Человек во сне так выбросил руки, будто вынырнул из бурного моря. Тут Раиса Павловна тихонько шепнула на ухо спящему:
- Звонил кассир из монастыря…
Легкоатлет вскочил:
- А? Что? Когда?.. - Заспанные глаза блуждали, волосы растрепались - как грива. - Из "Прибоя"?
Ослепительная хозяйка кивнула на меня:
- Знакомьтесь. Иван Иваныч. Человеку негде жить. Человеку надо помочь…
Мужчина утопил расческу в непокорных волосах и прочесал их до сверкающего пятачка на макушке. Наконец взглянул мне в лицо:
- А почему, собственно, не помочь? Черт побери, мне нравится ваш нос. Великолепный курносый нос!
- У нас на Белогорщине, - говорю, - почти у всех такие.
- Неужели?..
Тут я заметил на полу что-то вроде складной шашечной доски, заляпанной разными красками. Не доска, а роскошный хвост жар-птицы. Жилистый легкоатлет перехватил мой взгляд и слегка поморщился:
- Константин Белоневестинский, свободный художник.
- Константин Сергеевич, - молодая хозяйка мило улыбнулась, - можно сказать, единственный певец Белой Невесты. Петушок ему очень мешает. Нет, творческому человеку нужна тишина!..
Я не отрывал глаз от необыкновенной личности. Вот чертяка! Брови у него загибались не вниз, а вверх, как запятые навыворот.
- Что вы, собственно, па меня так смотрите? - удивился Константин Сергеевич. - Друг мой, я такой же работяга, как вы. Вот прилег. Не вижу ни дня, ни ночи. И черт меня дернул с моим талантом родиться в Белой Невесте! Приходится менять кисть на перо… - Покосился на Петушка: - Пека, выдай!
Бойкий мальчуган выбежал на середину комнаты и звонко отчеканил:
Нет вспышки ослепительней на свете.
Чем в КВН играющие дети!
- Не то! Это же, старик, для школы продленного дня! - Константин Белоневестинский поморщился. - Пека! Знаешь, что решила твоя мама? Певца за борт…
- За стенку, - лукаво поправила его солнечная хозяйка. - Лилина половина почти пустует. Только творите! Свет. Тишина…
Константин Сергеевич мягко оттер меня плечом.
- Раиса Павловна! Да вы… вы Белоневестинская мадонна! Я непременно вас напишу!.. - И потянулся губами к ее руке. - Вы как мать…
- Сестра! - Молодая хозяйка великодушно подала ему руку. - Не беспокойтесь, Константин Сергеич. Я сама займусь вашей эвакуацией. А вы, Иван Иваныч, видно, с дороги проголодались? Мой "Золотой якорь" к вашим услугам.
- Удивительный у вас климат! - говорю. - Боюсь, и сам я что-нибудь сочиню!..
4. Дарованный шашлык
Узорчатый "Золотой якорь", что корабль, качался на синих волнах. С Белой Невестой его соединял приветливо поскрипывающий трап. Мы вошли в зал, а там ветерок гуляет. За барьерами море блестит, переливается.
Посредине зала из разноцветного наконечника хлещет и пенится струя. И такая свежесть кругом, такой, я вам скажу, озон!..
- Идея Белоневестинского плюс моя инициатива! - Раиса Павловна таинственно улыбнулась. - Фонтан не простой: противопожарный.
- До такого, - говорю, - у нас на Белогорщине и не додумаются. Не фонтан, а фантазия! Брызги шампанского!..
Над головой между двумя люстрами покачивался золотой якорь с завлекательными голубыми словами:
На свете нет лазурней, звонче места,
Чем золотая Белая Невеста!
Восклицательный знак зеленел, что кипарис.
- Подкрепитесь на вольном воздухе! У нас полная модернизация. Удешевленные обеды.
Присел я на аккуратный стульчик, как в детском саду. А столик чуть пошире стульчика.
- Сейчас вас обслужат. - И пропала моя ослепительная хозяйка.
Гляжу: подлетает ко мне хрупкая барышня с подносом. Где я видел эти спокойные глаза? Поглядела - вроде ветерок с моря дунул.
- Здравствуйте, Иван Иваныч! Угощайтесь. Я - Лилия.
