VI
Такого дерзкого - среди белого дня - нарушения границы на этом участке давно уже не было. Машина шла по лесной дороге на высокой скорости, временами на мягком сыпучем грунте на весь лес завывала мотором. Тревожная группа во главе с майором Андреевым спешила к месту происшествия. Павел Иванович сидел рядом с водителем. Служебная овчарка Индус, примостившись у ног сержанта Кости Ломакина, беспокойно поглядывала умными, пытливыми глазами на сидящих рядом солдат.
Уже по дороге майор мысленно разработал план предстоящего поиска и, не дожидаясь решения начальника отряда, приказал младшему лейтенанту Терехову приготовить еще одну поисковую группу с целью перекрыть большак. Сосед справа, как он предполагал, выдвинет свою группу в направлении Пренайских болот, слева поможет майор Засветаев и начнет поиск в районе Шештокайского бора. Выход в глубокий тыл из района озера Дуся перекроют дружинники.
Машина вырвалась на прямую и, поднимая пыль, покатилась вдоль следовой полосы, один край которой был уже освещен выплывавшим из-за леса солнцем, другой еще лежал в прохладной тени.
Деревянная вышка на сопредельной стороне выросла перед машиной неожиданно. Начальника заставы встретил Солпар Эмилов. Приложив руку к смуглой, загорелой щеке, чуть сдвинув набок фуражку с зеленым околышем, он доложил о происшествии и повел майора к месту нарушения. Подойдя к бровке следовой полосы, Павел Иванович присел на корточки. Было видно, что верхняя корка была порушена недавно, суглинистая, полупесчаная земля только чуть-чуть успела повянуть на солнце. За спиной майора сгрудились солдаты.
- На первый взгляд можно предположить, что купалась в песке птица, - проговорил начальник заставы. - Но это только на первый взгляд... Пятился задом и заделывал следы. Всем принять в сторону! Сержант Ломакин, Индуса на след! - приказал он.
- Есть, Индуса на след! - Сержант выдвинулся вперед. Индус, словно давно ожидал этого, рывком натянул поводок, ткнулся носом в сухой вереск, но тут же быстро откинул нос и начал отфыркиваться, несколько раз чихнул, потом, подняв на сержанта слезящиеся глаза, жалобно заскулил.
- Что с ним? - спросил Виктор Шабашев.
Сержант Ломакин встал на колени и нагнулся к брусничному кусту. Он был примят. На других еще серебрилась роса. Индус не брал след и продолжал скулить.
- Сержант Ломакин, убрать собаку, - приказал майор. Он понял, что имеет дело с опытным нарушителем, - из тех, кто обрабатывают след специальным веществом, не имеющим цвета, но с особым запахом. Взяв у Солпара Эмилова трубку, Павел Иванович направился к розетке.
- Товарищ полковник, след посыпан порошком неизвестного происхождения. Собака его не взяла. Принял решение вести преследование по вероятному направлению действий нарушителя.
- Хорошо! Только нужно все делать быстро, - ответил полковник Михайлов. - К вам вылетают вертолеты. Справа и слева помогут соседи. На место нарушения поставить часового - землю и траву возьмем на лабораторный анализ. Вы меня поняли?
- Так точно! Есть!
Подойдя к ожидавшим его солдатам, майор вернул трубку Солпару и отдал боевой приказ на преследование.
На широкой солнечной просеке светло белели меж елками веселые березки. Тарахтя и гулко стреляя, на старую лесную дорогу выскочил красный мотоцикл с коляской и остановился под кудрявым дубком. С корзинкой в руках из коляски выпрыгнула Люцинка, отряхивая узкие черные брючки на крепких, стройных ногах, сердито взглянула на сидевшего за рулем чумазого паренька с огромными, сдвинутыми на веснушчатый лоб шоферскими очками. Синие глаза Люцинки вылили на него целое море холода.
