Если бы теперь не ночь и не засыпало листьем, то я, может статься, показал бы вам останки этого дьявольского гнезда.
да не засыпано
Если бы теперь не ночь и не засыпало листьем, то я, может статься, показал бы вам останки этого дьявольского гнезда.
остатки
Дьякон шел уже ~ толкнулся в ворота, запертые толпившимся народом.
У дьякона вещее застучало, как на заре дятел. Скрепившись, сколько доставало духу, толкнулся он
Как только завидели дьякона, так, добродию, и закричали: "Зачем сюда принесло попа?"
Едва только увидели дьякона, так и закаркали
Дьякон, исполнившись, видно, святого духа, начал ~ воле, а подгоняемые горячими вилами чертей.
понуждаемые
"А, так ты еще и проповедь читаешь!"
ты еще и проповедь читать
Гей, хлопцы! поднимите попа на крылос, а чтоб не застудил горла, накиньте ему галстук на шею!
чтоб не простудил
"Что за нечистый!" подумал пан: "отчего это каплет?" Встал с постели, глядит: колючие ветви ~ до него.
Дрожь проняла его, метнулся как полоумный с постели, смотрит
"Что же далее случилось?" спросил он умолкшего рассказчика, стараясь подавить невольную робость.
умолкнувшего
Круто пришлось пану: распустил ~ чудо.
Жизнь не в жизнь стала пану
Лапчинский увидел, действительно, перед собою ~ отворить ворота.
Тут принялся он стучать в низенькие ворота.
Каждый из сих бессловесных жильцов суетился по-своему: пищал, кудахтал, гоготал и давал знать, что он нимало не последнее из творений.
и, казалось, давал знать, что и его голос участвует в общей разноголосице
На стене висели: серп, сабля, ружье, которого замок был развинчен и лежал близ него на ~ свойства.
близ ружья
На стене висели: серп, сабля, ружье, которого ~ отложенный для подчинки, секира, турецкий ~ свойства.
для починки
А ты, плакса, долго будешь реветь?
Э - э! да ты долго у меня будешь реветь, негодный плакса?
"Тебя-таки, земляк, бог наделил детьми?" сказал гость наш своему хозяину.
обратился гость наш с вопросом к своему хлопотливому хозяину
Два уже поженились на ~ не родится, кроме полыни и бурьяну.
кроме волчца и бурьяну
Услышал, что еду на ярмарку. "Возьми и меня, тату!"
еду на ярмарку так возьми
<IV> <МНЕ НУЖНО ВИДЕТЬ ПОЛКОВНИКА>
Трубка давно у него была в зубах. "На чтό тебе полковник?"
Трубка ~ в зубах, но он еще не набивал ее, рассматривая ее с чувством человека, в первый раз увидевшего эту диковину. "На чтό тебе полковник?"
"На чтό тебе полковник?" При этом <он> взглянул на просителя.
"На чтό тебе полковник?" поглядел
Это был почти отрок, готовящийся быть юношею, лет 16, уже с мужественными чертами лица, воспитанного ~ шароварах.
с довольно мужественными чертами
Молодой человек ударил поклон в самую землю ~ козацкие войска.
Молодой человек повалился
Молодой человек ударил поклон ~ в землю с тем безграничным повиновением, которое ~ козацкие войска.
а. с тем деспотизмом
б. с тем безграничным повиновением, [Далее начато: представлялись совершенно] которым так отличались козацкие войска
Ему, казалось на вид, было лет 50.
С виду
Длинный синий рубец на щеке и лбу тянулся по его почти бронзовому лицу.
рубец придавал какое-то
Несколько пистолетов и ружей стояли, и висели по углам ставки уздечки; в углу куль соломы.
Ку<ча?> пистолетов
Да смотрите оба, что<бы> всё было как следует; а то ~ коне.
как следует не так, как
Да смотрите оба, что<бы> всё ~ видел, как козак кланялся что-<то> слишком часто <на> коне.
козак приклонялся
Да смотрите оба, что<бы> всё было как следует; а то я вам скажу, вчера я видел, как козак кланялся что-<то> слишком часто <на> коне.
<на> коне. Смотрите <1 нрзб.>
"Тебе полковника?" говорил полунасмешливым ~ отрока, в темном длинном кунтуше.
