- Да… серьезное дело, - покачал головой рыжебородый. - Что ж, разберемся. А пока пошли разведем костерок да погреемся.
Корабль гибнет со смертью капитана. Пока капитан жив, живет и корабль. И неважно, чьи руки соткут его паруса.
Его корабль разбился о рифы, но он стоит на найденной им земле. Теперь самое главное - наладить отношения с кровожадными туземцами.
- Слышь, тебя Генкой зовут, да?
- Геннадием Васильевичем. Запомни!
- То же мне - Геннадий Васильевич! Видал я таких.
- А видал, так и не лезь! Тебя сюда не звали!
- Ох, Геннадий Васильевич, не миновать тебе картошку чистить! - вмешался его отец. - И что ты за человек такой неуживчивый?
Геннадий Васильевич отвернулся и полез вверх по склону за хворостом.
Птичий базар остался за выступом скалы. Его гомон снова напоминал шум сильного летного дождя. Здесь на каменистом пологом склоне жили только черные носатые топорки. Они носили такие большие клювы, что непонятно было, как они не перекувыркиваются. Топорки жили в норах, как звери, и на людей не обращали никакого внимания. Некоторые плавали по обмелевшей бухте, время от времени торчком втыкаясь в воду. Другие сидели возле нор. Зевали. Низко черкнула по камням большая черная тень - пролетел орлан. Выше по склону, куда ушел Геннадий Васильевич, верещали в стланике полосатые бурундуки. Кажется, земля была обитаемой.
Островом владели джунгли. По утрам в зарослях затопленного мангровника оглушительно пели птицы. Угрюмый боцман на берегу бухты Спасения видел черных лебедей удивительной красоты. А по ночам джунгли оглашал рык полосатых тигров.
- Капитан, - сказал угрюмый боцман, - мы должны построить новый корабль, земля - плохое пристанище для моряка…
- Так как же, прав Геннадий Васильевич или нет? Не хочется ведь зря заставлять человека картошку чистить. - Рыжебородый внимательно и строго посмотрел на Володю. Глаза у него тоже отливали рыжиной, но все-таки не так, как у сына. И вообще он Володе нравился.
- Зря он говорит. Да если бы я знал, что они такие, эти птицы, я вообще бы сюда не поплыл. Нужны мне их яйца.
- Может, и верно тебе не нужны, да они-то про это не знают? Вот дело какое. А тут уже два раза появлялся грабитель в зеленой куртке - как же было не сомневаться Геннадию Васильевичу?
- Так я, что ж? Я ничего… А как вас зовут?
- Василий Геннадиевич. Вот у нас так вышло. Гадаем, кому больше повезло - неизвестно. И так вроде хорошо и этак неплохо. Верно?
Над головой Володи что-то затрещало. Хлынула с обрыва щебенка, следом за ней прямо к Володиным ногам бухнула здоровенная коряга. Посыпались мелкие ветки сухого стланика.
- Больше не нашел! Тут близко и стланика-то хорошего нету. - Геннадий Васильевич ловко, как на лыжах, скатился с обрыва, тормозя корявым суком.
Потом вдвоем с отцом они быстро разровняли площадку, сложили по-хитрому неукладистые серые сучья, и скоро затрещало бесцветное пламя.
Володя разложил на камнях куртку, снял ботинки, брюки. В майке и трусах зябко присел к огню. Геннадий Васильевич долго смотрел на него, а потом сказал:
- Нет, па-а, это не он, - вздохнув, добавил: - Ладно уж, я буду чистить сегодня картошку.
- Я же говорил - не торопись. Людям верить надо. А вчера кто метеоролога Костю за браконьера принял, кто?
- Так я же чистил вчера картошку…
Геннадий Васильевич отвернулся, его страшно заинтересовали шнырявшие между камней топорки и люрики.
Володя давно уже наблюдал за ними. Птицы деловито осматривали каждую лужицу, оставленную морем. Иногда даже по-куриному разгребали лапами мокрые кучи коричневых водорослей. Быстро нагибались - и на одну секунду в клюве мелькала серебряная рыбка, Володя только сейчас понял, для чего топоркам такой нелепый клюв: он заменял корзинку. Набрав полный клюв, топорки спокойно отправлялись к своим норам - кормить птенцов. Торопиться им было некуда - запаса хватало надолго.
