Глаз не оторвать, а сколько можно передумать, понять ничтожество и могущество человека, вступившего в сражение с природой!
Неожиданно возле Дмитрия Ильича возникла женская фигура, закутанная в шарф и меха. Дмитрий Ильич узнал Танечку Лезгинцеву.
- Любуетесь? - Она подала руку в варежке, посмотрела из-под намерзших ресниц.
- Любуюсь.
- Задыхаетесь от восхищения?
- Нет. Мне несколько не по себе, - признался он.
- Тогда похвально. - Она вытащила руку из варежки, подула на пальцы. - Делали мне маникюр, порезала, дуреха… Как вы будете описывать северное сияние?
- Подумаю. Еще не решил.
Опаловое облако, возникшее над высотами в северо-западной части неба, постепенно светлело, вытягивалось вверх, струилось бледно-игристыми полосами. Если искать сравнения - опахала, разметающие черное небо.
- Ничего подобного, - выслушав Дмитрия Ильича, возразила Танечка, - северное сияние напоминает мне полотнище белого шелка, когда ветер колышет. Именно белого, а не радужного.
- Есть все же цвета, они почти неуловимы. Вглядитесь - голубоватость, а вон чуточку аловатое.
- Не вижу… Василек! - обратилась она к одному из проходивших мимо офицеров. - Скажите… Это журналист Ушаков, не опасайтесь, мы секреты не будем из вас выуживать…
- Ну, я… что вы… - Василек засмущался.
- Скажите, что напоминает сияние?
- Сияние? - Он подумал, обернулся к товарищам, сгрудившимся возле Танечки. - Мне думается, оно похоже на пробегающую цветную музыку.
Его спутники засмеялись, посыпались уничтожающие реплики.
- Тихо! - прикрикнула на них Танечка. - Он сказал гениально. Пробегающая цветная музыка. А еще? Более реально.
- Более реально, Татьяна… - Отчества не назвал, замялся: - Я-то сам рязанский, потому скажу… Напоминает пряди белого, хорошо вытрепанного льна, длинные пряди. Поглядите, как ими размахивает кто-то сидящий за горизонтом!
- Браво, Василек, браво! - воскликнула Танечка. - Я сказала - шелк. Почти одно и то же… Теперь радует вас или печалит это явление?
Дмитрий Ильич удивился: все офицеры наперебой сообщили Танечке, что северное сияние их радует, поднимает дух, будоражит.
Когда они удалились веселой гурьбой, Дмитрий Ильич сказал:
- Вас встретили, потому и будоражит. Не северное сияние, а вы, Танечка.
- Отлично! - Танечка прильнула к нему, в своей меховой шубке, как зверек. - Вы умеете говорить комплименты. Кстати, Василек из нашего экипажа. Юноша, а уже командир боевой части. Его специальность - ракеты. Акулов. - Пошутила: - Случится идти на дно, родственнички перекусят его в последнюю очередь. - И сразу о другом: - Почему вы сбежали от нас? - Она игриво похлопала его варежкой по плечу, снова подула на озябшие пальцы. - Ну-ка погрейте… - И забралась к нему в рукавицу. - Какая у вас горячая кровь, Митенька! - сказала и громко засмеялась.
Сияние продолжало плясать. Полосы рассеянного света сгустились, оторвались от горизонта и, свернувшись лентой, заиграли свежими красками.
- Теперь чуточку лучше, - отметила Танечка равнодушно, - режиссер перестроил мизансцену. Правда, недурной у него осветитель? - Не дожидаясь ответа, сказала: - Покажите, как вы устроились? Не понравится, перетащу к себе.
- Не знаю, как… - Дмитрий Ильич запнулся.
- Думаете, глухая провинция и люди не могут вести себя, как люди? - Она подтолкнула его и повела по лестнице вверх.
На втором этаже отдышалась, расстегнула воротник шубы, поправила кофту.
Она стояла близко от него, выше на ступеньку. Он чувствовал запах духов.
- Пошли дальше! Не вздумайте меня обнимать, - засмеялась. - В этих вопросах я сама проявляю инициативу.