- А-а-а! - приглядываюсь.
А глаза-то не такие уж спокойные.
- Значит, решили у Раисы Павловны остановиться? Ох, Пека такой забавник!
На столике, как в зеркале, ее симпатичная наружность отражается. А нос в точности, как у меня. Нашенский, белогорский!
"Вот так-так! - думаю. - В аппетитном месте работает, а до чего же, бедняжка, худенькая! Видно, тоскует по Белогорщине. А, может, тоже на диете?"
Гляжу: на детском столике уже дымится зажаристый шашлык и шипит искристое. Ничего себе диета!
- Извиняюсь… Сколько с меня?
- Уплачено. - Улыбаются удивленные глаза.
- Вы наш гость! - слышу голосок ослепительной хозяйки.
- Благодарю, Раиса Павловна.
Не спеша вынимаю тугой бумажник, кладу на столик хрустящую пятирублевку. А пальцы жирные. Тянусь культурно к вазочке за бумажной салфеткой.
И вдруг слышу: вроде мне кто-то в самое ухо дышит. Да так горячо! Оглядываюсь: косматая морда зубы оскалила. Что за чертовщина?! Представляете? И смотрит не на меня, а на мою пятирублевку в жирных пятнах. Высунула язык и тянется, тянется.
Я охнул и оторопел. Подбежала Раиса Павловна:
- Кудряш! Кудряш! Озорник! Видно, он за вами увязался. Любит косточки…
- Не косточки, - поясняю, - а пятирублевку. Глядите: жует!..
Лилия всплеснула руками:
- Так это же его Белоневестинский научил жирными деньгами питаться! Сама видала: окунет рубль в соус и - Кудряшу. Пошел! Пошел!..
Слопал! - пробасил за соседним столиком усатый толстяк-казачина. - А у человека, может, последняя пятерка…
- Я возмещу… - смутилась Лилия. - Я…
- Мы возместим! - деликатно перебила ее Раиса Павловна. - Кудряш, домой!
- Зачем же гнать? - спрашиваю. - Жирной бумажкой сыт не будешь. - И подаю косматому на пол все, что осталось на моей тарелке. - Закусывай!
- Кудряш! Не смей!
Кудряш умял с хрустом мой шашлык, нахально облизнулся, вильнул хвостом и прыгнул через барьер в море.
- Ишь ты! - говорю. - Сытый ищет путь покороче.
- Не волнуйтесь. Мы возместим! - заверила меня усмешливая хозяйка.
5. Белоневестинская мадонна
Возмещали вечером, в Чудотворном тупике, в розовато-голубой комнате Раисы Павловны.
Слева от меня сидела молодая мамаша с глазастым Пекой, справа Лилия, а напротив - в плетеном кресле - свежевыбритый художник. Мы пили игристое, а Пека - тонизирующий напиток "Белая Невеста".
- Дядь Ван Ваныч! Ты сколько бутылок враз?
- Пека, спать!..
- Спокочи ночи!.. - Он тихонько юркнул под плетеное кресло художника. Я не выдал.
- Обожаю Лилечкину сестру! - порозовевшая Раиса Павловна вздохнула. - Такая душевная! Присылает к нам пенсионеров в колясках. Вы, Иван Иваныч, можно сказать, первый самостоятельный инвалид…
- Инвалид? - кровь ударила мне в лицо.
- Простите… я не хотела…
- Морские дали, голубые виды
Вас исцелят, седые инвалиды!
Это Пека-Петушок подал свой звонкий голос из-под кресла Белоневестинского.
- Негодник! Марш в постель!
- Не гоните! - Свободный художник поднял палец: - Пека, кого ты больше всех слушаешь?
Петушок глубокомысленно ковырнул в носу:
- Телевизор!
- Бьешься с ним, бьешься, а золотые дни летят… - Раиса Павловна потупилась. - Нет, я взорву этот телевизор!
- Зачем взрывать? - блеснув удивленными глазами, осмелела Лилия. - Константин Сергеевич, помните, как вы, Пека и Кудряш слушали сразу три футбольных матча? Один по динамику, другой по транзистору, а третий по телевизору… То туда, то сюда! А Кудряш за вами. Как тявкнет, тявкнет!..
