Как он будет уламывать, Вадим не спросил, но разрешил провести такой опыт. Выехали за село к ручью, подзакусили сухими пряниками, купленными в сельпо. Потом вернулись обратно.
Во дворе Кузнецова стояла лошадь, приехал, значит, из тайги хозяин. Женя, изображая начальника, шагнул вперед, Вадим и Юрий - за ним.
Кузнецов - совсем не старик, а крепкий мужчина лет пятидесяти, в рубахе навыпуск, босой, сидел за столом и хлебал суп из миски. На досках некрашеного стола горкой лежал хлеб, стояла кринка с молоком. Женя оглянулся на друзей и, подмигнув им, обратился к Кузнецову:
- Приятного аппетита, папаша! Добрый день!
Кузнецов неторопливо, старательно облизал деревянную ложку, взглянул на всех, снова погрузил ложку в большую миску.
- Вот завтракаю. В лес спозаранок съездил. Вымок до нитки. По какому делу?
- Ты завтракай, папаша, потом поговорим, - сказал Женя и огляделся: куда бы сесть. Ни одного стула в избенке не было, на единственной лавке сидел хозяин.
- А чаво там? - усмехнулся Кузнецов, - Я могу и есть, и говорить. Не подавлюсь… Хе-хе-хе!.. В тайгу, значит, собираетесь? В какие места?
Ясно, что старуха объяснила ему, зачем они приходили, он ждал их, и, конечно, ответ у него готов. Женя коротко объяснил маршрут, кое-что приврав при этом, но Вадим смолчал, только поморщился, как от зубной боли. Кузнецов даже повеселел, услышав названия знакомых мест.
- Знаю, знаю. А как же? Двадцать лет в тайге жил. А счас третий год здесь. Избушку свою еще не перетащил, гниет там зазря, пропадает добро.
- Охотничал, что ли? - спросил Женя. - От колхоза?
- Чаво? Нет. Колхоз сам по себе, я сам по себе. Охотничал, конечно. В колхозе много не заробишь. Вот вас, к примеру, в тайгу погнали, так и деньги вам большие платят.
- Нас не погнали, - не вытерпел Вадим, - У нас работа.
- Так не без денег же! - Кузнецов не удостоил Вадима взглядом, он говорил с Женей. - Сотни по три небось отваливают. И опять же - харчи, обувка, одежа. А в тайге деньги куды? В тайге благодать.
- А почему же из тайги уехал? - забыв о том, что должен уговаривать Кузнецова, а не спрашивать его, зло произнес Женя.
- Я, мил человек, не уехал бы всю жисть. Испоганили тайгу. Леспромхозы настроили. Людно стало. А я люблю, чтоб сам себе хозяин. Грибы, ягоды, зверь - все мое. А тут еще налогами прижали. Но ничо. Я и здесь устроился. По три сотни выколачиваю. Могу и больше, но куда нам со старухой? А вы какую зарплату положите проводнику?
- Не в деньгах счастье, папаша. Деньги - вода. Двадцать дней с нами проходишь - получай сотнягу. Никаких дел тебе, только по маршруту проведи.
- Значит, так, - вслух начал размышлять Кузнецов. - Здеся я зарабатываю сто рублей за десять дён, а с ними - за двадцать. Нет резону. Работы мне хватает. Мастерю лопаты, вилы, грабли, колеса. Из других сел ко мне едут… В колхозе как? В конце месяца расчет. А у меня свои законы: сделал работу - отдай деньги, получи товар. Вона во дворе колеса лежат, председатель христом богом молит: отдай, мол, деньги на днях будут, расплачусь. А я порядок люблю. Давай деньги - бери колеса.
- А в колхозе, наверное, телеги без колес стоят? - спросил Юрий.
- Стоят! - подтвердил Кузнецов. - И потому, все равно ко мне придут. Займут деньги, а придут. А чо? И бесплатно делать не обязан. На триста рублей одних колес, такие деньги на дороге не валяются… А вы, случаем, не золотишко ищете? Хе-хе! Поди, и себе перепадает? Кусочек припрятал, а потом сдал - и деньги.
