- Три! А ты бери скорее, - обратился он к человеку в золотых очках, - а то я весь кусок откуплю.
Хозяин быстро отмерил Макару сукно.
- Разрежь надвое! - приказал Скоробогатов, присаживаясь на стул и стаскивая с себя приисковые тяжелые сапоги. Он размотал холщевые портянки, навернул на ноги сукно, обулся, а портянки, скомкав, бросил продавцу за прилавок:
- На тебе фрак! Вздумал еще мне говорить поперек, щучья ты вонь. Я тебя могу купить и продать, мелюзга аршинная!
Забрав покупки, он гордо вышел из магазина.
Наталью этот поступок не удивил. Она только внутренне смеялась, видя бахвальство Макара, растерянность продавца, глупо улыбающееся круглое лицо хозяина.
Из магазина Макар поехал к себе домой. Наталья удивленно проговорила:
- Куда ты погнал?.. Довези меня до дому-то!
- Где он у тебя дом-то?
Это вышло у него как-то сердито и укоризненно.
У Натальи дома не было. Она думала остановиться у тетки Арины. Слегка краснея, она сказала:
- Не всем же такими богатыми быть, как вы! - Потом спокойно и твердо добавила - Слушай, не дури, не издевайся! Остановись! Я вылезу. Уйду отсюда пешком.
- Заедем ко мне, - решительно сказал он и погнал лошадь еще быстрей.
- Зачем?..
- Просто так, я хочу так!
Макар искоса посмотрел на Наталью и подумал: "Почему бы мне и не жениться на Наташке?" Эта мысль его как-то обогрела. Он вспомнил ее ласковые глаза, умные разговоры… Макар придержал лошадь, бросил вожжи на бричку и тихо заговорил:
- Все-таки, Наташа, ты зря от меня сторонишься!
Наталья удивленно взглянула на него. Перед нею был прежний Макар - ласковый, прямодушный, сильный. Она промолчала. Скоробогатов, потрогав ее руку продолжал:
- Плюнь, не сердись! Ты думаешь, я с Фимкой?..
- Отстань ты со своей Фимкой. Каждый человек сам себе хозяин! Если я захочу, кто мной распорядится? Я вольный человек. Пусть хоть бы мы с тобой были венчаны, всё равно не имею права связывать тебя и заставлять любить меня… Любовь, Макар Яковлич, приходит сама, когда люди уважают друг друга!
- Не пойму я тебя…
- И не понять тебе меня, потому дороги наши с тобой разные! Я простая, рабочая, а ты…
- Ну и что же? - хвастливо сказал Скоробогатов и пожалел, что ответ вышел грубый. Ему хотелось сказать Наталье что-то ласковое. Он чувствовал уважение к этой женщине. Он даже усомнился, что это - Наталья, та самая девушка, с которой он бывал иногда груб.
"А кто тут виноват?" - подумал он, но ответа, на это не нашел. И снова вернулась мысль: жениться на Наталье. Кто ему запретит?.. "Будущий ребенок. Стыд от людей… - подумал он. - Взял любовницу, да еще с приданым"…
Он не заметил, как подъехали к дому.
- Давай, Наталья, вылезай! Зайдем к нам, попьем чаю, а потом я тебя увезу.
В голосе и глазах Скоробогатова были простота и добродушие. Наталья удивилась и, бессознательно повинуясь, вошла во двор. Их встретила Полинарья, подозрительно взглянув на Наталью.
- Это кто такая?.. - спросила Полинарья.
- Наталья, наша приисковая.
- А зачем она к нам заявилась?..
- Зачем? Просто ехали вместе, ну и заехали! Давай ставь самовар - чай пить будем! - почти раздраженно ответил Макар, распрягая лошадь.
Полинарья поджала губы и с ехидцей процедила сквозь зубы:
- Еще этого не хватало, чтобы ты своих руднишных девок в дом приводил.
Макар виновато улыбнулся Наталье, грозно взглянул на мать и торопливо повел лошадь в конюшню. Наталья же вскинула на плечо сундучок и быстро вышла, провожаемая словами Полинарьи:
- Моду нашел - приисковых лахудр…
Последних слов Наталья уже не слыхала. Не помня себя, она прошла до узкого переулка и скрылась за поворотом.
Когда Макар вышел из конюшни, он в недоумении остановился, отыскивая взглядом Наталью.