- Забавно. Вы или…
- Или ненормальная, или штучка? - перебила она. - Это хотели сказать? Отвечу. И то и другое.
Татарка открыла дверь, исподлобья оглядела гостью.
- Вы к кому, гражданка?
- К нему, молодушка. К нему. Здравствуйте, милая, - сунула руку привратнице и, напевая, зашагала по коридору. Хлопала варежкой по дверям: - Люкс, люкс, полулюкс. Сюда вас разместили? Полулюкс?
- Не угадали. В пролетарской.
- Флотское гостеприимство! Если без широких галунов - в конуру.
В комнате потянула носом, поморщилась:
- Мой благоверный сказал бы: параметр пара не тот. - Повела плечами. - Снимите. Жарко.
Оставшись в пунцовой кофточке и шерстяной юбке, присела к столу, щелкнула сумкой, закурила сигарету "Астор". Пачку с каким-то важным стариком иностранцем небрежно бросила на стол. Увидела водку. - Налейте-ка, - попросила она, - вы еще не начали? Разве вас не посещал розовый старый поросенок?
- Какой такой поросенок? - переспросил он, хотя сразу понял - имеется в виду Белугин. - И почему старый?
- Вы не спрашиваете, почему розовый?
- Если поросенок, значит, розовый, - Дмитрий Ильич поддался ее шутливому тону. Отвинтил пробку, ополоснул граненый стакан. - Полный или половину?
- Спрашиваете! Конечно, полный.
- Да? Пожалуйста! Осторожно, чтобы не расплескать.
- Поставьте и налейте второй.
- Второго нет. Кликну молодушку.
- Не надо, - указала на латунный наконечник бутылки и проследила не за его руками, когда он наливал, а за выражением лица. - А вы ничего… Митенька! Ваше здоровье!
- Помилуйте, Танечка. Вы же просили стакан!
- Стакан вам. Вы мужчина. Давайте не ломайтесь. Надоели мне до смерти беспорочные мужья. Скучно с вами. Забыли пушкинские времена. Эх вы, мужчинки!..
Она настойчиво заставила его выпить. Молча, сосредоточенно выкурила еще сигарету.
В окне продолжало плясать ртутное флуоресцирующее пламя. Она попросила погасить лампу. Притихла, наблюдая за быстрыми изменениями светотени. Ее освещало только с одной стороны, отчего резче очерчивался восточный профиль смуглого лица.
- Юганга. Ворота четырех океанов! Как еще! А мне здесь тоскливо до жути. Я жена моряка. Как невыносимо! Кто понимает, что такое жена моряка? - Она встала, крутнулась на одной ноге, нарочито свалилась на руки Дмитрию Ильичу. - Ну, целуйте!
Он принимал все за шутку.
- Целуйте, Митенька! - И сама притянула его к себе, прижалась губами, поспешно высвободилась, переменила тон. - Все! Хорошего понемногу. Подайте мне шубу и проводите. Увидят? Ерунда. Ужинать с Белугиным? Ах да, ужин с Белугиным пропустить нельзя. Тогда ладно. Завтра прибывает начальство, подумаю, кого из них пригласить. И вас прошу… Я выйду отсюда одна. Отменяю прежний приказ - не провожайте!
6
За ужином Белугин держался несколько странно. Задавал отвлеченные вопросы о преимуществах командированных и рассказал пару случайно возникших неприятностей из-за вольного обращения с дамским полом. Попытки уйти в другую область не удались. Раздосадованный полунамеками, Дмитрий Ильич попросил своего спутника объясниться без всякого лукавства.
- Что же, дорогой мой, если ва-банк, так ва-банк. - Белугин игриво подморгнул, приблизил губы почти к самому уху Дмитрия Ильича. - Не удалась мне моя тактика. Не сумел все же изолировать вас от этой особы. - Белугин отвалился, возле глаз сбежались смешливые морщинки. Он выжидал реакции на свои слова. И, судя по багровой краске, прихлынувшей от ушей к щекам и надбровьям Ушакова, и минутному его онемению, атака завершилась успешно. - Тактически грамотная оказалась, просочилась, - Белугин подхихикнул и, не поднимая смеющихся глаз, принялся крутить хлебный шарик между двумя перекрещенными пальцами. - Пробовали покатать шарик между двумя пальцами? Шарик один, а кажется - два.