Тут и Вадим опять не утерпел:
- Перепадает! Видишь, как приоделись?!
Но Кузнецова переубедить нелегко:
- В тайгу кто же одевается? Приедете домой - разоденетесь.
И Вадиму, и Юрию разговор этот изрядно надоел, но Женя все тянул его, не сдавался, надеялся успешно завершить.
- А ты подумай, папаша. Никто тебя в селе не держит, человек ты вольный. Ну набросим десятки две…
- Не больше! - торопливо перебил Вадим, боясь, что Кузнецов клюнет на эти десятки и вдруг согласится. Но тот был непреклонен:
- Нет. Не пойду. Себе дороже. Ежели даже и сто пятьдесят - не пойду. Обувки да одежки как раз на сто рублей истреплешь. Все! - Он отложил в сторону ложку, и непонятно стало, что он вложил в это слово: то ли с едой покончил, то ли разговаривать больше не хотел,
- Ну ладно, папаша, - сказал Женя. - Мы думали, что ты таежник, а тебя, оказывается, на аркане из деревни но вытянешь. Извини…
- Чаво там, - не обижаясь, произнес Кузнецов. - Заходите еще. А у вас, случаем, продуктов лишних нет? У геологов завсегда много продуктов. Тут робята каждый год по дешевке продают. Не бросать же лишки.
- Мы не геологи, - буркнул Вадим с порога.
- Вот хрыч старый! - ругался Женя, когда они снова втиснулись в кабину. - Единоличник проклятый. "Испоганили тайгу!" А кто? Такие, как он, и поганят ее…
Отогнав машину подальше от дома Кузнецова, Женя остановился.
- С меня хватит агитатором работать. Сами думайте, - сказал он, - Мое. дело баранку крутить.
Снова заморосил дождик. Они спокойно обсудили свое незавидное положение.
- Едем в Кузевановку! - решил Вадим, - Поговорим с председателем колхоза. Корчуганов мне лично понравился, но все испортила старуха.
Председателя, молодого мужчину, одетого по-городскому, застали на месте. Он выслушал Вадима, сказал:
- Берите-ка вы Елизара Боровикова. Он в колхозе три дня в году работает, да и то, если на поклон к нему сходят.
- Может, Корчуганова отпустите?
- Я его не держу. Старик давно на пенсии. Когда просим - помогает. Пусть идет, если хочет.
А потом, узнав о разговоре с Корчугановым, председатель рассмеялся:
- Это не он, это его старуха справочками запасается. Хорошо, напишу я им письмишко, пообещаю оставить участок…
И вот они снова помчались в Таежное. Решился, наконец, вопрос с проводником. Но почему-то никто не радовался, так все устали за день,
Женя остался в кабине, а Вадим с Юрием вошли в знакомый дом. Хозяева и гости сидели теперь в горнице.
- Вот, - сказал Вадим и протянул листок старику. Бумажка пошла по рукам. От старика - к дочери, от дочери - к зятю, а тот передал ее старухе. А та сказала, как отрезала:
- Нечего на старости лет по тайге шляться. Не молодой!
- Мама! - вмешалась дочь. - Пусть он сам скажет.
- Да-да, - поддержал зять. - Пусть сам.
И Корчуганов, виновато глядя под ноги, сказал:
- Не могу я, сынки. Справочка, конечно… Председатель не обманет. Но трава перестоит. Внучку на зиму оставляем. Отходил я свое. - На глазах у старика слезы выступили, голос дрожал.
- Ну-ну! - властно сказала старуха. - Нашел о чем жалеть. Тайги не видел!
А зять подошел к нему, положил руки на плечи:
- Поедем, папаша, хоть завтра в тайгу дня на три. Порыбачим, ягод пособираем. Я там тоже давно не был.
- Отходил я свое, - повторял старик. - Отходил. Бывало, без меня в тайгу никто… Все ко мне шли. Вы уж простите старика. Не могу…
Все было ясно.
