Вячеслав Сукачев
Особое мнение
- И что это за деревня такая - Мухоловка? - удивилась жена, разглядывая командировочное удостоверение Петра Ильича. - Ничего лучшего придумать не могли?
- Значит, не могли, - безразлично ответил Петр Ильич, собирая необходимые для командировки вещи в небольшой симпатичный портфель.
- Ну что ты берешь это полотенце? Я же там все приготовила. Лежит на диване. Любишь ты, однако, посуетиться…
Жена Петра Ильича, маленькая полная блондинка, впрочем, перекрашенная сейчас в шатенку, с насмешливым любопытством следила за сборами мужа. Ее забавляло то, как он втихомолку сердится, хмурит широкие брови и с недоумением оглядывает комнаты, словно видит их впервые.
- И что же ты там будешь делать целую неделю?
- Работать.
- Оригинально.
- Что?
- Оригинально отвечаешь.
- Как могу…
- Вот именно. А у Инки через два дня выпускной вечер.
- Маша, я ведь не по собственному желанию еду, - терпеливо начал объяснять Петр Ильич, - меня посылают.
- Других нет?
- Очевидно.
- Вот-вот. Когда нет других, тогда есть ты.
Петр Ильич поморщился и пошел на кухню. Ехать ему не хотелось. Но что толку говорить об этом, когда все уже решено. Решено и подписано. Остается недостроенной дача, машина после зимы так и не выходила из гаража. У Инки выпускной, днями должен прикатить Вадим из Благовещенска, а тут, милости просим, поезжай в какую-то там Мухоловку. Действительно, нелепейшее название. Конечно, стоило ему решиться и сказать Владимиру Ивановичу "нет", но в том-то и дело, что не решился. Жена, наверное, догадывается об этом, вот потихоньку и психует.
- Маша, где мой термос?
- На холодильнике. Там хоть есть больница?
- Маша, ну о чем ты говоришь? В этой Мухоловке, да будет тебе известно, крупнейший коопзверопромхоз края.
- С твоим-то здоровьем и вдруг нет хорошего врача…
До аэродрома его довез райкомовский "газик". Петр Ильич поблагодарил шофера, взял портфель и медленно побрел к маленькому двухэтажному зданию аэровокзала. До вылета оставалось еще двадцать пять минут. Он с тоской посмотрел в сторону поселка, где был его дом, семья и масса начатых и неоконченных дел. Уезжать не хотелось.
Петр Ильич подошел к телефонной будке и позвонил домой.
- Маша?
- Да.
- Я отобью Инке телеграмму.
- Сам догадался?
- Сам.
- Билет еще не зарегистрировал?
- Нет.
- Не опоздай.
- Постараюсь. Ты вот что, если Вадим все-таки прикатит без меня, сообщи телеграммой. Да. Это все-таки основание… Да. И я постараюсь приехать раньше.
- Хорошо.
- До свидания. - Петр Ильич повесил трубку и вытер платком взмокший лоб - было жарко. Устанавливались первые в это лето погожие дни: солнечные, безветренные, обильно пахнущие молодой зеленью.
Через пятнадцать минут самолет взлетел, взяв на борт Петра Ильича Бармина.
Сразу же за райцентром начиналась тайга. Да какая! Даже с высоты полета виделась она плотной, необозримой, величественной. Редко, очень редко мелькали крохотные проплешины чистых полян, да однажды пролетели над просекой телефонной линии. Петр Ильич, приникнув к иллюминатору, внимательно следил за проплывающей внизу землей и диву давался ее богатству. Потом пейзаж резко сменился, самолет пошел над речкой, и замелькали под крылом голые скалы, сопки, поросшие диким стлаником, а далеко на горизонте обозначились белоглавые вершины гольцов. И чем дальше уходил самолет на север, тем выше и мрачнее становились горы, хаотичное нагромождение когда-то взбесившегося камня.
"Что-то они в себе хранят?" - невольно подумалось Петру Ильичу…
Крохотная взлетная полоса, зажатая с одной стороны сопками, а с другой - густыми зарослями хвойного подроста и кустарника, довольно недружелюбно приняла самолет. Он долго подпрыгивал, переваливался с боку на бок и, наконец, остановился.
