- Вы меня спрашиваете?! - Женщина не сомневалась, что Нана притворяется.
- Кого же еще?
- Себя, свою совесть, свое сердце… свое… - Она не находила слов.
- Замолчите! - не сдержалась Нана.
- Это я должна кричать на вас, я! - почему-то высокомерно возразила женщина. - А я молчу, не хочу поднимать здесь шум, позорить и себя и вас! Кто только пустил вас сюда! Вам не место в райисполкоме!
Нана поняла - кто-то наговорил женщине вздор, настроил против нее. "И чего он пошел за мной, глупый Нодар! И что мне делать с этой женщиной?" - подумала она.
- Все, что вы тут наговорили, сплошной вздор, сплетня, выдуманная досужими и непорядочными людьми, поэтому я не возмущаюсь и слушаю вас спокойно и тихо. Почему-то жизнь актеров многим представляется бездельной и беззаботной. Их считают людьми легкого поведения. Ничего не стоит опорочить актера, особенно актрису…
- Почему же он тогда стоит тут! - У женщины навернулись слезы.
- Значит, он следовал за мной, а вы - за нами обоими?
- Хотела убедиться во всем, что мне сказали. Теперь вижу - вы на все способны, если держитесь так спокойно. Никто не берет вас замуж - кому нужна бесплодная, вот и решили вернуть к себе первого любовника.
- Замолчите! - Нана закрыла глаза и глубоко вздохнула. - У меня сегодня был свободный вечер, так хотелось отдохнуть…
- Я возвращаюсь к отцу, а вы бегите вниз и отдыхайте с ним вместе… - Женщина поднялась уйти.
- У вас умный взгляд, а несете несусветную чушь.
- Вы меня лестью не проведете.
Зазвонил телефон. Женщина, опережая Нану, схватила трубку и зло крикнула, еще не остыв:
- Слушаю!
- Райисполком? - явственно донеслось из трубки.
- Да. - Женщина покраснела.
- Нана Каранадзе там?
- Да. - Она смущенно передала Нане трубку.
- Постыдились бы, - сказала Нана, беря трубку. - Слушаю вас.
- Нана, дорогая, - зазвучал знакомый голос заведующего труппой. - Тебе придется играть в комедии, машину за тобой послали…
- Сегодня? - Нана все еще думала о посетительнице и толком не поняла, о чем речь.
- Не сегодня, а сейчас, через двадцать минут. Ждем, без тебя не сможем начать! - рокотал голос в трубке.
- Я с ног валюсь от усталости! - вырвалось у Наны.
- Нана, положение безвыходное. Отарашвили стало плохо, когда гримировалась, вызвали "скорую", врач признал - нервное переутомление. Она собиралась все-таки играть сегодня, но врач не разрешил. В общем, минимум на месяц вышла из строя.
- А может, и я не могу! Могут же у меня быть личные дела? Серьезная причина… - Нана оборвала себя, поняла, что говорит глупости. - Хорошо, еду. Машину послали?
- Машина, вероятно, уже у подъезда.
Нана положила трубку и тихо сказала женщине:
- Извините, мне надо идти. Все, что вы наговорили тут, - ложь, не слушайте сплетен. Поверьте мне. Идите к вашему мужу и уведите его. Думаю, он вернется домой. Работа на радио не для него, он живет театром. Мне надо идти.
- Что, сорвалось свиданье?! - злорадно бросила женщина.
- Я все сказала, а теперь уходите, пожалуйста… Гражданка!
Женщина горько улыбнулась и быстро вышла из комнаты.
Нана опустилась в кресло. Через, минуту посмотрела на часы: "Ой, опаздываю!" - и выглянула в окно. Директорская "Волга" стояла у подъезда. Нана заперла комнату, сбежала вниз.
Вахтер взял у нее ключ и, пряча его, ласково улыбнулся.
У театра толпился народ. До начала спектакля оставалось каких-то семь минут.
- Люди рвутся посмотреть на игру Отарашвили, а вы заменяете народную артистку начинающей! - сказала Нана директору, надеясь изменить принятое им решение.
- Не теряй времени, Нана, готовься к выходу!
