В Уголовном розыске в это время царила тишина - работники вели поиски по городу, во всем помещении никого не осталось, кроме ответственного дежурного, его помощника и буфетчика - усатого толстяка с сытой и словно заспанной физиономией. Дежурный сидел у телефона, отвечал на редкие звонки, записывал короткие сведения, поступавшие от агентов. Помощник с буфетчиком, забыв все на свете, азартно резались в шашки, пристроившись на диване.
Дежурный поднялся из-за стола и хотел подойти к игрокам, но в это время в комнату, на ходу вытирая пот с лица, вбежал грузчик Степан.
- Мне нужно начальника, - проговорил он, переводя дух.
- По какому делу? Я ответственный дежурный.
- По самому важному. - Степан наклонился ближе и тихо добавил: - Я, кажется, знаю, кто ограбил банк.
И Степан коротко рассказал о соседях.
- Ах, мать честная! - в отчаянии воскликнул дежурный. - А у нас в отделе никого нет, все на розысках! Что делать, ну что делать!.. Где это?
Степан сказал адрес. Дежурный записал и после секундного раздумья спросил в упор:
- Поможешь нам?
- Конечно. Я же и бежал сюда…
- Ладно. Иванов! - обернулся он к помощнику. - Останешься у телефона. Если кто позвонит - вот адрес. Понятно?
- Есть, понятно.
- Так. Сколько их, не знаешь? - спросил Степана.
- Четверо.
- Н-да! А нас… Возьмем еще буфетчика. Нагрянем неожиданно. Василь Андреич, собирайтесь быстро!
- Куда?
Дежурный сказал. У буфетчика сразу вытянулось лицо и округлились глаза. Он растерянно развел руками.
- Зачем же я?.. Что мне там делать?..
- Вы мужчина или?..
- Я буфетчик.
- В Уголовном розыске, не забывайте! А это что означает?.. Как только не стыдно! Получите оружие - и пошли!..
Буфетчик пожал плечами и, повертев револьвер в руках, неловко сунул его в карман.
- Не потеряй, смотри, - предупредил дежурный. На этот раз буфетчик обиделся.
- Я, кажется, не дитё и не пьяный…
Они наняли извозчика. Втроем кое-как втиснулись в маленькую пролетку и велели во весь дух гнать к монастырю.
Воронковы
За день перед этим к Лешке Воронкову приехал из деревни брат Антон. После тихих и знакомых мест он чуть не заблудился в большом и чужом городе и едва разыскал старый монастырь, а потом и нужный дом. На темной, грязной лестнице пахло кошками и помоями, длинный коридор сплошь был уставлен какими-то ящиками, корзинами, ларями. Тусклая лампочка, вся обмотанная паутиной, скупо светила с потолка. Прямо под ней можно было еще идти безбоязненно, а уже через пять шагов приходилось прибираться чуть ли не ощупью.
Братья встретились холодно. За два года, прожитые в городе, Лешка совсем отвык от деревни, почти забыл ее и не думал возвращаться туда, несмотря на настойчивые требования отца. Здесь, в городе, он чувствовал себя вольной птицей, что хотел, то и делал, никому не отдавая отчета, никого ни о чем не спрашивая. Приезд Антона был явным посягательством на его свободу, - это Лешка понял сразу, как только брат появился на пороге. Черта с два послал бы его отец просто так, передать привет да гостинцы…
Лешка познакомил Антона с тремя приятелями, жившими в одной с ним комнате, потом спросил полусерьезно, полушутя:
- Ну-с, чем прикажешь угощать такого дорогого гостя?
На грубом, покрытом старой газетой столе валялись заплесневелая горбушка ситного, колбасная кожура вперемешку с окурками "Сафо" и изгрызенная голова от воблы. Антон кивнул на это "богатство" брату, ехидно проговорил:
- Я, гляжу, у вас уж давно накрыто к обеду. Как в хорошем трактире - чего душе желательно…
Лешка невозмутимо сгреб объедки, завернул в газету и бросил к порогу.