- Она где? - спросил он мать, которая стояла на крыльце, воинственно подбоченясь.
- Ушла!
Прихмурив брови, Макар взглянул на мать и быстро выбежал за ворота, но Натальи уже не было. Он злобно сжал кулаки и, подбежав к воротам, с яростью ударил. Они распахнулись.
- Ты это чего буянишь?..
- Мама! - втянув голову в широкие плечи, придушенно крикнул Макар. Он, как вкопанный, встал посреди двора, грозно сверкая глазами. Его нижняя челюсть выдалась вперед, обнажая ряд крепких зубов.
- Чего ты бесишься?.. Я тебя спрашиваю? - повторила Полинарья с той же спокойной и ядовитой усмешкой.
- Мама! - снова крикнул сын и выругался. Этот выкрик был похож на рев подшибленного зверя. Макар тяжело опустился на плаху возле поленницы и схватился за голову, запустив пальцы в густые волосы.
Вечером Полинарья рассматривала покупки Макара и, вдоволь налюбовавшись, бережно их свернула и запрятала в сундук. А Макар неподвижно, вниз лицом, лежал на сеновале. Много он передумал за этот вечер. Ему казалось, что от тела его оторвался кусок. Он едва сдерживал рыданья, крепко стиснув зубы. Он сам не понимал, что с ним случилось. То он хотел вскочить, бежать, разыскать Наталью, ту Наталью, которая теперь светилась в его сознании каким-то ласково манящим огоньком. То он вспоминал холодные, отчуждающие слова: "Я просто рабочая, а ты"… и тогда приходили другие мысли:
"А в чем я виноват? Ведь не я… Мать… Да ведь и на самом деле она мне не пара. Я же сейчас в силе… Мое будущее - большое…"
Перед рассветом, разбитый, измученный, он ушел из дому. Побродив по пустынным улицам, он зашел к кабатчику Ефимовичу, сел за стол и потребовал водки.
Слушая бойкие разговоры картежников, он позавидовал их веселью. Выпив несколько рюмок, Макар придвинул стул к игрокам и стал следить за игрой.
XVI
Восемь суток - день и ночь - пьянствовал Макар. Напившись он буйствовал, бахвалился. Играя в карты, выбрасывал на стол деньги, как никчемные бумажки… А когда трезвел, ему хотелось сунуть куда: то голову, чтобы забыться, освободиться от гнетущей тоски. Дома он эти дни почти не жил. Ему хотелось найти такое место, где бы не преследовала его мысль о Наталье. Иной раз он задавал себе вопрос:
- С чего бы это? - и не находил ответа.
На девятый день к вечеру приехал с рудника Яков,
- Где Макар?..
- Полюбуйся, - утирая красные, распухшие от слез, глаза, ответила Полинарья и указала в соседнюю комнату. Макар лежал на мягком диване, свесив руку и ногу. Лицо его было красное, опухшее. Широкая грудь его поднималась - он, тяжело дыша, мертвецки спал.
- Все время из дому куда-то пропадает!.. Привез какую-то руднишную девку… Должно быть с ней колобродит, - рассказывала дрожащим голосом мать, - приходит домой - ни тяти, ни мамы.
Яков вышел, крякнув. Распрягая лошадь, он заметил, что в конюшне нет Макаровой лошади.
- А где мухортый?
Полинарья промолчала.
- Где, говорю, жеребенок-то? Тебя я спрашиваю?..
- А кто его знает! Пятый день как не стало лошади.
Яков, как пришибленный, присел на приступок крыльца. Потом вскочил и почти бегом бросился в амбар. Там он не досчитался выездной сбруи. Его серые глаза злобно расширились. Он еще раз пробежал в конюшню, не веря себе, еще раз заглянул туда, где всегда стоял его любимый мухортый.
- Горе-то какое! Эх!..
Скрипнув зубами и выругавшись тяжелой бранью, он вошел в дом. Лицо его было бледно, борода высоко поднялась, а волосы как-то странно вздыбились. Он снял с гвоздя узду и вошел в горницу. Постояв возле сына, Яков дернул его за ногу, говоря:
- Эй ты, богата-богатина!..
Макар приоткрыл глаза и, промычав, повернулся на диване. Ещё раз взглянул безумными глазами, и улегся вниз лицом. Яков взмахнул уздой, со всего размаха ударил сына по спине. Удила звякнули.