Сойдя на землю и оглядевшись, Бармин увидел, что самолет остановился у небольшого бревенчатого дома с двухмачтовой антенной и слабо болтавшимся над крышей полосатым "чулком". Рядом с домом высилась огромная поленница, под которой стоял зеленый мотоцикл. Больше Петр Ильич ничего не разглядел: сопки, тайга, тайга, сопки.
От дома к самолету спешил высокий поджарый мужчина в соломенной шляпе. На что сразу обратил внимание Петр Ильич, так это на военную выправку подходившего.
- Петр Ильич Бармин? - приятным баритоном спросил он. - Я не ошибся?
- Нет, но…
- Иван Васильевич Худяков, - он протянул руку и добродушно заулыбался. - Удивляетесь, что встречаю? Ничего удивительного. Звонил в райком, чисто случайно узнал о вашем приезде и решил встретить. Гости у нас не часто бывают, так что любому человеку рад, - быстро и уверенно баритонил Иван Васильевич. - Прошу в машину.
Надо сказать, что Петр Ильич и в самом деле немного подрастерялся. В его планы не входило знакомство с директором коопзверопромхоза в первый же день. Планировал Петр Ильич сходить вначале к председателю сельсовета, поговорить с промысловиками, а затем уже и встретиться с Худяковым. А тут такой вот сюрприз.
- Как долетели? - спрашивал между тем Иван Васильевич, и в голосе его было столько расположения и доброжелательности, словно Петр Ильич после зимовки с Северного полюса прилетел.
- Спасибо, хорошо.
- Ну вот и машина. Садитесь на первое сиденье.
- Увольте.
- Тогда прошу сюда, - Худяков без лишней поспешности, с предупредительной вежливостью распахнул дверцу.
- Спасибо, - опять поблагодарил Петр Ильич.
Машина тронулась. Обогнув домик, она бойко выскочила на узкую дорогу и понеслась, подпрыгивая, мимо чахлых кустов.
- Надолго к нам? - повернув голову на крепкой шее, спросил Худяков.
- Да как получится, - уклончиво ответил Петр Ильич.
На время забыв о неожиданной встрече, Бармин с любопытством поглядывал в окошечко на быстро приближающиеся дома и рассеянно думал о предстоящей работе.
- Костя, давай к гостинице, - сказал Худяков.
"Там хоть есть больница?" - неожиданно припомнился Петру Ильичу вопрос жены. Он улыбнулся, и ему показалось, что все здесь у него будет хорошо.
- А может, быть, все-таки ко мне?
- Нет, нет, что вы. Зачем я буду вас стеснять? - Петр Ильич перепугался, что Худяков начнет долго и упорно уговаривать его, но тот быстро согласился, и лишь строго сказал дежурной:
- Тетя Паша, гостя не обижайте.
- Не сомневайтесь, Иван Васильевич, у нас некому обижать.
- Я бы вас ужинать пригласил, - продолжал Худяков, обращаясь к Петру Ильичу, - да сегодня собрался на дальнюю заимку. Поздно вернусь. Так что - до завтра. Отдыхайте на здоровье.
- Спасибо, - в третий раз вынужден был поблагодарить Худякова Петр Ильич. - Вы с девяти работаете?
- Да. - Иван Васильевич двумя пальчиками коснулся соломенной шляпы: - Всего хорошего…
Гостиница, как и все дома в Мухоловке, была деревянной, с высокими узкими окнами, украшенными резными наличниками. В номере, куда проводила Петра Ильича тетя Паша, стояла приятная прохлада, было чисто и опрятно. Стол, две койки, на окнах светленькие шторы, графин с водой, два стакана, тумбочка и старенький стул - все это чрезвычайно понравилось Петру Ильичу. Аккуратно разложив в тумбочке туалетные принадлежности, Петр Ильич присел и задумался. Ему жаль было терять этот день, но и что предпринять - он не знал. Почему-то вспомнилась Инка, и он загрустил. Грусть, как это ни странно, настроила его на боевой лад, и, поднявшись со стула, Петр Ильич решительно вышел из номера.