Костер разгорелся, пришлось отодвинуться подальше, да и одежда уже высохла. Володе захотелось есть, он неловко подтащил к себе жухлый рюкзак.
- Ты чего? Подожди, домой придем, там и поедим как следует, - остановил его Василий Геннадиевич. - Торопиться все равно некуда. Раньше как через неделю никуда ты отсюда не выберешься.
- Неделю! Но мама через три дня вернется! Как же…
- А вот так же. Радирую, чтобы о тебе не беспокоились, а в воскресенье придет катер. Ну, согрелся? Давай тогда собираться - и домой.
Почему моряк, отыскивая свою ненайденную землю, думает только о том, как он ее найдет? Капитан глядел в море с самой высокой скалы острова. В море тонуло солнце, и оттуда бежали к берегу алые волны. Каждая из них побывала в каком-то из оставленных капитаном крае, но он не знал, где та, единственная, что пришла из его далекого дома. И волны не слушались его, они никуда не могли его унести, Теперь из всего огромного мира ему принадлежала только эта последняя найденная им земля.
- Клянусь господними потрохами, - сказал угрюмый боцман, - мы будем самыми счастливыми людьми, если сможем когда-нибудь выбраться отсюда! Будь проклята эта карта и эта земля!
- Не проклинай того, чего не знаешь, - оборвал его капитан. - Земля - наша, и мы будем на ней жить.
Дом оказался простой палаткой. Она уютно пристроилась между двух огромных камней. Место вокруг было странное: точно кто-то нарочно накидал в долину больших неровных глыб. Камни легли неплотно, иногда едва держась на одном ребре. Между ними темнели неровные щели, оттуда тянуло сырым холодом. На камнях росли черные, зеленые и серые лишайники, чудом удерживались какие-то былинки. Володя никогда еще не видал таких мест.
- И вы всегда тут живете?!
- Нет… Только летом. Пока отпуск, - небрежно ответил Геннадий Васильевич. - Между прочим, неплохо живем, это наш остров.
- Кто это его вам отдал? - недоверчиво спросил Володя.
- Никто. Сами взяли.
Рыжебородый Василий Геннадиевич слазал в палатку и торжественно поставил перед сыном небольшое ведерко с картошкой.
- Вот, займись-ка, землевладелец. И не морочь человеку голову. Может, он тоже хочет, чтобы остров принадлежал ему.
Солнце остановилось над гребнем сопки и неторопливо брело по склону, спускаясь от вершины к морю. Небо светлело, теряло цвет. Море отливало перламутром, как большая раковина. Зато камни вокруг палатки потемнели и словно выросли. В них появилась живая изменчивость очертаний. Теперь уже никак нельзя было сказать, камень ли чернеет вдали или тихо ползет неведомый зверь. Протяжно, по-вечернему заныли комары.
Геннадия Васильевича ничто не пугало. Он даже и не смотрел по сторонам. Сердито сопя носом, он как попало кромсал картошку. Володя несколько минут наблюдал за ним, потом протянул руку:
- Дай я, так и картошки не останется.
- А у тебя останется? - Но спорить не стал и отдал нож.
Странное дело, Володя всегда считал, что чистить картошку - почти самое скучное занятие на свете. Чуть-чуть веселее, чем стоять в очереди. Но сейчас неровные отблески костра золотили руки и темные шершавые клубни казались диковинными плодами неведомой земли.
- Эти клубни вполне съедобны, боцман, - местные туземцы знают их давно.
- Что? Что ты сказал? - Геннадий Васильевич вытаращил глаза.
- Если говорит сам капитан, то команда должна слушать его беспрекословно, - спокойно сказал Василий Геннадиевич. Он незаметно уселся позади мальчиков. - Мы находимся на вновь открытой земле, корабль потерпел крушение. Ведь так?
- Откуда… Как вы знаете?! - Володя выронил картошку, и она покатилась в костер.
