Лена в тот год закончила школу, Матвей Сергеевич предлагал ей отметить это событие дома, не просто среди обязательных одноклассников, а в кругу действительных друзей и подруг. Дочь отказалась: "Папа, ты же знаешь…" Да, она, пожалуй, была права: еще года не прошло, как умерла мать… Но через несколько дней - это было в июле - Лена сама подошла к нему и сказала, что если можно, если это не вызовет никаких разговоров, если он разрешит, то она бы хотела в день восемнадцатилетия… Он не дал ей договорить, все понял, успокоил: конечно, можно. Маму теперь не вернешь, а жизнь продолжается.
Жили они тогда в большом городе центральной части России.
Лена предложила своим друзьям выехать за город, в село Березовку, на речку того же названия. Отдыхающих и праздношатающихся будет мало: все на работе.
Компания подобралась большая, человек десять. Ехать решили все вместе, но на вокзале выяснилось, что нет какого-то Пети, и компания раскололась: одни советовали ехать без Пети, другие были за то, чтобы ждать его, он хороший мальчик, нельзя так поступать. Матвей Сергеевич предложил выход: Он уедет сейчас, с первой электричкой, приготовит все на берегу - Лена знает это место, - а через час, на следующей электричке, приедут вместе с Петей все остальные. Взяв продукты, Матвей Сергеевич сел в подошедшую электричку. Спиннинг и удочки ребята у него отобрали: вам и так тяжело.
На берегу речки Березовки, в условленном месте, он расстелил клеенку, распотрошил рюкзак и корзину с продуктами, когда до прихода ребят и девушек осталось полчаса, накрыл "стол".
Июльский день был не очень жарким, значит, меньше купающихся будет на речке. Хотя - какие купальщики? Местные мальчишки и девчонки хлюпаются в пределах села, а городские приезжают сюда лишь по выходным.
Присел Матвей Сергеевич возле накрытого "стола", еще раз оглядел его. Кажется, все в порядке. Взглянул на часы: вот-вот пройдет электричка, а потом, минут через двадцать, появится молодежь.
За спиной Матвея Сергеевича шумели заросли черемухи. Ягод там, конечно, нет - слишком часто наведываются сюда городские гости, но сушняк всегда можно найти. Оглядываясь на "стол", Матвей Сергеевич собрал сушняк, подобрал березовый заостренный кол, червей, наверное, копали им удильщики. Долго гореть будет, но то что хворост - пых и нету…
Трое мальчишек-школьников вышли из черемушника недалеко от того места, где он сидел, прошли у самой воды, косясь на "стол". У одного из мальчишек висел на плече фотоаппарат.
Потом в зарослях кто-то заиграл на гитаре, и не слишком слаженно, но достаточно громко зазвучала песня. Поющих было трое или четверо, во всяком случае больше двух, это Матвей Сергеевич на слух уловил. Гитара смолкла, из кустов вышли парни. Трое. Гитары ни у кого не было, двое молчали, а один все еще продолжал петь-кричать:
Два дня искали мы в тайге капот и крылья,
два дня искали мы в тайге Серегу.
А он чуть-чуть не долетел. Совсем немного
не дотянул он до посадочных огней.
То взлет, то посадка. То снег, то дожди…
И вдруг этот поющий остановился, как будто на невидимую преграду напоролся, сказался,
- О! Ребята! Смотрите: нас ждут. Посадка! А мы, как всегда, дотянули до нее.
Матвей Сергеевич встал, тревожно огляделся. Пустынно на берегу. Мальчишки уже скрылись в кустах. Парни медленно приближались. Местные или из города - понять невозможно, деревня теперь старается не отставать От моды. Лица у всех умные, приятные, одежда колоритная. У одного, очкастого, зеленая рубаха завязана узлом на животе; другой - с реденькими черненькими усиками, и белой водолазке до колен; третий, кудрявый, темный, словно цыган, в красной майке, в руке у него сумка не то с провизией, не то с вещами. И все - в джинсах. Такими их запомнил Матвей Сергеевич, так называл их потом: очкарик, усач, цыган…
- Папаша, - дурашливо начал цыган, ставя на землю сумку. - Мы с утра не пьем и тебе не советуем, но если ты нас попросишь, мы тебя уважим, не откажёмся. Правильно я говорю? - обернулся он к своим спутникам.