"Ишь, надсмотрщик, - размышлял Ушаков, катая шарик. - По собственной инициативе, ради покоя чужой семьи или?.."
Отделаться молчанием не удалось. Белугин пошел в открытую:
- Надо локализовать происшествие разумно. Ради Лезгинцева. Забега́ла? Забега́ла. Здесь все на виду, как мухи на блюде. Не отнекивайтесь. Сыграйте полную наивность этакого безупречного мужа и отца континентального семейства. Ее тоже следует предупредить. И не медлить. Если другие нашепчут, спектакль не поможет.
- Послушайте, товарищ Белугин, - резко остановил его Ушаков, - у нас с вами, на мой взгляд, сложились неверные отношения… - Он помолчал, выпил воды, смахнул со стола проклятый шарик. - Я приехал сюда не как жуир, а ради дела. Я не хочу, не желаю вникать в семейные дрязги. И тем более становиться одним из персонажей того самого спектакля, о котором вы говорите. На кой черт вы потащили меня к Лезгинцеву, вовлекли в заколдованный круг! Кому это нужно?..
- Дмитрий Ильич, прошу извинить, - Белугин умоляюще сложил руки на груди. - Разве я вас в чем-то упрекаю или подозреваю? Я хочу предвосхитить сплетни, найти разумный выход…
- Откуда выход? - Ушаков пристукнул кулаком по столу. - Зашла? Зашла. Что из этого? Почему сразу скабрезные выводы? Если хотите, следственные подробности…
Белугин покорно выслушал сбивчивый рассказ, согласно кивая головой, как бы утверждая вполне приемлемую версию для заметания следов.
Пришлось рассказать о северном сиянии, об офицерах, о Васильке Акулове, о сравнениях со льном и шелком. Подробности окончательно убедили многоопытного Белугина в том, что у журналиста и в самом деле рыльце в пушку. К тому же мимо его проницательного взгляда не прошла початая бутылка в гостинице, виноватая запальчивость, да и "молодушку" нельзя было сбросить со счета.
- Понятно, - выслушав все до конца, сказал Белугин. - Если бы вот так объяснить мужу, исчерпано. Но мужья не идут на откровенность по вполне понятным причинам. Они следят, подозревают, мучаются, самоедствуют… Чего вам объяснять, сами знаете. Офицеры видели вас вдвоем, кто-то заметил, как она нырнула в подъезд, пошли шушукаться. Притом Танечка не просто домохозяйка с авоськой, а львица… Нам надо решить… Вы чем-то недовольны?
- Недоволен! - Ушаков взъерошил себе волосы, брезгливо покрутил носом. - Не могу выносить вот эти запахи покрывателя.
- Покровителя?
- Нет, покрывателя! - зло повторил Ушаков. - Меня не нужно покрывать. Дурно выглядит вся ваша тактика…
Белугин замкнулся, хмуро выслушал все упреки. Ему не хотелось ссориться и обострять отношения. Поэтому он отбросил фривольный тон и объяснился начистоту:
- Более или менее понятно, Дмитрий Ильич! Мы обязаны обеспечить политическое и моральное здоровье команды. Самый незначительный нюанс может расстроить слаженную гамму. На корабль нельзя нести не только дрязг или конфликтов, а и самых мизерных земных недоговоренностей. Учтите, я целиком на вашей стороне и в случае необходимости буду за вас…
- Не слишком ли глубоко затрагиваете личную сферу? - спросил Дмитрий Ильич, не поддаваясь его откровенным признаниям. - Не подумали ли вы, что личные взаимоотношения лежат вне ваших обязанностей?
- Почему вне? - Белугин сидел нахохлившись, упершись локтями в стол и зажав щеки руками. - Пушкина застрелили - вне? Лермонтова - тоже вне?
- Куда вы махнули!
- Поройтесь в памяти, найдете ближе примеры. - Белугин отнял руки, произнес убежденно, помахивая указательным пальцем: - В наших условиях невозможно отделить семью от службы. Живем на пятачках. Я занялся вашим пустяком, а впереди у меня, да и у Куприянова, у Голояда, не такая головная боль. Приезжает Ваганов.