Вышли. Вадим изорвал на мелкие кусочки письмо, бросил клочки через плечо. Белые листки, словно мотыльки, запорхали за спиной…
Вечерело. Небо то прояснялось, то вновь хмурилось.
- В Кузевановку! - бросил Вадим. - К Боровикова. Где живет Боровиков - не знали, но Женя решил эту проблему просто: подъехал к дому лесника, крикнул из кабины:
- Товарищ Петлеванов!
Выглянула из окна Надя.
- А отец дома? Нет, Тогда, Надечка, может, вы нам подскажете или покажете, где живет всемирно известный землепроходимец… виноват… Елизар Боровиков? Я вас посажу в кабину и обратно доставлю в целости и сохранности.
- Предпоследний дом по улице. Направо предпоследний.
- А если не найду?
- С вашим языком можно, по-моему, даже до Киева доехать.
- Можно и дальше, - не обиделся Женя, - Привет отцу!
Дом Боровикова нашли легко. Вышла его жена и, не дослушав Вадима, сказала:
- О, господи! Да берите вы его, ради бога!
- А где он?
- Да дома же! Спит. Пришел свинья свиньей. Мне ремонт делать надо, а он каждый день пьет.
- Можно с ним поговорить?
- Господи! Так он же говорить не может, только мычит, как теленок. Завтра поутречку приезжайте, чтобы трезвого застать. А вы надолго в тайгу?
- На месяц.
- Слава богу. Хоть месяц отдохну.
- Марфа! - вдруг раздался голос из дома. - Марфа!
- Во! Слышали? Ну, чего орешь? Так вы завтра пораньше приезжайте.
Они уселись в кабину, поехали.
- Марфа-а-а! - неслось вслед, - Марфа-а!
Женя сосредоточенно крутил баранку и еле заметно улыбался.
- Нашли, - сердито сказал Вадим. - Полупроводника.
- Найди еще одного такого же - полный будет! - весело отозвался Женя.
- Знаешь, что? - Вадим впервые за весь день вспылил. - Помолчи! Тебе в тайгу не идти, а мне и без тебя сейчас тошно…
То взлет, то посадка…
День рождения лаборанта Виталия Зубарева отмечали в поселке Рыбном. Поселок являлся перевалочной базой - через день отряд вертолетом улетал в тайгу, располагаться здесь капитально не было смысла. Поставили на берегу речки палатку, груз сложили рядом, прикрыв его на случай дождя брезентом.
Утром, оставив Виталия дежурить в лагере, все втроем - начальник отряда Иван Петрович Карнаухов, аспирант Альберт Максимов и коллектор Матвей Сергеевич Горобцов - пошли завтракать, и пока ели остывшую столовскую кашу, запивая ее мутным киселем, договорились о подарке имениннику. Скинулись по пятерке, решили купить не безделушку, а нужную вещь - рубашку.
- Я схожу в магазин, - вызвался Матвей Сергеевич.
- Вот и правильно! - обрадовался Альберт. - Вы человек в годах, знаете, какую выбрать. Сходите, пожалуйста. А в следующий раз - я.
- Разве еще у кого-то намечается день рождения? - удивился Матвей Сергеевич.
- Да нет, - не смутился Альберт. - Это к слову пришлось. Сегодня вы поработаете, завтра я…
- Это не работа, - будто не замечая веселого тона аспиранта, серьезно сказал Горобцов. - Работать мы с вами будем, как я понимаю, каждый день, а не попеременке. Во всяком случае, я так привык.
Карнаухов глядел на них настороженно. Не нравилось ему, что с первых дней Альберт и Матвей Сергеевич обмениваются колкостями, надо бы аспиранту быть уступчивее, вежливее, учитывая разницу в возрасте.
Матвея Сергеевича привел в институт Виталий. Весной, когда вопрос об экспедиции в северные районы Якутии окончательно решился, уже намечены были сроки, отпущены средства, определен количественный состав отряда, Виталий предложил:
- Иван Петрович, есть у меня отличная кандидатура, на зимней рыбалке познакомились. Человек этот будет в тайге, как дома. Вкалывает - будь здоров! А камни бить, фауну искать - в два счета научим. Правда, есть один минус: старый он.