- Это еще от прошлогоднего ужина осталось. А горничная наша загуляла где-то и не успела прибрать. Ничего, ты не стесняйся…
Антон поставил на стол корзинку и начал выкладывать из нее деревенские ватрушки, куски пирога, яйца, вареное мясо.
- Ладно, - проворчал он, - на первый раз я вас угощу. - И опять добавил с подковыркой: - Вы ж не ждали меня, а то, я думаю, угостили бы по-барски. Что вам стоит…
- Конечно, - согласился Лешка, мимо ушей пропуская насмешки брата. Он деловито осмотрел все разложенное и с нарочитой тревогой в голосе спросил: - А где же это… как его?
- Чего?
- Ну, то самое, что пьют перед такой закусью.
- Самогонка, что ли?
- Хотя бы.
- Жирно будет… Скажи спасибо за то, что есть. Батя и этого не прислал бы, - мать тайком приготовила.
- Вот как! Гневается добрый папаша. Ладно, пусть его… Садись, братва. Черт с ним, поедим и на сухую. Даровое все ж таки…
Антон вспыхнул и открыл уже рот - ответить как следует, - но Лешка тяжело притиснул его плечо, тряхнул.
- Ешь и молчи!.. Потом поговорим, - одним глазом мигнул на приятелей.
Антон понял и нехотя принялся за еду.
Вскоре приятели ушли, и братья остались одни. Антон сидел насупившись, молчал. Лешка прибрал со стола, ушел ненадолго и вернулся с тремя бутылками пива и пачкой папирос. Налил стакан так, что густая кремовая пена полилась через край.
- Пей, пока играет. Бархатное…
Антон выпил и немного отмяк. А после душистой папиросы неожиданно вспыхнувшая злость на Лешку прошла совсем, словно улетела с дымом и растаяла. Как-никак, а - брат… А задавался - это перед дружками. Всегда такой - любит форсить перед другими.
- Ну, рассказывай, как там дома живут, - попросил Лешка.
- Да ничего.
- Ничего-то у меня в кармане много.
- Похоже, - рассмеялся Антон.
Лешка не обиделся.
- Рано веселье разбирает тебя. Знаешь: хорошо смеется только последний… Отец здоров?
- Покрепче нас с тобой будет.
- Да, силен старик. Все хозяйничает?
- А как же! Чужой дядя кусок не принесет, а мы, слава богу, едим хлеб досыта, да и не один, а вприкуску с чем-нибудь.
- Это я знаю. - Лешка задумчиво опустил голову. Действительно, это он знал. Жадность отца к богатству, к почету и уважению была неуемной. Всегда и во всем Данила Воронков хотел быть только первым, хотел, чтобы не он кому-то, а ему все кланялись до земли.
Не было в селе человека богаче Данилы Воронкова. Дом его большой двухэтажный, обставленный амбарами, скотными дворами и огороженный крепким высоким забором. Мельница в селе - Данилина. Крупорушка и маслобойка - его же. У кого больше всего хлеба, скотины, денег - опять у Данилы Воронкова. И все ему мало. Каждый грош он пускает в рост, никому не откажет в мере зерна, но с условием, что за одну вернут две. Даст коней на пахоту или сев - отработай. День себе - день Даниле. Многих держал он в своих руках.
Лешка уважал отца за эту мертвую волчью хватку в жизни и еще больше за то огромное богатство, которое рано или поздно должно было перейти к нему - старшему сыну и первому наследнику. Но сам он не любил не только работать, но даже смотреть за батраками или по замусоленным книгам вести учет должников. Ему казалось, что того, что есть, не прожить до самой смерти, а в молодости только и погулять, поколобродить. Отец думал по-своему и не давал воли. Каждый рубль приходилось высматривать из его рук, и если он давал его, то с бесконечным ворчанием и нравоучениями.
В конце концов Лешка втихомолку подобрал надежную компанию и начал "промышлять" сам.
Теперь редкая ночь проходила без того, чтобы у кого-нибудь не был подломан амбар или кладовая. Воры не брезгали ничем и тащили, что под руку попадет: сапоги или пиджак, кусок холста или моток пряжи, все годилось им, а когда не оказывалось вещей, - выгружали зерно, масло, мед, яйца.