- Вот тебе, поганый ты человек!
Макар вскочил, глаза его были налиты кровью.
- А, вот что! - задыхаясь, крикнул Яков. Удила, снова звякнув, тяжелым ударом опустились на плечи Макара.
- Тятя! - рявкнул Макар и, стиснув зубы, бросился к отцу. Он схватил его, встряхнул, приподнял и бросил на пол. Яков мешком рухнул и ударился головою о косяк. Глаза его закатились.
- Варнак!.. Ты чего это с отцом-то делаешь? - визжа вбежала Полинарья.
Макар с опущенными руками стоял и смотрел на старика.
- Отец!.. Голубчик, ты мой! - подбегая к Якову, плача, говорила Полинарья. Она взяла его под руку и попыталась поднять.
- Погоди, мать… - тихо проговорил Яков. - Я ничего… Поучить захотел… Сына своего поучить хотел, а… а… а он… - Яков заплакал, утирая глаза подолом рубахи.
- Ах ты, подорожник ты этакой! Ах ты, варнак ты этакой! - взвизгнула мать. - Да я тебя!… Погоди ужо! - Полинарья угрожающе потрясла кулаком и выбежала в кухню. Она возвратилась с кочергой и ударила Макара по спине. - Вот тебе, рестант ты этакой!.. Вот тебе, острожник!
Удар за ударом сыпались на Макара, а он недвижно стоял, подставляя свою широкую спину. Полинарья бросила кочергу и вцепилась в его волосы. Глаза ее налились слезами. Она, как обозленная кошка, рвала волосы Макара, а когда уставшая, задыхаясь, тяжело опустилась на стул, Макар криво усмехнулся, сказал:
- Эх вы, учителя несходные!
Напялил картуз на взлохмаченную голову и вышел, тяжело хлопнув дверью.
Утром за чаем Яков, сосредоточенно смотря в стакан, сказал:
- Женить надо, пока вконец не смотался!
- И то, - согласилась Полинарья. - Я уж невесту ему подсмотрела.
- Где? - глядя исподлобья, настороженно спросил Яков.
- У Трегубовых!
- Которую?..
- Конечно, младшую - Софью!
Яков недовольно ответил:
- Какая она будет ему жена?.. Финтифлюшка какая-то, да и не по плечу мы им будем!
- А что мы? Не хуже людей - не по-банному крыты, не лыком шиты!
- Знаю я… Аристарх Трегубов не отдаст… Они с господами водятся. Наш брат - мужик - для них не подойдет!
С неделю отец и мать обсуждали этот вопрос, перебирая богатых невест Подгорного, а Макар снова погрузился в работу. Он стал молчалив. На Фимку не обращал никакого внимания. Та старалась попасть ему на глаза, но Макар, как бы не замечая, проходил мимо. По мере того, как вырастали один за другим крепкие корпуса на Безыменке, он внутренне тоже крепчал. Разговаривая с управляющим горного округа - с лысым, хитрым инженером Маевским, он не без усмешки думал: - "Сколь не ерепенься, а я все-таки тебя куплю".
Два раза он обедал у Маевского. Вначале он стеснялся, не чувствовал себя свободно в квартире инженера, но, отсчитав ему из бумажника пять радужных сторублевок, осмелел. К тому же Маевский, дружески хлопнув его по плечу, молвил:
- Ну, будем друзьями!
За обедом он весело болтал о прииске, о платине, называя Макара не старателем, а золотопромышленником. Это еще выше поднимало Макара и приближало к Маев-скому. Осматривая мягко освещенную обширную комнату, большие картины в золоченых рамах, серебро, ковры, он испытывал чувство нового, незнакомого ему до сих пор восторга. Вдыхая мягкий аромат, завистливо думал:
"Вот это да!.. Не жизнь, а рай".
…В комнату вошла маленькая женщина, туго затянутая в черное, суконное платье. Лицо ее освещали синие смеющиеся глаза, на лоб опускались пряди светлорусых волос.
- Знакомьтесь, - сказал Маевский, - моя дражайшая половина - Мария Петровна… Молодой золотопромышленник, Скоробогатов Макар Яковлич. Для тебя очень интересный человек - доморощенный уралец.
