- Мне в девять на работу.
- А ты поменяйся.
- Ну да, буду я десятку терять.
- Вот гадики! - выразился Виктор Степанович, которому совсем не улыбалось и вечером сидеть одному, достаточно, что он утро провел без особого удовольствия. - Ну давай хоть в "Северный" зайдем.
- А печень?
- Ничего не будет от шампанского. Ты его любишь.
- Шампанское можно и дома выпить, - сказала Вера Васильевна.
И тут они ступают на главную улицу (минус пятнадцать, небольшой северный ветер, к обеду уже будет дуть вовсю - здесь всегда так), за решеткой справа - все тот же парк, на другой стороне - жилой дом с магазином "Спорт-охота". Несколько домов на этой улице построили после войны японцы, это дало возможность одному московскому писателю (Гладилин А. Песни золотого прииска // Молодая гвардия. 1960. № 6) увидеть в башенках, украшающих некоторые из них, очертания восточных пагод. Но думаю, что японский вкус тут ни при чем - строили они по местным проектам. Просто уродливые башенки. Но если бы улицу застроили современными коробками из блоков, было бы еще хуже - так хоть какое-то своеобразие.
Улица широкой лентой уходит вниз, пестрят через равные промежутки флаги, движения почти нет: государственные машины стоят в гаражах, а частных в Магадане немного (в конце года - а сейчас, как вы помните, март - их будет 712, и еще 2358 мотоциклов), гораздо меньше, чем могли бы иметь граждане, получающие в среднем около трехсот тридцати рублей в месяц. Но ездить в Магадане особенно некуда, разве что летом за ягодами и грибами да круглый год по ближайшим поселкам за не бог весть каким дефицитом, и многие откладывают покупку автомобиля до возвращения на материк.
И народу пока немного. Школьники несутся куда-то с утра пораньше. У них, конечно, дел на весь день хватит. А в ресторане "Северный", мимо которого сейчас проходят мои герои, - длинном одноэтажном строении (горисполком все собирается снести его, чтобы не портил вид, стыдно сказать: одноэтажный дом на главной улице), в ресторане, который только-только открылся, еще совсем пусто, это видно в окна.
Дальше еще одна деревяшка, но уже двухэтажная - старый Дом быта. Тоже будут сносить, но не сразу, потому что в новом доме-красавце все мастерские не разместились, а Магадан не хочет уступать одно из первых мест в республике по стоимости услуг, приходящихся на душу населения. Да и план этого не позволяет (справедливости ради заметим, что первенство завоевано не столько широтой охвата и разнообразием сервиса, сколько ценами на эти самые услуги - они в полтора-два раза выше материковских за счет высокой заработной платы персонала). Так что здание пока постоит.
Далее следует небольшая площадь перед входом в парк с городской Доской почета и транспарантом в честь пятидесятилетия СССР. Дальше деревянный Дом пионеров, который тоже снесут, как только на углу Парковой и Гагарина, напротив дома с мозаикой, построят новый. Но это будет нескоро, в десятой пятилетке, наверное, и у горисполкома еще есть время решить, чем занять в будущем этот участок и те, что выше. Место, действительно, лучше не придумаешь - на главной улице, а рядом парк. Читатели тоже могут пофантазировать на эту тему.
А в самом деле, что нужно еще построить на главной улице в Магадане? Гостиницу? Есть, целых две, и к одной пристраивают крыло. Три ресторана (плюс столовая, которая почему-то полтора десятка лет именовалась кафе). Универмаг есть. Театр стоит совсем недалеко, а к 2000 году (по генплану) еще один - драматический (нынешний - музыкально-драматический - больше нажимает на оперетту) будет построен в Нагаево, перспективном районе. Областную библиотеку уже построили на Якутской, лучшую на Дальнем Востоке, одних только читальных залов - семь. Далековато, конечно, от центра, но не будешь же ее теперь сюда перетаскивать. Кинотеатр на главной улице есть. Областные организации свои здания имеют. Дворец спорта построен. Крытого катка, правда, нет, но место ему уже отведено, а здесь он не поместится. Дворец молодежи запланирован в долине Магаданки. Дворец культуры профсоюзов с зимним садом и певчими птичками вон стоит.
Может быть, музей? Но его здание маловато для главной улицы - богатой историей наша область похвастать пока не может. Ну хорошо - займет музей место Дома пионеров. А остальные участки? Так что есть над чем подумать депутатам в этом странном городе, в котором, как мы только что выяснили, почти все есть, а то, чего нет, - скоро будет.
