Что ты брешешь?
Унтер-офицер указал на проложенный рядом с женским огромный, глубокими ввалами валенок мужской тяжелый след. Внутри его - обратный, мелкий, женский.
- Назад по его следу ушла, - ухмыльнулся унтер. - Тоже… хитрая. И снегу к дверке смотри сколько присыпала: словно он нежилой, замело.
"Ее рук дело! - зло подумал поручик. - Наверно она. С такой - все станется. Зарыть, закрыть под самым нашим носом какого-нибудь там… Ухтомского. Он, говорят, большого роста…"
Он крикнул отрывисто:
- Отрывай! Солдаты замялись.
- Лопату бы… руками неспособно. Рукавицы загубим: взыщут. Да и обмерзнем.
- Обмерзнем!.. - грубо оборвал поручик. - Небось на деревню пойдешь, подкатишься к бабе - живо отогреет. Валяй.
Солдатские ладони заработали. Из-под снега быстро обнажились серые трухлявые доски.
- Вашбродь, - озабоченно прошептал унтер-офицер. - Как бы он нам людей не попортил… стрелять не стал. Или бонбой… По Москве, земляк сказывал, из Самогитского гренадерского, они сколь народу бонбами вывели. Подберется - и бонбой. Дозвольте скрозь дверь хоть одну обойму…
- Жарь! - Мертваго кивнул и отступил в сторону. - Посторонись, ребята. Огонь!
Унтер щелкнул затвором. В тот же миг из погреба донесся отчаянный вопль:
- Стой! Христа ради! Свой!
Голос был мужской и хриплый. Мертваго усмехнулся криво, одной щекой:
- Врет. Пли!
Но унтер-офицер опустил винтовку:
- Виноват, вашбродь. Как бы ошибки не вышло. Голос у него будто доброкачественный. - И крикнул начальственно: - Сдаешься? Оружия нет?
- Никак нет! - обрадованно рявкнул голос. - Сейчас вылазю. Доски зашатались, но дверца не открылась: заедала неотчищенная от снега нижняя кромка. Голос рявкнул еще радостней:
- Подсобите, братцы. Не пущает… Отсюда упору нет - никак не приспособишься.
Под дружным напором дверь отошла верхним краем, треснула изнутри и снаружи. Через пролом на четвереньках вылез высокий усатый мужчина в коротком тулупчике, бабьем, и в валенках. Голова была закручена женским ковровым платком. Человек выпрямился, перекрестился и стал во фронт.
- Кто такой? - хмуро спросил Мертваго.
- Жандармского железнодорожного управления унтер-офицер Якубиков! отрапортовал усатый. Взнес было руку к головному убору, но ткнул в платок и отдернул пальцы.
Солдаты кругом зафыркали. Мертваго вытянул пальцы, поймал бахрому платка и потряс:
- Хорош! - Он скривил рот и шумно потянул слюну. Жандарм переступил ногами и вздохнул:
- Вольной одежи не имею… И так еле успел схорониться.
- Схорониться… - строго сказал Мертваго. - Верноподданные умирают на посту, а не рядятся бабами… при первой опасности. Тебя, собственно, следовало бы расстрелять на месте.
Жандарм посмотрел сверху вниз, со всей высоты огромного своего роста, на бабье лицо поручика.
- Никак нет, - уже спокойно ответил он тем тоном снисходительной дисциплины, которым жандармские унтеры всегда говорили с офицерами, давая понять особое и независимое свое положение. - Действовал по инструкции: в случае беспорядков - немедленно скрыться.
Солдаты загоготали опять, и ближайший к Мертваго сказал с неожиданной фамильярностью:
- Вот бы и в армии такой устав: как война объявится, по команде валяй все кто куда - в кусты.
Мертваго одобрил остроту и засмеялся. Но жандарм сердито оборвал солдата:
- Бреши… Сразу видно: дурак! Во мне все сведения: кто, где и как… из опасных. Прикончат - разберись тогда, кто виноват и по какой статье именно. Самого злодея из-под носа упустишь.
Мертваго оглянулся на школу. Совсем рассвело. На стеклах лежали красные тусклые блики. На крыльцо вышла женщина. Поручик впился глазами беспокойно. Нет, старуха, кажется. А впрочем… После вчерашнего он ни во что уже вообще не верил.
