- Спокойно, спокойно! Уйми нервы, Мишенька, - сказал Геннадий, - Можешь не извиняться, если язык не поворачивается, но если я еще раз такое услышу… - Он стоял на коленях, потому что держал лежащего за руки. К два отпустил руки, как Мишка поднялся на колени, размахнулся, но Геннадий успел увернуться, удар пришелец в пустоту. Мишка по инерции качнулся вперед, а Геннадий помог ему: подтолкнул. Мишка снова свалился в траву. - Елена Дмитриевна! - крикнул Геннадий, заметив, что она пошла в сторону Бурова. - Куда вы? Вернитесь, пожалуйста!
Елена Дмитриевна подошла на два шага.
- Милое дело. Вы деретесь, а я должна молчать.
- Вы что? - удивился Геннадий. - Миша, дорогой, мы разве деремся? Мы просто по-мужски разговариваем.
Ну-ка, скажи…
- Не было, - хмуро буркнул Мишка. - Никакой драки не было. И слова сказать нельзя. Интеллигенция…
- А ты, Вера, видела драку?
Вера стояла надутая, сердитая, губы ее дрогнули:
- Нет, конечно.
- Ладно, - сказал Мишка. - Подумаешь…
Дорога неожиданно кончилась, начались болота, из одного выберешься, другое начинается. Лошади вязли в топи, ускоряли шаги, набегали одна на другую. Пришлось взять по лошади Геннадию и Олегу Григорьевичу,
После обеденной стоянки отряд поднимался на перевал. Тропа была достаточно просторной и чистой. Идти стало легче. Небольшой караван, возглавлял который Гмызин-старший, растянулся по склону. То ли Гмызины взяли себе лучших лошадей, то ли они умели находить с ними "общий язык", но двигались они быстрее. Олег Григорьевич и Геннадий далеко отстали, но не беспокоились: проводник обязательно даст отдых своим подопечным.
Так и случилось. Трофим Петрович сидел в стороне от тропы, лошадки стояли рядом; понуро опустив головы, они лениво отмахивались хвостами от паутов.
- Зашли, однако, - сказал проводник. - Спуск крутой, другое место надо выбирать.
Оставили лошадей под присмотром Елены Дмитриевны и Веры, поднялись на несколько метров и ахнули: далеко внизу шумела река, но спуститься к ней нет никакой возможности, лошади по такой крутизне не пройдут.
- Тут и самим можно шею свернуть, - недовольно сказал Буров.
- Можно, - согласился проводник. - А нам это ни к чему. - Он, оказывается, и шутить умел. - Вроде бы левее надо брать.
- А где Михаил? - вдруг обнаружил Буров отсутствие младшего Гмызина. - Спуск, что ли, пошел искать?
- Вперед убег, - нехотя ответил Гмызин. - С ружьем. Внизу нас ждать будет, С лошадьми я один управлюсь.
- Ну-ну, - неопределенно сказал Олег Григорьевич.
Геннадий не понял: согласился он с проводником или не одобрил его действия, но подумал, что ведь и Мишка мог спокойно управиться с теми двумя лошадьми, которых ведут теперь он и Олег Григорьевич.
Пошли по тропе влево, по-над обрывом, но через несколько минут Гмызин остановился:
- Не то что-то. Звериная эта тропа. Куда она выведет?
Олег Григорьевич мог бы и раньше взглянуть на карту, но он сделал это только сейчас.
- Нда-а-а… Судя по карте, тропа кончается обрывом. Геннадий, проверь, пожалуйста, тут недалеко, метров триста.
Все подтвердилось: через четверть километра тропа кончалась отвесным обрывом. Возвратились к месту стоянки и пошли по хребту правее.
Шли пять минут, десять, двадцать. Подходящего места для спуска не было.
Мишка не появлялся. Они кричали, звали его. Мишка не отзывался. Наверное, далеко ушел. Если выстрелить - он наверняка услышит, но единственное ружье у него.
- Стоп! - сказал Буров. - Так можно идти долго. Надо решать. Может, сумеем здесь спуститься?
Поросший мхом и травой склон, на верху которого они стояли, в этом месте был чуть положе и чище. Сосны на нем росли реже, кустарника было меньше.