- А может быть, я тоже всю жизнь искал свою последнюю неоткрытую землю? Только она далеко. Многие моря и земли видели мои глаза, а вот теперь я - хранитель этого острова, а это - комендант птичьего базара. Я охраняю рыб, он - птиц. Но мы рады доброму гостю.
- И зачем ты так непонятно говоришь? - пожал плечами Геннадий Васильевич, - Сказал бы просто: ты инспектор рыбонадзора, все бы понятно было, а то что?
Хранитель острова вздохнул:
- Скучный ты человек, Геннадий Васильевич, прямо - понедельник. Учу тебя, учу - ничего не получается. Ну как ты жить будешь такой?
- Да уж проживу. Воды вот опять не принес, а ведь не моя очередь. Ладно уж, сиди, сам потом схожу.
Котелок над костром торопливо забулькал, потянуло сытным духом вареной картошки и лаврового листа, Василий Геннадиевич снял котелок, опрокинул туда банку мясной тушенки, крупно покрошил перья зеленого лука. Снова поставил на огонь, принюхался:
- Теперь в самый раз будет. Прошу к столу.
Стол заменял большой плоский камень, который словно нарочно положили возле палатки. Володя было снова взялся за рюкзак, Василий Геннадиевич отвел его руку и молча опрокинул мешок. На траве оказалась серая каша мокрой бумаги.
- Эх, капитан! Кто же так собирается в дорогу? - Но, глянув на потемневшее лицо Володи, добавил:
- Ничего. Колбаса все равно годится. У нас как раз кончилась. И масло еще можно спасти.
После ужина Геннадий Васильевич тронул Володю за плечо.
- Пошли, что-ли, за водой?
Мальчики долго петляли среди камней. Володе вообще стало казаться, что они не двигаются с места. Вверх, вниз по камням. То справа высунет мохнатые лапы куст стланика, то слева. Но вдруг мягко ударил в лицо свежий речной ветер, близко запела вода, а ноги утонули в высокой росистой траве. Широкие мягкие листья ласково гладили руки.
- Пришли, - коротко сказал Геннадий Васильевич. - Сейчас я к речке спущусь, а ты мне ведро подашь.
Он бесшумно нырнул вниз, в темноту и плеск. Володя остался один возле густой мохнатой лиственницы. В ее ветвях сонно завозилась какая-то птица. Он вздрогнул. Собственно говоря, было не так уж и темно. Небо оставалось светлым, и вдалеке над морем немеркнущая заря сливалась с заревом городских огней. Темнота притаилась лишь на земле, среди камней и деревьев.
Снизу позвал голос Геннадия Васильевича:
- Валяй сюда! Тут комаров почти нет.
Камешек, сорвавшись из-под ног, звонко плюхнул в воду, но Володя уже стоял на узеньком карнизе подмытого берега. Рядом на корточках сидел Геннадий Васильевич, а возле их ног пела река. Другой берег тонул в плотной пелене тумана. Геннадий Васильевич сдунул руку в воду:
- Смотри, у берега совсем теплая! Пойдем завтра купаться?
Володя тоже потрогал воду, пальцы ожгло холодом. Он нагнулся, держась за ветку, и тронул воду подальше от берега. Там течение было быстрее. И вдруг по ладони черкнуло что-то стремительное и гладкое, еще более холодное, чем вода. Володя отдернул руку, удивленно оглянулся.
- Слушай, там живое что-то…
- Так это же горбуша пошла, чудак. Здорово-то как, понимаешь!
Мальчики притихли, вслушиваясь.
Вся река странно всплескивала, бурлила, шелестела. То там, то тут плавники вспарывали воду, слышались плещущие удары хвостов. Шла горбуша. И словно сама ночь наполнилась могучими требовательными голосами жизни.
2
Очень давно, в детстве, отец принес Володе невиданную игрушку. Маленький невзрачный шарик бросили в воду, и вдруг шарик раскрылся и стал диковинным зверем.
