Гиорги Картлишвили снова порадовался успехам соседей, подкараулил их и поздравил. Ребята выслушали его с холодной вежливостью, что расстроило Гиорги.
Ровно через год Гиорги увидел в окно Тенгиза, Зозо и Зазу. Давно не видел он их вместе. Зозо и Заза иногда встречались ему, но Тенгиз давно не попадался на глаза. Говорили, что он учится в Воронеже, в докторантуре у профессора Ваганяна. Приятели, вспомнив молодость, гоняли во дворе мяч - разминались. Пока Гиорги спускался к ним, "разминка" кончилась и ребята сидели в тенечке на длинной скамье. Гиорги подошел к ним, поздоровался. Ребята продолжали говорить - на своем, им одним понятном языке. Язык этот понимал и Гиорги, поскольку был придуман ими в молодости, в пору бурной деятельности квартета.
- Привет, ребята! - повторил Гиорги.
- Привет! - ответил за всех Тенгиз и снова обратился к приятелям: - Что делает Старейший?
- Пьет, - ответил композитор.
- Очень? - Тенгиз знаком пригласил Гиорги присесть.
- Так, что не может больше пить.
Гиорги присел.
- А Талантливейший? - снова спросил дирижер, утирая пот.
- Увлекся административными делами, - ответил музыковед.
- Карьерой заинтересовался, - разъяснил композитор.
- Значит, не может больше писать? - настойчиво выяснял дирижер.
- Где у него на это время? Но все же ухитряется… Ораторию сочинил.
- Хорошую?
- Очень хорошую, - с нескрываемой завистью ответил композитор.
Дирижер рассмеялся.
- А Гений? Как поживает Гений?
- Охотится.
- Пусть охотится, нервы будут в порядке.
- Он такую сонату сочинил - наверняка отхватит премию, - снова с завистью сказал композитор.
Дирижер опять рассмеялся и обернулся к композитору:
- А ты-то чего волнуешься?! Не бойся. Вернусь и покажу ему! А Любимец народа где?
- На рыбалке.
- Все рыбачит? Когда же пишет?
- По дороге успевает, но теперь он переключился на песни.
- Значит, не стоит на нашем пути.
- От него всего можно ожидать. Сломается удочка или наживка кончится, так он за месяц симфонию сотворит будь здоров!
- А ты-то что зеваешь?! Купи ему удочку, отправляйся на берег Мтквари и накопай ему жирных червячков.
- И без него нельзя.
- Так кто же создает прославленную грузинскую музыку?
- Молодая поросль… Новое поколение!
- А где оркестр, который исполнит их сочинения?! Занят оркестр! Ты тут совсем бестолковым стал без меня. Не до них оркестру, не до них дирижеру Тенгизу Гамрекели, не до них музыковеду Зозо Гудушаури, не до них журналам и газетам - понял? Давай, Гиорги, становись в ворота, с пенальти забью.
- Смотри, не бей очень сильно, - Гиорги направился к воротам.
"Разминка" продолжалась.
Еще через год Гиорги раскрыл журнал "Грузинская музыка" - и что же видит?! Два больших фото - Зазы и Тенгиза. "Откровенный диалог" - так называлась статья. По мнению Зазы, еще не рождался дирижер, подобный Тенгизу; по мнению Тенгиза, четвертая симфония Зазы - вершина современной музыкальной мысли.
На следующей странице напечатана была статья Зозо. В ней разбиралась четвертая симфония Зазы (названная Зозо "зарей новой грузинской музыки") и безмерно восхвалялся Тенгиз за гениальную интерпретацию бесподобного шедевра. Гиорги равнодушно прочел статью. И всю ночь не смыкал глаз.
На этот раз Гиорги не поджидал их, чтобы поздравить. Случайно встретил их во дворе. Вид у них был важный, кичливый. Они деловито обсуждали что-то.
- Привет! - крикнул им Гиорги. Скажи он тихо, не обратили бы на него внимания.
Бывшие приятели умолкли на миг и невидяще оглядели Гиорги.
- Знаешь, Зозо, я вот одной вещи не пойму, - сказал Гиорги, беря Зозо под руку и отводя чуть в сторону, словно хотел доверить ему тайну, но продолжал очень громко, чтобы слышали и двое других: - Я повесть одну прочел в апрельском номере журнала, а уже в майском какой-то критик делится с читателем своим мнением об этой повести. Неужели майский номер еще не набирался, когда вышел апрельский?
- Что-то не понимаю тебя, - процедил сквозь зубы Зозо, глядя на него в упор.
- Заранее сварганили, да? - простодушно спросил Гиорги.
Зозо вынул из кармана бабку, окрашенную в красный цвет, и протянул ему.
