- С конфискацией всего имущества, - повторил Простой человек, даже с каким-то удовлетворением повторил. - У их теория одна: с конфискацией всего имущества.
- А я куда же?
- Я вот и зашел спросить: а ты куда?
- Нет такого закона! - слабо запротестовала Вера Сергеевна.
Простой человек присел на дорогое зеленое кресло.
- Коломийцева посадили - с конфискацией, - стал он загибать пальцы, - Коренева Илью Семеныча, веселый человек был! - с конфискацией… Он, к тому же, анекдоты любил…
- При чем тут Коренев какой-то? А я что, на улицу, что ли?
Простой человек помолчал…
- Угол снимать где-нибудь.
- Здравствуйте!
- Прощайте, - жестко сказал Простой человек - откуда и нашел в себе такую жестокость, он был добрый человек - и отбыл к "пассажирам".
- Слюнтяи, - сказал он всем. И прямо прошел к столу. - Интелефу занюханные, - налил себе большой фужер коньяка и выпил один. - Энергичные люди!.. Это я… - стукнул он себя в грудь, - я энергичный! Соображать надо! Жить надо уметь! От меня три жены ушло, и ни одна, - он подчеркнул это, - ни одна не делает волны насчет алиментов! А потому что - что с меня возьмешь? С меня взять-то нечего. Я за свой труд беру, в основном, коньяком, а они не хотят коньяком. Не положено, они это прекрасно знают. Они каждый божий день видят, что я к вечеру лыка не вяжу, а сделать ничего не могут. Их мужья все изозлились: иззавидовались, а сделать ничего не могут. А вы - энергичные… Вот энергия-то! Боксер, садись, врежем. Не вешай свой курносый нос - он у тебя все равно кверху торчит. Вот ты еще более-менее, энергичный. А эти все… Тара для… сказал бы для чего, но у меня настроение улучшилось.
Раздался звонок в дверь.
Все опять замерли.
- Открывайте! - велел Простой человек. - Памятники…
Но никто не стронулся с места.
Простой человек сам пошел открывать. И на ходу изобразил, что вроде и в самом деле меж памятников идет: приостанавливался и разглядывал.
- Люблю по кладбищу ходить. Думаешь: а кто были эти люди? - рассуждал сам с собой Простой человек. Он остановился перед Брюхатым. - Вот этот, наверно, плохой был…
- Проходи, - негромко сказал Брюхатый, - а то я встану из гроба и задушу тебя.
- Да, этот был плохой, - повторил Простой человек. - Вор был, наверно.
Он подошел к двери, открыл… и воскликнул:
- Соня!..
Стояли: Соня и Чернявый. Соня всех внимательно разглядывала, а Чернявый улыбался значительно.
Никто ничего не понимал… Особенно Аристарх: он встал было, но сел снова, опять встал и опять сел - не мог встать от растерянности. Понимал что-то такое один Чернявый. Он помог снять Соне дорогую шубку… И, похоже, не собирался проходить с гостьей к "памятникам", а легонько - интеллигентно - подталкивал ее в комнату Веры Сергеевны.
И вошли.
Вера Сергеевна тоже растерялась… Встала с дивана и смотрела на женщину Соню.
А там, в комнате Аристарха, по-прежнему все сидели неподвижно. Только Простой человек, пробираясь опять меж "памятников" к столу, сказал:
- Сейчас там будет третья империалистическая, - он тихо засмеялся, набулькал из бутылки в рюмочку и качнул головой. - Клочья полетят…
А в комнате, где Вера Сергеевна, пришли в движение.
- Это - Соня, - представил Чернявый гостью хозяйке. - Моя любовница.
- Ну, - засмущалась Соня. - Прямо сразу уж… Зачем так?
- Соня, мы договорились: все начистоту. Раз тут недоразумение, мы должны…
- У вас же семья, - сказала с удивлением Вера Сергеевна. - Как же вы говорите - любовница…
- Да! - гордо сказал Чернявый. - Я - из казаков… - и он энергично показал - не то лихо дернул поводья скакуна, не то… шут его знает, что-то такое показал энергичное руками, - густых, так сказать, кровей! Все даже удивляются. Ну, говорят, Сучков, ты даешь! Вы знаете, сколько я плачу алиментов? - Чернявый навис вопросом над Верой Сергеевной и сам заранее выпучил глаза. - Семьдесят пять процентов! Вы думаете, - горячо продолжал он, - если я связался с этими государственными ворюгами, то это от веселой жизни? Нет! Если я добуду рубль на стороне, то он хоть весь мой. С законного рубля мне положено только пять копеек. А у меня - четверо детей.