- Думайте, - сказал Трофим Петрович. - Мне-то что? Я спущусь с одной лошадкой, а тут только по одной и можно сводить.
- А остальных кто? - спросил Геннадий. - Отпустили Мишку, а теперь…
- Отпустил, - согласился проводник, - А девки на что? Помогут, поди.
"Девки" притихли, ждали решения начальника.
- Ну, - повернулся Буров к Геннадию. - Твое мнение?
- На военном совете первое слово младшему, - хмуро ответил Геннадий, которому, честно говоря, не очень хотелось спускаться по такой круче. - Пусть Вера выскажется.
Олег Григорьевич даже улыбнулся, повернувшись к Вере.
- Ну и как, Вера? Как вы думаете?
Вера, конечно, не ожидала, что с нею будут советоваться по такому важному вопросу.
- Ой! Олег Григорьевич! Я лошадь поведу? Вот за этот ремешок? А она не вырвется? Не укусит меня?
- Н-да, - сказал Буров, - С вами, кажется, все ясненько. Ну, а вы, Елена Дмитриевна, в каких отношениях с лошадьми?
- В прекрасных. Я их очень люблю, но они не отвечают взаимностью. Вот так. А если серьезно, то лошадь я здесь не поведу. Тут нужна сильная мужская рука.
Снова, на этот раз хором, звали Мишку и опять бесполезно.
- Далеко ушел, - решил проводник. - Будет нас ждать на стоянке. Я ему намекнул, где привал будет. Дров насобирает.
- Так, значит, вам знакомы эти места, Трофим Петрович? - не без ехидства спросил Геннадий.
- Бывал здесь, - ответил проводник. - Только не с лошадьми, а с бабами деревенскими - за смородиной ходили. Ничего. Спускались, все живы остались. Ну, что будем делать, начальник?
Гмызин - один, без лошади - прошел по спуску несколько метров, осмотрелся, вернувшись, подтянул подпруги у лошадей, проверил, надежно ли закреплены сумы и мешки.
- Я каурого сведу, - сказал он, - Он боевой и характерный, а эти смирные. Как я, значит, поведу, так и вы за мной по следу. Ты, Гена, первым, за тобой пусть девки идут. А вы, Олег Григорьевич, лошадь-то не берите, вы рядышком со всеми шагайте, неровен час, что случится, а вы тут как тут, подмогнете… Да вы не бойтесь, девахи, лошади тихие, они сами знают, куда ступить, а вы их удерживайте, успокаивайте. Ну, с богом!..
Геннадии полагал, что по такому крутому спуску проводник поведет лошадь не прямиком, а наискось по склону. Но Гмызин поставил ее прямо, крепко взял под уздцы и, сдерживая и осаживая ее, пошел вниз к реке. Каурый приседал на задние ноги, пытался высоко поднять голову, но проводник держал его крепко, не давал остановиться или ускорить шаг. Так метр за метром они спускались с горы. Лишь когда до ровной площадки оставалось. совсем небольшое расстояние, каурый вырвался (а, может, и отпустил его Трофим Петрович, с горы не видно было), сбежал к прибрежным кустарникам и, свернув возле них направо, пробежал еще метров двадцать и остановился.
Гмызин махал руками: давайте, давайте, чего же вы?!
Сверху фигура его казалась маленькой. Геннадий сейчас, когда проводник был внизу и его фигуру можно было сравнить с кустами черемухи у реки, прикинул расстояние: метров триста, пожалуй…
- Сумеешь так? - спросил Олег Григорьевич.
- Нет, - признался он. - Так не сумею. Поведу туда-сюда. Знаете, так: зиг-заг, зиг-заг. А вы не начинайте спуска, пока я до Трофима Петровича не доберусь… Ну, как говорят некоторые, с богом!
Но, наверное, у проводника был другой бог. Имя тому богу - опыт и умение.
Первый отрезок, метров двадцать, Геннадий провел лошадь хорошо, но когда стал ее поворачивать, она вдруг осела на задние ноги и высоко задрала морду; Геннадий буквально в последнее мгновение успел резко дернуть поводья и направить ее в нужную сторону.
Не останавливаясь - отдыхать будет внизу! - он прошел и вторые двадцать метров и вновь поворот, но на этот раз на три четверти круга, так - решил Геннадий - безопаснее, потому что он при этом разворачивал лошадь мордой к горе.