Те молчали, глядя на бутылки. Матвей Сергеевич спокойно, думая, что все обойдется благополучно, сказал:
- Шли бы вы своей дорогой, ребята. У вас своя компания, у нас - своя. Окончание школы отмечаем. Сейчас приедут мальчики и девочки…
- Шик! - воскликнул усач. - И девочки будут! Неплохо бы познакомиться с ними. Папаша, ты нас познакомишь?
- Парни! - вмешался третий, очкарик, - Так ради знакомства и для храбрости надо принять граммов по двести. Папаша, ты нам нальешь, или у тебя самообслуживание?
И вот тогда Матвей Сергеевич понял, что парни не шутят, почувствовал, что добром их приход не кончится, что они ищут повод для ссоры. Их трое, а он один, да еще в кустах, наверное, кто-то есть, потому что не видно гитары, под которую они только что пели. Плохие дела! Однако Матвей Сергеевич все еще не верил, что такие хорошие ребята будут безобразничать среди белого дня.
- Не слышим ответа! - требовательно сказал цыган. - Ты нас обслужишь, или мы сами должны трудиться?
- Совесть бы имели, ребята, - тихо произнес Матвей Сергеевич. - Взрослые люди, а ведете себя… Стыдно!
Вперед выступил очкарик:
- Стыдно? Нам? Это тебе, папаша, должно быть стыдно! Приехал природу гадить, да нас еще и стыдишь. А ну, сматывайся отсюда, не то!.. Миша, подержи товарища, а мы тут наведем порядок.
Матвей Сергеевич хотел отступить на шаг, но не успел: цыган схватил его за грудки, а усач в это время дернул за край клеенки, все припасы рассыпались по траве. Горобцов рванулся из цепких рук цыгана, но тот слегка оттолкнул его от себя, потому что видел, что за спиной Горобцова уже прилег очкарик. Матвей Сергеевич перелетел через очкарика, больно ударился головой о бутылку, тут же двое парней крепко прижали его к земле, а третий - цыган, - распечатывая бутылку, кричал:
- Ах ты, гадина! Пожалел для нас по сто граммов! Ну сейчас ты всю бутылку сам сожрешь! Крепче держите его!
Очкарик и усач, навалившись на него, держали руки, ноги, голову, а цыган вставлял горлышко бутылки ему в рот и продолжал кричать:
- Пей, жадина, пей!
Горлышко стучало по зубам. Матвей Сергеевич увертывался. Парни вжимали его затылок в сырую землю; на какое-то мгновение рука усача оказалась близко, Горобцов схватил зубами грязные потные пальцы; усач от неожиданности и боли отпрянул, освобождая ноги Матвея Сергеевича; Горобцов ударил двумя ногами в живот цыгана, склонившегося над ним, вырвался из рук очкарика, вскочил - мокрый, с окровавленным ртом, в изодранной рубашке. Корчась, поднялся цыган - мало ему достались! и кинулся с кулаками на него. Матвей Сергеевич, уклоняясь от удара, подставил ногу, и цыган рухнул вниз лицом на заготовленные для костра дрова. И тут в руки цыгана попал тот самый березовый кол. Он вскочил, размахнулся зажатым в обеих руках колом, и не сверху вниз, а справа налево нанес сильнейший удар… Защитная реакция сработала мгновенно: Матвей Сергеевич упал под ноги цыгана, удар прошел выше него, он тут же вскочил и вырвал кол у нападающего. Но цыган и но сопротивлялся, широко открытыми глазами смотрел через плечо Горобцова. Матвей Сергеевич отступил на шаг в сторону и, не выпуская из рук оружия обороны, оглянулся. На траве с окровавленной головой лежал усач. Удар, предназначавшийся Горобцову, достался ему…
А потом… Потом все было очень просто. Скорая помощь. Парень скончался в больнице, не приходя в сознание. Милиция. Забрали и Горобцова и двух парней. Экспертиза. От Матвея Сергеевича разило водкой, парни были трезвыми, они с утра не пьют. Следствие. Нападающие все свалили на Горобцова. Они были на суде в роли потерпевших. Свидетелей не было. Приговор: десять лет…
Утром выяснилось, что вертолета сегодня не будет.