Макар, неуклюже, краснея, поднялся с дивана, а Мария Петровна быстро подошла и, смело глядя ему в глаза, протянула руку.
Рука Макару показалась очень маленькой, легкой, полудетской. Он ее стиснул и тряхнул отчего Маевская поморщилась.
Выпив несколько рюмок вина, Макар приободрился. Ему хотелось сказать хозяйке что-нибудь приятное, но слов не находилось. Краснея, он молчал, не отвечал на вопросы Марии Петровны. После чая она подошла к пианино и взяла несколько громких аккордов. Маевский, запустив руки в карманы, прошелся по комнате, улыбаясь осовевшим лицом, сказал:
- Ты, мамочка, сегодня в настроении?
- И ты тоже, настроился опять!.. Вы любите музыку? - спросила она Скоробогатова.
- Люблю! - бессознательно ответил Макар, любуясь ее маленькими ручками, которые умело и быстро бегали по клавиатуре.
Маевский, прохаживаясь по комнате, начал подсвистывать.
- Петька, ты опять со своим свистом!
- Это моя единственная музыка, - подмигнув Скоробогатову, сказал Маевский.
Макару все больше начинала нравиться Маевская. Она держалась весело и просто. Подобных женщин он не видал в старательской среде. Не без зависти Макар посмотрел на Маевского: "Вот бы мне такую жену!".
На этот раз Скоробогатов засиделся у Маевских дольше. Он уехал домой в приподнятом настроении.
Через некоторое время его снова потянуло к Маевским. Не застав дома Петра Максимовича, он хотел было уйти, но Мария Петровна взяла его под руку и повела в комнаты.
- Какой вы дикий!.. Ну, что вы смотрите на меня? Располагайтесь! Будем обедать. Петр Максимович уехал на рудник.
Он и рад был остаться, но его мучила мысль: - "В гостях - без хозяина!" Ежась, он сказал:
- Как-то… Марья Петровна…
- Не Марья, а Мария Петровна, - улыбаясь, перебила она.
- Ну, ладно, - краснея, продолжал Макар. - Неловко… Петра Максимовича нету, а я ввалился.
- Ну и что же?..
Она рассмеялась и принялась расставлять тарелки при помощи горничной.
Макара удивило: Мария Петровна, как при муже, поставила на стол графин с водкой. Она заботливо подкладывала ему на тарелку еду, весело говоря:
- Будьте, как дома!
Скоробогатову есть не хотелось. Он следил за каждым движением ее маленьких рук. Мария Петровна стала рассказывать, как они жили на Украине.
- Я не люблю сидеть на одном месте… Я все собираюсь поехать к вам на прииск… У вас много там рабочих?..
- Да, человек двести!
- Ого… Когда поедете, заезжайте за мной. Я поеду с вами. Лесом… Здесь, должно быть, чудные места.
Макар удивился. Его кольнула дерзкая мысль. Он отогнал ее… но она возвратилась. Мало-помалу он понял, что его тянет к Марии Петровне и что в сердце его растет ревнивая досада при мысли о Маевском, который стоит между ним и этой женщиной.
О своей женитьбе Макар совсем не думал. На предложение родителей, отрицательно качая головой, сказал:
- Не пришло еще время. Когда вздумаю, вас не спрошусь.
Якова покоробил такой ответ. Он почувствовал, что сын ушел из-под его влияния. Яков замечал, что сын часто стал похаживать к Маевским в то время, когда "самого" нет дома. Наконец, старик спросил:
- Ты это зачем к управляющихе-то?..
- Это мое дело, хожу, - значит, нужно!
- А ты слыхал про нее?
- Чего?..
- А то!.. За ней жандармы следят…
Макар гропустил это мимо ушей: - "Чепуха! Что за ней следить!". Гораздо больше его удивила просьба Маевского:
- Ты, Макар Яковлич, об этих пятистах рублях, что мне подарил, не проговорись жене.
Макар о деньгах уже забыл. Так же потом он забыл и о просьбе Маевского. Мысль о совместной поездке на рудник не давала ему покоя, но заехать за Марией Петровной он не решался.
Веселым майским утром, отправляясь на рудник, он встретил горничную Маевских. Та ему приветливо кивнула и что-то сказала. Макар остановил лошадь. Настя вспыхнула до ушей.
- Ты куда пошла?
- На базар!
- А как живет Мария Петровна?..