- Лиличка! - художник погрустнел. - Вы просто не приучены к реактивным ритмам. Из всех искусств я люблю футбол! Самое динамичное…
- Вот, вот! - говорю. - Сам видал у нас на перроне живого вратаря… Забыл фамилию. Смотрю: разминается, нюхает цветы и жует белогорские пряники…
- Вы божий дар с пряниками не путайте! - возмутился художник.
- А вы их пробовали? - спрашиваю.
- Не упрямьтесь! Константин Сергеич гений, а у нас… Что у нас?.. - Раиса Павловна хрустнула тонкими пальцами.
Художник нахмурился:
- Что скрывать? Я сам из казаков. Фамилия моего отца, простите, Гарбуз. И я когда-то без штанишек гусей пас! Носил грубое солдатское сукно… Но умный человек открыл мне глаза… - Константин Сергеич, запустив пальцы в шевелюру, вскочил. Стал метаться по комнате. Потом вдруг очутился у серванта, схватил старого усатого казака с серебряной бандурой: - Ну, скажите мне: что эта штукенция выражает? Что? К чему эта мелочная отделка, эти нелепые струны? Типичный пряник! У! Душу воротит! Ж-жик!.. - И свободный художник, видать неожиданно для себя, грохнул бандуриста об пол так, что во все стороны брызнули серебряные искры.
Я подобрал под стулом полголовы бедного казака.
- Лихой был запорожец, да хлипкий, - говорю. - Мой дед Ерофей таких из березового капа вырезал. Не расколешь!
Пека-Петушок, без штанишек выглянувший из спальни, прыгал от восторга: мать, видно, не разрешала ему даже прикасаться к этой серебряной игрушке.
Раиса Павловна побледнела:
- Константин Сергеич! Кто вам позволил бить чужие сувениры?
- Не будем мелочными! Это же примитив! Пряник! - Глаза художника лихорадочно сверкнули. - О, Белая Невеста!.. Я задыхаюсь!..
Лилия не отрывала удивленных глаз уже не от меня, а от Белоневестинского. Я и сам обалдело глядел на этого человека. А Раису Павловну было не так легко удивить.
- Да вы знаете, что старинные вещи входят в моду? А вы… - И от возмущения захлебнулась.
- Раиса Павловна! Дорогая! - Константин Белоневестинский протянул к ней энергичные волосатые руки. - Я напишу с вас "Мадонну". Клянусь!.. Люди! - Он повернулся ко мне с Лилией. - Эффект - вот что молодит душу. Южное солнце располагает к поискам… - Художник пальцами прочесал свою взъерошенную гриву до поблескивающего пятачка на макушке. - К черту бескрылое старье! Я хочу идти в ногу…
- Сейчас же идите спать!.. - тихо умоляла Раиса Павловна. - Они с Пекой меня доконают…
На свете нет лазурней, звонче места,
Чем золотая Белая Невеста! -
раздался из спальни бодрый голосок Петушка.
- Спи, головорез! - И вдруг Раиса Павловна загадочно улыбнулась: - Лилечка, да проводи же Константина Сергеевича. Опять нюхает сушеного краба… У него же воображение, горячая голова!..
- Остудить?.. - Лилия повела заплетающегося художника. - Пускай прохлаждается на крылечке!
- Это что же, - спрашиваю, - воздушные ванны?
Было в этой Лилии что-то от сестры Анны Васильевны, было! Нашенское, белогорское.
- Диковата! - Раиса Павловна вздохнула. - Проснется дрожащий художник на крылечке. Встретит солнышко!
- Ничего! - утешаю. - Южное солнце располагает к поискам.
Гляжу: Раиса Павловна совсем иная. Какая-то задумчивая, какая-то смутная. И сразу же мне не до шуток… "Может, - думаю, - у человека тоже сердце шалит?"
Но тут в раскрытое окошко просунулась знакомая косматая морда с оскаленными зубами. Молодая хозяйка ласково погладила роскошные космы:
- Кудряш, Кудряш!.. И тебе не стыдно жирными деньгами питаться? На, озорник. Ешь! Ты сам не представляешь, что сегодня сделал! Правда, Иван Иваныч? Что ж вы молчите?..
Кудряш с хрустом уплел шашлык, облизнулся.