А пока мои герои миновали кинотеатр "Горняк" (на детском сеансе в одиннадцать какая-то "Нина", в двенадцать тридцать - "Меченый атом" - вроде про физиков, но почему-то на афише стреляют). "Восход" (так здесь называют универмаг, некоторые зовут его "Расходом", - горит "Восход" растратой новой - вечером он выглядит действительно красиво: витрины в два этажа из сплошного стекла, большие зеленые буквы "Универсальный магазин" по крыше пятиэтажного дома) конечно, закрыт. Ни одного южного человека с цветами поблизости - обычно они здесь торгуют. Все та же бессменная тетя в тулупе и валенках с галошами продает букетики бессмертника по рубль шестьдесят, но избалованных магаданцев таким товаром уже не совратишь, тем более что бессмертия он никому не гарантирует. И на цветочном магазине на противоположной стороне, конечно, замок - отсюда видно. Остались вы сегодня без цветочков, Виктор Степанович, вот вам и гадики!
Вере Васильевне эта прогулка не доставляла удовольствия - кого встретишь на пустынных улицах? Только последний дурак побежит куда-нибудь из дома в праздничное утро. И некому здесь глядеть на ее шапку, шубку и сапоги, которые, кстати, раз уж настроение совсем плохое, наверняка не французские, а этикетку сама же Тоня отрезала, чтобы подороже содрать.
- Дальше-то что? - спросила Вера Васильевна. - Так и будем весь день по городу болтаться? Дома еще обеда нет.
- Ну и не надо. Пойдем в "Березку".
- Будешь там в носках выступать?
Верно, был такой случай в позапрошлом году, когда набравшийся Виктор Степанович танцевал с Сергеем, Тониным мужем, в "Южном". Но Сергей, хоть это неприлично - мужчине с мужчиной танцевать, все-таки в ботинках был, а этот разулся, ботинки ему, видите ли, мешали. С таким только на люди выходить, позориться.
- Да что ты сегодня как бешеная! - рассердился Виктор Степанович. - Слово сказать нельзя.
- Ладно, - сказала Вера Васильевна, - купи шампанского и поедем домой. Что по холоду зря ходить?
В "Полярном" (а в Магадане не только промтоварные, но и многие продуктовые магазины получили звучные названия: "Волна", "Нептун", "Юбилейный", "Маяк") Виктор Степанович купил шампанское (и о себе не забыл). На пустынной остановке напротив "Восхода" они дождались автобуса, который тоже пришел пустой.
Дома Вера Васильевна сразу же занялась обедом, а Виктор Степанович с большими предосторожностями наполнил водкой все шесть стопок, стоящих на полке серванта, и потом смотрел телевизор, отрываясь только для того, чтобы потихоньку выпить. Настроение у него было самое прекрасное.
В начале третьего Вера Васильевна велела собирать на стол. В честь праздника решили обедать в комнате, по телевизору шел какой-то фильм. Хотя ноги уже малость подводили, Виктор Степанович сервировал стол как надо и даже скатерть новую постелил. Под тарелку Веры Васильевны он положил четыре новые десятки - пусть тоже порадуется, раз ее праздник (но могли бы эти гадики и сегодня подарки продавать. Если все перед праздником за подарками побегут, то работать кто, спрашивается, будет?).
Эти деньги мало порадовали Веру Васильевну (надо же, как сон въелся!), и шампанское ее не утешало. К тому же она выпила не один фужер, как собиралась, а три - Виктор Степанович после селедки задремал за столом, и ей пришлось допивать бутылку, чтобы добро не пропадало.
К концу обеда она почувствовала, что начинает болеть печень. У нее еще хватило времени, чтобы убрать со стола, сунуть подушку под голову мужу, расположившемуся на кушетке, и налить грелку. А потом ей стало совсем плохо, и, когда часа в четыре пришла Тоня, та самая, которая продала ей ленинградские сапоги за французские, Вера Васильевна еле дошла до двери, чтобы ей открыть.
Тоня попробовала было утащить ее к себе - небольшая, но приятная компания, пирог с мясом и выставка подарков, которые ей, Тоне, преподнесли в честь этого дня неизвестные поклонники, но Вера Васильевна только рукой махнула - какие уж там гости, если болит так, что хоть "скорую" вызывай. А к девяти на работу идти.
- Сама небось подарки купила? - спросила Вера Васильевна, вспомнив, что два дня назад Тоня просила у нее сто рублей, но Вера Васильевна снять деньги с книжки категорически отказалась.
- Очень надо! - сказала Тоня весело, словно и забыла про ту обиду. - У меня кавалеры есть.
- Там у тебя в ящике, между прочим, что-то лежит, - сказала она уже с порога.
Открытку Вера Васильевна достала вечером, когда шла на работу. Подписана она была странно: "Неизвестный Вам Антон".
2
Я уже говорил, что на вечерний Магадан лучше смотреть откуда-нибудь сверху. Тогда эта небольшая галактика производит довольно яркое впечатление. А когда идешь по темным улицам, то почему-то думаешь, что фонарей маловато, магазины попадаются редко и витрины светят еле-еле. И скользко.