- Хорошо, хорошо! - кричал сверху Буров. - Идем за тобой!
Начала спускаться Вера, ведя в поводу вороного. Это была самая тихая, самая покорная, но в то же время и самая ленивая лошадь в отряде. Вороной еле тащился за Верой; прежде чем поставить ногу, он несколько раз ощупывал копытами землю и, лишь убедившись, что под ногами твердь, ставил ногу.
И сразу же за Верой, решив, видимо, что все идет хорошо, пошла Елена Дмитриевна. Она, наверное, убедила Бурова, что ничего не понимает в лошадях, поэтому вели гнедого они вдвоем: Елена Дмитриевна - впереди, а Буров - сбоку, выше по склону, придерживая сумы и вьюки. Геннадий видел, что первые метры они прошли благополучно; не оглядываясь, разворачивая лошадь то в одну, то в другую сторону, он спустился вниз и лишь тогда взглянул на гору.
Там творилось что-то непонятное. Елена Дмитриевна стояла рядом с гнедым, а Олег Григорьевич, размахивая руками, бегал вокруг вороного, которого держала за поводья Вера. Видно было, как лошадь то приседала на задние ноги, то вскакивала, как суетился Олег Григорьевич, но невозможно было понять, что там делается.
Геннадий, даже не оглянувшись на проводника, полез в гору, но Гмызин спокойно сказал:
- Вернись. Там же мужик. Справятся.
Да, завидное спокойствие было у Трофима Петровича, правда, не всегда обоснованное.
Наконец вороной стронулся с места. Вера справа и чуть выше шла за ним, крепко держа поводья; Буров слева руками поддерживал вьючную суму, которая почему-то съезжала под брюхо лошади.
- Вот, скотина! - выругался проводник. - Подпруга ослабла.
То ли поскользнувшись, то ли обходя камень, Олег Григорьевич на какое-то мгновение оторвал ладони от сумы, которую он поддерживал; съезжая под брюхо вороному, она снялась с крючков седла, упала под ноги лошади; вороной, замотав головой, вырвал поводья из рук Веры; правая сума, которую до этого уравновешивала левая, резко поехала вниз и тоже отцепилась; вороной с седлом на боку, никем не удерживаемый, помчался под гору. Одна сума зацепилась за камень и осталась там, где слетела с лошади, другая подкатилась к ногам Геннадия.
А вороного задержал Мишка. Вовремя же он пришел с охоты! У Геннадия уже было готово сорваться с губ ласковое слово, но он удержался, думая, что по праву отца Мишку отчитает Трофим Петрович. А Гмызин, словно ничего не случилось, сказал:
- Лезь. Помоги девке. Не сведет она.
И Мишка полез в гору. А Буров, помаячив Елене Дмитриевне, начал вслед за Верой спускаться, волоча за собой суму.
Буров продолжал жестикулировать свободной рукой, что-то выговаривая Вере, но что - не слышно было. И лишь когда они оказались почти рядом, Геннадий смог понять их разговор.
- А я вам еще раз говорю, что надо было придержать лошадь всего одну секунду. Одну, понимаете? А вы отпустили!
- Да не отпускала я его. Он сам вырвался!
- Бросьте оправдываться. А если бы лошадь угробили? Да вы знаете, сколько бы мне платить пришлось?! Знаете?!
Они были уже в двух шагах от проводника и Геннадия.
- Не знаю! - Вера остановилась. - А если вы знаете, так и вели бы ее сами. - Она вдруг перешла на крик. - Сами - руки в брюки, а я - лошадь веди…
- Я не могу все сам, - твердо сказал Буров. - Я знаю, что мне делать самому. Я… Я, кажется, не лаборант уже.
- А я вам… Я вам не лошадник! - опять закричала Вера. - Пусть бы Мишка ее вел!
- А он тоже не лошадник. Я его поваром взял. Понятно? Его, а не вас!
- А что сердиться-то? - вступил в разговор проводник. - Лошади целы. Сами живы. Ну, если царапина где какая, так заживет. Чо сердиться-то?
- Царапина, - пробурчал Буров. - Нельзя же быть такой… такой растяпой. Это какая сума? - вдруг спросил Буров, указывая на ту, что лежала у ног Геннадия.
