- Ну? - удивился Геннадий. - Скажи ты! И подлеска нет? Это хуже. Это просто очень плохо. Какой же лес без подлеска? Сколько работаю с ботаниками - не встречал. Надо же… Травостой папоротниковый, а подлеска нет.
- А вы давно работаете с ботаниками? - спросила Вера и хитро посмотрела ему в глаза.
- Я? - Он взглянул на часы, начал загибать пальцы на одной руке, потом на другой. Девочки удивленно смотрели. - Я? Ну, если вычесть то время, которое я потратил на обед, то уже около половины!
- Половины? Какой половины? Чего половины?
- Суток! - вздохнул горестно и тяжело Геннадий. - Скоро юбилей будем праздновать. Суточный.
- Фи! - сказала Вера. - А мы-то думали…
Елену Дмитриевну Воробьеву за время дороги он узнал мало - она ехала в кабине, виделись лишь утрами во время сборов, в короткие дневные привалы и вечерами. Вначале Геннадию показалось, что лицо Воробьевой портят очки в пластмассовой оправе. Но увидев ее без очков, понял, что ошибся. Без очков еще резче выделялся нос на худом мужском лице. Не придавали ей привлекательности и редкие волосы, зачесанные назад, ровно подстриженные на уровне плеч. А походка у Воробьевой была широкая, мужская.
И, кроме того, показалась она ему гордой и недоступной, с такой не разговоришься, не поболтаешь, а он, зная, что "экспедиция - не легкая прогулка в обществе девушек", - так Буров сказал, - все же хотел провести время веселее.
Он сидел у правого борта. На поворотах, когда машина резко кренилась в сторону, Вера валилась на него, рыжие волосы касались его щеки. Он, изображая испуг, прижимался к борту, а она смеялась.
Когда надоедало глазеть по сторонам, тюки из-за спин перебрасывали к кабине, освобождая место для того, чтобы прилечь. Сидящие в середине Нина и Вера клали ноги на кабину, а Геннадий и Катя - на передний борт.
Однажды в таком положении вздремнули. Машины остановились. Заглянул Корешков.
- О! С комфортом едете! А чтой-то мне, братцы, тоже хочется свежим воздухом подышать. Меняю лучшее место в кабине на худшее в кузове. Кто согласен?
- Только не я! - быстро сказала Вера.
- Ну, разумеется, - улыбнулся Виктор. - У вас же на двоих один плащ.
- Это от пыли, - Вера сдернула плащ с ног Геннадия и перетянула к себе. Когда она его укрыла - не почувствовал. Спал, значит.
На одной из стоянок девушки остались в кузове, а Геннадий, побродив по лесу, собрал пышный букет огоньков.
- Держите!
- О! - удивилась Вера. - Кому?
- Тебе, конечно, - ответил он, хотя, собирая цветы, не думал, для кого.
- Спасибо! - Вера спрятала лицо в цветах, волосы упали на букет и почти слились с ярко-оранжевыми огоньками.
Елена Дмитриевна видела, как он шел из леса, и, улыбаясь, глядела на него. Но когда он протянул цветы Вере, лицо ее приняло прежнее невозмутимое выражение. "А ей, наверное, никто не дарит цветов", - подумал он.
На следующей стоянке цветов поблизости не оказалось. - Но Геннадий забрался поглубже в заросли и все-таки нашел полянку с огоньками. Ему уже сигналили, ого ждали. Он подошел к кабине.
- Вам, Елена Дмитриевна.
Она по-детски улыбнулась, обнажив белые зубы.
- Если цветы дарить всем - они обесцениваются. - Но букет взяла, сказала: - Благодарю…
А в кузове, на том месте, где он всегда сидел, лежали подвядшие огоньки.
Остаток дня Вера молчала. Отказалась от всякой его помощи. За ужином не села рядом. Спать ушла сразу же.
- Яблоко раздора привело когда-то к войне, - сказала Елена Дмитриевна.
- Что-что? - спросил Корешков.
- Миф. Разве не знаете? - засмеялась Воробьева.
Виктор ничего не понял, он же ехал в другой машине.
На всякий случай сказал:
- Ясно. - И добавил: - Заливай костер, Геннадий. Спать пора.