- Скажите, пожалуйста, - обратился он к тете Паше, - у вас сельсовет до которого часа работает?
- А до шести, милок, до шести и работает. - Тетя Паша была рыхлой огромной женщиной и, как подозревал Петр Ильич, по возрасту вполне годилась ему в племянницы.
- Это далеко?
- Да нет. Туточки. Как выйдете, повернете направо, увидите магазин, а наискосочек от него и будет Совет.
- Благодарю. - Петр Ильич направился к выходу.
- А только никого там теперь нет, - сказала ему в спину тетя Паша.
- Разве уже шесть часов? - удивился Петр Ильич.
- Зачем. Свадьба у председателя.
- Он что, неженат?
- Он-то женат, - басом засмеялась тетя Паша, - дочку выдает. Дочка у него техникум кончила, вот он ее и выдает за школьного учителя. Хорошая пара будет, видная. Оба грамотные…
- Жаль, - огорчился Петр Ильич, - а мне его видеть надо было.
- А вы ступайте, милок, ступайте. Они еще только начинают гулять, там и поговорите.
Петр Ильич заколебался, не зная, какое принять решение.
"Завтра похмеляться будут, - тоскливо подумал Петр Ильич. - Вот и просидишь здесь всю неделю. Нет, схожу, однако. В лоб ведь не дадут. Познакомлюсь да на завтра договорюсь. А так он, чего доброго, неделю прогуляет".
Петр Ильич вышел на высокое гостиничное крыльцо.
"А с другой стороны, - продолжал размышлять он, - у человека праздник, дочь замуж выдает, а тут я заявлюсь. До меня ли ему теперь? Конечно, не откажет, поговорит, а в душе возненавидит хуже врага. Что же делать?"
А ноги между тем несли сомневающегося Петра Ильича вдоль улицы, мимо добротных, в лапу рубленных домов под шиферными и железными крышами. Так, сомневаясь, и дошел он до председательского дома, который сразу же определил по большому количеству людей во дворе, веселому смеху и торопливому шнырянию под окнами всюду одинаково любопытных мальчишек.
Едва Петр Ильич приблизился к калитке, еще окончательно не решив, входить ему или нет, как его тут же заметили, понеслись шепотки, перемигивания, и уже ничего не оставалось ему, как только спросить:
- Алексей Иванович здесь живет?
- Туточки, - ответила какая-то бойкая бабенка, шмыгая по Петру Ильичу озорными глазами.
- Видите ли, - начал объяснять Петр Ильич, - я к нему из районного центра по делу прилетел. Мне бы его увидеть как-то надо.
- Гошка! - крикнула кому-то бойкая бабенка. - Кликни Алексея Ивановича. Тут его по делу хотят повидать, - И к Петру Ильичу: - А дело-то какое?
- Да, знаете ли, - замялся Петр Ильич.
- Не уголовное?
Кто-то прыснул в кулак, кто-то откровенно засмеялся, и Петр Ильич смутился. Скрывая смущение, он откашлялся и запоздало ответил:
- Нет, не уголовное.
- Тогда проходите. Что же вы встали за калиткой? У нас так не положено. Проходите, проходите…
Только теперь понял Петр Ильич, что сюда приходить не надо было.
А из дома уже выскочил председатель, Алексей Иванович. Маленький, жилистый, с быстрыми внимательными глазами, он мгновенно оценил положение, в которое попал Петр Ильич, и неожиданно густым басом пророкотал:
- Настя, не замай гостя. Везде ты поспеешь, сорока.
По сессиям и совещаниям в районе Петр Ильич немного знал председателя и потому обрадовался Алексею Ивановичу, как радуются малознакомому человеку далеко от дома.
- Рад вас видеть! - гудел Алексей Иванович. - Проходите, гостем будете.
- Я на минуточку. Я только хотел попросить вас, чтобы завтра…
- Обижаете, Петр Ильич. В дом-то войти надо или нет?
И с этой минуты Петр Ильич словно бы перестал принадлежать самому себе. Все делалось не по его воле, и он всему подчинялся. Его ввели в дом, усадили на почетное место, рядом с маленькой веснушчатой невестой, налили громадный фужер водки и потребовали, чтобы он выпил до дна.