Он приказал жандарму явиться в распоряжение командира отряда и заторопил взвод. Школу оцепили сноровисто и быстро - прием входил в привычку. Поручик оттолкнул локтем старуху, открывшую на стук, и бегом побежал через классные мимо изрезанных ножами, старых, давно не крашенных парт, мимо карты Российской Империи, мимо черных, мелом измазанных досок. Коридор. Жилая половина. Три двери. Уверенно распахнул среднюю дверь и увидел: кровать, черные волосы на подушке. Мертваго вскрикнул, коротко и радостно, подбежал и потянул одеяло. Спавшая открыла глаза, приподнялась, ловя руками отдернутую к ногам простыню. Карие глаза, широко раскрытые, были напуганы насмерть. Поручик увидел: полные круглые плечи, высокую грудь - и разжал пальцы. Она быстро подхватила одеяло и закрылась до подбородка. Мертваго пришел в себя. В комнату, топоча мерзлыми сапогами, ввалились солдаты.
- Кто? - спросил, переводя дух, поручик.
- Помощница учительницы.
Глаза смотрели по-прежнему смертно напуганно.
- Фамилия?
- Званцева Мария.
Мертваго ударил кулаком по столу. С краю на пол посыпались тетрадки.
- Издевательство… Во всей империи, что ли, учительницы зовутся Марьями Званцевыми? Я спрашиваю настоящее имя.
- Паспорт - в столе, - сказала, плотнее кутаясь, девушка. - Вы напрасно кричите на меня. Я думала, офицеры вежливее.
- Обыскать помещение! - приказал Мертваго и выдвинул ящик стола.
Паспорт действительно лежал на видном месте. Званцева, Мария Владимировна, год рождения 1887-й. Из дворян.
Из дворян? Мертваго смягчился. Вспомнил плечи - и смягчился еще. Про эту не скажешь: консервная банка.
Солдаты шарили по комнате. Один ткнул штыком под кровать.
- Осторожней, кота не убейте, - спокойно уже сказала девушка.
И поручик прикрикнул озабоченно:
- Легче там, в самом деле, Матвеев…
Матвеев осклабился:
- Кот нам ни к чему, вашбродь. Вот ежели б бонба. Бонбы нет у вас, барышня?
Он спросил шепотом, и голос был такой просительный и жадный, что девушка улыбнулась. Она ответила тоже шепотом:
- А на что вам?
- Помилте, - торопливо подхватил солдат. - За которую бонбу, ежели найдешь, десять рублей награды дают. Капитал!
- У меня - нет, - по-прежнему улыбаясь, прошептала девушка. - А вообще - поищите…
Солдат приподнялся, метнул глазами на стену:
- Там, что ли?
И, не дожидаясь ответа, торопливо вышел. Следом за ним, толкаясь, заспешили солдаты.
Мертваго кончил пересмотр бумаг. Ничего. Обыкновенное учительское. Он подошел к кровати и спросил, опустив почти любезной улыбкой губу:
- Вы… помощница учительницы Рейн?
- Да, - подтвердила девушка, и ресницы ее дрогнули.
Но поручик думал о своем. Он не заметил дрогнувших ресниц.
- Она… высокая, бледная?.. Худая?.. Узкая?.. Чуть не сказал: в бедрах. Но вовремя спохватился.
- Да, - опять односложно ответила девушка.
- Она - революционерка?
- Да.
- Она живет… вместе с вами?
- Да. - Девушка выпростала руку из-под одеяла - опять блеснуло перед глазами поручика белое круглое плечо - и показала на стенку. - В соседней комнате. Там.
За стенкой затопотали, и чей-то голос, испуганный и радостный, гаркнул:
- Вон она где!
- Держи! - крикнул поручик и ринулся к двери. Вторая комната была светлее и шире. Солдаты сбились в кучу у шкафа. Они расступились испуганно, когда подбежал поручик. Унтер-офицер проговорил, извиняясь:
- Ошибка вышла, вашбродь. Мы подумали… она самая: бонба. А оказалось - банка консервная, только и всего.