В темном длинном кунтуше придавав<шем>
"Мне наскучило ждать, я устал и очень долго ожидаю."
я уже устал
"Нельзя, пан полковник теперь спит."
полковник спит
"Лжет он. Я не сплю", послышался голос из ставки.
Лжет он пан полковник не спит
НОЧИ НА ВИЛЛЕ
[Варианты из автографа Института Литературы (Пушкинского Дома) Академии Наук СССР.]
Я видел его глазами души.
глазами души моей
Как я был полно вознагражден тогда за страдания, нанесенные мне моею глупо проведенною ночью.
вознагражден ~ за мою глупую
Ты поймешь, как гадка вся груда сокровищей и почестей, эта ~ людьми.
Ты поймешь, когда
О, как бы тогда весело, с какою бы злостью ~ знал, что за это куплю усмешку, знаменующую тихое облегчение на лице его.
это будет ценою его <усмешки>
"Что ты приготовил для меня такой дурной май!" сказал ~ окон ветер, срывавший благовония ~ роз.
ветер, отр<ывавший>
Я его оставил за 3 часа ~ чтобы доставить какое-нибудь разнообразие, чтобы ~ приятнее.
приготовить ему какое-нибудь разнообразие
Он всё еще жал мою руку.
Он всё еще жал мою руку. Я весь день был
Но, мне кажется, трудно дать идею о ней: ко мне возвратился летучий свежий отрывок моего ~ ненужные.
ко мне возвратились вр<емена?>
Но, мне кажется, трудно дать идею о ней: ко мне ~ времени, когда молодая душа ищет ~ ненужные.
юношеск<ая> душа
Но, мне кажется, трудно дать ~ юношеской, полной милых, почти младенческих мелочей и ~ ненужные.
а. любезных милых ~ мелочей
Но, мне кажется, трудно дать ~ и когда весь готов на пожертвования, часто даже вовсе ненужные.
когда даже ищешь почти ненужных пожертвований
Затем ли пахнуло на меня ~ разом я погрузился еще в большую ~ жизнь.
я кинул<ся?>
Затем ли пахнуло на меня ~ еще в большую мертвящую остылость чувств, чтобы ~ жизнь.
в бóльшую ветхость жизни
Затем ли пахнуло на меня ~ мертвящую остылость чувств, чтобы ~ жизнь. ред.;
в рукописи - остылось
КОММЕНТАРИИ
СТРАШНЫЙ КАБАН
При жизни Гоголя отрывок напечатан единственный раз - в "Литературной Газете" 1831 г.: глава 1-я "Учитель" - в № 1, от 1 января стр. 1–4, за подписью П. Глечик; глава 2-я - "Успех посольства" - в № 17, от 22 марта, стр. 133–135, без подписи. Рукопись повести не сохранилась. Первый отрывок предполагался ко включению в "Арабески" и фигурирует в обоих сохранившихся планах; [См. "Н. В. Гоголь. Материалы и исследования", I, Лгр., 1936, стр. 5, 22; Соч., 10 изд., V, стр. 558.] однако, в печатный текст "Арабесок" не вошел.
О замысле повести, равно как и о времени ее написания, а также о том, была ли она закончена, не сохранилось никаких известий. В. И. Шенрок предполагает - не приводя никаких доказательств, - что повесть писалась еще в Нежине (Соч., 10 изд., т VII, стр. 952). С бульшим правом можно отнести этот замысел к 1830 году, когда осуществлялись уже "Вечера на хуторе близь Диканьки" и намечалась, параллельно фантастическому характеру большинства повестей, также вторая линия интересов Гоголя - комическое бытописание на основе современного украинского материала. Впоследствии эта линия нашла свое выражение в повестях "Иван Феодорович Шпонька и его тетушка", "Старосветские помещики", "Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем" и "Коляска".
По-видимому, замысел "Страшного кабана" не был доведен до конца: Гоголь, занятый работой над "Вечерами", отошел от мысли о большой бытовой повести, и ее материал растворился в отдельных повестях и рассказах "Вечеров". Так, объяснение кухмистера Ониська с красавицей Катериной почти дословно повторено в объяснениях кузнеца Вакулы с Оксаною ("Ночь перед Рождеством"); Симониха является прототипом Хиври в "Сорочинской ярмарке", образ семинариста Ивана Осиповича отчасти повторен в долговязом поповиче Афанасии Ивановиче ("Сорочинская ярмарка").