Горобцов попросил разрешения у Карнаухова сходить на почту в поселок.
- Конечно, - ответил начальник. - Делать пока нечего.
- Уже за письмами, Матвей Сергеевич? - пытался пошутить Альберт. - Наверное, только чернила разводят.
Горобцов промолчал. Он упустил из виду, что ко дню рождения Лены не успеет выбраться из тайги, поэтому сейчас решил дать ей поздравительную телеграмму. Кроме того, надо отправить ей письмо. Со вчерашнего дня не дает ему покоя одна мысль, которую необходимо проверить.
- А вы, Виталий, не пойдете со мной за компанию? - спросил он.
- Нет. У меня с моей знакомой девушкой до письменных отношений еще не дошло.
- Она у него неграмотная, - вставил Альберт,
- Но воспитанная, в чужие разговоры не лезет, - отрезал Виталий.
- Уж и пошутить с тобой нельзя!
- Со своей женой шути.
- Ну, Виталий, с тобой говорить трудно… Матвей Сергеевич, хотел вас попросить об одной услуге, да боюсь: не так поймете.
- А вы попросите, - сказал Горобцов.
- Если не трудно, опустите в ящик и мое письмо. Сделаете? Вот и прекрасно.
- Сам бы мог сходить, ноги не отсохнут, - буркнул Виталий.
Карнаухов покачал головой: что-то и у Виталия не складываются отношения с Альбертом.
Вертолет дали на следующий день, после полудня. Загрузились быстро, и через час были в глухой тайге на берегу речки Каменки.
Речка здесь сужалась и постоянно шумела, перекатываясь через камни. С противоположной стороны к воде подступали тополя и осины, дальше, в глубине, стояли редкие лиственницы. На этой, низкой стороне - ровный открытый галечник. Он тянулся метров на сто от берега до густого кустарника. Место хорошее, чистое, продуваемое ветрами, гнуса будет мало.
Альберт постоял перед речкой, побросал в воду камешки, скептически произнес:
- Не Индигирка, конечно, но ничего, жить можно.
Как будто ты был на Индигирке, - подпустил Шпильку Виталий.
- Где я только не был?! По Индигирке, между прочим, я на плоту добирался до аэропорта. Чуть в лед не вмерз.
- Индигирка в океfн течет. Куда ты сплавлялся?!
Я же говорю: в аэропорт. Опаздывал на занятия и институт. Ну и история была…
- Товарищи, товарищи! - остановил их Карнаухов. - Воспоминания - потом. Сейчас палатку надо ставить. Виталий, устанавливайте ее с Альбертом. Матвей Сергеевич, пойдем с вами за лапником.
Стланика нарубили много. Связали его в две огромных охапки.
- Перекуривайте, и двинемся, - сказал Карнаухов. Сим он не курил.
Матвей Сергеевич присел на связанные ветки кедровника, прикурил, внимательно посмотрел на Карнаухова, словно спросить что-то хотел, но не решался. Карнаухов заметил его взгляд.
- Что у вас, Матвей Сергеевич?
- Просьба у меня довольно странная, но если она невыполнима, скажите сразу.
- Слушаю вас.
- Наверное, у нас будут такие ситуации, - начал Горобцов, - когда мы все вместе будем выходить на работы…
- Все - никогда. В лагере обязательно остается дежурный. Я не люблю неоправданного риска. А трое будут работать.
- Все вместе?
- В большинстве случаев - да. Но возможны и варианты.
- Я как раз о вариантах, Иван Петрович. Не отправляйте меня вдвоем с Альбертом. Мне трудно объяснить, почему я об этом прошу. Да и не надо, наверное, объяснять.
- А если он, допустим, на рыбалку захочет с вами пойти в свободное время?
- Это проще. Я откажусь. Только, по-моему, этого не случится, такие, как он, готовую рыбу ловят, а не ту, что в реке плавает.
Карнаухов задумался, потом спросил:
- Вы раньше были знакомы с Альбертом?