- Четверо детей!..
- Это - со мной, при мне. А так их у меня… по-моему, одиннадцать. Вместе с этими, которые со мной.
- Но как же… еще любовница? - все не могла прийти в себя Вера Сергеевна.
- А что я, хуже других? Вы думаете, этот Брюхатый, например, любовницу не имеет? Имеет. Я только не знаю, что он с ней делает, но имеет. А Лысый этот?.. С чего это он, скажите, пожалуйста, полысел в сорок три года? Думал много? Над чертежами ночью склонялся? Нет, не над чертежами… Только уж не над чертежами. Да все имеют любовниц! Вы простите, вы замужняя женщина, но откройте глаза-то, откройте: ведь это же позор считается, кто не имеет любовницы. Ведь это только один Аристарх ваш… Ведь над ним весь отдел смеется! Я уж не знаю, что у вас за любовь такая… не знаю. Значит она есть еще на земле? Я не знаю… с этим Аристархом… Он мне все представления о жизни перевернул. Любовь, что ли, у вас такая? - прямо спросил Чернявый Веру Сергеевну. - Даже интересно, честное слово.
- Слушайте, - заговорила Вера Сергеевна неуверенно, - а как же записка?.. Ваша записка, я ее нашла в кармане…
- Ва-аша запи-иска, в несколько стро-очек, - пропел беспечный Чернявый. - Она вам все расскажет про записку. Соня, только всю правду. Влюбилась, дурочка, в вашего Аристарха и… решила вас поссорить. Я когда сегодня узнал об этом, у меня глаза на лоб полезли. "Поедем, - говорю, - немедленно поедем к Вере Сергеевне, и ты ей все расскажешь". Все, Соня!.. Я выйду, чтоб не мешать вам… - уходя, Чернявый ласково, но строго погрозил Соне. - Все, решительно, все. Про нас подробности можешь тоже не скрывать - я лишен предрассудков, - он чуть подумал. И, по-моему, совести тоже.
"Пассажиры" никак не могли понять, что такое творит Чернявый. И когда он вошел, все вопросительно на него смотрели и ждали.
Чернявый в изнеможении опустился в кресло, прикрыл глаза, долго сидел так, вольно раскинув руки и ноги.
- Дядя Вася, налей мне граненый стакан коньяку - сказал он устало и капризно.
- Зачем же стакан? - с уважением сказал Простой человек. - Тут есть всякое хрустальное дерьмо…
- Нет, я хочу только из граненого стакана. Я сегодня спас… - Чернявый открыл глаза, огляделся, - от тюрьмы… много-много людей. Поэтому я хочу пить только из граненого - по-казачьи. Я вас всех вывел из окружения! - возгласил он, принимая стакан из рук Простого человека. Отпил, передохнул и сказал всем строго: - Соньке - книжный шкаф "Россарио", мне - золотой перстень с энблемой: казак скачет на коне.
А в комнате Веры Сергеевны в это время две женщины беседовали. Соня что-то рассказывала Вере Сергеевне, что-то показывала а руками… Вера Сергеевна то изумлялась, то удивлялась, то ужасалась, то жалостливо смотрела на Соню. По всему видно, что они поняли друг друга, помирились и даже, кажется, готовы дружить, как иногда дружат порядочная женщина и величайшая распутница. Об этом много писали.
А в комнате, где "пассажиры", хотели понять, что вообще происходит? То есть, о чем-то уже догадывались, но - подробности, подробности.
- Как ты ее уговорил? - пытал Брюхатый Чернявого.
- Книжный шкаф "Россарио"…
- Для чего он ей?
- Не знаю… Сошлись на книжном шкафу.
- Как "сошлись"? - не понял Простой человек. - Неудобно же…
- Нет, все в порядке, что ли?! - закричал в нетерпении Лысый.
- Да, - сказал Чернявый.
- Ур-ра-а! - закричали Курносый и Простой человек.
- Едем седня до Владивостока! - заявил Простой человек.
Аристархушка в волнении ходил по комнате.