В тяжелую осеннюю путину сейнер отца не вернулся. После одни говорили, что судно не смогло справиться со льдом, другие - что сейнер перекинулся. Все это не имело значения. Правда заключалась в одном: сейнер не вернулся на базу. И от всего, что было связано с отцом, осталась только смутная память о сильных руках, несших его куда-то, да еще о диковинной игрушке.
А сейчас перед Володей также неожиданно и чудесно открывалась новая земля. За ночь туман осел на кустах крупными звонкими каплями. Капли барабанили по крыше палатки, гулко падали в ведро.
Василий Геннадиевич поднялся еще до света и куда-то ушел.
- Пошел на станцию, радио давать, - коротко объяснил сын.
Сам он вытащил из палатки катушки, лески, палочки и мастерил что-то непонятное. Володя смотрел, смотрел, но так ничего и не понял. Стало скучновато, а кругом оставалось столько неузнанного!
- …Капитан, по курсу зюйд-зюйд-вест обнаружена неисследованная горная страна. Туземцы носят золотые украшения. Может быть, это и есть знаменитое Эльдорадо?
- Мы это скоро узнаем, боцман. В путь! Курс - зюйд-зюйд-вест! Девиз - приключения и удача!
Володя шел по дну ущелья. Широкий загроможденный камнями распадок незаметно и быстро сузился. Камни исчезли. Зато с двух сторон поднялись шершавые серые стены, с которых, как клочья волос, свисали вниз бледные травы. Между стен змеился мелкий ручей. К нему с обоих берегов подступала густая черная тень, и только на самой середине камни на дне светились, как стеклянные, под солнечным лучом.
Ущелье кончилось внезапно, словно его обрубили. Ручеек с разбегу нырнул в море, а скалы слегка раздвинулись. На них уже не висели плакучие травы. Высоко, куда ни за что не добраться, между камней синели незабудки.
Большая черная тень вдруг легла на светлое утреннее море. Володя поднял голову: в небо, словно ввинчиваясь, поднималась огромная птица. Скоро орлан уже был так высоко, что Напоминал маленький детский планер.
Володя уселся на шершавых от морской соли камнях. Спокойное море дремотно шуршало галькой, таскало взад-вперед бурые космы морской капусты и двух серых медуз.
Володя еще раз глянул вверх. С вершины обрыва свесилась старая лиственница, словно собиралась броситься вниз. Ему показалось, что дерево ожило и зашевелило ветками. Присмотревшись, он понял, что там, у самого ствола, сидел орлан. Детский планер в небе исчез. А возле корней дерева шла какая-то возня. Наверное, там делили добычу.
Если туда заберешься, то сразу весь остров увидишь: выше этого места ничего нет, подумал Володя.
…Руки моряка привыкли к вантам, но они не знают коварства земли.
- Пусть меня сожрет акула, если мы поднимемся на эту скалу, капитан! Я не обезьяна! - ворчал угрюмый боцман.
- У нас нет другого выхода, мы должны узнать свою землю. И это еще не все, что нам предстоит…
Хрупкий серый камень крошился и таял под руками, как мокрый сахар. Никлые травы словно и не имели корней - так легко они отрывались от скалы. Он быстро исцарапал руки и колени, а точно не двигался места.
Володя давно уже не смотрел вверх. Самое главное надо было решить, куда теперь поставить ногу. Если взяться вот за этот камень, то… Рядом с ним что-то с силой хлестнуло по камню - веревка! Надежная, толстая веревка чуть покачивалась возле его руки. Он схватился за нее, даже не взглянув, откуда она взялась.
Только поднявшись до гребня, Володя увидел, что веревка привязана к могучему лиственничному пню. Рядом, придерживая ее обеими руками, стоял Геннадий Васильевич. Лицо у него было бледное и растерянное.
- Это ты?!
- А ты что, думал - я тебя и брошу? Ты же тут и не знаешь ничего, а лезешь.
Володя лег на густую мягкую траву и смотрел в небо. Оно было высоким и синим, и только на почти неразличимой высоте тянулись по нему из конца в конец серебристые нити облаков. А за спиной угадывалось солнце.
Никуда больше не хотелось лезть. Просто лежать долго и смотреть в небо… И думать про что-нибудь хорошее. Уж, конечно, не про эту позорную веревку.