- Эта? Обыкновенная. Брезентовая.
- Хватит дурачиться! Номер какой?
- Ах, номер! - Геннадий перевернул суму, посмотрел. - Номер четыре, товарищ начальник.
- Четыре?! Там же аппарат! Ну-ка!
Развязывая суму, Геннадий сказал:
- Аппарат, между прочим, не на лошади надо возить.
- Ладно, ладно, - миролюбиво согласился Буров и выдернул из рук Геннадия фотоаппарат, осмотрел его, потом открыл футляр. - Ну, так я и знал! Так и знал! Вот, пожалуйста: крышку сорвало. Что теперь делать? Это же надо! Такая халатность.
- Можно? - Геннадий взял аппарат из рук Бурова, осмотрел отошедшую крышку, снял ее совсем, поставил снова и повернул защелки. - Пожалуйста. С вас - четыре двенадцать.
- Что? - недоверчиво посмотрел на него Буров. - И снимать теперь можно?
- Как и раньше. Только не на эту пленку. На незасвеченную. А эту оставьте себе на память о беспечности.
Вера вдруг разрыдалась, закрыла лицо руками и бросилась через кустарник к речке.
- Чо это она? - спросил проводник.
- Нервный шок. Пройдет, - сказал Олег Григорьевич. - Телячьи нежности.
Геннадий пошел вслед за Верой.
Она сидела на камнях, пила из ладоней воду.
- Успокаивать меня пришли? - спросила она.
- Нет, Вера, не умею. А вообще-то успокойся. Все страхи позади. Как говорит Гмызин, руки-ноги целы.
- Вы думаете, я испугалась? - тихо спросила Вера и, не ожидая ответа, сама же сказала: - Нет. Я, наверное, не поняла сразу, что может произойти. Но почему он так на меня кричал? Вы слышали? - Она привела в порядок свою огненную прическу, невесело засмеялась: - Лошади, наверное, моих волос испугались.
- Не может быть, - серьезно заявил Геннадий. - Лошади тоже понимают красоту.
Вера стрельнула в него взглядом, вспыхнула.
- Я не смеюсь, Вера. Только когда ты так… дуешься, ей-богу, не идет тебе. Не надо. Смотри на вещи просто, как сказал товарищ Маяковский. Пойдем! И не расстраивайся. - Ему вдруг по-настоящему стало жаль ее - маленькую, беспомощную, обиженную. - Пойдем, Вера.
Они вышли из кустарника как раз в тот момент, когда Елена Дмитриевна спустилась с горы.
- Ну, вам везет, Елена Дмитриевна, - сказал, пытаясь улыбнуться, Буров. - Без ЧП обошлось.
- Мне всегда везет, - не очень вежливо отозвалась Воробьева, - и во всем. Это же надо придумать… - Она взглянула на гору, с которой только что сошла. - Это же самоубийство какое-то. Интересно, сколько здесь градусов? - повернулась она к Бурову.
- Уже измерил, - ответил он. - Сорок. Или около того.
- Ого! Даже в жар бросило. А вы, я вижу, уже умылись? - посмотрела она на Геннадия и Веру. - Пойдемте, Олег Григорьевич, и мы. Пойдемте, пойдемте, проводите меня! - настойчиво повторила она. - Ополоснуть лица не мешает.
Вскоре они вернулись, и Олег Григорьевич четко и сухо распорядился:
- На сегодня - конец! Ночевка здесь. Трофим Петрович, ваше дело - лошади. Михаил - ужин. Елена Дмитриевна и Вера - груз. Посмотрите, переберите. Я с Геннадием - палатки. Все!
- А, может, мне лучше будет… - начал Мишка, но Буров его резко оборвал:
- Вам лучше всего помолчать! Выполняйте!
Мишка что-то буркнул, нашел во вьюках топор, пошел в кустарник за хворостом.
Ужин он, заглаживая свою вину, приготовил отменный, израсходовав, правда, при этом три банки тушенки, но пообещал в ближайшие дни кормить отряд рыбой.