ГЕТЬМАН
I. ИСТОЧНИКИ ТЕКСТА
Замысел исторического романа "Гетьман" мы связываем со следующими текстами, которые самим Гоголем объединены не были.
1. "Несколько глав из неоконченной повести", найденные в посмертных бумагах Гоголя и опубликованные Н. П. Трушковским в издании 1855 г. (т. V, стр. 367–411). Н. П. Трушковский сообщал: "Этот черновой отрывок сохранился в числе бумаг, оставленных Гоголем у В. А. Жуковского, и доставлен нам его супругою. Текст его был разбираем многими, но, несмотря на все старания, некоторые слова остались не разобраны, - добавленные же нами, как необходимые для полноты смысла, поставлены в скобках" (т. V, стр. 367). Эта текстологическая работа, произведенная в основном О. М. Бодянским, не могла быть проверена последующими редакторами, так как самая рукопись была затем утрачена. Есть основание предполагать, что рукопись эта, как и другие черновые рукописи Гоголя, содержала много описок, неувязок, недосказанностей и т. п. В главе VI, напр., прозвище старого Пудька оказывается Кузубия, хотя, при первом своем свидании с Остраницею в главе I, сам же он спрашивает: "И Кузубия потонул?" В разговоре с Галей Остраница спрашивает: "Что делает отец твой? Отец твой?" - очевидная фиксация обычной у Гоголя описки, повторения отдельных слов и словосочетаний. Необходимые редакторские конъектуры отсутствуют в ряде случаев; встречаются и явно неверно прочитанные слова и т. д. Н. С. Тихонравов обнаружил (на листах, вырезанных из тетради РМ4) несколько приписок, несомненно относящихся к тексту "нескольких глав" (Соч., 10 изд., V, стр. 550–551), однако привел их лишь в примечаниях, хотя точная локализация большей их части в тексте указана им же и не вызывает возражений. Эти приписки частично включены нами в текст "Нескольких глав", частично приведены в разделе Вариантов.
2. "Кровавый бандурист. Глава из романа". - Предназначалась для помещения в "Библиотеке для Чтения" (1834, II, отд. I) с подписью "Гоголь" и датой 1832 г., но была запрещена цензурой. Начало главы под заглавием: "Пленник. Отрывок из исторического романа" - было затем напечатано во второй части "Арабесок", с измененной датой: 1830. [По первоначальному плану "Арабесок", в них должен был войти "Кровавый бандурист" целиком (см. публикацию в сборнике "Н. В. Гоголь. Материалы и исследования", I. Лгр., 1936, стр. 5) и лишь впоследствии был заменен "Отрывком из романа", т. е. "Пленником" (см. план "Арабесок" в рукописи РМ4; Соч., 10 изд., V, стр. 358). ] Запрещенное окончание впервые опубликовано (по сохранившейся в цензурном деле, ныне - в ЛОЦИА, авторской корректуре) в "Ниве" (1917, № 1, стр. 3–6), а вся глава в первоначальном виде - в книге "Литературный Музеум" (Пгр., 1921, стр. 27–39).
3. "Глава из исторического романа" - напечатана впервые в "Северных Цветах" на 1831 г., стр. 226–256 (цензурное разрешение 18 декабря 1830 г.), с подписью "ОООО"; отсюда включена с рядом вариантов в первую часть "Арабесок" стр. 41–64; дата -1830. В "Арабесках" же автором сделано примечание: "Из романа под заглавием "Гетьман"; первая часть его была написана и сожжена, потому что сам автор не был ею доволен; две главы, напечатанные в периодических изданиях, помещаются в этом собрании".
4. "Мне нужно видеть полковника" - отрывок (в двух вариантах), находящийся в РЛ1, л. 6-6об.; см. Соч., 10 изд., V, стр. 99-100, 554–555.
Все четыре описанные отрывка печатаются в данном издании полностью, в порядке перечисления: 1-ый, 2-ой, 3-ий и 4-ый, с приведением вариантов ко 2-му из "Пленника" и к 3-му из "Северных Цветов".
II.