- А что она ей говорит? - спросил он.
- Они говорят на иностранном языке, - сказал Курносый в сильнейшем раздражении на Аристарха. - Импортанто де ла кругом и околе, - он подошел к Чернявому и крепко пожал ему руку. - Как мужчина мужчине, - сказал он уважительно и скупо.
Чернявый махнул рукой…
- Я тоже… перехватил там: наговорил на себя, что я чуть не Тарас Бульба. Еще немного - и Тарас Бульба. По-моему она меня теперь бояться будет.
- Кто, Сонька?
- Кстати… если Сонька счас войдет в роль и начнет приставать ко мне, ты…
Но тут вошли Соня и Вера Сергеевна.
- На колени! - скомандовала Соня Аристарху. - На колени перед Верой Сергеевной.
- Зачем? - спросил Аристарх.
- На колени!! - потребовали все, еще не разобравшись, зачем надо на колени.
- Оказывается, ты оскорблял ее! - продолжала с возмущением Соня. - Ты ей тут, оказывается, наговорил гадостей и грубостей! На колени!
- На колени!!! - опять закричали все. А Курносый даже двинулся к Аристарху.
- Импортанто!.. - с угрозой сказал он. - Ты знаешь, что такое нокдаун? Я не говорю уже о нокауте, я говорю о небольшом нокдауне… На колени!
Аристархушка стал на колени…
- Проси прощения у Веры Сергеевны, - велела Соня.
- Проси прощения у Веры Сергеевны! - закричали все в один голос.
Аристарх замешкался было… Но тут ему разумно посоветовал Простой человек:
- Давай, Аристархушка… да, благословясь, поедем во Владивосток.
- Вера, - дрогнувшим голосом заговорил Аристарх, - прости. Клянусь: ни одной больше покрышки, ни одного колеса…
- Не об этом речь! - прервал его Брюхатый. - Говори по существу дела! Что значит ни одного колеса! Что ты, на лыжах собрался ездить?
- Но о чем тогда говорить-то?! - взбунтовался Аристарх на коленях.
Но тут уж возмутились все.
- Ах, он не знает, о чем говори-ить! Ах ты, бедняжечка… Первоклашка.
- Тебя мама еще за ручку водит, да?
- Нет, он все же хочет получить небольшой нокдаун.
- Да не нокдаун, а нормально - по сусалам! - громко возмутился и Простой человек. - Поедем во Владивосток! Поезд же отходит, вы что?
- Вера, - опять дрогнувшим голосом заговорил Аристарх, - клянусь, после этого случая буду каждый день проверять карманы…
- Опять!.. Ему говорят стриженый, он - бритый, - вконец вышел из терпения Брюхатый. Но тут же взял себя в руки и уже продолжал говорить с Аристархом, как с полным, но безвредным дураком, не злостным дураком: - Зачем ты будешь проверять карманы?
- Не разговаривай со мной как с идиотиком…
- Нет, зачем ты будешь проверять каждый день карманы?
- Чтобы там записок не было…
- А жить так, чтобы в твоей жизни вообще никаких записок не было - так будешь жить?
- Что я, просил ее, чтобы она мне писала?! - опять было загорячился Аристарх и показал на Соню. И хотел даже встать с колен, и уж было встал, но тут встрепенулась Соня.
- На колени! - закричала она. - А что это, женщину надо обязательно просить, чтобы она писала? - спросила она надменно. - А сама женщина не имеет права написать записку? Может у нас женщина пошутить?
Вот это понравилось всем. С этим "может ли у нас женщина пошутить" она попала в самую точку. На Аристарха опять все навалились.
- Домостроевщину развел! - воскликнул Лысый.
- Нет, этот человек просит нокаута! - тоже воскликнул Курносый. - Не хочет он нокдауна, никак не хочет! Ему больше нравится нокаут! Ведь достану в печень - до утра будут считать.
- Нет, ты ответь… Ти-ха! - рявкнул Брюхатый на всех. - Ты ответь на вопрос, который тебе, подлецу, поставили: может у нас женщина пошутить?
- Может, - Аристарху надоело стоять на коленях, и он стал со всем соглашаться.
- Значит, что надо теперь сказать?
- Что? - искренне не понял Аристарх.
Брюхатый изумился; за ним некоторые тоже изумились, но так, для вида: никто, кроме Брюхатого, не понял, что надо теперь сказать Аристарху.