А когда он поднялся, то увидел, что слева, еще выше, чем они были, поднималась скала Орлиного гнезда, а правее сопка ровно скатывалась к морю, и на ее склоне пристроилось несколько домиков. Чуть в стороне и выше белел отдельный домик - метеостанция.
- Так тут же люди живут! - вырвалось у Володи.
- А ты думал кто - обезьяны? - презрительно спросил Геннадий Васильевич. Он делал вид, что его зря оторвали от дела, а вообще лопался от гордости.
Ненайденная земля исчезла. Ее открыли до него. Неважно кто и когда. Карта солгала, а его ждали теперь новые годы поисков, новые скалы, встающие из морских глубин.
- Все кончено, боцман. Я вижу лодки туземцев, причаленные у берега. Любая из них унесет нас в море.
- Как бы она не унесла нас в преисподнюю, капитан. Иногда земля надежнее моря, даже для моряка.
- Что ж, оставайся! А меня зовет пассат, и альбатросы кричат над волнами.
Геннадий Васильевич пожал плечами.
- Пойдем в обход, по отливу, - предложил Геннадий Васильевич, - тут совсем близко.
Издали казалось, что идти будет совсем легко. Море отступило далеко, оставив ровную полосу песка с редкими лужицами возле камней. Но песок мягко оседал под ногами, в каждом следе сейчас же с бульканьем собиралась вода. Кое-где непонятно отчего из песка взлетали водяные фонтанчики. Все кругом чавкало, охало, вздыхало. Словно море и не уходило никуда, а просто спряталось под песком.
Володя нагнулся, чтобы вытряхнуть песок из ботинка, и вдруг увидел, что из-под камня на него смотрят чьи-то большие немигающие глаза. Камень был высокий, и тень под ним казалась особенно густой и черной. Он замер, даже не вскрикнув, так это было непонятно.
Что-то произошло. Глаза исчезли, а вместо них показалось что-то острое, темное. Вода в луже под камнем пошла кругами. Да ведь рыба там сидит, сообразил Володя, а я-то…
- Смотри, там рыба прячется! - крикнул он Геннадию Васильевичу. Тот уже успел отойти далеко.
- Подумаешь! - ответил он, не оборачиваясь. - Бычок какой-нибудь паршивый. Тоже мне рыба. Пошли! Чего ты отстал?
Бывает же так. До этой минуты все лужи под камнями казались Володе одинаковыми - вода, и все. А теперь он вдруг увидел, что в каждой кто-то прятался, ждал возвращения моря. В одной чуть шевелила лучами бурая морская звезда. В другой плавал серый студенистый комок - медуза. А в третьей так и кипела какая-то мелочь - не то рачки, не то рыбья молодь или еще что-то такое же, маленькое и неунывающее. Беспомощно распластались по песку коричневые водоросли. В каждой капельке воды на них горело солнце. А по камням сновали птицы.
Вдали выросла знакомая скала птичьего базара. Птицы над ней издали напоминали тонкую сетку. Ветер трепал сетку и не давал ей опуститься на землю. Она то сникала, то вновь взвивалась вверх. Володя поежился: ему совсем не хотелось встречаться с птицами.
Но Геннадий Васильевич уже свернул в какую-то щель. Узкий заросший мокрым ольшаником распадок словно надвое разрубил скалу. По дну его бежал один тоненький звонкий ключик. Мальчики продрались сквозь кусты и неожиданно оказались в знакомой каменистой долине. Возле палатки прямой струей поднимался дым - значит, Василий Геннадиевич уже вернулся.
Он сидел возле палатки и держал в руках железные вилы. Только на концах вил торчали острые, загнутые внутрь крючья.
- А это что? - спросил Володя.
- Острога! Та самая! - вскрикнул Геннадий Васильевич.
- Вот именно - та самая! - Василий Геннадиевич с сердцем отшвырнул ее в сторону. - Век бы она, проклятая, на глаза мне не попадалась!
- А где вы ее взяли? И это что - плохо, да? - сгорал от любопытства Володя.