- Была когда-то и я такой, - сказала Воробьева.
- Какой? - не понял Геннадий.
- Вот такой! - Кивнула на палатку, где скрылась Вера. - Наивной школьницей.
- Вы и сейчас не бабушка.
- Да, но и не девочка, которую можно подкупать цветами.
Геннадий от неожиданности не удержал над костром ведро, оно перевернулось; пепел взлетел клубами и осел на его лицо, на лицо Елены Дмитриевны. Она вскочила.
- Ой, Гена! Что вы в самом деле?! - Потом сказала спокойно: - Пойдемте. Вам же завтра рано вставать, чтобы успеть свои дела сделать, да еще девочкам помочь укладывать спальники.
Спальный мешок надо свернуть туго-туго, чтобы он легко входил в чехол. Девушки, да и Елена Дмитриевна с трудом справлялись со спальниками. Он уловил в ее словах укор: девушкам помогаете, а мне… Да, пожалуй, редко ей помогали в прошлые годы, если рядом были девушки привлекательнее. А они, конечно, были.
Утром, свернув свой спальник, он подошел к Елене Дмитриевне.
- Вам помочь?
- Мне? - удивилась она. - Ну что ж… Пожалуйста… - Втолкнули вдвоем спальник в чехол. - А если бы не подсказала, сами не догадались бы?
- Я туго соображаю, - серьезно ответил Геннадий. - Понимаете, у меня шейные позвонки удлиненные, поэтому мысли долго идут.
- А откуда они у вас идут? Ну, ладно. И на том спасибо!
3
В Макаровском отряды расположились в пустующем здании школьного интерната. День устраивались, затем начались выезды в "поле".
Обычно Олег Григорьевич работал с толстушкой Катей, Геннадий - с Еленой Дмитриевной, но строгого прикрепления лаборантов к научным сотрудникам не существовало. Раза два оставался Геннадий в районном сельхозуправлении, калькировал карты угодий хозяйств, с которыми у отряда был договор на определение запасов диких зеленых кормов. Занималась этим и Катя, однажды они вместе корпели над картами, а Буров и Воробьева работали в поле вдвоем.
У отряда Корешкова были свои задачи, Геннадий не интересовался - какие. На всех ботаников он смотрел как на людей, собирающих цветочки и листочки.
Геннадий в первые же дни заметил, что отряд Корешкова всегда возвращается на базу раньше. Девушки быстро разбирали гербарий, наскоро ужинали и, еще не успевал отряд Бурова выгрузиться из машины, бежали в кино. Катя грустно смотрела им вслед. Олег Григорьевич всегда находил ей занятие до позднего вечера. Однажды Геннадий предложил:
- Пусть Катя идет в кино. Я разберу гербарий.
Олег Григорьевич взглянул куда-то мимо него, хмуро сказал:
- Каждый должен выполнять свои обязанности и не надеяться, что их выполнят другие. Ты - за нее, я - за тебя, а за меня кто?
Он как-то и Корешкову сказал Недовольно:
- Балуешь ты своих. Не отдыхать приехали…
Елена Дмитриевна вступилась за девочек:
- Нельзя на все лето оставить их без кино. Мы пока не в тайге, среди людей живем.
- Но вы же не идете, - не поворачиваясь к ней, сказал Буров. - Хотя могли бы…
- Мне не с кем. Вы же меня не приглашаете.
Буров покраснел и что-то пробурчал непонятное.
Геннадий не ходил в кино принципиально. Он приехал сюда воздухом дышать. Кино и в городе можно посмотреть. Правда, раза два он ходил в клуб вместе с Еленой Дмитриевной и Катей. В один из вечеров, когда Воробьева и Катя не смогли пойти, Геннадий пригласил Веру. Но та резко ответила:
- Очень нужно! Других зовите!
И гордо вскинув рыжую головку, взбежала по ступеням крыльца интерната. Геннадий растерянно смотрел вслед, не зная, что сказать, как реагировать на ее отказ. Никого из девушек он не выделял, для него все они были одинаковы и равны. В дороге как-то так получилось, что он чаще, чем с другими, разговаривал с Верой. А если бы рядом сидела Катя? Нина? У Нины, кстати, и личико смазливое. А Катя и поболтать не прочь, и побоевитее Веры… Да и что тут такого - позвал в- кино? А что такого в том, что ходил в клуб с Воробьевой? "Других зовите!" Ну и позовет. Ну и пойдет! Он человек свободный, никому ничего не должен, никому ничего не обещал.