- Озорник! - Раиса Павловна загадочно улыбнулась. - У него такие дьявольски умные глаза и мягкая шерсть… А как предан! Иногда мне чудится: это не пес, а заколдованный человек…
- Кто ж его заколдовал? - спрашиваю.
Не успел опомниться - она уже мой щетинистый чуб погладила. Как бы невзначай. И ладонь у нее словно шелковая.
- Любите певицу Кристалинскую?
- Извиняюсь, - говорю, - но я женщинам не верю. Горький опыт. Еще когда служил на Крайнем Севере…
- Ах, Иван Иваныч, тут юг! Поставить пластинку? А может, магнитофон?
И что это на человека находит? Мне бы сказать ей: "Спокойной ночи!" А я… Видно, тут, братцы, климат такой.
- Уважаю, - говорю, - магнитофон. Дольше крутится.
Майя Кристалинская так жалостливо запела, что и сказать нельзя. Не шелохнусь, как тот тополь у окошка, плющом оплетенный. Нет, мне лучше уйти…
- Невезучая у меня звезда, Иван Иваныч… - шепчет. - Никак не могу найти планету Венеру…
И тут уж ни черта не разберешь, где планета Венера, а где холодящая губная помада. Удирай, Иван! Пропадешь!..
Вдруг тихонько сама оттолкнула:
- Не целуйте… Не надо. Я совсем не та, которую вы ищете… Прощайте.
Я так и ошалел. Что ей ответить? Ой, люди-человеки!..
6. Княжеская ванна
Вот уж этот Чудотворный тупик! Невезучей Раисе Павловне дьявольски повезло. Оказывается, за неделю до нашего знакомства она выиграла "Запорожца", по ее словам, за тридцать копеек.
Опробовал его по горным дорогам я. "Этот семейный танк, думаю, - вылечит или угробит мое сердце…" А из головы планета Венера не выходит…
Раиса Павловна и Лилия на работе, а свободный художник и Пека-Петушок увязались со мной.
- Пить! - захныкал Пека, едва мы выскочили на асфальт, что плавился от жары. - Пить!..
- Пожалуйста! - Художник мрачно улыбнулся. - Иван Иваныч, гони во-он к той гипсовой Марусе! Тут каких-нибудь полтора километра.
Подъезжаем. Белая Маруся наклонила свой кувшин, а из горлышка хлещет родниковая вода. Только брызги на солнце сверкают. Уж не добрая ли это санитарка Маруся нашего козачьеборского дяди Миши, что освобождал Белую Невесту, когда нас еще на свете не было?..
Здравствуй, Маруся! Привет тебе от старого плотника. Он словно сердцем чуял, что я тебя тут встречу. От смерти ты его спасла, от винного потопа спасла, а от любви…
Всю жизнь человек мается. Слышишь, Маруся?..
Кто вас, женщин, поймет? Влюбилась что ли в меня Раиса Павловна? Пожалела? А может, играет как кошка с мышонком? Эх, неприкаянная твоя душа!..
Тихонько спрашиваю:
- Константин Сергеич, вы в любовь верите?..
- Я верю в себя! - Белоневестинский вздохнул. - Из этого кувшина никогда не брызнет вино. Пейте на здоровье водичку!
Через пять минут мы снова хотели пить.
- Ух! Черт меня дернул ехать в такую жарищу! - пробормотал художник и пригубил пахучий термос. - Море приелось… Иван Иваныч, сворачивай с укатанной дороги. Учись искать. Эти разморенные автотуристы ничего не видят, кроме моря и дорожных знаков. А рядом…
Мы свернули налево. Плакучие ивы, опутанные цепким плющом, сплетали ветки над самой головой. Дохнуло сыростью и грибным духом, как из старого бревенчатого колодца. Может, это ты аукнуло, мое белогорское мальчишество? А может, здесь наш дядя Миша со своими друзьями-товарищами гнал когда-то остервенелых беляков?
- Стоп! - Константин Сергеич присвистнул. - Тут мои владения. Джунгли! Слышите?..
Внизу что-то не то сладко похрапывало, не то ворковало.
Вглубь! - скомандовал свободный художник. Подальше от цивилизации!..
На орлином носу темнели внушительные очки.