- На, держи и айда к ребятишкам, поиграй с ними!
Зозо вернулся к друзьям.
Композитор Заза Асатиани упрашивал утомленного гения, дирижера Тенгиза Гамрекели, пойти к нему обедать - мать, говорит, приготовила вкуснейшую долму…
…Снова погас свет, снова воцарился мрак. Луч прожектора отыскал у потертого красного бархатного занавеса Дадешкелиани в его черном фраке. В руках ведущего серебристо сверкал микрофон.
- Акробаты на кольцах! Извините, - смутился инспектор манежа, но было уже поздно. Дирижер Кониашвили энергично взмахнул руками. Зазвучали фанфары. И в шуме едва слышно прозвучали слова инспектора: - Гимнасты на кольцах!
Свет прожектора перенес взгляд зрителей с инспектора Дадешкелиани к куполу цирка. Из-под купола медленно опускались два серых кольца. Когда они достигли арены, там уже стояли блондинка в белой мантии, сверкавшей блестками, и гимнаст атлетического сложения в черном. Внезапно слепяще яркий свет озарил купол и арену, словно прожекторный луч перелился во все лампы. Блондинка сбросила мантию и осталась почти обнаженной. Она ухватилась за кольца, которые тут же устремились вверх. За блондинкой по веревочной лестнице следовал гимнаст в черном. В двух метрах от купола очаровательная гимнастка замерла на кольцах. Потом она подтянулась, ловко продела ноги в кольца и села, протянув прекрасную руку к гимнасту. Он все еще взбирался по лестнице, сопровождаемый красным лучом; к поясу его для безопасности пристегнута была лонжа. Гимнаст тоже протянул свою мускулистую руку блондинке. Все это напоминало известную мизансцену из "Ромео и Джульетты" в провинциальной постановке. Марш незаметно перелился в стонущую лирическую мелодию. Когда гимнаст достиг блондинки, она повисла на подколенках и оторвала его от лестницы. Тот повис на ее руках, делая эффектные выкруты.
Зрители издали дружный стон…
…Женитьба Малакиа Коркиа, сослуживца и коллеги Гиорги Картлишвили, на Вардо поразила сотрудников: как могла такая красавица выйти за этого провинциала, кретина! До их женитьбы ни Вардо, ни тем более Малакиа не были объектом пересудов, хотя Вардо все же находилась в центре внимания. Вероятно, в каждом учреждении есть особа номер один. Она всем нужна, всем нравится. Каждый с ней воркует, заигрывает, обхаживает ее. Женщины сплетничают о ней. Некоторым даже и то известно, что у нее сомнительное прошлое. И женщины старались говорить об этом так, чтобы слышали и мужчины. Но, несмотря ни на что, в учреждении, где работает Гиорги, прекрасный пол разделен на две части; в одной - Вардо, в другой - все прочие женщины.
До замужества Вардо работала младшим экономистом, а Малакиа - инженером в одном из отделов. На их свадьбе многие сотрудники впервые разглядели друг друга. Выяснилось, что заведующие отделами и заместители директора довольно славные люди. Все были приятно изумлены мягким голосом директора, его полными юмора тостами, обходительным обращением. Одним словом, директор всех пленил на этой свадьбе. Когда свадебный пир перешел в разгул, было часа три ночи. Тамада объявил "перерыв", и начались танцы. Директор не остался в стороне, несмотря, на свой возраст (ему было лет пятьдесят). Танцевал он упоенно. Когда он подошел к жениху с невестой, Малакиа по привычке опустил руки по швам и вытянулся у стенки. Директор, вызволяя Вардо из неловкого положения, стал танцевать с ней. Вардо под сменившуюся музыку танго обвила руками плечи директора, директор не растерялся и обеими руками обхватил стройный стан невесты. Все это не осталось незамеченным Малакиа Коркиа. Притулясь к стене, он что-то прикидывал, обдумывал. Еще лились звуки танго, а инженер уже знал, как отреагировать на происшедшее. Но пока лились звуки танго, между директором и Вардо состоялся шутливый диалог.
- Не думал, что в нашем учреждении работают такие девушки! - изумленно сказал директор. - Завтра же издам приказ - запрещу браки! Впрочем, уже поздно, вероятно, да?
- Женщине и лесть приятна, когда умеют льстить, - кокетливо ответила Вардо и после многозначительной паузы многозначительно добавила: - Замужней женщине…
- Нет, я все же запрещу браки между сотрудниками!
- Пожалейте наших девушек!
- А может, упразднить существующие браки? Как велите, так и поступлю. - Директор не был еще настолько пьяным, как хотелось бы в эту минуту, но руки его уже вели себя самовольно.
- Извините, - сказала Вардо директору, - мужу наскучило стоять у стены.