…Работали без выходных.
- Терпите, девушки, - говорил Корешков. - Терпите, красавицы. Вот скоро дожди зарядят - неделями отдыхать будете, бока заболят.
Но лаборантским бокам ничего не угрожало: стояла безветренная сухая погода. Солнце припекало уже с утра, и до позднего вечера висело оно в раскаленном безоблачном саянском небе. Одно спасение от лучей - под кроной густых деревьев, но и в тени воздух был тяжелый, душный, густой.
В поле Геннадий снимал рубашку, майку и загорал. Елена Дмитриевна трудилась одетой, стеснялась, видимо, своей нескладной фигуры. Нина и Вера уже почернели от солнца.
- А что им?! - смеялся Корешков, - Они в поле, как на пляже, в купальниках ходят.
- У меня Катя этого не позволяет, - с плохо скрытой гордостью сказал Олег Григорьевич, - Понимает. Участки вблизи дорог, люди проезжают, неудобно.
Елена Дмитриевна, когда оставались вдвоем, вела себя сухо, официально, серьезно. Она объясняла название растений, рассказывала об укосе, об осотах, о злаках, учила закладывать травы в гербарий.
Однажды спросила:
- Вам нравится наша работа?
Ему нравилось днями находиться под открытым небом, обедать в поле или в лесу у костра, постоянно передвигаться, знакомиться с новыми местами.
Так и сказал Елене Дмитриевне.
Она поверх очков внимательно посмотрела на него.
- Это совсем не то. Вымокнуть можно на рыбалке, а обед сварить в туристском походе. Вам, мужчинам, наверное, не по душе наша специальность, чаще женщины идут в ботаники, хотя вот такая жизнь для нас тоже не ягода-малина. Мне-то, допустим, легче. А представьте, муж дома, в городе, а жена здесь все лето. У нас редко так бывает, чтоб муж и жена - вместе. У Олега Григорьевича жена - счетный работник. Сам в поле - она дома. А ты не хочешь, Геннадий, стать ботаником? - вдруг спросила она, обращаясь к нему на "ты".
- Поздно, - усмехнулся он, не желая раскрывать свои планы на будущее.
- Ну что ты?! Двадцать четыре года. Ты способный. Подготовишься в университет. Я помогу. Да и Наташа поможет. - Геннадий нахмурился: все-таки Олег Григорьевич рассказал о нем. - Потом жену себе найдешь… - И вздохнула будто незаметно, но Геннадий видел.
- Счетного работника?
- Почему обязательно счетного? Ведь и среди нас много незамужних.
- Спасибо, - сказал он.
- Я вполне серьезно. Ну что за жизнь у Бурова? Да еще жена ревнует. Ты заметил, как он с девочками? Не дай бог, чтобы кто-то сказал о нем что-то.
- Не замечал, - соврал Геннадий. - Если так боится разговоров, почему же он работает с Катей, а не со мной?
- А тебе не нравится со мной?
- Нет, что вы?! - Геннадий растерялся. - Я не об атом. Вас же никто не будет ревновать… - Сказал и сразу понял, что говорить об этом не следовало.
- Да, - невесело улыбнулась Елена Дмитриевна, и как-то сразу потускнело ее некрасивое лицо. - Но я могу сказать Бурову, чтобы он брал с собою вас. - Она опять перешла на "вы".
- Нет, зачем же? - поспешно не согласился он. - Мне и с вами хорошо.
Ночью прошел сильный ливень. Он превратил дороги в сплошное месиво, и поэтому отряды с утра остались на базе.
Олег Григорьевич решил еще раз проэкзаменовать "таежников" - Катю и Геннадия - по технике безопасности. Он дал им инструкцию, а через час усадил во дворе на бревнах, сам встал напротив. Нина и Вера неподалеку развешивали на шпагате гербарные листы для просушки.
- А теперь проверим, как усвоили, - сказал Буров, - Вот ты, Геннадий, как будешь идти в гору по осыпи, если за тобой следом идут другие?