В артистической комнате Нану дожидались гример, костюмерша и на всякий случай портниха, - режиссер думал, что платье Отарашвили придется сузить. Но больше, чем платье, режиссера волновало другое - сумеет ли Нана сыграть. Она несколько раз просила его дать ей прорепетировать эту роль, но он всякий раз уверял, что времени на репетиции не хватает и для Отарашвили. Нана выучила роль, но сыграть ее так и не довелось. Она, конечно, видела спектакль, и не раз, но всех мизансцен не помнила. И опасение режиссера было понятным. Нана загримировалась, вид у нее был очень смешной. Платье Отарашвили пришлось впору, правда, оказалось чуть длинновато, но Нана не позволила укорачивать, считая, что так будет смешнее. Одевшись, Нана села в кресло, выпила воды и перевела дух. А из репродуктора уже слышалось: "По местам, прошу по местам. Дан третий звонок! Начинаем! Повторяю - дан третий звонок!"
Нана направилась к сцене. Спектакль начался.
Такого дружного смеха давно не слышали ни сами актеры, ни стены театра. За кулисами хохотали рабочие сцены. Даже уважаемый Шота Кевлишвили, сидевший в ложе с директором и режиссером, утирал слезы, захлебываясь от смеха, и повторял: "До чего талантлива! Если б не была строптивой, если б только не была такой своенравной!" После второго действия режиссер-постановщик сбегал в цветочный магазин напротив театра и, когда Нана снова вышла на сцену, занес в гримерную большой букет цветов.
После спектакля Нану окружили, поздравляли, обнимали, хвалили и долго не отпускали. В конце концов она добралась до артистической, сняла грим, умылась теплой водой и переоделась, радуясь мысли, что скоро будет дома.
И тут к ней буквально ворвался посланный из киностудии человек и, отдуваясь после быстрой ходьбы, сообщил, что ее целый день ищут, надо переснять один эпизод, съемка назначена на вечер, и режиссер просит ее немедленно приехать на студию.
- Какой эпизод? - машинально спросила Нана, расстроенно думая: "Что мне с ним делать, заждался, наверно!"
- К утру павильон надо освободить, и потому приходится переснимать ночью, пока декорации не разобрали, - объяснил Нане работник студии.
Вошли еще два сотрудника киностудии, ухватили Нану под руки и торопливо повели к машине.
Перед театром Нана помедлила, озираясь по сторонам и ища кого-то, но ее настойчиво тянули к машине, торопили и объясняли, извиняясь и перебивая друг друга, что режиссер фильма, уважаемый Coco, шкуру с них спустит, если они сейчас же не доставят ее к нему; все готово для съемок, ее ждут; негатив процарапан, случай, конечно, исключительный, и режиссер просит Нану выручить, пожертвовать своим свободным вечером; что съемку назначили неожиданно и не смогли ее предупредить, и так далее и так далее.
И Нана очутилась в машине, не успев сообразить и решить, как быть.
В павильоне киностудии, где предстояла съемка, уже нервничали оператор и режиссер фильма; уважаемый Coco то и дело поглядывал на свои большие карманные часы.
Оператор уточнял кадр.
Нана подбежала к крану, где рядом с оператором восседал режиссер.
- Что случилось? Ваши ассистенты чуть не со сцены уволокли меня! Что случилось?
- Представляешь, эти бестолковые девицы в лаборатории испортили те же самые кадры, которые уже переснимали раз. А видела бы, как удачно получилось! И все пропало, испортили негатив, - объяснял режиссер с высоты крана.
- Какое место?
- Начало твоего диалога с Гайозом в той комнате. - И, обращаясь к ассистенту, спросил: - Всего восемь фраз, если не ошибаюсь?
- Девять, - уточнил тот.
- Иди загримируйся.
- А остальное как получилось?
- Отлично.
Пока Нана гримировалась, в павильон зашел низкорослый толстяк. На ходу здороваясь со всеми, он направился прямо к режиссеру. Осветители, рабочие и ассистенты уступали ему дорогу, приветливо улыбаясь. Чувствовалось, толстяк был здесь своим человеком. Кинорежиссер велел опустить кран, чтобы сойти вниз.
- Как поживаешь, Амиран? Где пропадаешь? - радушно приветствовал он толстяка.