- Избавь бог меня от такого знакомства. Хотя, возможно, и встречались. Мир тесен…
- Хорошо, Матвей Сергеевич. Я учту вашу просьбу.
К месту стоянки они вернулись, когда там вовсю шел спор.
- Да ты что? Что ты мне доказываешь? Никакие колья не выдержат! - громко кричал Виталий. - Надо камнями укреплять! Здесь тебе не Индигирка! Мерзлота!
- Ну и что? - не менее громко возражал Альберт. - И там, между прочим, мерзлота, а ставили на кольях!
- Ставили! Другие ставили, а не ты! Пошли за камнями!
- Виталий, - старался успокоить его Альберт. - Ну что ты, в самом деле? Ты посмотри, где камни? Во-он откуда их таскать надо. До ночи провозимся…
- Чего не поделили? - спросил, подходя, Карнаухов. - Я думал, вы давно уже поставили.
- Поставили! - зло сказал Виталий. - Колья не держат. Нужны камни. Я говорю, а он бьет, бьет.
- Может, не надо ни кольев, ни камней? - вмешался Матвей Сергеевич. - Давайте подтащим вон те лесины…
- Точно! - обрадовался Виталий. - Ну конечно! Никаких кольев не потребуется. Но мы одни их не подтащим.
- А я приехал с вами работать, а не идеи подавать.
Вчетвером - и Карнаухов подключился - подтащили три больших, отполированных ветром и солнцем лесины. Уложили их по бокам палатки и с тыльной стороны. К ним привязали растяжки. Со стороны входа вбили все-таки кол, укрепив его камнями.
- А ты говоришь: "На Индигирке, на Индигирке!" - повернулся Виталий к Альберту. - А вы были на Индигирке, Матвей Сергеевич? Вот где рыбы, наверное!
- Кстати, о рыбе, - сказал Карнаухов. - На двести метров выше и ниже стоянки разрешаю рыбачить только дежурным, чтобы они далеко от палатки, не отходили.
- Меня это не касается, - радостно сказал Альберт. - Вот если бы уточку где-нибудь подкараулить…
Матвей Сергеевич взглянул на Карнаухова: ну, а я что вам говорил?
С первого дня Карнаухов убедился, что Матвей Сергеевич - необходимый и ценный в тайге человек. Он умел делать почти все, а что не умел, схватывал быстро, учился на ходу.
Как только поставили палатку и устроились, он спросил:
- А сегодня кто дежурит?
- Пожалуй, двое - вы и Виталий, - ответил Карнаухов, не зная, к чему клонит Горобцов.
- Отлично! Виталий, значит, двести метров вниз - ваша территория, вверх - моя. Перекуривайте, и идем рыбачить.
- Все! - сказал Виталий. - Не курю с сегодняшнего дня и до выхода из тайги. Вернее, курю только три раза в день, после завтрака, обеда и ужина.
- Это же моя инициатива, - обиделся Альберт.
- Не имеет значения. Ты присоединяешься? А вы, Матвей Сергеевич? Нет? Жаль. Альберт, сдавай сигареты Ивану Петровичу!
- Да что ты, Виталий, сами себе не верим? - недовольно произнес Альберт.
- Я тебе верю, а вдруг ты мне не поверишь? Я свои сдаю. И на рыбалку, конечно, иду…
Рыбы они в тот вечер добыли столько, что уху пришлось варить в ведре. Это на четверых-то!
С утра Карнаухов и Альберт ушли осматривать обнажения древних пород, где предстоит работать. Матвей Сергеевич остался дежурить, Виталий отправился проверить рыбные богатства.
Вверх по реке выходы карбона были недалеко, менее километра. На резиновой лодке не прошли, река здесь быстрая, пришлось заводить пятисотку вдоль берега. Но обратно в лагерь лодка мчалась стрелой, грести не надо было. Выходы внизу оказались неудобными и далекими. По карте прикинули: около четырех километров до них. Правда, река здесь расширялась, текла спокойно, даже в лагерь возвращались на веслах против течения, но долго мучились, почти час гребли. Было бы идеально раскинуть лагерь посредине двух выходов карбона. Но не было места для стоянки, да и для вертолета не нашлось посадочной площадки.