- Ты должон сказать, - вылез с поучением Простой человек, - ребята, мол, забудем все - и поедем во Владивосток.
- Прекрати со своим Владивостоком! - прикрикнул на него Лысый. - По-моему, ты и так уж где-то… под Хабаровском. Тут серьезное дело.
- Что ты должен сказать? - пытал Брюхатый Аристарха.
- Что?! Что?! Что?! - с Аристархом, кажется, начиналась истерика. - Не понимаю!.. - он стукнул двумя кулаками себя в грудь, и в голосе его послышались слезы. - Не понимаю: что я должен сказать?!
Брюхатый пожалел его.
- Ты должен сказать: Верунчик, я тебя люблю. И не формально сказать, а с чувством, как ты говорил… сколько лет назад? - повернулся Брюхатый к Вере Сергеевне.
- Что говорил? - не поняла Вера Сергеевна.
- Когда он вам первый раз сказал: Верунчик, я тебя люблю? Сколько лет назад это было?
- Это было… девять лет назад, - сказала Вера Сергеевна. - Но он не так говорил: - Вера Сергеевна, вообще-то, была довольна - и этим состоянием Аристарха на коленях, и тем, что все его очень ругают. - Он сказал: "Хочешь, я сделаю тебя самой богатой женщиной микрорайона?"
- Трепло! - возмутились все.
- Про экономическую базу он ничего не говорил?
- Хвастунишка.
- Я не так говорил! - заспорил Аристарх на коленях.
- А как?
- Я сказал: "Хочешь, я МОГУ сделать тебя самой богатой женщиной микрорайона?" Еще я сказал: "Только не носи синтетическое белье".
- Почему это? - спросила Соня.
- Искры летят, - пояснил Аристарх.
- Да? - удивилась Соня. - Не замечала.
- Ну, так, - поднялся Брюхатый. - Я думаю, что он все осознал… Осознал, Аристарх?
- Осознал.
- Поднимайся, - велел Брюхатый. - Вера Сергеевна, идите сюда… Идите, идите. Я предлагаю такую детскую игру. Кто видел, как мирятся детишки?
Никто не видел. То есть, наверно, видели, но не знали, куда клонит Брюхатый.
- Они берутся вот так… - Брюхатый взял руку Аристарха и руку Веры Сергеевны, сцепил их мизинцы. - Теперь повторяйте за мной… Вот так вот махайте и повторяйте. Повторяйте: мирись, мирись - больше не дерись, если будешь драться, я буду кусаться.
Все засмеялись остроумной выдумке Брюхатого, даже зааплодировали. Все были рады.
- Давайте, давайте!.. - требовали от Аристарха и Веры Сергеевны.
- Мирись, мирись, - стали вместе говорить Аристарх и Вера Сергеевна, - больше не дерись, если будешь драться, я буду кусаться.
Опять зааплодировали… Вера Сергеевна была счастлива; Аристарх был смущен, но тоже доволен. Их окружили, поздравляли с примирением… Сделали вокруг них хоровод, пошли, взявшись за руки, и запели:
Как на Вериных менинах,
Испекли мы каравай:
Вот тако-ой вышины!
Вот тако-ой ширины!..
Опять засмеялись, опять зааплодировали себе. Все были счастливы.
- Черт его знает!.. - воскликнул растроганный Брюхатый. - Жить да радоваться!.. Нет, мы начинаем себе сложности находить.
- Именно: можно же красиво жить! - подхватил Курносый.
- Да… со вкусом! Ведь один раз живем-то! - тоже с чувством сказал Лысый. - Вы вдумайтесь: один раз! И все, и больше нас ни-ког-да не будет.
- Поехали во Владивосток! - опять призвал Простой человек. Но на всех слетела какая-то тихая, задумчивая минута, всем как-то было не до Владивостока.
- Иной раз думаешь: люди, в чем дело? - продолжал глубоко и даже с грустинкой Брюхатый. - В чем дело, люди?
- Дело в том, что - уважения побольше друг к другу, - подхватил его мысль Лысый. - Уважения!
- Я бы сказал - и любви, - сказал Чернявый. Он даже встал. - Любовь - это… Все можно достать! - воскликнул он. - Все! А любовь не достанешь, если ее вот тут вот нету.