Ни в рукописях самого Гоголя, ни в переписке его, ни в воспоминаниях современников мы не найдем каких-либо определенных и достоверных сведений о работе над "Гетьманом". Единственным авторским свидетельством об этом замысле является приведенное выше подстрочное примечание в "Арабесках". Решение вопроса о датировке отрывков, т. е. о времени работы Гоголя над его историческим романом, наталкивается на ряд трудностей. Как указано выше, сам Гоголь датировал "Главу из исторического романа" и "Пленника" 1830-м годом. Между тем "Кровавый бандурист", частью которого является "Пленник", имеет дату 1832 г. С другой стороны, посылая матери "Северные Цветы" с "Главой из исторического романа", Гоголь замечал (в письме от 21 августа 1831 г.), что "книжка вам будет приятна, потому что в ней вы найдете мою статью, которую я писал, бывши еще в Нежинской гимназии". Продолжение этой цитаты - "как она попала сюда, я никак не могу понять" и т. д. - наводит на мысль о мистификации со стороны Гоголя, тем более вероятной, что Гоголь нередко датировал только что написанное произведение более ранним временем.
Рукопись "Нескольких глав", как сказано, не сохранилась; текст ее по свидетельству П. А. Кулиша, был вырезан из записной книги Гоголя РМ4, где она, судя по следам вырезанных страниц (между стр. 172-ой и 173-й), перемежала собой наброски первой редакции "Портрета". Это дает право согласиться с Тихонравовым, датировавшим их 1831–1832 гг. (Соч., 10 изд., V, стр. 549). К 1832 же году можно отнести и набросок "Мне нужно видеть полковника", находящийся в РЛ1 рядом с набросками "Носа" и "Рудокопова". Сводя воедино все эти разрозненные даты, мы можем заключить о работе Гоголя над замыслом "Гетьмана" в течение 1830–1832 гг.; к этой работе можем мы отнести и отдельные намеки на какое-то крупное художественное произведение, обдумывавшееся и даже оформлявшееся Гоголем в это время (ср. заявление в предисловии ко второй части "Вечеров на хуторе близь Диканьки": "Я, помнится, обещал вам, что в этой книжке будет и моя сказка. И точно хотел было это сделать, но увидел, что для сказки моей нужно, по крайней мере, три таких книжки. Думал было особо напечатать ее, но передумал").
К сожалению, сохранившиеся отрывки "Гетьмана" не дают возможности целиком расшифровать авторский замысел. Сравнительно просто дело обстоит лишь с "Кровавым бандуристом" ("Пленником"), который, очевидно, продолжает собою линию действия, намеченную в "Нескольких главах"; оба отрывка легко объединяются единым сюжетом о борьбе казаков с Польшею и о походе Степана Остраницы, которого некоторые исторические источники называли гетманом.
Что касается "Главы из исторического романа" и отрывка "Мне нужно видеть полковника", то их отношение к замыслу "Гетьман" остается неясным. Возможно, что "Главу" следует рассматривать как один из подготовительных этюдов к "Гетьману". Отрывок же "Мне нужно видеть полковника" можно осмыслить, предположивши в "отроке, почти юноше", стремящемся попасть к полковнику, переодетую Галю, возлюбленную Остраницы, которую он в "Нескольких главах" зовет с собою в поход и которая затем в "Кровавом бандуристе", действительно, оказывается переодетой в мужской костюм - пленником, захваченным поляками и обреченным на пытки. В таком случае, набросок этот объяснял бы, каким образом Галя попала в Польшу после предшествовавших отказов следовать за возлюбленным. Никаких документальных подтверждений этому предположению мы, однако, привести не можем я потому, высказывая его здесь, самый набросок печатаем после всех отрывков, а не перед "Кровавым бандуристом", как следовало бы при таком его осмыслении.
Выше уже упоминалось о цензурном запрещении "Кровавого бандуриста". В заседании С.-Петербургского цензурного комитета 27 февраля 1834 г. было заслушано "мнение" цензора А. В. Никитенко, усматривавшего в "Кровавом бандуристе" "картину страданий и уничижения человеческого, написанную совершенно в духе новейшей французской школы, отвратительную, возбуждающую не сострадание и даже не ужас эстетический, а просто омерзение". Комитет, согласившись с мнением цензора, определил: "удержать статью сию при делах и о запрещении оной уведомить прочие ценсурные комитеты".