- Кто-кто? - переспросил Ушаков.
- Ваганов. Кирилл Модестович. Разве не слыхали о таком?
- Не слыхал.
- Инженер. Этакий Паратов. Помните, у Островского? Ваганов ведет электромеханическую группу. Специалист - поискать! Ученье прошло для него не зря. И практик. Мужчина - загляденье! Мы с вами перед ним - грибы, прошу извинить за откровенность. А мы, без хвастовства, не из последнего десятка.
- При чем же этот самый… Паратов?
- Идеал Танечки. Вот при чем. Тает перед ним, как айсберг у тропиков. Если появится Ваганов, вам делать нечего. Лезгинцев полностью переключится на него. - Белугин не скрывал мрачных предчувствий: - Этот чичисбей однажды чуть не поломал нам задачу. Если Юрий заведется, как и всегда с пол-оборота, всего жди.
7
Утром на следующий день к пирсу Юганги подошел катер. Военные направились в штаб, гражданские - в гостиницу, наполнив ее шумом и запахами намокшей меховой одежды.
Мужчина в оленьей парке, похожий манерами на администратора филармонии, занимался перекличкой, подходя к дверям номеров или отыскивая нужного ему человека в коридоре. Каждому он что-либо говорил, походя - распределял задания.
Никто не обращал внимания на Дмитрия Ильича, все были заняты своим. Выйдя за сапожной щеткой в коридор, Дмитрий Ильич столкнулся с налетевшим на него высоким, явно близоруким блондином, зажимавшим в кулаке розовую бумажку пепифакса. "Простите, - блондин был подкупающе вежлив, - я не ошибся, здесь туалет?" - и попытался пройти в комнату Дмитрий Ильича, оттерев его костлявым плечом.
Романтическая атмосфера космической отрешенности от внешнего мира была нарушена. Ворвалась деловая, не склонная преувеличивать публика. Нормальные командированные ребята, им все равно - Юганга или Асуан, Джакарта или Гавана, они были полноценными специалистами нового века. Из люкса вылез гигант в немецких подтяжках, прокричал: "Соотечественники, какое здесь напряжение? Меня чуть не убило!" Ему ответили: "Проверь шнур, балда, и вытри пот на висках. Напряжение периферийное, двести двадцать!"
На единственном телефоне надежно повис администратор, безуспешно пытавшийся получить через "справочный дежурный" нужные ему номера телефонов.
Квадратный крепыш с боксерским загривком, стриженный под ежика, направлялся в умывальник с клейменым вафельным полотенцем на плече.
- Ты куда попал, милай? - язвительно спросил он. - Здесь шифр. Проси какого-нибудь "Моржа" или "Нерпу". Ты что, из "Националя" звонишь?
- Ладно, сам догадался, остряк-самоучка! - Оленья доха сброшена на пол.
Вскоре постояльцы разбежались. "Молодушка" мела коридор. Из-под голика летели бумажки, окурки, слышались ругательства.
- Грязный Большой земля, - жаловалась она Ушакову. - Урна плевать есть. Почему на пол нужно? Грязный Большой земля. Еще целовать лезет. Обнимать лезет… Кто там? Иди сам. Швецар нету!
В распахнутую с тугой пружиной дверь вошел адъютант Максимова.
- К вам Павел Иванович, - предупредил он, радушно поздоровавшись с Ушаковым. - Ну и погодка! На низких минусах держит. Нет, нет, вы не спускайтесь, Дмитрий Ильич.
Через несколько минут появился Максимов - спокойный, неторопливый и какой-то в е р н ы й, как благодарно подумал о нем Дмитрий Ильич. Улыбаясь своими широкими губами и светлыми глазами, он прошел навстречу Ушакову, снял кожаные на меху перчатки, поздоровался с ним, задержав его руку в своих мягких, теплых ладонях. - Выгадал небольшое окошко, решил навестить. - Максимов прошел следом за Ушаковым в его комнатку, огляделся, легонько встряхнул шапкой, сбивая остатки снега.