- Это ты, брат, верно, - похвалил Брюхатый. - Это ты - в десятку.
- Суетимся, суетимся много, - вздохнул Лысый. - Сказано же: "Не суетитесь". Нет, мы суетимся…
- Не потопаешь - не полопаешь, - вставил и свое раздумчивое слово Простой человек. - Попробуй не посуетись.
- Заговорила матушка-деревня! - горестно и насмешливо сказал Брюхатый. - А ведь на полатях-то не суетились! - вдруг решил поймать он Простого человека на слове.
- Почему это на полатях не суетились? - не понял Простой человек. - И на полатях суетились, и на печке, и в банях… А чего ты ко мне с полатями-то привязался? Если хочешь, то я на покосе родился. Но полати я любил, потому что там можно сверху наблюдать.
- И чего ты оттуда наблюдал, интересно?
- Все… Жизнь. Мы там сказки рассказывали друг дружке… Нас одиннадцать человек росло.
- А нас - двое, - вспомнила и Соня, - но я была младшая. Это хуже всего - младшей сестрой быть: все платья, все туфли, все юбки я за Зинкой донашивала. А счас - все наоборот! - она сама рассмеялась такому нелепому обороту в жизни. - Я ей говорю: а помнишь, Зин, как я за тобой все донашивала? Она говорит: не говори. А вот нечего, говорю!.. Заладила тогда: учиться, учиться! Дырки всем на боку провертела со своей учебой! Выучилась?.. Ну, давай теперь, гордись передо мной: ты же ученая! А я вот - неученая. Я - продавщица, нормальная продавщица!.. А давай, говорю, пройдем с тобой - для кспиримента - по улице: я надену все свое на себя, а ты свое на себя: Давай, говорю, пройдем? Не хочет.
Все засмеялись.
- Нет, мы едем во Владивосток или не едем?! - на исходе всякого терпения закричал Простой человек. - Во-от споминать пустились… Чего мы сидим-то?
- Это мы - перед дальней дорогой, - молвил Курносый, улыбаясь.
- Хватит вам со своим Владивостоком! - сказала Вера Сергеевна, тоже по-доброму улыбаясь. - Давайте… сядем все за столом, как нормальные люди… Представляете, - обратилась она к Соне, - выдумали какую-то странную игру: то в жаркие страны летают в качестве журавлей, то ездят куда-то…
Соня махнула рукой.
- Делать нечего!
- Энергия! - воскликнул Чернявый. - Не зря же про нас говорят: энергичные люди.
- Ну-ка, энергичные люди, - стала распоряжаться Вера Сергеевна, - приложите свою энергию к делу: раздвиньте пока стол. Соня, а мы пойдем на кухню - вы мне поможете салат сготовить…
И пошло тут веселое, хорошее оживление, когда вроде и делом занимаются, а вроде и дела никакого нет. Мужчины умело раздвинули стол, закурили… Аристарх включил дорогой магнитофон "Сони".
- У тебя "Сони"? - спросил Брюхатый со знанием дела.
- Да.
- Прекрасная вещь. У меня тоже… Шестьсот рублей.
Курносый чему-то вдруг весело рассмеялся… Да так искренне, так неудержимо долго смеялся, что все стали смотреть на него с тревогой.
- Ты чего? - спросил Брюхатый.
Курносый хохотал и показывал пальцем на Чернявого, хотел что-то сказать и не мог сказать от смеха.
- Чеканулся, что ли? - спросил Чернявый вполне тревожно.
- Со…ня, - продохнул наконец от смеха Курносый. - У вас "Сони", а у этого - Соня…
- Смех смехом, - серьезно заговорил Чернявый, - но если кто из вас трепанет где-нибудь, что она моя любовница… Слушайте, я серьезно говорю! Не вздумайте пошутить где-нибудь! А то… их же выручил, понимаешь… Мне тогда - загодя с седьмого этажа прыгать.
- С седьмого - это высоко, - согласился Лысый. - Но со второго я прыгал. Причем не муж даже, не муж - брат застукал… Не понимаю, чего она так перепугалась! Глаза вот такие: убьет, говорит! Я маханул… Хорошо, на цветочную клумбу угодил.
- А я раз… - хотел было тоже вспомнить Брюхатый, но вошли Вера Сергеевна и Соня. Внесли всякие закуски.