А тут еще ветер. Стоило Вере Васильевне подняться к кладбищу, как он задул ей навстречу со своей нормальной силой (десять-двенадцать метров в секунду), а это, когда минус двадцать или пусть даже пятнадцать, совсем несладко. И хотя одета Вера Васильевна тепло - платок, полушубок и валенки вместо неизвестно кем изготовленных сапожек (валенки производства Магаданского промкомбината, в 1973 году в области было изготовлено 145 тысяч пар), - холодно и одиноко ей идти пустынной улицей вдоль кладбища. Да и печень побаливает. И плевать она хотела на сочувствие Виктора Степановича, который к ее уходу изволил проснуться и даже пообещал вымыть посуду.
Господи, все бы она отдала и своего ненаглядного супруга в придачу! Вот только кому и за что? Кому может понадобиться это барахло: полушубок и валенки, ночное дежурство, больная печень, тридцать восемь лет, ветер, секущий лицо не то подмерзшим снегом, не то каким-то мусором, десять тысяч на сберкнижке, тоска, головная боль к утру? Впрочем, десять тысяч - это деньги, их заработать нужно, пробросаешься.
Но если трезво подумать, то что у нее, Веры Васильевны, есть? Эти деньги (да и то не совсем ее, потому что зарабатывает-то в основном Виктор Степанович, а ее вахтерской зарплаты даже на прожитье не хватает, неизвестно куда уходит), несколько чемоданов вещей, многие из которых уже лет десять как вышли из моды, двухкомнатная квартира без ванной и собачка Белочка. Разве это много для живого человека?
А ведь больше ничего уже не будет, ничего. Ну, денег, наверное, прибавится. Можно будет купить на материке дом, мотоцикл Виктору Степановичу или даже машину. Только зачем все это? Зачем дом, огород, машина, если все вокруг будут чужие? С кем разговаривать? К кому ездить? Даже самые лучшие родственники чужими становятся, если их несколько лет не видишь.
Вот и получается, что совсем она одна на белом свете - со своими сбережениями за пазухой. (На 1 января 1974 года в сберкассах области было 258 832 вклада на сумму 294 150 тысяч рублей, средний размер вклада составлял 1136 рублей - в целом по стране 729 рублей, а на каждого жителя области приходился вклад размером 716 рублей. По неофициальный данным, так как тайна вкладов охраняется государством, некоторые жители области обладали вкладами в 100 и более тысяч рублей - новыми.) И никаких радостей впереди. Разве что Белочка щенков принесет. Только очень она для этого нервная.
Ах ты, холодно-то как! На углу Парковой просто с ног сбивает. И прохожих никого, даже в честь праздника. В большинстве квартир свет, кое-где руки мотаются - пляски. Идешь мимо дома и как будто сквозь стены видишь: ряд окон с небольшими отверстиями под подоконниками (в нишах холодильники, северный вариант) - кухни, в следующем ряду окна побольше - большие комнаты (там руки и мотаются), дальше опять ряд окон в две створки - спальни двухкомнатных квартир (тут редко где свет горит) или кухни. Все одинаково. И даже мебель расставлена одинаково. Потому что ее (тоже одинаковую) иначе трудно поставить.
Нет, все-таки я не так строил бы северные города. Начнем с, как выражаются, жилища. Квартиры должны быть большими и непохожими. У одного - модерн, все только современное, всякие там кнопки, транзисторы, электроника. А у другого - как старинная интеллигентская квартира в Ленинграде, с антресолями, непонятными кладовками и заставленной всякой рухлядью комнатенкой, где сорок лет назад жила домработница тетя Даша. А третьему, может, хочется, чтобы его дом напоминал избу, в которой он вырос. Это, конечно, преувеличение, но очень разная должна быть начинка у всех домов, чтобы каждый чувствовал себя здесь хорошо - ведь люди приезжают разные. И, конечно, все коммунальные удобства должны быть.
Но это еще не все. Здесь особенно, потому что семьи, как правило, маленькие - без бабушек и дедушек, а то и без детей, которых отправили из-за климата на материк, особенно нужно, чтобы человеку было с кем и где общаться после работы. Тем более что на улицу зачастую нос не высунешь. Нужны какие-то места (кафе? клубы? только не красные уголки в подвале с настольным бильярдом) для этих встреч, концертов самых лучших артистов, небольшой выпивки, наконец. И пить будешь меньше, если кругом интересно.
И еще я бы приглашал сюда только очень интересных людей, лучших в своей профессии. И не давал бы им здесь жить долго, пять лет максимум - и до свидания. Потому что, за эти годы интересный человек израсходуется вдрызг и начнет повторяться, начнет выискивать легкие ходы и удобные решения, а найти их тем легче, чем дольше он тут живет, потому что спаянность и поддержка северных людей усиливается с годами, прожитыми вместе. Нужна смена.