- Но я же не могу столько, - изумленно бормотал Петр Ильич, тщетно разыскивая глазами председателя, - это очень много. У меня сердце больное…
- Все мы сердешные, - почти в самое ухо Петра Ильича засмеялась Настя. - А вы пейте столько, сколько сможете.
Петр Ильич выпил за счастье молодоженов, ткнул куда-то вилкой, что-то добыл и закусил. Настя не умолкала:
- А вот еще одну выпьете, и мы плясать пойдем. Или и плясать не можете?
- Нет, - замотал головой Петр Ильич.
- Да как же ваша баба с вами живет?
- Живет, - словно бы и сам удивился Петр Ильич.
- Чудеса. А я бы не стала.
- И я бы с вами не стал, - неожиданно расхрабрился Петр Ильич.
- Эт-то почему? - ахнула Настя и плечом легонько привалилась к Бармину.
- Да вот, не стал бы, - с удовольствием повторил Петр Ильич, легонько освобождаясь от Настиного плеча.
- С молодой и не стал бы? - взвихрилась Настя. - А я бы хотела посмотреть, как это - "не стал бы"?
- Дорогие гости, - появился Алексей Иванович, - есть предложение выпить за то, чтобы жизнь у Сережи с Леной…
- За разоружение! - крикнула Настя.
- Настя!
- А чего? Чтобы невеста сегодняшней ночкой разоружилась. Ай не так?
За столом засмеялись, захлопали Насте, и Алексей Иванович, неожиданно улыбнувшись, согласно пророкотал:
- Нехай будет так.
- Петр Ильич!
- Да.
- А вы?
- Настя, не могу, честное слово.
- Со мной сможете, берите!
И опять Петр Ильич выпил, с тоской думая о том, что нитроглицерин остался в портфеле. А потом как-то так случилось, что Петр Ильич встал из-за стола, поднял фужер и предложил выпить за "незыблемое счастье молодых". И все его послушались, все поднялись и выпили, и Петр Ильич уже не различал, где он, а где другие, и лишь Настино присутствие вызывало в нем смутное чувство тревоги.
- Вам сколько лет, Петр Ильич? - спрашивала Настя.
- Пятьдесят, - с некоторой гордостью ответил Бармин.
- Ну а мне тридцать. Всего-то двадцать годков. Это даже лучше.
- Вы… вы зачем так говорите? - перепугался Петр Ильич. - Я вас прошу, Настя, очень прошу, не надо так говорить. Шуткам есть предел. - Он беспокойно заерзал на стуле, потом поднялся и хотел уйти, но Настя как-то ловко вновь посадила его на место и неожиданно тихо сказала:
- Неужели и в самом деле не узнаёте, Петр Ильич?
- Кого? - Бармин уловил перемену в Насте и насторожился.
- Меня, Петр Ильич. Настю Зубову.
Петр Ильич ошалело посмотрел на Настю, мгновенно вспомнил ее, но все еще не хотел верить, что это именно она. Заполошная, развязная бабенка и вдруг - Настя Зубова?
- Вы изменились, - растерянно пробормотал он. - Простите, не узнал…
А застолье шумело, набиралось силы, и никто уже не обращал внимания на Настю и Петра Ильича.
- Вы так больше и не учились? - спросил Петр Ильич.
- Не до учебы было. Закрутило меня тогда, чуть совсем не умотало, - грустно сказала Настя. - А я вас сразу, с первого взгляда, узнала. Думала, что и вы узнали, да не хотите сознаваться.
- А вы… вы еще сердитесь на меня, Настя? - осторожно спросил Петр Ильич.
- Зачем? - Настя усмехнулась. - Ведь все было решено по справедливости. Слишком уж счастлива я была тогда, а за счастье платить надо. Вот я и заплатила.
Петр Ильич покосился на Настю и увидел, что нет больше разбитной бабенки с шальными глазами, вместо нее сидела рядом усталая женщина, Настя Зубова.