Виталий, вернувшись из разведки, доложил, что речные богатства неисчерпаемы. В доказательство он принес трех больших ленков на кукане.
- На обед хватит. А вот птичьего царства не встретил. Так что Альберту не с кем воевать.
- За кого ты меня принимаешь? - вспылил Альберт. - Я, по-твоему, дикарь? Буду истреблять все живое?
- Ты же сам хотел подкараулить уточку.
- Им до открытия охоты долго расти, - тихо, ни к кому не обращаясь, произнес Матвей Сергеевич, но Альберт услышал.
- Ха! До открытия охоты! Вы, Матвей Сергеевич, впервые в тайге, - начал он, но, увидев насмешливый взгляд Виталия, тут же поправился: - Ну не в тайге, а в экспедиции… Неужели мы будем жевать галеты и ждать открытия охоты? Вы сегодня рыбы нахапали столь-ко, что вас браконьером посчитать можно.
- Я мелочь не брал, - хмуро сказал Горобцов.
- Хватит, хватит, товарищи! - вмешался Карнаухов, - И рыба, и птица - это хорошо, но мы приехали сюда не отъедаться, и времени у нас в обрез - сорок пять дней. Вертолет заказан на пятнадцатое августа. Кроме двух выходов пород, которые мы сегодня видели, запланирован поход на ручей Сарынь, в десяти километрах отсюда. Пойдем туда с ночевкой. - Карнаухов развернул листы карты. - Вот мимо этой горы - на Сарынь.
- Порядочная горка! - пригляделся к карте Виталий.
- Да, - кивнул Карнаухов. - Тысяча сто над уровнем моря. А по реке начнем с верхнего обнажения, будем двигаться вниз. Так что первые дни - легкие, а к концу сезона ежедневные маршруты - семь-восемь километров в один конец. Но, - Карнаухов улыбнулся, - зато ближе к осени мы будем работать южнее, там теплее.
- А на север от нас полюс холода, что ли? - спросил Виталий.
- Полярный круг на севере. Буквально над нами где-то висит, руки протяни и крутись, как на турнике.
- И далеко? - заинтересовался Альберт.
- Карты области у меня нет, но, думаю, километров тридцать до него.
- Всего тридцать километров?! - удивился Альберт. - Не повезло нам. Когда я был на Индигирке… Иван Петрович, а лагерь наш на высокогорье?
- Восемьсот пятьдесят метров, - снова посмотрев на карту, ответил Карнаухов.
- Ну вот! - воскликнул Альберт. - И в этом не повезло.
Матвей Сергеевич слушал Альберта, не понимая его огорчений. Карнаухов и Виталий понимали. На тысячеметровой высоте и за Полярным кругом идет приличный процент к командировочным. Ну и что? К ним это не относится, их это не касается.
- Иван Петрович! Надо взять в поселке справку, что мы были за Полярным кругом на высоте более тысячи метров! - вдруг предложил Альберт. - А что? В поссовете не знают наш маршрут. Ваш бухгалтер не приедет сюда с ревизией. А обо мне в Москве думают, что я вообще на край света улетел. Будет бумажка - все в порядке. И ничего такого в этом нет. Тридцать километров севернее или тридцать южнее - пустяки. Комары везде одинаково едят. А высота? На карту они, что ли, будут смотреть? Ну, найдут речку Каменку, так она же в Заполярье начинается. Докажи, в какой точке мы стояли?
- А зачем? - спросил Карнаухов, внимательно глядя на лаборанта, будто впервые его увидел.
- Как зачем? Деньги никогда не лишние.
- Я тоже что-то не пойму, - сказал Карнаухов, - Вы в самом деле такое предлагаете?
- Конечно! - горячо ответил Альберт, - Кто нас здесь видит? А за Полярным кто видел? Вот когда мы были на Индигирке…
- Да заткнись ты со своей Индигиркой! - взорвался Виталий, - За Полярным кругом я тебя не видел, я тебя здесь вижу!
- Ну и что? А тебе обязательно говорить обо всем, что видишь? Тебя никто не спрашивает. Значит, промолчать можешь…