Пароходы, прогудев на прощание, медленно выходят один за другим в открытое море. С другой стороны бухты слышатся взрывы - это горняки приступили к постройке причалов будущего порта.
* * *
В маленьком кабинете Цареградского, где помещается вся геологоразведочная служба Дальстроя, людей набилось, как сельдей в бочке. Накурено и душно. За столом сидит Раковский, перед ним чертежи кунгасов.
- Смотри, Степан, - обращается он к наклонившемуся над чертежами Дуракову, задумчиво покручивающему свой черный ус, - придется вот такого типа кунгасы делать, тонн на десять грузоподъемностью, По весенней воде они пройдут через пороги. Всего для переброски нашего груза потребуется около двадцати таких кунгасов. Бери рабочих, которых мы с тобой отобрали, и дней через пять двигай на сплав. Нужно торопиться. К первому мая необходимо построить все кунгасы. Но строй их, Степан, на совесть, покрепче, сам знаешь, что им предстоит выдержать…
Степан, не тратя лишних слов, тут же садится писать заявку на все нужные для строительства материалы.
- Ну, а теперь нам с тобой, Иннокентий Иванович, надо поговорить о подготовке людей, - обращается ко мне Раковский. - Помещение для курсов имеется. Программу мы с Валентином Александровичем разработали, рассчитана она на три месяца. Завтра можно будет приступить к занятиям. Геологию прочтут Цареградский и Ушаков, поиски - я, разведку, математику можешь ты, и так далее, не стесняйся, привлекай, кого найдешь нужным. Да… Вот здесь четыре комсомольца просятся к нам в экспедицию, коллективное заявление подали. Сейчас послушаем, что скажет их представитель Дмитрий Асеев.
Вперед выходит высокий молодой паренек, взволнованно дыша, срывающимся звонким голосом обращается к нам:
- Очень просим взять нас в экспедицию. Все мы закончили десятилетку, а я даже два курса Ленинградского горного института, но определенных профессий не приобрели. Здесь работаем кто в бухгалтерии, кто в плановом отделе. Но эта канцелярская работа не по душе. Ребята мы здоровые, умеем плавать, стрелять, в школе занимались спортом, туристами ходили по горам Крыма и Кавказа.
- Это очень хорошо, товарищи, но учтите, - серьезно говорит Раковский, - в экспедиции вам придется много и тяжело работать. Все это совсем не будет походить на спортивную экскурсию или туристские походы и, самое главное, потребует от вас специальных знаний.
- Вот мы и хотели просить принять нас на курсы коллекторов и прорабов, - в один голос заявляют комсомольцы.
- Договорились, - заключает Цареградский, - учитесь. В зависимости от вашей успеваемости будем решать, взять или нет вас в экспедицию.
Довольные комсомольцы шумной ватагой выскакивают из кабинета.
- Ну, теперь примемся за вас, Наташа, - улыбается Валентин Александрович.
- Вы так упорно уговариваете меня ехать в экспедицию, что я, кажется, вынуждена буду дать свое согласие, - смеясь, говорит она. - Но если я и поеду, то только вместе с Верой, мы с ней так сработались.
- Это у нас уже предусмотрено, - вставляю я.
Наташа смотрит на меня серьезно, и я, смутившись, замолчал.
- Так и запишем, едете с нами, - говорит Цареградский, прощаясь с Наташей.
У нас с Наташей после моего отпуска установились какие-то странные взаимоотношения. В первую встречу она радостно со мной поздоровалась и почти весь вечер расспрашивала о том где я побывал, о Москве. Рассказывая, я невольно любовался ее загорелым лицом, задумчивыми глазами. Но стоящие рядом молодые люди всячески старались привлечь внимание хорошенькой девушки. К концу вечера вниманием Наташи всецело завладел чернобровый красавец Артистов. Я сидел в углу, разговаривая с Аней, и каждый раз, когда слышал Наташин смех сердце мое болезненно сжималось.