Данила стал замечать, что старший сынок его пуще прежнего отлынивает от дела, все ночи пропадает на гулянках, а денег не просит даже и полтинника. Он сразу понял что к чему, потому что в молодости и сам "проверял" чужие амбары. Однажды вечером он вызвал сына в сад и сердито предупредил:
- Смотри, Ленька, захватят тебя - не пощадят, хоть ты и Воронков.
Лешка сначала опешил. Значит, отец знает или, уж во всяком случае, догадывается. Но он не ругает, не запрещает, только предупреждает, чтобы не попался. Ловко получается!.. Он рассмеялся, довольный.
- Не бойсь, комар носу не подточит…
Но по селу уже поползли нехорошие слухи.
У кузнеца из хлева пропала овца. Воры подобрались задами и задами же ушли, оставив на земле четкие отпечатки сапог. Кузнец не стал поднимать крик, а хорошенько рассмотрел следы, особенно один приметный, от сапог с подковами, даже количество гвоздей в подковах сосчитал. И стал присматриваться, кто из парней носит такие. Оказалось - Лешка Воронков…
В один прекрасный день к Даниле Наумычу заявились соседи и имели с ним серьезный разговор.
А вскоре после этого Лешка уехал в город, якобы учиться. Чем он занимался там на самом деле, никто не знал.
Два года прошли. Теперь Лешка даже не представлял себе, как он проживет в деревне хотя бы два дня…
Лешка поднял голову на Антона, спросил сразу, чтобы не ходить вокруг да около:
- Ты за мной приехал?
- Угадал, - усмехнулся тот.
- Я так и думал. Иначе батя и на дорогу расходоваться бы не стал. Только не пойму, зачем я ему понадобился. Раньше от меня было мало проку, а уж теперь и подавно.
- Боится, как бы совсем не испортился, вот и хочет, чтобы на отцовских глазах был.
- Ха-ха! А может, я уже испортился…
- Ничего, батя умеет мозги вправлять!
Лешка бесшабашно сплюнул.
- Руки коротки, не достанет!
- Значит, не поедешь?
- Нет. Зачем?.. Здесь я вольная птица, куда хочу - туда и полечу. Вот когда он отдаст богу душу, я за наследством приеду. Он, наверное, за это время еще больше в кубышку отложил?..
- Не знаю, не считал. Только, пожалуй, ничего тебе не достанется, если не поедешь.
- Ты думаешь?
- Он говорил.
- Ага! - Лешка на минуту задумался. - Брехня!.. По закону все, что положено, до копеечки возьму. А если и нет - плевать! Сам разживусь.
- Ну, сударь, проплюешься. Как я погляжу, немного богатства накопил в городе-то. Разве что, вон, штаны завел модные да в хоромах живешь. - Антон презрительно скривил губы, обвел взглядом комнату, в которой ютился Лешка с приятелями.
А комната действительно имела совсем не хоромный вид. Старые, выцветшие обои во многих местах висели лоскутьями, пол и потолок были одинаково грязного цвета. Окно, на три четверти заколоченное фанерой, почти совсем не давало света даже днем: в ясную солнечную погоду в комнате царил полумрак.
Меблировка состояла из четырех узких железных кроватей, покрытых тощими соломенными тюфяками и серыми солдатскими одеялами, грубо сколоченного стола и четырех таких же табуреток.
Какой-то маленькой претензией на уют веяло разве лишь от аккуратно приколоченных над каждой кроватью фотографий. Тут были портреты самих жильцов и каких-то девушек вперемежку с Монти Бенксом, Мери Пикфорд и Игорем Ильинским, потом шли виды настолько красочные и заманчивые, что не верилось, существует ли все это в действительности.
- Нам здесь не век жить. Будет кое-что и получше этой дыры.
- А я думаю, лучше уж не найти.
- Найдем, - убежденно повторил Лешка. Он прищурившись посмотрел на брата. - Думается мне, что завтра ты запоешь совсем по-другому, от удивления рот разинешь…
- А я могу и сегодня разинуть, мне не трудно…
Лешка хлопнул кулаком по столу:
- Ну, довольно! Не хватало, чтобы ты еще меня учил!..