Как рекомендует в таких случаях ходить инструкция, Геннадий знал, но подурачился:
- А зачем? Умный в гору не пойдет,
Олег Григорьевич нахмурился: что за шутки с начальством, если рядом подчиненные? Но сказать ничего не успел.
- Олег Григорьевич, - вдруг вмешалась в разговор Катя. - Вы говорите, что через реки вначале будем на лошадях переправлять груз, а потом сами. А вдруг яма, или лошадь споткнется?
- Ну и что же? - снисходительно улыбнулся Буров. - Лошади плавать умеют.
- Лошади-то умеют, - вздохнула Катя. - Я не умею.
И закрутилось-завертелось! Олег Григорьевич сгоряча напустился на Катю, но быстро остыл: сам виноват, сколько времени готовился к маршруту, а не удосужился узнать, умеет ли Катя плавать. Он сердито взглянул на Катю и пошел к Корешкову.
Вера слышала разговор и замерла со стопкой бумаги. В начале сезона, когда девушки узнали, что только один отряд идет в Тайгу, а второй через некоторое время перебазируется в село Вольное, они приуныли: им не хотелось расставаться. Нина, правда, в тайгу не рвалась, а вот Вера настойчиво ходила за Буровым:
- Олег Григорьевич… Возьмите и меня…
- Не могу, - отвечал он. - Лошадей мало. И по штату лишний человек не предусмотрен. И Корешков вас не отдаст.
- А вы без штата. А к Корешкову скоро жена приедет.
Ходила до тех пор, пока не поняла: упрашивать бесполезно.
А вот сейчас Буров вышел на крыльцо, позвал Веру.
- Вы переходите в мой отряд вместо Кати.
- Ой! - Вера от неожиданной радости взмахнула руками; листы бумаги полетели на траву. - Олег Григорьевич, какой вы хороший…
- Ну-ну! - Буров даже покраснел. - С завтрашнего дня работаете у меня. Понемногу собирайтесь в маршрут. Лишнего ничего не брать. Там клуба нет. Одни медведи да комары.
Елена Дмитриевна, узнав от Геннадия об изменении в отряде, сказала:
- Ну что же. Будет кому подносить цветы…
4
В тайгу отряд вышел в конце июля. Из Макаровского оба отряда перебрались в Ивановку, затем "таежников" на машине подбросили в деревню Шумовку, откуда начинался маршрут. Проводника Гмызина нашли в Шумовке, в здешних же колхозах взяли лошадей.
Маршрут был составлен так: отряд, выйдя из Шумовки, по тайге как бы шел назад, приближаясь к Ивановке, потом сворачивал к селу Вольному, где вновь соединялся с отрядом Корешкова.
Выход наметили на утро, но вышли в обед. Задержали Гмызины: старший чинил сапоги, а младший, Мишка, заряжал патроны, как будто ни тот, ни другой не могли сделать это раньше. Но у проводника для оправдания теория была:
- В первый день шибко много нельзя идти. Лошадкам надо пообвыкнуть. Да и девки, поди, устанут. Пообедаем и тронемся.
Обедали во дворе у Гмызина. Елb молоко с медом, хлеб. Гмызин вынес, бидончики браги, но Олег Григорьевич руками замахал:
- Ни-ни! Чтоб и запаха не было!
Запах был: Гмызин и Мишка выпили в избе.
Проводник и его сын вели в поводу по две навьюченных лошади. У Олега Григорьевича и Елены Дмитриевны - только полевые сумки, а у Геннадия и Веры - гербарные папки. К своей папке Геннадий привязал лямки и забросил ее, как ранец, за спину. Предложил Вере сделать то же самое, она отказалась:
- Мне и так удобно!
Шли два часа по таежной дороге, потом ее перегородила река. Проводник и Мишка влезли на лошадей.
- Пусть девки тоже садятся на свободных, - сказал Гмызин, - А за остальными Мишка воротится.
Елене Дмитриевне помог Геннадий. Вера, взобравшись с помощью Бурова на тюки, двумя руками вцепилась в них.
- Папку-то мне отдай, удобнее будет держаться, - предложил Геннадий.