- Сколько же ему лет? - спросил Карнаухов, уже готовый дать отрицательный ответ: в тайгу он всегда берет молодых и крепких парней.
- Да, понимаете, ему уже сорок четыре.
- Ну, спасибо, Виталий! - повеселел Карнаухов. - Значит, и меня вы в старики записали?! А что? Познакомьте меня с вашим стариком. Ему сорок четыре, мне сорок четыре, найдем общий язык. А вы с нами не заскучаете, Виталий?
- Он - хороший человек, - угрюмо сказал Виталий, понимая, что допустил бестактность, но не умея оправдываться.
- Возможно. Не спорю. А вам-то сколько лет? Двадцать четыре, кажется?
- Угу…
- Вот видите, двадцать четыре. Ну что ж?! Вы обо мне позаботились, а я о вас позабочусь: в Магадане присоединится к нам аспирант Максимов из Москвы, ваш ровесник. Вот как раз вы с ним будете "вкалывать", а мы с вашим старым хорошим человеком будем сидеть на камушках и по-стариковски на вас брюзжать.
- Ничего такого я не хотел сказать, - все-таки попытался оправдаться Виталий.
- А я ничего такого и не думаю. Пусть зайдет ваш человек, взглянуть на него надо, поговорить.
На следующий день Виталий привел Матвея Сергеевича в институт. Но день этот был для Карнаухова суматошным; то его директор к себе вызывал, то хозяйственники тревожили, требуя внести уточнения в отчет по прошлогодней экспедиции и разъяснить расходы по нынешней. Разговаривал Карнаухов с Матвеем Сергеевичем урывками, но понял, что тайгу он знает, работать может. Вечером сказал:
- Вы нам подходите. Собирайтесь. Что с собой брать - Виталий подскажет.
Так появился в отряде Горобцов.
Альберт Максимов, аспирант московского института, ждал их в Магадане, куда прилетел на неделю раньше, чтобы, как он потом объяснил, полистать отчеты местных геологических экспедиций.
В Магадан группа Карнаухова прилетела утром; Альберт ждал их в аэропорту; не заезжая в город, они вылетели в Рыбный - удачно подвернулся рейс.
К вечеру небо покрылось тучами; солнце скрылось; потянул холодный ветерок. Все забрались в палатку. Альберт настраивал старенькую гитару? которую, как гордо сказал он, возит с собой уже четвертый год.
- А что, Матвей Сергеевич, - серьезно начал Карнаухов, - не провести ли нам с вами, как старикам, культурное мероприятие с молодежью? Где у вас там подсобный наглядный материал?
Горобцов, улыбаясь, извлек из угла палатки пакет, перевязанный голубой лентой, передал его Карнаухову. Иван Петрович пытался встать, но поскольку высота палатки не позволяла ему подняться во весь рост, согнулся вдвое и, в полупоклоне подавая пакет Виталию, сказал:
- Дорогой Виталий, прими от нас в день рождения сей скромный подарок, будь здоров, живи сто лет и так далее! Держи!
Виталию обрадоваться бы надо, а он неожиданно для всех пробурчал:
- Что же вы меня заранее не предупредили?
- О чем? - удивился Карнаухов. - О том, что у тебя сегодня день рождения?
- Что поздравлять будете! Магазин уже закроют! Спасибо, Иван Петрович! - запоздало сказал он. - Всем спасибо! Я сейчас. Я быстренько. Пока вы чай греете…
- Не суетись, Виталий! - остановил его Матвей Сергеевич. - Из того же угла достал еще один сверток. - Это тебе лично от меня. Разворачивай осторожнее.
- Взорвется! - предупредил Альберт, вытягивая шею, он тоже не знал, что в свертке.
В бумаге лежали большие собачьи рукавицы-мохнашки, в каждую было засунуто по бутылке.
- О! - только и мог вымолвить Виталий. - Вот эти да! Ну, спасибо, Матвей Сергеевич! Теперь не замерзнут руки зимой на рыбалке. А вот это зря! - указал он на бутылки.