- Хорошо… Они говорили, почему к ним не заезжаете?..
Макар молча подхлестнул лошадь и погнал к особняку Маевских. Но только он переступил порог, его встретил молодой жандарм. Во всех дверях стояли жандармы. В комнате они вскрывали шкафы, ящики, комоды, доставали книги, какие-то бумаги. Ротмистр в белом кителе с золотыми погонами молча, сосредоточенно раскрывал книги, вытряхивал из них что-то, от чего книги странно ершились листками. Ему помогали высокий, как жердь, околоточный и какой-то незнакомый штатский человек. Мария Петровна сидела в кресле и нервно курила папиросу. Увидев Скоробогатова, она сказала:
- Вы за мной на рудник? Подождите… Вас теперь все равно не выпустят. Они кончат, и мы поедем!
Ошеломленный Скоробогатов по просьбе ротмистра присел. Мария Петровна улыбалась. Ее синие глаза потемнели, лицо побледнело. Скоробогатову показалось, что она за это время похудела, стала еще меньше и красивее. Среди разбросанных книг и бумаг она сидела спокойная, отвечая ротмистру кратко и строго:
- Читайте, я думаю, вы - грамотный человек…
Или:
- Это меня не касается, и я вам отвечать не хочу.
Ротмистр недовольно отводил глаза в сторону. Жандармы, приближаясь к самому начальнику, козыряли, странно вытягиваясь, круто поворачивались и уходили, а в соседних комнатах они осторожно ступали большими сапогами, точно боялись поломать пол.
Овладевшая Скоробогатовым оторопь прошла. Насмешливые улыбки Маевской в сторону полиции веселили его. Он с любопытством следил за движениями людей и недоумевал: "Что ищут?" Но когда ротмистр стал допрашивать Макара, он густо покраснел:
- Я золотопромышленник… Я на рудник собрался… За Марией Петровной заехал! - пробормотал он несвязно.
Ротмистр, худенький, с золотым пенсне, посаженном на большой нос, подозрительно прищурил глаз. Он вежливо, но строго заявил:
- Я вынужден вас обыскать!
Скоробогатов покорно поднял руки и, расставив широко ноги, стоял, пока старый, изношенный жизнью жандарм, с большой серебряной медалью у шеи, и незнакомый штатский, выворачивали ему карманы. Обнаружили револьвер и туго набитый деньгами бумажник.
- Зачем вы носите такие большие суммы денег? - спросил ротмистр.
- Нужно, значит, потому!… Я люблю деньги!
Ротмистр улыбнулся. Просмотрел свидетельство на право ношения огнестрельного оружия. Потом он дружелюбно улыбнулся Скоробогатову и, подавая его вещи, сказал:
- Вы зайдите ко мне в камеру!
- Сейчас?
- Нет, на днях!
Когда жандармы ушли, гремя сапогами и позвякивая шпорами, Мария Петровна, растопырив пальцы, показала им вслед нос.
- Мы сейчас поедем… Мерзавцы!.. Я минуточку.
Она вышла и скоро возвратилась с маленьким саквояжем.
- Ну, едемте, - сказала она, надевая синее пальто.
Теперь Макар чувствовал эту женщину возле себя так близко, что на минуту забыл об обыске. Ему хотелось говорить такое, что бы сделало Марию Петровну еще более близкой, но он неловко молчал. Мария Петровна сосредоточенно смотрела вдоль дороги. B нырках она хватала его руку и плотно прижималась к нему. От этих прикосновений у Скоробогатова сильно вздрагивало сердце и было несколько обидно, что Мария Петровна упрямо молчит. На ее лице лежала какая-то скрытая забота.
Было жарко. По небу плавали облака. Они вздувались на горизонте белыми клубами. Похоже было, что там кипят огромные котлы и, пенясь, поднимают горы густого пара. В тихом мареве лес задумчиво молчал, обдавая горячим, смолистым дыханием.
- А, пожалуй, нас накроет с вами! - сказала Маевская.
- Кто?
- Гроза!
- Едва ли…
- Вы думаете?.. Фу, как жарко!
Мария Петровна распахнула пальто. Высокая грудь обрисовалась под кисейной блузкой. Макара обдало запахом духов.
- Как от вас приятно пахнет!
Маевская расхохоталась. Этот смех Макара смутил.
- Вам скучно со мной? - спросила она.