Ужинали при свете костра. Все проголодались, сразу же заработали ложками. Елена Дмитриевна, кашлянув, посмотрела на Бурова, он - на нее, отложил ложку, начал, глядя прямо перед собой, словно не обращаясь ни к кому лично, и в то же время ко всем сразу;
- Неладно получилось сегодня. Все переволновались. Да… Можно бы, конечно, и сдержать нервы… Как-то не вышло. - Геннадий заметил, что Елена Дмитриевна внимательно смотрит на Бурова. - Ну… Что же? Бывает. Но и вы хороши! - Олег Григорьевич резко повернул голову в сторону Веры, но, почувствовав на себе пристальный взгляд Воробьевой, потупился. - Короче говоря, забудем, Вера, прошу вас. Все бывает в такой дороге.
Вера молчала, может, собиралась с мыслями, может, не хотела отвечать.
- А чо забывать-то? - спросил Мишка. - Чо? Забудем. Как будто и не было ничего.
- Ну, вам-то не стоит забывать, как вы подвели сегодня коллектив, - Олег Григорьевич с радостью переключился на Мишку; Елена Дмитриевна покачала головой и принялась за ужин; Геннадий понял, что не зря Воробьева приглашала начальника на речку, видимо, разъяснила ему неприглядность его поведения, но, кажется, до Бурова ее объяснения не дошли: у него не хватило сил открыто извиниться перед Верой.
Ужин прошел, как поминки: громко не говорили, не ссорились, но и веселья не было.
А утром, когда лошади были завьючены и отряд готовился выступить в дорогу, Вера неожиданно сказала:
- Мы больше времени тратим на сборы и на дорогу, чем на работу.
Буров посмотрел на нее с любопытством: ну, мол, а дальше что? Вера продолжала:
- Сейчас бы нам поработать, потом пообедать и шагать до позднего вечера. Ведь лучше так, правда? У вас же намечены места, где мы должны работать? - Это она говорила Олегу Григорьевичу, - Вот там и надо ночевку устраивать, а с утра работать.
Неожиданно Веру поддержал Трофим Петрович:
- А она дело говорит. Ну, мне-то что? Как надо, так и надо, значит.
- Ничего не будем менять, - сказал Буров. Подумал и добавил: - Идти с обеда до вечера трудно. Вы первая отдыха запросите.
- Так я не о себе, - вяло сказала Вера. - Я - о деле.
- О деле есть кому позаботиться. Все! Выступаем.
Геннадий подумал и пришел к выводу, что предложение Веры было разумным; если бы такую мысль высказал Гмызин, начальник согласился бы с ним, а соглашаться с девчонкой, первый раз попавшей в тайгу, он не мог - гордость не позволяла.
Прошли не больше километра - снова на пути водная преграда.
- А это какая речка? - спросил Геннадий.
- Все та же, - усмехнулся Буров. - Приток Сайды.
- Может, нам по берегу идти? Надоели переправы через один и тот же приток.
- По берегу в два раза длиннее, - вмешался Трофим Петрович. - Это последний брод, потом пойдем к Сайде по тайге. А тут мелко даже сейчас, после таких дождей. Видишь, ширина какая?! Где глубоко - там узко. Вот сейчас перекурим и побредем. Девки, здесь дно мягкое, разувайтесь, чтоб не вертаться за вами. Рядом с мужиками пойдете, они помогут, в случае… А ты папку-то свою давай, - обратился он к Вере, - привяжем на вьюки, руки свободные будут.
Вера вопросительно взглянула на Бурова.
- Пожалуй, можно, - разрешил Олег Григорьевич. - Только вот что: переложите собранные экземпляры к Геннадию. Ему папка не мешает, он известный рационализатор, за спиной ее носит.
Трофим Петрович и Мишка еще раз осмотрели груз, как это они делали перед каждым бродом, проверили надежность увязки всех мешков. Папку привязали поверх вьюков на вороного. Его, сидя на соловом, поведет на длинном поводу Мишка.
- Начинайте, - дал команду Буров. - Мы посмотрим и по вашему следу пойдем.
- Вы, девки, не пугайтесь, что река здесь широкая, - еще раз сказал Гмызин, - В сушь здесь воробью по колено. Ну, а если и замочите что, так обсохнете на том берегу. А ты, Мишка, погоди, я рукой тебе махну. Ты все проверил? Крепко увязано?
- Нормально, - ответил Мишка. - Что ты, батя? Трогай.