- Это не подарок, - улыбнулся Горобцов. - Это в порядке дружеской помощи; я знал, что ты не успеешь и магазин. Я за тебя сегодня поработал, а завтра ты за меня. Правда, Альберт?
- Вы и для себя старались, - сказал Альберт, принимаясь вновь за гитару. - От ста граммов тоже, наверное, не откажетесь?
После ужина Карнаухов предложил Альберту что-нибудь исполнить под гитару. Альберт не стал отказываться, не заставил упрашивать себя. Голос у него был приятный, он, конечно, знал об этом, поэтому пел, любуясь собой:
С моим Серегой мы шагаем по Петровке,
по самой бровке, по самой бровке.
Жуем мороженое мы без остановки,
в тайге мороженое нам не подают…
Ни Карнаухов, ни Виталий не знали песни, они вполголоса мычали и внимательно слушали, стараясь запомнить текст. Матвей Сергеевич, как только аспирант, тронув струны, произнес первые слова, вдруг встрепенулся, уставил взгляд на Альберта и уже не отводил его, пока тот пел.
То взлет, то посадка, то снег, то дожди.
Сырая палатка, и почты не жди.
Идет молчаливо в распадок рассвет.
Уходишь- "Счастливо!" Приходишь- "Привет!"
Слышал эту песню Матвей Сергеевич. Слышал… Было это давно. А может, и не так давно. Одному человеку события месячной давности кажутся глубокой историей, другому - двадцатилетний случай кажется вчерашним. Это как смотреть, что вспоминать при этом…
Идет по взлетной полосе Серега Санин,
Серега Санин, Серега Санин.
С Серегой Саниным легко под небесами,
другого парня в небо не пошлют…
Альберт пел, поглядывая на своих спутников. Потом, не прекращая теребить струны, сказал:
- Товарищи, товарищи, подпевайте! Что же это, один я пою! - Отложил гитару, потянулся за сигаретами. - Давайте такую, которую все знают. Я сейчас перекурю… Бросить, что ли, курить? А? Виталий, ты как? Одному скучно бросать. Давай вместе.
- Я подумаю, - сказал Виталий. - Во всяком случае, свой светлый праздник день рожденья я не хочу омрачать таким темным событием. Ты давай сыграй что-нибудь общее. А вы, Матвей Сергеевич, подпоете?
Горобцов виновато улыбнулся:
- Вы пойте, ребята, без меня. У вас хорошо получается.
- Может, в кино сходим? - предложил Альберт. - А что? Успеем еще на восемь, Иван Петрович. Два месяца в тайге без кино будем. Кому-то, конечно, необходимо остаться здесь, но это же просто решается. Смотрите: вот спички, обламываем одну, кому достанется…
- Не надо ломать спички, - сказал Матвей Сергеевич. - Идите в кино, я побуду в лагере.
- Так это же здорово! - обрадовался Альберт. - Вот и порядок!
Карнаухов чувствовал себя виноватым перед Матвеем Сергеевичем. Будто извиняясь, он сказал:
- Только вы не обижайтесь, Матвей Сергеевич. В самом деле, улетим завтра надолго…
- Ну что вы, Иван Петрович. Какая может быть обида? Сегодня я за вас, завтра - вы за меня.
- Матвей Сергеевич! - взмолился Альберт. - Какой же вы злопамятный! Ну, честное слово, выручу я вас, если понадобится. Ну, оговорился утром. Забросят нас в тайгу, я, так и быть, за вас отдежурю, а вы на охоту сходите или на рыбалку. Не надо больше об этом. Идемте, Иван Петрович, время поджимает.
Прямиком, через кусты они ушли по направлению к поселку.
Матвей Сергеевич остался в палатке один.
"На рыбалку сходите…" Четыре года назад в такой же летний день, это был день рождения Лены, он собирался удить рыбу. Думал, что посидит немного с ребятами, поздравит их, а потом, оставив молодежь, побродит в одиночестве по берегу реки.