- Дела были кое-какие, - заулыбался тот, с трудом задирая голову на короткой шее.
Режиссера наконец опустили вниз. Толстяк раскинул руки и заключил его в свои объятия. Режиссер расцеловал приятеля и посмотрел на него испытующе:
- Выпил?
- Да, немного, у Але-деда посидел, шарманку послушал, - смущенно признался толстяк.
- Что же заставило тебя покинуть застолье таким трезвым?
- За тобой приехал. Давай махнем туда, хочешь - и других заберем с собой.
- Не поздновато ли? - Режиссер глянул на часы. - Почти двенадцать.
- Ресторан до утра не закроется! Заберем с собой еще кое-кого! - Толстяку очень хотелось покутить.
- Кого "кое-кого"? - шепотом спросил режиссер Амирана. - Я часа через три освобожусь, не раньше.
- Как знаешь… - передернул плечами толстяк. - Один я не поеду. Обожду. Не пить же одному! - Толстяк загоготал.
В павильоне появилась Нана - в узком платье, чуть короче, чем носила сама, с длинным мундштуком в руках. Она шла слегка покачиваясь на слишком высоких каблуках. При виде Наны у толстяка отвисла челюсть.
- Начнем, батоно Coco? - спросил ассистент режиссера.
- Все готовы?
- Внимание! - скомандовал ассистент. - Начинаем! В павильоне стало тихо-тихо.
- А где Гайоз? - заволновался режиссер.
- Я здесь, батоно Coco! - отозвался красивый молодой человек.
- Диалог помните? Не могли забыть, столько раз снимали.
- Без репетиции будем снимать? - спросила Нана, "входя" в "роскошно обставленную" комнату.
- Прорепетируем, - ответил режиссер и, повернувшись к толстяку, почтительно попросил: - Прошу вас, посидите пока, батоно Амиран.
Толстяк кое-как примостился на низеньком стульчике под краном.
- Нет, нет, там неудобно, вот кресло.
- Ничего, ничего!
Толстяк все же встал кряхтя и пересел в кресло. Гайоз "вошел" в комнату и поздоровался с Наной за руку.
- Нет, не так! - остановил его режиссер. - Уже забыл? В соседней комнате справляют день рождения, и вы с Наной уже встретились там друг с другом. Потом Нана ушла в эту комнату, а ты последовал за ней… Вспомнил?
- Я помню, просто не виделся с Наной и поздоровался.
- А Гайоз стал еще красивей! - засмеялась Нана.
- Ему положено быть красивым! Внимание, начинаем!
Ассистент режиссера подошел к актерам и прочел им текст, обращаясь поочередно то к одному, то к другому, напоминая, кому что́ следует говорить: "Почему ты скрылась?" - "Не знаю. Голова разболелась". - "А может, их появление тебя расстроило?" - "Нет, мне безразлично". - "А мне - нет". - "Зря, я ведь ясно сказала…" - "Молчи, Нана, умоляю!" - "Не трогай меня, слышишь!"
Ассистент вернулся на свое место. Нана стала у окна и задымила сигаретой. Открылась дверь, и в комнату тихо вошел Гайоз, подкрался к Нане сзади и… закрыл ей глаза руками.
Н а н а. Знаю, Гайоз, это ты.
Г а й о з (отпуская ее). Почему ты скрылась?
Н а н а. Не знаю. Голова разболелась.
Г а й о з. А может, их появление тебя расстроило?
Н а н а. Нет, мне безразлично.
Г а й о з. А мне - нет.
Н а н а. Зря, я ведь ясно сказала…
Г а й о з (пододвигаясь к Нане). Молчи, Нана, умоляю!
Н а н а. Не трогай меня, слышишь! (Гайоз насильно целует ее.)
- Хорошо, очень хорошо! - воскликнул кинорежиссер. - Нана, ты не забыла, как надо держать руку, когда он целует? Камера надвигается на горящую сигарету.
Нана повторила мизансцену:
- Так?
- Чуть левее руку, - посоветовал оператор и посмотрел в камеру. - Вот теперь хорошо.
- Повторяем еще раз, - распорядился режиссер.
Нана снова заняла место у окна. Эпизод повторили. Когда Гайоз поцеловал Нану, толстяк сглотнул слюну и привстал.