- Раздевайтесь, Павел Иванович, - Ушаков не скрывал своего расположения к гостю, - давайте-ка я вам помогу.
Максимов легонько отстранил локтем Дмитрия Ильича, сам снял шинель, присев, поправил пышные русые волосы.
- Вчера соблазнился, помыл пресной водой, рассыпаются. Хорошо устроили вас?
- Хорошо.
- Два года назад о такой комнате многие мечтали. А теперь выросли. Мы позволили роскошь: всем семейным офицерам - отдельные квартиры. Юганге завидуют даже в "столице" флота.
- Я был у Лезгинцевых, - сказал Дмитрий Ильич. - Ночевал у них. Такую квартирку, как у них, я в Москве ждал пятнадцать лет.
Максимов будто случайными, наводящими вопросами заставил рассказать о Лезгинцевых.
- Вас Белугин свел? Они старые знакомые. Вместе на Балтике служили. Кстати, вам не слишком надоедает Белугин? Он беспокойный работник. Только старается иногда не там, где надо.
Выслушав одобрение Белугину, добавил:
- Как думаете о нем, так и думайте. Вы добрый к нашим кадрам.
- Помилуйте, Павел Иванович, я ни на кого не жалуюсь. Мне прекрасно. Любовался северным сиянием… - Дмитрий Ильич замялся, вспомнив вчерашнее. - Картина феерическая, только жуткая…
Максимов слушал, постукивал пальцами по машинке, поправил съехавшую накладку, посадил ее на шипы, проверил еще раз.
- Дмитрий Ильич, вы нас извините. Схлынет, займутся вами. С Волошиным вас познакомят. Белугин не сумел ответить мне на несколько меркантильных вопросов…
- Пожалуйста.
- Вы домашних обеспечили?
- Немного… - голос споткнулся, - оставил доверенность на зарплату и на гонорар…
- Гонорар как слово звучит весомо… а сумма?
- Чепуха. Пару статеек давал в АПН, фитюльку в "Советский воин". В "Огоньке" лежит очерк, третий месяц лежит…
- У-гу. - Максимов покивал головой, пропустил-сквозь губы вздох. - Закончили?
- Да.
- Я звонил в Москву, Дмитрий Ильич. Главком дал согласие. На всю командировку принимаем вас на свой бюджет. Призываем. Звание у вас, если не ошибаюсь…
- Капитан третьего ранга.
- Запаса, - уточнил Максимов. - Берем, стало быть, вас из запаса. Зарплата, надбавки, все, что положено. Если хотите, может по доверенности получать ваша семья. Если обойдутся - по возвращении. Формальности утрясем без вас.
- Спасибо. Не знаю, как мне одеться.
- Одеться? Белугин не позаботился? Обмундирование получите. Свою одежду придется оставить здесь. Вы бреетесь безопасной? Нужно привыкать электрической. - Максимов дружески попрощался. - Письма подготовьте. Я захвачу, как и обещал… Мне очень хотелось бы, чтобы вы отдохнули душой. Что-то у вас по-прежнему грустные глаза?.. Понравился вам Голояд?
Дмитрий Ильич догадался, что вопрос задан не из любопытства, и потому постарался ответить, почему понравился ему начальник политотдела, что привлекало в нем.
Возможно, адмирал сталкивался с разными мнениями и ему хотелось еще раз проверить, уточнить. Голояда прочили на повышение. К тому же Максимов перед заходом сюда побывал в политотделе и, судя по некоторым намекам адмирала, информирован о разговоре с Голоядом.
После ухода Максимова стало грустно и пусто.
Администратор теперь обратил внимание на Дмитрия Ильича, допил остаток водки, похрустел леденцами. Он обнаружил поразительную осведомленность о многих делах, хотя и пробыл здесь "всего ничего".
- Какие могут быть секреты! - воскликнул он. - Здесь все на виду! Слыхали уже и про вас. Зря вы лезете в эту посудину. Кому-то по приказу, по присяге, а вам-то чего искушать злодейку-судьбу? - И он рассказал несколько случаев, возможно и придуманных молвой, отчего у робкого человека зацарапали бы кошки на душе.