- Никто тебя не учит, только добра желают.
- Это какого же, если не секрет?
- Батя хочет новую мельницу строить, паровую. Четыре постава на шелковых ситах…
- А мне-то что?..
- То. Для тебя все это затевает.
- Ха-ха-ха! - раскатился Лешка, откидываясь на табуретке и хватаясь за голову. - Господи, твоя воля!.. Из Лешки Воронкова решили сделать мельника… Без меня - меня женили!..
- Ну, женишься-то сам.
- Что, и об этом подумано? Или даже решено?
- Есть у отца кое-кто на примете.
- Даже кое-кто. Ловко!.. На выбор, а?..
Лешка усмехнулся, прошелся по комнате, подошел к Антону:
- Ну, вот что: идите вы к чертовой матери с вашими затеями! Только и пожить, пока молод, а тут на-ко: сиди на мельнице да собирай гарнцы. Ты тоже, гусь, приехал глупых ловить! А они перевелись. А кралю я без вас себе нашел. Красивая… И имя какое: Соня! А?..
Антон вздохнул:
- Задаст мне батя перцу, когда один вернусь!
- А может, и слова не скажет, - хитро проговорил Лешка. Он придвинулся вплотную к брату. - Задумал я одну штуку…
Лешка не успел рассказать. Вернулись его приятели, веселые, возбужденные. С собой принесли большой арбуз, каравай ржаного хлеба, связку воблы и две бутылки водки. Лешка сразу словно забыл про Антона. На покупки даже не взглянул.
- Как? - спросил он нетерпеливо.
- Порядок!
- Врете!..
- На, смотри, - один из приятелей подал Лешке револьвер. Тот жадно схватил его, осмотрел со всех сторон, несколько раз любовно подкинул на руке.
- Живем, черт подери! Н-ну!.. - он многозначительно подмигнул дружкам, те осклабились, довольные.
Антон смотрел на компанию, ничего не понимая. Лешка подошел к столу, налил всем по стакану. Поднимая свой, торжественно провозгласил:
- За удачу!
Антон не вытерпел.
- На большую дорогу, что ли, собираетесь?
- Да, у нищих котомки отнимать, - отрезал Лешка. - Ты ешь да помалкивай.
Антон хмыкнул. Выбрал воблину с икрой, хряснул ее о подоконник. С непривычки он скоро захмелел и свалился на Лешкину кровать. Друзья прошептались за столом чуть не до рассвета.
Неподаренный портрет
На другой день Антон проснулся поздно. Голова гудела и кружилась, к горлу подступала тошнота, внутри все горело.
В комнате никого не было, только мухи вились над столом со вчерашними объедками.
Антон кое-как поднялся с постели, подошел к столу. В глаза бросилась записка, прикрывавшая стакан:
"Это - тебе для поправки. Ешь арбуз и до нас никуда не уходи. Мы скоро придем".
Под бумажкой оказалась водка. Превозмогая отвращение, Антон проглотил ее, закусил арбузом. Стало как будто немного полегче, а потом снова пришло опьянение. Антон выкурил папиросу, съел икру из воблы и опять лег, задремал.
Его разбудил шум: в комнату, торопясь и оживленно переговариваясь, ввалились хозяева.
- Спишь, сурок! - с порога загремел Лешкин голос.
- Нет, так просто лежу.
- Скажи - барин какой, лежу!.. - Лешка громыхнул на стол порядочных размеров чемодан. - Иди сюда.
- Чего еще?..
- Иди, тебе говорят!
Антон с кряхтеньем поднялся.
- Закрой глаза, - приказал Лешка.
- Да пошел ты…
- Ну!
Антон повиновался.
- А теперь смотри!
- Мать пресвятая богородица! - ахнул Антон.
Перед ним лежал чемодан, доверху набитый деньгами…
- Ну, теперь видишь, умник, что и мы не даром болтались в городе, - ехидно проговорил Лешка.
- Где вы взяли столько? - прошептал остолбеневший Антон.