- Дядь Костик Сергеич! - неожиданно решил Петушок. - Ты похож на шпиона.
- Ты… ты… - Тот нахмурился. - Ты объелся, старик, острых фильмов. Я добрый князь Белоневестинский. Вот моя опочивальня и баня. Прошу!
Из-под замшевых диковинных кореньев били ключи и, озоруя, вливались в журчащую горную речушку. Она хитро петляла между камней, а потом вдруг отчаянно прыгала с каменной глыбищи. Черт побери! Влюбилась или играет со мной Раиса Павловна?..
Добрый князь подставил узкие плечи под пенистые звонкие струи.
- Уф!.. Уф!.. Прелесть!.. Какие тут шпионы, в этом первобытном раю?.. - И, отдуваясь, растянулся в каменной ванне. Вода омывала его жилистое тело. - Наслаждайся, Иван Иваныч!
- Уже начинаю! - говорю и хлоп себя по щеке.
- Что с тобой?
- Заморские комарики!
А под ухом, как неотвязная музыка:
"Д-з-з!.. Д-з-з!.."
- Художников они не трогают, - заметил наблюдательный Пека.
- Честных художников, - гордо уточнил князь.
"Д-з-з!.. Д-з-з!.."
Присел я на спаленную траву. Между каменьев выбивался сухой изогнутый корень. Иди-ка сюда, голубчик! Укоротил ему ножом хвост и стал прилаживать к донышку разбитой бутылки, что валялась у водопада.
Пека тут как тут.
- Дядь Ван Ваныч, это что?
- Комариный князь в ванной. Похож?
Князь нахмурился, но, пригубив пахучий термос, подобрел:
- А в тебе что-то есть. Притом современный стиль… Друг мой, да мы почти коллеги! - И протянул из своей ванны энергичную волосатую руку. - Сколотим состояние! Организуем художественный салон. "Сувенир лазури!.." Мои полотна, твоя резьба. Подрежем имена. Константин Белоневестинский, Иван Шурыгин. Старомодно! Ж-жик! Кон Белон, Ив Шур. Звучит? А?
- Мой сувенир - баранка, - отвечаю. - А это, Кон Белон, так, забава. Такие штуки еще мой дед Ерофей вырезал!..
- Ну что ты понимаешь, белогорский пряник! - Художник поморщился. - Я сам кое-что беру от икон, но преломляю. Главное - реклама! В Западной Германии парень с божьей искрой предложил двум дамам своего "Иисуса атомного века". А те возьми да не купи. Не доросли. И тогда он их - жик! Их - на "скорую помощь", его - в тюрьму, а слава - в печать. Затребовал в камеру мольберт, завалили заказами. Миллионер! Ясно?
- Ясно, - говорю. - Ой, люди-человеки! Лучше резать коренья. Правда, Пека?
Кон Белон зябко пожал плечами.
- Я сам против крови. Но реклама, реклама! Дать бы Раису Павловну этакой мадонной! Пустить бы мои полотна в большое плаванье! И вдруг мне звонят из швейцарского банка: "На вашем счету миллиончик". Понимаешь? Я тружусь тут, а там миллиончик. Я тут, я там… Ну почему одним везет, а другим?.. Ищу, мучаюсь… Где у меня… - Он запнулся. - Этот… На чем все держится… как его?.. - И, помрачнев, навел на мальчугана длинный указательный палец.
- Пистолет? - подсказал Пека.
- Э! Все равно не поймешь!
Петушок бесцеремонно снял с орлиного носа хмурого князя темные очки, напялил на свой облупленный носик, посмотрел на небо.
- Так они у тебя зеленые?
- Старик! Синее небо - это банально.
- И вода зеленая! И ты зеленый! - не отставал Пека. - И вон палка зеленая плывет!
- Какая еще палка?
Князь Белоневестинский вскочил из каменной ванны как ужаленный. Он так шибко летел по воде, будто плясал какой-то диковинный танец.
- Змея!
Я глянул в чистую воду.
- Какая змея? - И схватился за живот. - Обыкновенный ужака! Безобидная тварь. Не то что твой парень с божьей искрой - на людей не бросается.
- Не люблю пресмыкающихся! - У князя зуб на зуб не попадал. - Жара, а вода ледяная. Спустимся вниз.