- Наоборот, вы меня извините за бестактность, в первый же день свадьбы разлучил вас с супругом.
Вардо вернулась к Малакиа. Танцы продолжались, и молодые люди, наверное, до утра прижимали бы к себе девушек, если бы тамада не проявил волю и не развел их своей властью. Веселое пиршество продолжалось. Кое-кто ушел, кое-кто пересел на другое место. Родители Малакиа, пока директор танцевал, сменили ему прибор и тарелки, но зря старались - директор сел рядом с женихом и невестой. Тогда они там поставили ему достойную его посуду. Директор стал пить, заставляя пить и Малакиа. "Нельзя, традиция не разрешает пить жениху", - говорили ему, но он восклицал: "Какая еще традиция, никаких традиций!" А ведь верно, разве любую традицию надо соблюдать? Словом, директор так напоил Малакиа Коркиа (не мог же инженер отдела противиться воле руководителя!), что жених сполз со стула. Прежде чем пирующие заметили бы это и сообразили, что произошло, да подумали бы что-нибудь, Вардо и директор отвели Малакиа в спальню. Директор не удержался и обнял Вардо, за что тут же получил пощечину в левую щеку. Когда он выходил из комнаты, ему почудилось, что один глаз Малакиа Коркиа пялится на него. Закрыв дверь и обернувшись, он столкнулся с Гиорги Картлишвили.
- Что ты здесь делаешь? - спросил директор, смутясь.
- Помочь хотел, - пробормотал Гиорги.
- Отлично! Помоги мне найти пальто и проводи.
Гиорги и директор со свадьбы ушли вместе.
Несколько месяцев спустя Гиорги заметил в директорской машине знакомую женщину. Машина стремительно пронеслась мимо, и Гиорги не сумел ее разглядеть, но профиль и кофточка в горошек показались очень знакомыми. Еще через несколько месяцев завотделом вышел на пенсию, и на его место назначили Малакиа Коркиа. И теперь Гиорги Картлишвили работал под его началом. Немного позже директор, справляя какой-то семейный праздник, пригласил к себе заведующих отделами, своих заместителей с их супругами. В разгар застолья Малакиа Коркиа почувствовал себя плохо и решил уйти. Вардо встала, собираясь домой, но директор не отпускал их. Коркиа разрешил жене остаться, а сам кое-как спустился по лестнице. "Я не обижусь, наоборот, оставайся сколько пожелаешь", - успокаивал он расстроенную Вардо. В тот же вечер Вардо Коркиа и директорская жена подружились, и с тех пор супруга директора ничего не покупала и не шила, не посоветовавшись с новой приятельницей. Что верно, то верно - вкус у Вардо был прекрасный.
В тот вечер директор проводил Вардо домой.
Супруги Коркиа и директор со своей семьей вместе провели отпуск в Пицунде. Местком выделил им четыре соцстраховские путевки. Один из сотрудников, случайно отдыхавший тогда же в Пицунде, приехал помешанный на Вардо. Он увидел ее на пляже и был потрясен: такой безупречной фигуры ему еще не доводилось, оказывается, видеть. Там, где загорала Вардо, собиралось столько представителей мужского пола, что всем все было ясно. А директор вьюном вился вокруг Малакиа Коркиа и его прелестной жены.
Загорелые директор и супруги Коркиа только-только вернулись с курорта, когда трехлетний кропотливый труд Гиорги Картлишвили дал вдруг потрясающий результат. Эксперимент закончился, и выяснилось, что рационализаторское предложение Гиорги Картлишвили даст ежегодную прибыль в пятьдесят тысяч рублей. Ошалев от радости, Гиорги схватил бумаги с расчетами и распахнул дверь директорского кабинета, которую явно позабыли запереть. То, что предстало глазам Гиорги, он сохранил в тайне. Из кабинета Гиорги Картлишвили и Вардо Коркиа вышли вместе и проследовали мимо бледной секретарши, не глянув в ее сторону. Не от высокомерия - от стыда и смущения.
Через несколько месяцев один из заместителей директора при активном и энергичном вмешательстве месткома был отправлен на пенсию, а на его место назначили Малакиа Коркиа. На освободившуюся должность завотделом нацелились многие. Жаждавшие занять ее пустили в ход все связи, но директор всем отвечал одно и то же: кандидатура на это место давно подобрана. Гиорги Картлишвили решительно отказывался, правда, заведовать отделом, уверяя, что он не администратор, не справится, но директор и его свежеиспеченный зам ободрили его: ты отличный специалист, да и мы поможем! И чуть не насильно поставили его во главе отдела. Зарплата Гиорги Картлишвили возросла на сто рублей.