Вера посмотрела на него с высоты и отдала папку Бурову.
Река - быстрая, говорливая, но мелкая. Вода поднялась чуть выше колен лошадей.
- Перейдем сами, - решил Олег Григорьевич. - Чудят наши проводники, лошадей нагружают на бродах. Ты как думаешь?
Геннадий ни о чем не думал: он впервые в экспедиции.
Женщины вышли в маршрут в кедах. Идти в легкой обуви, конечно, приятнее, но им придется каждую речушку форсировать на спинах лошадей или шагать потом в мокрых кедах.
Еще на базе Вера предупредила, что по тайге ходить быстро не умеет. Буров успокоил:
- Ничего, научитесь. Нам торопиться некуда. Лошади с вьюками потащатся медленно, а мы - за ними.
Но в первый день шли дорогой, и лошади довольно резво переставляли ноги. Вера то и дело отставала от Сурова - они замыкали движение, - кричала:
- Олег Григорьевич! Подождите-е-е!
Он ждал раз. Ждал два. Потом не вытерпел:
- У нас маршрут рассчитан по дням. А так и полпути не одолеем.
- Ну… Олег Григорьевич. Я привыкну дня через два. Можно же сделать привал.
- Привал будем делать, когда устанут лошади. Другие же идут.
Другие! Что ей другие! Гмызин-старший сидел на вьюках, по-турецки поджав ноги. Мишка в тайге вырос. Елена Дмитриевна не впервые в экспедиции, привыкла ко всему. Геннадий… Ну, нельзя же равнять ее с Геннадием! Парень. В армии отслужил.
Прошли в тот день мало, а усталость валила с ног. Проводник оказался прав. В последний раз перебредя через реку, которая, как и всякая равнинная таежная река, петлял змейкой, остановились на ночлег.
Трофим Петрович занялся лошадьми, Мишка - костром и ужином, Олег Григорьевич уткнулся в карту, Геннадий вырубал колья для палаток.
- Мало прошли, - сокрушался Олег Григорьевич. - Километров двенадцать.
- То ж за полдня, - подумав, сказал Гмызин. - За полный день могли бы и двадцать пять отмахать.
- А работа? - недовольно спросил Буров. - Нам ведь и работать надо. Распорядок будет такой: с утра идем три часа, потом стоянка, сборы гербария, укос, обед. Под вечер снова три часа идем. Будут и дневки. Так что надо торопиться.
Ели в темноте, у костра. Ужин Мишка сварил неважный, но никто ничего не сказал: все устали и хотели спать.
С утра свернули на старую заброшенную дорогу, довольно просторную для вьючных лошадей. Вовсю палило солнце. Идти было жарко.
Вера сняла энцефалитку, шагала в купальнике, отмахиваясь ветками от комаров. Елена Дмитриевна шла в полной форме. Широкая куртка на "молнии" и брюки прятали ее нескладную фигуру. А Вера в любой одежде - картинка. Мишка поглядывал на нее, прищелкивал языком, подмигивал, кривлялся.
Олег Григорьевич крикнул им, чтобы остановились, позвал проводника; скрывшись в кустах, они начали обсуждать что-то. Намечалась дневка, может быть, они уточняли по карте маршрут.
Мишка сказал:,
- А ты, рыженькая, видать, и горячая. Такая аппетитная…
Вера сидела чуть впереди остальных, она беспомощно оглянулась, словно ища защиты у Елены Дмитриевны, но первым вмешался Геннадий.
- Миша, - ласково сказал он, - если ты сейчас же не извинишься перед Верой, то я… - он запнулся, подыскивая слово.
- То чо тогда? - заинтересовался Мишка.
- То я тебе набью морду, - пообещал Геннадий.
Увидев, что Геннадий на стороне Веры, и Елена Дмитриевна вмешалась:
- Михаил, вы нахал! - резко сказала она.
- Подумаешь! - Мишка не обратил внимания на реплику Воробьевой. - Извиняться перед каждой…
Он сидел рядом с Геннадием, слева. Почти не разворачиваясь, Геннадий ткнул кулаком в подбородок Мишки. Тот свалился на спину. Геннадий схватил его за руки, перевернул на живот.
Елена Дмитриевна и Вера вскочили.