Конечно, все это очень дорого. Но разве сегодня Север дешево стоит? Одна текучесть рабочей силы ежегодно обходится в миллионы. А взять уже упомянутый феномен: промышленность остается на одном и том же уровне, а население ежегодно растет на 8–10 тысяч. За счет чего? Безработных в Магадане, конечно, нет (по данным советского ученого В. А. Тишкова, в июле 1973 года в Канаде, т. е. на зарубежном Севере, не имело работы 503 тысячи человек - 5,3 процента от общего числа занятых, рекордный процент на тот момент для капиталистического мира). Напротив, в каждом номере газеты, на каждом углу - одни и те же объявления - требуются, требуются. Но все ли они действительно требуются?
Вот должность Веры Васильевны - вахтер. Базу, на которой она работает, охраняет электроника. Не будем вдаваться в подробности (хотя бы потому, что они и автору неизвестны), скажем лишь, что Вере Васильевне вовсе не требуется выходить во время дежурств из будки, где она сидит, и проверять замки на воротах. Так зачем же она сидит? За что она получает сто пятьдесят рублей - больше, чем многие инженеры на материке?
Вот вам главный резерв экономики: на Севере должны жить только действительно нужные люди. И вот им-то, самым нужным, приехавшим сюда на короткий срок должны быть созданы те условия, о которых говорилось выше.
Автор не несет здесь никакой отсебятины. Об этом уже немало писали экономисты и социологи. В подтверждение могу сослаться на интересную книгу журналистов "Литературной газеты" А. Левикова, В. Переведенцева, А. Смирнова-Черкезова, В. Травинского "Колыма и колымчане" (М.: Сов. Россия, 1971). Возможно, что когда-нибудь эти доводы будут услышаны.
И опять оказывается, что надеяться Вере Васильевне не на что. Если все будет так, как хочется автору, то спрячут со временем ее базу под землю или каким-нибудь другим образом полностью переведут на электронную защиту, сломают ее двухэтажный, с ограниченным набором удобств домик, столь распространенный сегодня в Магадане, чтобы построить настоящее "жилище" для настоящих специалистов (в городе, прижатом сопками к морю, площади для застройки немного). А ей - возвращаться в ставшие уже чужими родные места, на материк, с толстой пачкой аккредитивов и пустой душой. Именно пустой. Прожив здесь два-три десятка лет - и лет самых лучших, привяжешься к Магадану со всеми его плюсами и минусами. И, оставив привязанность, что оставишь себе.?
Жалко мне Веру Васильевну. Да и самого себя жалко. Потому что и автора эта участь постигнет - хватит уже, уезжать пора, засиделся. Наверное, те, кто будет жить здесь недолго, напишут о Магадане лучше - свежий взгляд, столичная школа и обитая культура выше. Нет, не корите меня за сочувствие Вере Васильевне. Кто нас с ней пожалеет?
На Комсомольской площади (ну и ветер несется по проспекту! Телевизионная вышка воет от его напора. Свалит ее, наверное, когда-нибудь, и исчезнет единственное сходство с Парижем) Вера Васильевна сделала небольшой крюк, чтобы попасть к витринам магазина "Маяк". Редкие покупатели - все, конечно, мужики - неслись по обледеневшему тротуару к магазину, боясь, что вот-вот закроют, некоторые даже без пальто. Два или три такси попыхивали перед входом.
Она остановилась около заиндевевшей витрины и достала из сумки, где у нее лежали термос с чаем, хлеб и пара котлет, открытку. Открытка под термосом перегнулась - нарочно засунула поглубже, чтобы не намокла от снега, - и это огорчило Веру Васильевну.
Текст был такой:
Многоуважаемая Вера Васильевна!
В замечательный женский праздник позвольте Вас поздравить от глубины моей души и пожелать Вам большого женского счастья и всех прелестей жизни. Остаюсь с симпатией к Вам.
Неизвестный Вам Антон.
А на обороте нарисованы слоники - почти как те, что продавались когда-то у нас в магазинах, из уральского камня, но только все одинакового роста и сразу видно, что индийские, потому что очень худые. И написано внизу мелко-мелко, что слоны индийские, ручной работы.
"Кто же это? - снова подумала Вера Васильевна. - Я не знаю никакого Антона. Откуда же он меня знает? Или это кто-то разыгрывает?"
И тут вспомнила она человека из сна. Как он стоял перед нею, опустив руки. Нет, сначала он руками закрывал лицо, словно стеснялся, потом сделал какой-то жест - как индийский, и глаза его горящие впились в нее. Слоники вот тоже индийские, ручной работы. И показалось ей, что у того человека из сна было не две, а гораздо больше рук, которые все красиво изгибались - она видела это во многих фильмах, и Махмуд Эсамбаев, когда приезжал сюда, тоже такое показывал.