Все эти перемещения вызвали оживленные пересуды среди сотрудников. Если быстрое продвижение Малакиа Коркиа имело всякие там причины, то возвышение Картлишвили не сумели объяснить даже самые языкастые и догадливые интриганы. Но мало этого: когда директора, повысив, назначили управляющим трестом, он настоял, чтобы освободившийся пост занял Коркиа. И ныне Гиорги заведует отделом в том самом учреждении, в котором директорствует Коркиа.
Вардо бросила работу и сидела дома - нельзя ведь работать под началом мужа. А кроме того, она лечилась: у супругов Коркиа не было детей. Малакиа Коркиа принял назначение как должное. Уверяют, что он ничего не знает об отношениях между бывшим директором (ныне управляющим трестом) и Вардо и не сомневается в добропорядочности жены. Когда об этом говорят Гиорги Картлишвили, он вспоминает, как поджидал Коркиа свою жену у директорского дома, а потом следовал за ней поодаль, словно собака. И, улыбаясь, говорит печально: "Блаженны верующие"…
…Повиснув на подколенках вниз головой, словно летучая мышь, прекрасная гимнастка держала в зубнике кольцо. Гигант в черном, ухватившись за кольцо, повис в горизонтальном положении. Гимнастка толкнула партнера и закрутила его. Он завертелся с такой скоростью, что не различить было ни ног, ни головы. Вращаясь, гимнасты стали опускаться. Когда они оказались в нескольких метрах от арены, к ним устремился Жора. Жора запоздал с выходом, и, завидев его, ребятишки громко зашумели.
- Остановите их, остановите! - кричал Жора.
Гимнастов остановили. Гигант с улыбкой глянул вниз на клоуна. Жора улучил момент и повис на ногах гимнаста. Женщина удержала их обоих. Канат снова подтянули. Жора висел уже в одном метре над ареной, когда вдруг чихнул и сунул левую руку в карман достать платок. В левом кармане платка не оказалось, и он повис на левой руке, запустив в свой бездонный карман правую. Платка и там не было, и тогда он обеими руками полез в карманы и под громкий хохот ребятишек грянулся о пол - униформисты с трудом его подняли. "Мамочка!" - завопил клоун, пустив из обоих глаз фонтаны слез, и пустился к занавесу. Благодарные зрители наградили гимнастов долгими аплодисментами.
У эквилибриста - в следующем номере - было потрясающее чувство равновесия. Он положил на стол довольно большой металлический цилиндр и, балансируя на нем, стал жонглировать шестью сверкающими серебром шишками. Затем он поставил на цилиндр куб и забрался на него. Цилиндр перекатывался между столом и кубом, но эквилибрист беспечно подкидывал шишки, стоя на кубе. Гиорги вспомнил, что видел здесь месяца три назад жонглера, который с трудом управлялся с тремя-четырьмя шишками, стоя на ковре, а этот все увеличивал свой реквизит. На куб он поставил металлический шар, на шар положил доску, на доску таз, в таз поставил ведро, затем впрыгнул в ведро и снова заиграл шестью шишками. Цилиндр перекатывался по столу, на цилиндре колебался куб, на кубе катался шар, на шаре качалась доска, и попробуйте прыгнуть с этой доски в таз, а из него в ведро! А эквилибрист стоял себе, беззаботно жонглируя шестью шишками. Да, он владел исключительным даром в любом положении сохранять равновесие, и не только сохранять, но и постепенно подниматься все выше…
…Молодой ученый Лали Сабахтаришвили пользовался достаточной известностью не только в Грузии, но и за ее пределами. Его статьи печатались в соответствующих журналах и газетах братских республик. Ему несколько раз предлагали перевести их на иностранный язык, чтобы направить в ЮНЕСКО, но Лали воздерживался. Другие не решались переводить его статьи, поскольку Сабахтаришвили сам прекрасно знал английский, немецкий, французский. Таким вот скромным ученым был Лали.
Сабахтаришвили и Картлишвили были соседями. Они одновременно въехали в новый дом. Сабахтаришвили тогда же проявил скромность и непритязательность: отказался от предложенного ему четвертого этажа и занял такую же четырехкомнатную квартиру на первом. Говорили, что он днем и ночью трудится, ставит какой-то эксперимент и устроил в подвале лабораторию. Так было или нет, но к дому часто подъезжал пикап с кроликами для Сабахтаришвили. Некоторые легкомысленные соседи удивлялись, чего ради он надрывается, - должность завотделом у него есть, чего ему еще нужно?! Но и этим горе-соседям следует знать, что для истинного ученого нет предела в науке, и, пока он в состоянии шевелить мозгами и пером, обязан трудиться на благо будущих поколений, чтобы отодвигать границы "невозможного". И это прежде всего касается ученых, подобных Сабахтаришвили.