Осветители выключили "юпитеры". Гримеры тут же, "в комнате", обсушили актерам лица, вспотевшие под жаркими лучами прожекторов.
Толстяк знаком подозвал режиссера.
- Что тебе, Амиран?
- Хорошая девочка.
- Очень нравится?
- Из тутошних ни одна еще так не нравилась, - и зашептал режиссеру что-то на ухо.
- Я ее открыл, - самодовольно засмеялся тот.
- С нами не поедет?
- Почему не поедет, в ресторан приглашаешь, не на войну ведь! - и засмеялся своей остроте.
- Не поедет! - решил толстяк.
- Не откажет, если я попрошу.
- Правда?
- А ты как думал?
К режиссеру подошел ассистент, сказал - все готово. Режиссер извинился перед толстяком и занял место рядом с оператором.
- Внимание! Мотор! Начали! - крикнул ассистент режиссера и поднял перед камерой хлопушку с номером. На хлопушке было написано: "Фильм "Когда наступит осень". Кадр шестьдесят первый, дубль № 1".
Сцену с поцелуем Гайоз сыграл достаточно темпераментно. Толстяк рухнул в кресло и утер платком пот со лба.
- Нет, Нана, нет, рука опять ушла в сторону, - недовольно крикнул оператор.
- Не видно сигареты?
- Не видно, вообще не вижу, где она, в какой руке?
- Догорела, потому и не видишь! - Нана показала на мундштук.
- Дайте ей другую сигарету! - велел режиссер.
Толстяк вскочил, торопливо вынул из кармана пачку сигарет, но никто на него не обратил внимания, а сам он, смущенный, не осмелился приблизиться к декорациям. Помреж подлетел к Нане с сигаретой.
Эпизод пересняли. Когда Гайоз очередной раз поцеловал Нану, толстяк рванулся вперед и чуть было не попал в кадр.
- Хорошо! - сказал режиссер.
- Боюсь, на лоб Гайоза легла тень, - заметил оператор.
- Я делал все как надо, - обиделся Гайоз.
- Наверное, когда обнимал меня…
- Когда обнимаешь Нану, - повторил оператор.
- Сколько раз говорить: в другую сторону закидывай ей голову, когда целуешь, - сказал режиссер.
- Я так и делаю.
- Сильней закидывай, перегни меня, понимаешь!.. - засмеялась Нана.
- Давайте снова, Гайоз, обними ее, только не целуй, не увлекайся!
- Ладно! А ты внимательней смотри в объектив, - буркнул Гайоз, не выпуская Нану из объятий.
- Теперь хорошо, прекрасно! Запомни, Гайоз, где стоишь. Может, мелом очертить место? - предложил оператор.
- Не надо, запомню.
И снова щелкнула хлопушка. Отсняли дубль номер три.
Когда Гайоз еще раз поцеловал Нану, толстяк не выдержал, возбужденно хлопнул ладонью о ладонь. Осветители заулыбались, переглядываясь. Толстяк покраснел и, попятившись, снова плюхнулся в кресло.
- Замечательно! - воскликнул режиссер.
- По-моему, тоже, - согласился оператор.
- Кажется, отмучились, - бросила Нана Гайозу.
- Давайте снимем еще раз, на всякий случай, - предложил оператор. - Гайоз! Нана! Еще раз, дорогая. Вы прекрасно играли, но вдруг да превзойдете себя!
На хлопушке появилась цифра 4. Четвертый дубль отсняли безупречно.
- Великолепно! Великолепно! Молодцы, ребята! Благодарность за мной! - Режиссер спустился с крана.
Оператор благодарил осветителей, ассистентов и рабочих.
- Подвезти тебя? - спросил Гайоз Нану.
- А разве автобус не развезет нас? - Нана вопросительно посмотрела на помрежа.
Гайоза обидел ответ Наны, и он отошел от нее.
- Вам не подобает ездить в автобусе, - ответил помреж.
- Значит, пешком идти домой?
- Почему пешком - на машине.
- На чьей машине?
- Я отвезу тебя, то есть мы. - Режиссер подошел к Нане поближе. - Нана, знакомься: мой друг и приятель, поклонник искусства, особенно киноискусства, и большой театрал, - он указал ей на толстяка.