После этого вечера она при встречах со мной старалась сделать вид, что она очень занята работой, торопилась куда-нибудь уйти или начинала оживленно разговаривать с Верой, односложно отвечая мне. У нас никак не налаживались те хорошие товарищеские отношения, которые были летом в полевой партии.
Несколько раз я давал себе слово не встречаться с Наташей относившейся ко мне все с большим безразличием, но получалось так, что я опять ее видел, и мысли о ней не покидали меня ни днем, ни ночью.
Сейчас услышав, что Наташа, наконец, решила ехать с нами, я в душе ликовал. Я буду работать с ней, я буду ее видеть каждый день.
- Вот что - перебивает мои мысли Сергеи, - женщин экспедиции на сплав не будем брать, провезем на оленях по зимней дороге. На днях мы все двинемся в тайгу.
- Я предпочитаю плыть вместе со всей экспедицией, а то какая же я буду начальница партии. Нет, мы с Верой поплывем, - решительно заявляет Наташа. Она уже одетая стоит у двери.
Ну, вам, девушки, виднее, - покосился Сергеи, - только смотрите, не зовите маму на порогах.
Сплав через пороги
С утра, упаковав вещи, томлюсь в ожидании машины, которая должна заехать за мной. Большая часть-работников экспедиции уже уехала. Вчера я проводил своих курсантов, коллекторов и прорабов. Вечером вслед за ними уехал Раковский, которому выпала честь сопровождать женщин. Он должен помочь им уехать на прииски оленьим транспортом, минуя пороги. Остались лишь Цареградский, заканчивающий последние дела, и Наташа с Верой. Девушки трудятся над заключительной главой своего отчета.
После обеда, когда я уже окончательно решил, что сегодня не уеду, за мной подъезжает груженая машина! В кузове, завернувшись в тулуп, сидит человек.
- Александр Егоров, еду вместе с вами промывальщиком в экспедицию, - кричит он мне. Его широкое медно-красное лицо расплывается в приятной улыбке, виден ряд крепких белых зубов.
С помощью Александра мы быстро грузимся. Я сажусь в кабину. Егоров снова завертывается в тулуп, поудобнее устраивается на тюках, и машина трогается.
Мимо проплывает строящийся город, вдали виднеется закованная льдом, бухта Нагаева, за ней в дымке - бескрайнее море.
"Сейчас апрель 1933 года… Через сколько лет увижу опять эти берега?" - с грустью думаю я.
Широкая трасса уходит в тайгу. Мелькают низкорослые тонкие лиственницы, торчащие из-под снега пни. Дорога отличная, и спидометр отсчитывает километр за километром.
Ночуем в палатке.
На следующий день минуем крутой перевал. По обеим сторонам трассы стоят невысокие березки, засыпанные снегом, сверкая и переливаясь всеми цветами радуги под ярким апрельским солнцем.
"Вот если бы так удобно и быстро доехать до места назначения экспедиции", - думаю я, пригревшись в кабине.
- Да, товарищ Галченко, - словно угадав мои мысли, произносит молчавший до сих пор шофер, - скоро трасса кончится. Сейчас вот спустимся с перевала, переедем через реку - и автомобильной дороге конец. Дальше поедете уже на тракторах до перевалки, а оттуда до сплава на лошадях или олешках.
Благополучно перебравшись по наледи через речку, мы въезжаем в дорожный поселок - конечный пункт трассы.
…Раннее весеннее утро. Солнце только что взошло и заливает бледно-розовым светом белоснежные просторы безмолвной тайги. Воздух морозен, чист и прозрачен. В гулкой тишине слышен рокот трактора. С огромными усилиями он тащит на перевал наши тяжело груженные сани. Мы сидим на вьюках высоко, как на стогу сена.
Вдоль дороги, рядом с грохочущим трактором, по весеннему насту бежит с десяток белых с розовым отливом куропаток. Они деловито ощипывают почки с верхушек придорожных кустов и не обращают на нас никакого внимания. Наши заядлые охотники стонут от нетерпения, лезут за ружьями. Но трактор останавливать нельзя. Скрепя сердце смотрим, как куропатки скрываются в кустах.
Через час мы подъезжаем к перевалке. Это десяток разбросанных в беспорядке таежных бараков и несколько длинных складов, заваленных грузами. Отсюда грузы идут в тайгу, на сплав, а затем уже на оленях и лошадях - на прииски.
- Ну, товарищи, приехали, - весело говорит тракторист, - повез бы дальше, да провалюсь на реке под лед. Отсюда до сплава рукой подать - шестьдесят километров.
…И вот мы у места, откуда должно начаться наше путешествие по воде. Вдоль берега стоят двадцать утюгообразных, с высокими бортами, десятиметровой длины кунгасов. Они готовы к спуску на воду. Предполагается, что команда каждого" кунгаса будет состоять из пяти - шести человек.
Поодаль, в стороне от берега, в два ряда белеют бязевые палатки. Здесь живут члены экспедиции. В одной из палаток, самой вместительной, организована столовая. Здесь безраздельно хозяйничает жена нашего старика-прораба Дмитрия Старостова. Все ее величают Васильевной.
- Ничего со своей старухой не мог поделать, - жалуется нам Старостов, - хотел послать со всеми женщинами на прииски, а она мне в ответ: "С тобой, Митя, поплыву - и никаких. Не в таких переделках в тайге бывала, а ты меня сплавом пугаешь".
Экспедиция, готовая двигаться дальше в тайгу, уже живет походной жизнью. Сегодня с утра приводим в порядок снаряжение.
- Трактор! Смотрите, трактор идет! - раздается чей-то звонкий голос.
Выскакиваю из палатки. Действительно, вдали на реке виднеется трактор с гружеными санями. Это первый трактор, добравшийся до сплава.
- Наверное, Цареградский с оставшимися товарищами, - высказывает предположение Сергей. - Вовремя едут. Скоро реки вскроются.
"Сейчас я увижу Наташу", - мелькает у меня радостная мысль.
Подходит трактор, но, кроме водителя и нашего снабженца Михаила Лунеко, ездившего выручать остатки грузов с перевалки, никого не видно.
- Валентина Александровича не дождался, - говорит Михаил, соскакивая с трактора. - На днях ожидают его на перевалке. Боюсь, что его застанет паводок и до нас не Успеет добраться.
- Да, дело - дрянь, надо выручать нашего начальника, - беспокоится Сергей. - Степан, подбирай человек шесть ребят да двигай на тракторе на перевалку. Может, ты съездишь, Иннокентий? - предлагает он мне.
Я охотно соглашаюсь.
…Светлая северная ночь. Десять человек лежат на сене в пустых тракторных санях и дремлют. Равномерно стучит трактор. Вдруг раздается треск. Я качусь по саням вниз головой, инстинктивно хватаясь за борта. На меня наваливаются, чертыхаясь, остальные пассажиры. Александр летит в воду. Трактор сразу затих:
- Фу ты черт, провалились под лед, - ругается Степан, - цел ли трактор только? Наше счастье - воды в реке мало.
Перед моим лицом струится прозрачная вода. С трудом выбираюсь из наклонившихся саней, упершихся одним полозом в дно реки. Заглохший трактор стоит в воде, видна только его выхлопная труба. Прямо по воде бредет к нам тракторист Николай.
- Чуть отвернул в сторону, думаю, проеду по льду, и на тебе, провалился! Как мы из этой ловушки выберемся? - ожесточенно скребет он затылок.
- Выберемся, - уверяет Степан. - Трактор лишь бы был в порядке.
- Сейчас проверим, - отзывается Николай и, провозившись с четверть часа, запускает трактор. Мы все облегченно вздыхаем.
- Ну, ребята, рубите несколько толстых лиственниц, тащите сюда, подведем их под гусеницы, и он по ним, как миленький, вылезет.
Проработав около двух часов, мы, наконец, выручаем трактор и сани из ледяной ловушки и продолжаем свой путь.
Но дорогой трактор часто останавливается, и лишь к обеду следующего дня мы подъезжаем к перевалке.
Уже появилась весенняя вода. С каждым часом она прибывает. Мокрый снег, оседая на глазах, превращается в лужи воды на льду. Навстречу нам по колеям дороги бегут ручьи.
- Товарищи, вы приехали вовремя, - здороваясь, говорит начальник экспедиции. - В ночь надо срочно двигаться на тракторе обратно на сплав.
- Не знаю, как и поедем. Барахлит наш трактор после прыжка под лед, товарищ начальник, - жалуется Николай.
Наташа и Вера, обе загоревшие, похожие на стройных подростков в своих темно-синих лыжных костюмах и коротких резиновых сапогах, весело выбегают нам навстречу.
- А вы почему не на сплаве, а здесь, Иннокентий Иванович? - спрашивает меня Наташа.
- Да вот вас приехали встречать, - смущенно говорю я.
Наташа бросает на меня мимолетный, как мне кажется, благодарный взгляд и продолжает оживленно:
- Кое-как домучили свой отчет, с трудом добрались до перевала, но завтра будем уже на сплаве, конец нашему сухопутному путешествию.
- Не говори "гоп", пока не перепрыгнешь, - качает головой Степан. - Весна дружная, не пришлось бы плыть раньше времени.
Ночью мы выезжаем обратно на сплав. Но нам определенно не везет. Трактор начинает чихать и останавливаться.
- Барахлит машина, - сокрушается Николай, часами возясь около трактора. Он настойчиво и терпеливо его запускает, но трактор через каждые три - четыре километра останавливается вновь.
К вечеру, проехав тридцать километров, мы добираемся до "верхнего сплава" - старого брошенного барака. Трактор с трудом перебирается через реку, вода почти покрывает его гусеницы. Со скрипом и визгом, по гальке, он с трудом затаскивает груженые сани на берег и останавливается около барака.
- Да, отъездились, - сокрушается Степан, - отсюда придется уже плыть.
- Валентин Александрович, надо бы Николая отпустить, - предлагает Степан, - а то застрянет он с трактором в тайге. А мы сделаем небольшие плотики и через несколько дней, как позволит вода, сплавим на них груз до своих кунгасов. По реке здесь километров тридцать будет…
Цареградский соглашается.
Мы сидим вокруг большого костра и ожидаем, когда же закипят чайники. Красные блики от костра играют на стенах полуразрушенного барака, на стволах сухих деревьев.
- Не грустите, девушки, - смеется Степан. - Это только начало ваших приключений. Где ваша палатка? Сейчас мы вам ее поставим и оборудуем, выбирайте место…
- Нет, мы сами поставим, - упрямо вскидывает голову Наташа.
- Нет, Наталья Ивановна, это мужское дело. А вы, если желаете нам, холостякам, помочь, то сварите на всех суп, - предлагает Степан.
Вера и Наташа начинают хлопотать около ведерной кастрюли, подвешенной над костром. В стороне уж белеет поставленная палатка. Крышки чайников вдруг почти одновременно запрыгали, из носиков, пузырясь, полилась в костер вода.
Выбрав вблизи костра сухое ровное место, заросшее прошлогодней травой, расстилаем брезент и, расположившись полукругом, пьем чай. В тишине отчетливо слышно, как шумит речушка.
Поставив недопитую кружку чая на брезент, Цареградский задумчиво смотрит на костер и, не обращаясь ни к кому, говорит:.
- Да, быстро бегут годы… Давно ли я был студентом Ленинградского горного института? Помню, с каким замиранием сердца я присутствовал на организационном собрании геологического кружка "Сибирская секция". Там нас собралось около десятка бедно одетых студентов, мы поставили перед собой задачу: по окончании института ехать работать в отдаленные районы Сибири и Дальнего Востока, исследовать эти неизвестные земли, закрасить огромные белые пятна на геологической карте, найти стране месторождения полезных ископаемых.
Мой выбор пал на реку Колыму. Я добросовестно изучил все материалы по бассейну этой реки, какие сумел найти. Дипломную практику я проходил в алданской тайге. Вместе со Степаном Степановичем Дураковым мы там бродили по горам. Он, бросив свое старание, работал у нас в партии рабочим, - ласково взглянув на Степана, говорит Валентин Александрович.