- Я вас очень прошу, - тронул Петр Ильич Настю за руку, - помогите мне выбраться отсюда. У меня в самом деле разболелось сердце, а лекарство в гостинице…
4
Сразу после войны, устав от нее, отупев, Петр Бармин с жадностью набросился на мирную жизнь. Высидев три года в блиндаже командира полка ординарцем, он лишь однажды попал в серьезный переплет, когда немцы неожиданно прорвали фланг и взяли их в полукольцо. Петя Бармин вместе с командиром полка, тучным бывалым воякой, отстреливался до последнего момента, а когда этот последний момент наступил, его ранило, и очнулся он только в прифронтовом госпитале. Его командир не любил менять ординарцев и проследил за тем, чтобы после госпиталя Бармин вновь вернулся к нему. Здесь Петя Бармин получил медаль "За боевые заслуги", и на том исключительные эпизоды его воинской биографии закончились. Были Варшава, мелкие бои в предместьях, 9 Мая, долгий путь домой, к мирной жизни. Тогда многие возвращались и многие слишком долго праздновали победу, иные празднуют до сих пор по случайным забегаловкам. Петр Бармин поступил иначе: в этом же, 1945 году стал студентом Института инженеров железнодорожного транспорта. Поступил он довольно-таки легко: фронтовик, боевые награды, коммунист с трехлетним фронтовым стажем, да и подготовился сравнительно хорошо. Два года его лихорадило: учился неровно, были взлеты и падения, но потом выровнялся, и когда закончил институт, ему предложили остаться в аспирантуре. Петр Бармин подумал и согласился. Тяги к научной работе не было, но лекции он читал с удовольствием, добросовестно готовился к ним, изучал литературу, интересовался новинками. Любил, когда студенты слушали, что называется, разинув рты. Потом появилась Маша, через год родился Вадим, еще через год он получил хорошую квартиру и был избран секретарем партбюро института. Вначале он испугался новой должности, но очень скоро партийная работа понравилась ему, и он добросовестно ушел в нее с головой. Шут его знает, может, было в этом крохотное властолюбие Петра Бармина, а может быть, и не было, но парторгом он оказался хорошим: деловой, исполнительный, думающий человек. Конечно же именно эти качества сыграли решающую роль, когда через пять лет Петра Бармина выдвинули в партийный аппарат Кировского района. Но это было через пять лет.
Когда умер отец, он был на трехмесячной партийной учебе в Москве. Пока дали знать в Хабаровск, пока Маша отбила телеграмму в Москву, прошло четыре дня, и на похороны он не поехал. Но потерю отца переживал долго, так как после войны только дважды навещал отца и чувствовал перед ним сыновью вину.
В 1963 году Петр Бармин стал героем института благодаря тому, что на вечере отдыха справился с вооруженным бандитом. Слава эта польстила ему, и он организовал институтскую дружину. Все были довольны его активностью, и только один человек эту самую дружину поставил ему в упрек. Высокая худощавая женщина пришла к нему перед обедом, назвалась Кудрявцевой Зинаидой Степановной и попросила уделить ей десять минут. Через десять минут у него начиналось собрание на факультете, и он сказал об этом женщине.
- Хорошо, я вас не задержу.
Она была некрасива и чем-то неприятна Петру Бармину.
- В вашей дружине есть Настя Зубова?
- Да, есть. Это одна из наших активнейших дружинниц.
- Вот, вот, даже слишком активная она у вас, - женщина язвительно усмехнулась.
- Простите, я что-то не пойму - о чем вы говорите?
- Так вы знаете их, своих дружинниц. Сука она, а не дружинница! - взорвалась Зинаида Степановна. - Сука она, вот кто!
- Попрошу… - растерялся Бармин.
- Меня нечего просить, - резко оборвала его Зинаида Степановна, - вы ее попросите, чтобы она чужих мужиков не сманивала.
- Но каким образом, - попытался отвести удар от себя Петр Бармен, - дружина и…
- А таким, что притащила его пьяного домой и еще адрес свой оставила. Вы лучше ее спросите - каким образом, пусть расскажет. Студентка, называется. Я в горком партии пойду, предупреждаю вас, и выведу вашу дружину на чистую воду… Пусть узнают, чем вы занимаетесь, - женщина всхлипнула и разрыдалась.