Толстяк выступил вперед и, приложив руку к сердцу, представился.
- Театрал в наше время - редкость.
Нана протянула ему руку.
В павильоне было почти темно. Все разошлись.
- Амиран влюблен в театр. Не пропускает ни одного спектакля с твоим участием, - уверял Нану режиссер.
Амиран удивленно уставился на него.
- О, стоит ли так себя мучить? - усмехнулась Нана.
- Что вы, я не мучаюсь, - смутился толстяк.
- А знаешь, зачем он здесь? За тобой приехал! Видел тебя в комедии и решил устроить банкет у Але-деда. Все готово, приглашает нас туда!
- Так поздно! Уже три часа ночи!
- Ничего, нас до утра будут ждать, не закроют, - заверил ее Амиран.
- Они-то будут ждать, только мне туда не дойти, устала.
- Машина "доведет", - "сострил" толстяк.
В павильон вернулся Гайоз, снявший грим.
- Ну как, едете, батоно Coco?
Режиссер отвел его в сторону и зашушукался с ним.
Толстяк не сводил с Наны глаз. Собравшись с духом, робко попросил:
- Поехали с нами, а…
- Знаете, сегодня я так…
- Откажете - очень обижусь, - прервал ее толстяк.
- В другой раз.
- Когда? Когда в другой раз? - У толстяка от волнения взмок лоб.
- Не знаю… Если б домой подвезли…
- Давай поехали с нами! - Толстяк осмелел и ухватил ее за руку.
- Не могу… - Нана вырвала руку и, шагнув к Гайозу, спросила: - Ты на машине?
- Не хочет ехать, - расстроенно сказал толстяк.
- Почему, Нана, едем, - стал уговаривать Нану режиссер.
- Не могу, батоно Coco! Подвезешь, Гайоз?
- Мы вместе едем, - Гайоз кивнул на толстяка.
- Ух, кутнуть охота! Такой пир закачу! Ух… - Толстяк побагровел от волнения и напряжения. - Скажи, чтобы ехала, уговори! Не пожалею денег, истрачу - с нее весом! Ух… - уверял толстяк режиссера.
- Поедет, поедет, - успокаивал его тот.
- Иди скажи ей.
- Значит, едем, Нанико, - простодушно сказал режиссер, словно вопрос был решен.
- До свиданья! - Нана кивнула мужчинам и вышла из павильона.
Гайоз достал записную книжку и направился к телефону. Режиссер и толстяк последовали за Наной. Толстяк огорченно бил себя кулаком в грудь. Режиссер пытался успокоить его. Они довольно долго прождали Гайоза, названивавшего знакомым девушкам. Наконец он вышел из студии и развел руками:
- Никуда не дозвонился, с ума сойдешь с этим телефоном!
- Давайте отложим, в другой раз сходим, - устало предложил режиссер.
Гайоз пошел к своей машине.
- Оставь машину тут, сторож присмотрит, и садись в мою. Одни поедем, без женщин! - сказал Амиран.
Гайоз и режиссер согласились. Режиссер сел за руль. И в этот момент показалась Нана. Без грима, в своем платье она выглядела еще красивее, и толстяк снова засуетился, начал умолять ее поехать с ними. Нана даже не слушала его. Тогда он предложил подвезти ее домой.
Нана приняла предложение, а что ей оставалось делать - городской транспорт давно уже "отдыхал".
Улицы были пустынны.
Ехали молча. Режиссер и толстяк всячески старались подчеркнуть, что оскорблены отказом Наны, а у нее не было ни желания, ни сил разговаривать с ними. Когда машина остановилась у ее дома, Нана вздохнула с облегчением и, бросив "спасибо", побежала к подъезду.
Нана занимала однокомнатную квартиру на первом этаже. Отперев дверь, она тут же у входа сунула ноги в комнатные туфли, привычным движением включила свет и вскрикнула от неожиданности - в кресле сидел молодой человек.
- Ой, напугал же меня! - Нана бессильно опустилась на стульчик у двери.
- Где ты была столько времени?! Уже три часа ночи! - накинулся на нее молодой человек, вскакивая с кресла.
Нана хотела объяснить, но он не дал ей открыть рта: