Но сами понимаете, на восьми лошадях, собранных Макаром, много грузов мы перевезти не смогли. Решили подбросить их лишь до реки Бахапчи, а дальше рискнуть сплавиться до устья Среднекана. Местные жители, и Макар в том числе, в один голос говорили: "Это опасная затея. На протяжении тридцати километров идут сплошные пороги, а по Бахапчинским порогам никто еще не проплывал. Двадцать пять лет назад пытались проплыть по ним казаки, но на первых же порогах разбились".
Но у нас другого выхода не было.
- Восьмого августа Билибин с пятью рабочими и нашим проводником Макаром Медовым, взяв трехмесячный запас продуктов и самое необходимое из вещей, отправился вверх по реке Оле. Я в тот же день отправился продолжать свои работы на побережье. Ну, а дальше вам расскажет про сплав участник и главный лоцман Степан, - хитро улыбаясь, говорит "Цареградский.
- Расскажите, Степан Степанович, как вы плыли первый раз по этой реке, - просим мы хором.
- Расскажи, Степан, это полезно послушать, первый раз будем плыть по реке, - поддерживает Цареградский.
- Да что рассказывать, - смутившись, говорит Степан. - Только в конце августа привел нас Макар вот на это место, где мы с вами сидим. "Отсюда можно плыть на плотах, река здесь уже широкая", - заявил он. Мы приступили к постройке двух прочных плотов. Вставали очень рано, ложились поздно.
Тридцатого августа плоты были готовы. Вечером в палатке, накануне отплытия, мы еще раз долго расспрашивали Макара о порогах, о Колыме и о признаках, по которым Можно узнать устье Среднекана, куда нам надо было плыть. На большом листе бумаги Макар с сосредоточенным лицом, пыхтя, "начертил" нам схематическую карту нашего пути до Среднекана, метко описывая местность. Сергей быстро перечертил ее себе в записную книжку, проставил названия, расстояния между протоками и замечания Макара.
Вскоре Макара, здорово выпившего, совсем развезло, и он начал усиленно и слезно уговаривать нас не плыть, а вернуться с ним обратно и зимней дорогой ехать на прииск. Сергей махнул на него рукой и прекратил расспросы. А Макар, сидя на земле в углу палатки, продолжал разговаривать сам с собой, причитая нараспев по-якутски:
"Большая да большая, страшная река Бахапча,
Плохие да плохие пороги в ущелье.
Бедные да бедные русские, однако,
Все покойники будут".
"Ничего, Макар, - успокаивал я его, - у нас на Лене по Витиму пороги - не приведи господь, а плавали через них. Проплывем и здесь".
Рано утром мы отплыли. Я с Билибиным поплыл на первом" плоту, Сергей с ребятами - на другом.
Воды в реке было мало, наши тяжело груженные плоты часто садились на косы, их приходилось беспрерывно сталкивать с мелких мест.
Неприятный сюрприз ожидал нас на второй день нашего плавания. Целый день пришлось тащить плоты по почти сухой протоке, так как путь преграждал большой порог, который нельзя было при малой воде переплыть. Этот порог мы назвали "Неприятным".
После порога мы еще два дня тащились по мелководью.
Наконец, река стала шире, и приходилось только следить, чтобы плот шел главной струей. Быстро плыли вперед. Однажды вечером Билибин говорит мне: "Степан, наверно, скоро пороги начнутся. Причаливать, пожалуй, пора к берегу на ночлег. Да и солнце скоро зайдет".
Вдруг наш общий любимец - пес Дёмка вскочил на ноги и стал смотреть вперед… Смотрю, впереди на правой косе как будто два медведя ходят. Солнце скрылось за горой. Стало сразу темнее. На гальке около воды шевелились две неясные темные фигуры, одна побольше, другая поменьше.
"Да, определенно медведица с медвежонком, - подтвердил Билибин. - Доставай, Степан, винчестер".
Затихли. Плоты понесло скорее, мы прицелились. Присматриваюсь. Да это же люди! Наклонились и сеть выбирают, вот блеснула серебром рыба, бросают на берег.
"Не стреляйте! - закричал я. - Это люди, Юрий Александрович!" - и толкнул в сторону его винчестер.
От неожиданности он нажал курок. Прогремел выстрел. Люди быстро вскочили на ноги, теперь их было хорошо видно. Вдруг они сразу что-то закричали, размахивая руками. Но из-за шума ничего не было слышно. Я взглянул вперед и невольно выругался. Прозевали порог! Наш плот несло к левому берегу прямо на камни, торчащие гребнем.
"Бей вправо!" - крикнул я, хватаясь за весло.
Но было поздно: плот налетел на камни. Вышибло переднее весло, больно ударило Билибина. Плот затрещал, лопнули передние вязья. Моментально стало заливать груз. Передние бревна начали расходиться с одного боку веером. Мы с Иваном нажали веслом, и плот, развернувшись, сорвался с камня. Нас занесло в тихую заводь и стало крутить. Рядом с нами плавали ящики с консервами и вьюки с мукой.
Причалив, мы моментально выловили из воды подмоченный груз, разложили его на берегу.
На долбленом маленьком ботике-душегубке, быстро пересекая реку, подплывал к нам якут. На корме сидел его десятилетний сынишка, на дне ботика прыгали жирные серебристые хариусы.
Мальчуган испуганно смотрел на заросших волосами мокрых русских.
Едва успев поздороваться с якутами, мы бросились помогать причаливать Сергею, благополучно проплывшему порог.
Якут, спокойно закурив трубку, смотрел на нашу суету. Выше, на берегу, стояла с короткой трубкой во рту якутка, за ее подол цеплялся мальчуган лет трех.
"Да это юрта Дмитрия Амосова - "Заики", Юрий Александрович! Про нее еще Макар говорил. Как быстро проплыли! Отсюда рукой подать до порогов, километров десять, не больше", - проговорил Сергей, здороваясь с Дмитрием и его женой.
Гурьбой, во главе с хозяевами, мы отправились к юрте, стоявшей немного в стороне от реки. Около юрты, у дымокуров, лежали и стояли коровы с телятами, лениво отмахиваясь от надоедливых комаров.
Гостеприимные хозяева угостили нас испеченными на костре хариусами, чаем с молоком и сушеной рыбой вместо хлеба.
На все наши вопросы о порогах Дмитрий, делая страшное лицо, махал руками и отвечал по-якутски:
"Плохо, плохо. Плыть нельзя, покойник будешь".
Больше мы ничего от него не добились.
На следующий день, подсушив груз, мы простились с гостеприимным семейством Дмитрия и отчалили.
"Бедняги русские, все утонут", - уверенно сказал он на прощание.
И я и Сергей Раковский знали якутский язык. Переводить - его слова мы, конечно, не стали.
Пороги, действительно, оказались трудными и опасными. Дважды, с большим риском для жизни, приходилось снимать наш плот с камней. В последний раз, снимая плот, мы потеряли Дёмку. Он соскочил с полузатопленного, прижатого к валуну плота и выплыл на берег. Наш плот неожиданно сорвало и понесло по реке. Дёмка не сумел нас догнать по берегу, и мы все жалели нашего любимца.
Первый порог мы назвали "Два медведя" в память о неудачной охоте. Затем шли пороги: Ивановский, Юрьевский, Степановский, Михайловский и Дмитриевский в честь первых сплавщиков-разведчиков.
Последний порог был назван Сергеевским. Он оказался самым опасным и длинным, усыпанным в шахматном порядке крупными гранитными валунами, с резким падением воды на сливе. На нем впервые сел на камни плот Раковского. Мы пронеслись мимо него с необычайной быстротой и сплыли в тихий плес.
Оказать Раковскому помощь было невозможно.
Просидев два часа на камнях, он отделил от плота четыре бревна. Только тогда ему удалось сняться с валуна среди бушующей воды.
В устье реки Бахапчи мы оставили затесы на деревьях, чтобы нас могли найти остальные члены экспедиции, и поплыли по широкой и спокойной Колыме.
Вскоре показалось устье первой реки, которую мы назвали Утиной. Промелькнули устья еще нескольких речек. На третий лень мы причалили в устье реки Среднекана. Узнали ее по приметам, живо и детально описанным Макаром Медовым.
Поднявшись вверх по реке на несколько километров, натолкнулись на старателей, мывших золото в устье ключа Безымянного.
Мы были на месте назначения. В шести километрах от устья ключа срубили два барака. Сделали стол, нарезали чурбаков вместо стульев, каждый по своему вкусу сделал себе койку. Поставили привезенную с собой железную печку, и наше жилье было готово к зиме. Сразу же приступили к разведке. Продовольствия хватило до начала декабря. Около месяца пришлось жить впроголодь. Когда мы съели внутренности павших лошадей и принялись за конскую шкуру, пришел, наконец, долгожданный олений транспорт с продуктами, с ним прибежал потерявшийся Дёмка. Вот и весь рассказ… - разводит руками Степан.
- Надо будет тебе, Степан Степанович, составить схематическую карту порогов, - озабоченно говорит Цареградский, - она здорово может помочь.
Большинство из нас, постелив на землю ветки, располагается на ночлег около костра. Несколько человек забирается в барак.
Завернувшись с головой в свою кавказскую походную бурку, я моментально засыпаю.
- Ну, товарищи, поднимайтесь! Завтрак давно готов! Отсыпаться что ли приехали, плоты делать надо, - будит всех утром Степан.
На следующий день к вечеру десять готовых и оснащенных двумя веслами плотов стоят на слегах вдоль берега.
- Завтра погрузимся и поплывем. Вода в реке подходящая, - удовлетворенно говорит Степан, осматривая плотики и проверяя крепления для весел.
- Вам с Егоровым поручаю самый ответственный груз - точные приборы, - вручая мне тюки, говорит Цареградский.
Утром один за другим отчаливают плоты.
Плывем медленно. На реке еще много льдин. К тому же она то и дело разделяется на протоки, в которых очень трудно ориентироваться.
Часто стаскивая с мелких перекатов свой плот, мы с трудом проплываем километров десять. Под вечер нас неожиданно заносит в узкую и быструю протоку.
Вдали, впереди нас, другой протокой плывет несколько наших плотов.
- Не в ту протоку мы с тобой, Александр, попали. Проплывем ли? - сомневаюсь я.
- Ничего, проплывем, впереди их еще окажемся, - уверенно говорит Александр, направляя плотик на середину протоки.
Впереди слышится шум и какие-то крики.
Вдруг видим, навстречу нам бегут два человека, машут руками и кричат, надрываясь:
- Куда вы плывете! Назад надо. Здесь не проплыть. Ледяной затор.
Впереди протока забита льдом, вода уходит под него. Два потерпевших аварию плотика, повернувшись на ребро, преграждают ей путь. Вода бурлит, пенится. Выбрасываем канат, нас стараются подтянуть к берегу, но не могут удержать. Мы, с Александром прыгаем в воду и с трудом выбираемся на берег. Наш плотик, став на ребро, окончательно запруживает протоку, и вода устремляется поверх льда.
Несколько секунд я, еще не опомнившись, слежу за своим узлом с ценным грузом. Он, соскользнув с плота в воду, быстро плывет дальше. Я что есть духу бегу вдоль берега, не сводя глаз с узла.
Лихорадочно мелькают мысли: "Там все точные инструменты, без которых не может работать экспедиция. Спасти их надо во что бы то ни стало". И я, задыхаясь, еще быстрее бегу за уплывающим узлом. Через километр его начинает прибивать к берегу. Я вбегаю по пояс в воду и, схватив узел за край, пытаюсь подтянуть его к себе. Но он вырывается из рук и плывет дальше. После нескольких попыток задержать узел схватываю его основательно. Он тянет меня в воду. Чувствую: еще секунда - и я поплыву вслед за ним. С трудом преодолев силу течения, подтягиваю, наконец, ценный груз к берегу. Мокрый, обессилевший, еле переводя дух, сижу около, не в состоянии вытянуть узел из воды. На помощь ко мне подбегают Степан, Цареградский и девушки. Они помогают вытащить груз на сухое место.
- Ты здесь сушись! Ужин нам приготовьте! Мы пойдем с Валентином Александровичем выручать плоты, - быстро говорит Степан и бегом устремляется по берегу.
- А мы проплыли благополучно другой протокой, причалили ниже, метрах в двухстах отсюда, решили подождать вас, - рассказывает Наташа, помогая мне разжечь костер. - А вы молодец! Спасли груз…
- Хорош "молодец", чуть не утопил все, - отвечаю я, смутившись. Но в глубине души польщен похвалой Наташи.
Усаживаемся на валежник у костра. Я разуваюсь и выливаю воду из своих коротких резиновых сапог. Мокрые брюки неприятно холодят и липнут к телу.
Притопывая, кручусь около ярко горящего костра. От меня валит пар.
- Знаешь что, Ната, нам тоже следует подсушиться. Ноги-то ведь мокрые, - обеспокоенно говорит Вера.
Девушки быстро разуваются.
- Замучилась я с этими сапогами, портянки вечно сбиваются в комок и трут ноги, - жалуется Наташа, грея у огня свои маленькие ноги.
- Наташа! - ахаю я. - Разве так обуваются? Пожалейте свои ноги, ведь вы завертываете их, как девочки пеленают своих кукол. Завтра я покажу вам, как следует обуваться. Геолог обязан беречь свои ноги, со стертыми ногами далеко в тайге не уйдешь.
- Да, в университете нас этому не учили, - смеется Наташа, надевая на ноги тапочки. - Увидела бы свою дочь сейчас моя старенькая мама, пришла бы в ужас, - задумчиво глядя на костер, продолжает она. - Ее маленькая Ната, в глухой тайге, мокрая, голодная, сидит у костра на берегу бурной реки, по которой она плывет на каких-то немыслимых плотах…
- Вы, Наташа, как будто раскаиваетесь в выборе профессии, - говорю я, пристраивая на костре чайник.
Вера молча готовит ужин.
- Откуда вы взяли? - вспыхнув, возражает Наташа. - Я очень люблю свою профессию. А кто, как не вы, в прошлом году не раз обвиняли меня в том, что я не имею чувства меры в работе, - лукаво улыбается Наташа. - Вы лучше расскажите, Иннокентий Иванович, как вы стали поисковиком?
- Ну, это наша наследственная профессия, - смеюсь я. - Еще мой дед искал золото в Забайкалье и амурской тайге. На Амур он приехал, отслужив двадцать лет на Кавказе. Решил старик искать счастье на новых местах. Крепкий, как дуб, дед прошел первым с поисковой партией инженера Аносова по Становому хребту, водоразделу Амура. Они нашли несколько золотоносных площадей для золотопромышленных компаний. Отец мой искал золото в амурской и нижнеамурской тайге. Так что я родился и вырос на золотых приисках. Мать работала помощником смотрителя золотопромывочной машины, и меня еще грудным младенцем девочка-нянька носила к ней на работу.
Подперев кулачком подбородок, Наташа внимательно слушает.
- Окончил десятилетку, когда на Дальнем Востоке только что установилась советская власть. В это время умер на приисках отец. На моих руках остались брат, две сестры и мать. Конечно, учение пришлось оставить. Стал учительствовать. Наступил тысяча девятьсот двадцать четвертый год, начала оживать золотопромышленность. И мы с братом отправились на вновь открытые Алданские прииски. Там мы были свидетелями настоящей золотой лихорадки! Люди, как одержимые, стремились на прииски. Дорога на Алдан напоминала путь поспешного отступления армии. По обе стороны валялись в снегу трупы погибших от голода лошадей и верблюдов, брошенные сани, ящики и мешки. В ночь под пасху распространился слух, что дальше в тайге найдено богатое золото, и тысячи людей, несмотря на распутицу, не зная дороги, кинулись в тайгу, боясь опоздать…
Весной тридцатого года меня отправили учиться в горный институт, но на прием я опоздал и вот завербовался в колымскую тайгу. Но учебники до сих пор вожу с собой…
На реке послышался разговор, скрип весел и плеск воды.
- Кажется, наши плоты плывут! - кричит Вера, вскакивая на ноги.
Из-за поворота реки выплывает плотик.
- Эй, ловите чалку, - кричит Степан. - Получайте свой плот. С трудом мы его с Валентином Александровичем выручили.
Вскоре причаливают еще два плота.
На следующий день плывем без особых приключений. Впереди - плот Степана, на нем - обе девушки.
- Через пять километров сплав! - кричит Степан. - Здесь смотрите в оба! Наледь большая зимой была.
Вся долина реки покрыта льдом. Река промыла себе русло во" льду, и мы плывем по коридору с ледяными бортами… Вдруг плывущие впереди выскакивают с плота на лед. Плот с грузом исчезает под нависающим карнизом льдом. Люди быстро бегут через этот ледяной мост и опять прыгают на плотик, выплывший из-подо льда.
"Наш плот с громоздким узлом не пройдет подо льдом", - мелькает у меня мысль.
Мы сильно и дружно гребем с Александром и сажаем плот на галечную косу.
- Мы за вами лодку пришлем! - кричит Степан. - Ждите!
В томительном ожидании проходит несколько часов. Наш плот уже снесло с косы. Груз мы частями вытащили на лед и ждем. Наконец приходит лодка.
Плывем мимо покачивающихся на воде только что спущенных кунгасов, привязанных толстыми канатами за пни.
На берегу шумно и людно. Торопливо идет погрузка нескольких кунгасов. Они плывут с грузом для приисков. Немного в стороне стоят наши экспедиционные, уже загруженные, кунгасы. Подплываем к ним, причаливаем.
- Наконец-то прибыл последний, самый ценный груз, - с облегчением говорит Раковский, здороваясь с нами.
К обеду, когда в реке начинает прибывать вода, кунгасы" один за другим отчаливают и уплывают вслед за передним лоцманским "судном" Степана.
Меня назначили "капитаном" кунгаса. В моем подчинении команда из пяти человек. С нами плывут Наташа и Вера.
В последний раз я хозяйским оком оглядываю кунгас: все ли на месте? Проверяю кормовые и носовые весла: хорошо ли они ходят в гнездах, крепки ли они, есть ли длинные шесты. Пробую, как качает воду деревянная помпа.
Впереди, примерно метрах в трехстах, где начинается перекат, виднеется несколько уже севших на мель кунгасов. Около них по колено в воде копошатся люди. Мимо нас проплывают остальные кунгасы.
- Мы поплыли! Счастливо вам оставаться! - насмешливо раскланивается с кормы Михаил Лунеко.
- Ну, ну! Не сядьте на первом же перекате! Пловцы! - громко и насмешливо кричит им вслед наш прораб Мика Асеев, высокий, с копной каштановых волос. Рядом с ним машет рукой низенький Ваня Ушаков.
- Чего же мы выжидаем? - нервничает Наташа..
- Наш лоцман знает, что делать, - хитро сощурив глаза, отвечает ей Мика. - Все уплывшие вперед кунгасы рассядутся на мелких местах, и мы по ним, как по бакенам, уплывем дальше всех…
- Вот это ловко! Верно, Ната? - смеясь, говорит Вера.
- Что, хитрите или боитесь плыть? - кричит со своего кунгаса Сергей. - Вы последние, сзади уже идет на лодках аварийная команда.
- Давай отчаливай, Александр! - командую я, и наш кунгас отходит от берега.
Проплываем мимо сидящего на первом же перекате Михаила Лунеко. Мика насмешливо кричит:
- Ну, мы поплыли! А вы, кажется, сидите?
Тот только махнул рукой, сталкивая кунгас с мели.
За перекатом тихий плес, плывем медленно. Я стараюсь держаться подальше от нависших с обоих берегов подмытых деревьев.
На следующем перекате, более широком и мелком, сидит еще больше кунгасов. В одном месте они стоят в ряд и, как плотиной, перегораживают речку. Между ними по узкой глубокой протоке проплывает идущий впереди кунгас. Мы плывем вслед за ним и, не задерживаясь, проскальзываем между кунгасами.
- Ишь, чужими руками жар загребают!" - обиженно кричат нам.
- Спасибо, ребята, за подмогу! - с мальчишеским озорством, раскланиваясь в обе стороны, благодарит Мика сидящих на мели.
Но за следующим плесом нас ожидает широкий, разбившийся на ряд проток перекат. Почти все ушедшие вперед кунгасы уже сидят здесь на мели.