- Вернувшись в Ленинград, защитил диплом и неожиданно получил предложение от геолога Билибина примкнуть к экспедиции, впервые едущей на реку Колыму под его руководством. В апреле 1928 года, ровно пять лет тому назад, курьерский поезд уносил меня на Дальний Восток…
Широко раскрыв свои большие глаза, слушает Вера. Прижавшись головой к высокому пеньку, она задумчиво теребит кончик черной косы, перекинутой через плечо. Наташа - само внимание. Прикрыв рукой свое раскрасневшееся от ярко горящего костра лицо, она не сводит с рассказчика глаз. Чуть улыбаясь, поглаживая свои черные усы, слушает всегда подтянутый Степан.
Александр, тихо поднявшись, снимает кастрюлю со сварившимся супом. О нем уже забыли.
А Цареградский так же негромко продолжает:
- Во Владивостоке около месяца ждали парохода. В середине июня на стареньком, арендованном Совторгфлотом японском пароходе мы вышли в море. Большую часть пути море было покрыто густым туманом, поэтому через каждые пять минут раздавались низкие протяжные гудки парохода. Каюта наша находилась около трубы, так что спать почти не удавалось.
Казались ложными все описания поэтов и писателей, восхищавшихся красотами моря. Только в последние три дня туман исчез, и сквозь дымку облаков проглянуло солнце. Появились буревестники, чайки, морские утки, чувствовалась близость земли. Последний день пути мы плыли вдоль берега. Слева смутно виднелись голубые горы.
Вечером заскрежетали якорные цепи, и наш пароход встал на рейде. Катера не было. Команда отправилась на берег в шлюпках, а нам пришлось ждать.
Солнце посылало последние лучи из-за зазубренных, заостренных гор, отражаясь в окнах полутора десятков домов поселка Олы. Над морем легла белая северная ночь.
В этой первой экспедиции участвовали два геолога - Юрий Билибин и я, два практика-разведчика - Сергей Раковский и Эрнест Бертин, геодезист-астроном Казанли, доктор Переяслов, завхоз и двенадцать рабочих - завербованных на алданских приисках старателей.
Наша экспедиция была организована трестом Союззолото. Руководство в Москве ничего толком не знало про этот край и поручило нам проверить заявку, сделанную несколькими старателями на реке Среднекане, а затем провести поиски вокруг этого района.
Чтобы попасть в тайгу, нам требовались лошади. Но местные власти под всякими предлогами отказывались помочь экспедиции. Тогда мы сами принялись доставать лошадей. Везде нам отказывали. Только один местный житель, Макар Медов, крепко сложенный якут лет шестидесяти, с морщинистым, изъеденным оспой лицом, как-то за очередным чаепитием, предварительно подробно расспросив о целях и задачах нашей экспедиции, повернулся ко мне, сощурив раскосые хитрые глаза, и неожиданно предложил: "Однако, три лошади у меня есть. У соседей - Семена и Афанасия - еще попрошу. Сам проводником поеду, только богатые люди - эвены и якуты - обязательно будут сердиться. Но ничего, начальник, - покровительственно похлопав меня по плечу, продолжал Макар, пуская клубы едкого махорочного дыма, - помогать, однако, надо советской власти".
Помимо всего, Макар Медов был чрезвычайно любознателен. Жажда посмотреть на незнакомые края толкнула его в молодости в далекое и длительное путешествие.
Услышав от казаков и жителей города Якутска о далекой Колыме-реке, об обилии рыбы в реках, он в качестве конюха прибыл с купцом в поселок Олу. Здесь, проработав некоторое время батраком, обзавелся семьей. Возил грузы зимой на оленях, летом на лошадях до реки Колымы. Семья его росла, но хозяйство по-прежнему было небольшим, жили бедно, впроголодь.
Таков был этот местный житель, согласившийся нам помочь. И Макар выполнил свое обещание.