Мертваго осмотрелся. У стены стояла кровать, постланная, нетронутая.
Он круто повернулся и пошел назад. Дверь в комнату Званцевой была заперта. Он стукнул. Голос, смеющийся, ответил:
- Подождите. Я одеваюсь.
- Вы шутку шутите?! - хмуро крикнул сквозь дверь поручик. - Мы на обыске, и мне некогда ждать.
Голос откликнулся:
- А вы разве не будете - чай пить?
- Чай? - Мертваго дернул головой от неожиданности. Но тотчас улыбка расползлась по широкому его лицу. Э, была не была!
Он поманил пальцем старшего унтер-офицера:
- Выводи людей. Оцепи поселок. Никого не выпускать до моего приказа. Подозрительных задерживать и направлять сюда. Ежели кто побежит сквозь цепь - стрелять. У школы оставь наряд человек пять: они могут мне понадобиться. Здесь надо каждую щелку обшарить. Я этим займусь сам. А потом обыщем поселок.
- Слушаюсь. - Унтер-офицер ухмыльнулся понимающе. - Будьте благонадежны, вашбродь. Оцепим - мышь не проберется.
Вечерело, когда Мертваго со взводом возвращался в Люберцы. Солдаты шли вольно, перебрасываясь шутками. Обыск в поселке дал по всем признакам неплохие результаты: левофланговый в третьей шеренге даже пошатывался чуть-чуть, что определялось отнюдь не качеством дороги. Весел был и Мертваго. Строга - никаких вольностей! Даже дико: в наше время - и такая невинная девушка! Но мила. В общем, он неплохо провел время.
Мысль о "консервной банке", затерявшаяся в воркотне со Званцевой потому что поручик Мертваго недаром считался самым легкомысленным офицером 1-й гвардейской дивизии, - вернулась, однако, тотчас, как только забелели вдали станционные здания и поручик увидел подтягивавшуюся к ним с противоположной дороги, из-за железнодорожного полотна, пехотную колонну. Впереди разношерстной толпой шли люди в вольной одежде: очевидно, арестованные.
Не доходя станции, под самыми окнами ее, взвод обошел три руки разметавших трупа…
На платформе дымила походная кухня, толпились, похлопывая черными суконными рукавицами, солдаты. У стены, оцепленные сильным конвоем, стояли и сидели густой толпой арестованные. Мертваго с замиранием сердца осмотрел толпу, разыскивая бледное, узкое лицо, запавшие, в темных кругах глаза. Нет, кажется, нет…
- Где полковник?
- В телеграфной, ваше благородие.
В дверях телеграфной Мертваго столкнулся с батальонным адъютантом. Адъютант посвистывал весело. Мертваго спросил:
- Все вернулись? Адъютант кивнул:
- Да. В ночь едем дальше, на Голутвино.
- Ну, а здесь как? - Поручик запнулся: прямо спросить о том, что его волновало, он не решился. - Удача?
- Как сказать! - Адъютант подмигнул. - Пятнадцать убитых, семьдесят девять временно пленных. Троих мы уже расстреляли, видели? И в пассажирском зале двое валяются: Риман их собственноручно кокнул.
- Женщина? - спросил, холодея, Мертваго.
- Зачем? - удивился адъютант. - Нет. Один - запасный фельдфебель… в форме, сукин сын… Можешь себе представить! А второй просто так: вольный, рвань. Женщин вообще ни одной не взято. Ты с рапортом? Иди. Полковник пока свободен. Сейчас будет допрашивать последнюю партию, майеровскую.
Мертваго вошел. Риман улыбнулся ему навстречу, и на душе поручика окончательно стало легко.
- Набирается понемножку… - Риман кивнул на лежавший перед ним список: "Расстреляны на станции Люберцы", и Мертваго увидел на первом же месте прямым и твердым римановским почерком: "Рейн, А. П., учительница".
- Как у вас?
Мертваго засмеялся счастливым смехом:
- Откопал жандарма из погреба. Он вам докладывал? По обыску в поселке найдено… некоторое количество оружия. В школе - как и следовало ожидать ничего. Помощницу Рейн я задержал первоначально. Но она оказалась невинной.
Смерть Грошикова