- Нашли, - весело пояснил один из приятелей. - Идем, а он лежит. Мы и взяли…
- Ну, ша! - оборвал разговоры Лешка. - Я, полагаю, чемоданчик этот уже начали искать. Быстренько кончим дело - и врассыпную. - Он стал выкладывать пачки, деля добычу на четыре части.
Антон жадно глядел на груду денег. Боже мой, сколько их тут!.. Целое богатство!..
- Эх, не сказали мне, - горестно вздохнул он. - Я бы тоже с вами пошел…
- Ты? - презрительно глянул на него Лешка. - А кто бы взял тебя, лапоть несчастный! Заткнись-ка лучше… Мать ты моя, вся в саже!.. Это что, братва?!
В руках у Лешки были пачки облигаций. Он со злостью швырнул их на стол, снова полез в чемодан - там было то же самое…
- Да откуда они?!
- Эх, шляпа! - с укоризной проговорил один из дружков. - Откуда они… Сам же выгружал сейф, вот и набрал…
Другой добавил:
- Их можешь забирать себе…
- Больше выиграешь…
Воронков вскипел.
- Вы вот что, - стиснув зубы, проговорил он, - полегче, а то я вам такую шляпу устрою!.. Мало вам?
Дружки поутихли.
- Не мало, а что с ними делать, с этими облигациями?
Воронков на минуту задумался.
- Я знаю.
Недалеко от дома был старый заброшенный фуникулер. Пути его заросли бузиной и репейником, помещение станции было наглухо заколочено. Здесь, в густых зарослях, и решили закопать облигации.
Лешка приказал идти всем. Трое останутся на страже, двое спрячут облигации. Их запаковали в газеты, перевязали бечевкой. Получилось два небольших ничем не приметных свертка. Деньги каждый забрал с собой, рассовав по укромным местам, - мало ли что может случиться каждую минуту.
Обратно возвращались довольные. Все шло хорошо. Теперь оставалось уложить чемоданы и - гуляй душа по белу свету!
Недалеко от дома их обогнал извозчик. И, странно, остановился у того самого подъезда, куда и им нужно было. Сидевшие в пролетке быстро спрыгнули на землю. В одном из них налетчики узнали грузчика Степана, другой был в милицейской форме и третий - толстолицый - в гражданском. Степан с милицейским скрылись в подъезде. Толстолицый остался у дверей. Засунув правую руку в карман, он нервно топтался на месте, то и дело оглядываясь по сторонам.
- А ну стой! - скомандовал Воронков. - Что-то не ладно. Я сейчас…
Он неторопливо направился к толстолицему, внимательно рассматривая фасад здания. Поровнявшись с человеком, спросил:
- Скажите, вы не из этого дома?
- Нет, - отрывисто бросил тот.
- А не знаете ли, где тут дом номер семь?
Буфетчик (это был он) повернулся к Лешке и тихо проговорил:
- Иди-ка ты, любезный, своей дорогой и не суйся, куда не просят. Проходи, проходи!..
- Простите, - Лешка изобразил на своем лице растерянность и торопливо возвратился к дружкам. - Ходу, братва! Застукали!.. И, кажется, это Степан навел… На вокзал!
Антон предложил брату:
- Едем домой. Там переждешь, пока уляжется кутерьма.
- Совсем спятил! Да если нападут на след - туда в первую очередь кинутся. Вот дурак!.. - Он придержал Антона за рукав, дал дружкам немного уйти вперед. Затем сунул в руки брату две тугие пачки пятидесятирублевок. - Держи, спрячь как следует. Отдашь отцу, скажешь - я прислал. Тихонько шепни, откуда эти деньги, чтобы был с ними осторожней. И сам молчи как могила. В городе ты был, но меня не нашел… И не видел. Понял?…
- Понял, - прошептал Антон, жадно хватая деньги и засовывая их за пазуху.
- Я вернусь, как только замету следы. Ну, давай дуй куда-нибудь в сторону, чтобы и прохожие нас вместе не видели…
Антон свернул в какой-то двор, чтобы переждать немного.