- Чтобы я еще раз поехала на твоем трескучем шарабанчике... да никогда в жизни!
- Ой же и капризуля! - раздался звонкий голосок, и из-за спины Юрко выглянула темноволосая, взлохмаченная детская головенка. Из-под стрельчатых ресниц на курносом лице блеснули живые, черные, как две капли дегтя, глазенки. Девятилетняя сестричка Люцинки, Олеська, сползла с багажника, подбросила над головой маленькую корзиночку и, приплясывая ладно зашнурованными тапочками, поймала ее.
- Олеська, перестань озоровать, малину вытряхнешь! - крикнула Люцинка. - Юрасик! Ты ведь приедешь за нами? Когда?
- Да как скажете... - Паренек робко посмотрел на Люцинку.
- Обратно мы поедем на автобусе. - Люцинка отвернулась, сняла с головы белый, в синих горошинах платочек и важно поправила сбившийся за плечами волнистый пук каштановых волос.
- А если я не хочу ехать на твоем автобусе? - заявила Олеся.
- Потопаешь тапочками...
- Ой же вреднючая! Ты, Юрасик, ее не слушай... - взмолилась Олеся.
- Да я бы мог... - Юрасик не договорил и запнулся.
- Ты же слышал, Юра, мы поедем лоздияйским автобусом, и тебе незачем приезжать. - Люцинка, встряхнув платочек на вытянутых руках, накинула его на плечи и кокетливо опустила кружевца на белый, чистый лоб.
- Хорошо. Ладно, я не приеду, - ответил Юрасик без обиды и нажал на стартер. Мотоцикл взревел, стрельнул дымом, сорвался с места и, подпрыгивая на кочках, покатил по лесной тропе.
- Ну до чего ж ты, Люцинка, поросятина...
- Как ты сказала? А ну повтори!
- П-о-р-о-с-я-т-и-н-а! - подобрав свою корзиночку, пропела Олеся.
- И тебе не стыдно говорить так старшей сестре?
- Ни капелюшечки. Даже ни вот столечко. - Олеся показала свой крохотный мизинчик.
- Уж такая ты у нас бесстыжая, - вздохнула Люцинка.
- А у тебя кривое сердце...
- Как так? - опешила Люцинка. Такими словечками Олеська часто ставила ее в тупик.
Ветерок заиграл на дубе листвой. В лесу, словно по сигналу, все зашевелилось; на березе качнулись ветки, и она задрожала, как живая.
- Почему у меня кривое сердце? - спросила Люцинка.
- Ты обижаешь хорошего человека... - Указательный пальчик Олеськи взметнулся перед ее облезлым, смешно вздернутым носом.
- Интересно, кто же это такой хороший?
- Ох и притворенная! Напустила на глаза платочек и будто ничегошеньки не знает...
- А ты скажи мне по-простому...
- По-простому? - Правый глаз Олеси лукаво прищурился. - По-простому... ты думаешь, мне очень приятно обнимать на багажнике твоего Юрасика?
- Замолчи, болтушка!
- И я же болтушка, и я же бесстыжая! Привет! Да мне жалко его до самых пяток! Из-за тебя он же весь провонял керосином....
- Значит, если чумазый, так и хороший?
- А интересно знать: для кого он чинит и смазывает свой мотобиль с люлькой?
- Олеська!
- Вот она я, Олеська! Ну и что? Но только не для Олеськи, разрази меня гром, Юрасик подает из-за угла нашего дома свои гудочки. - Олеська предусмотрительно отошла от сестры подальше. Загорелые локти взметнулись над головой вместе с корзинкой. - Он - би, би, би-и-и! - не унималась она, - а одна дивчиночка, у которой платочек в горошках, как услышит такой гудочек и заквохчет тонюсенько: "Мамо, у меня кончились тетрадки. Юрасик как раз едет в город. Разреши мне, мамуленька, прошвырнуться туда". А я в это время швырк в комодный ящик, а там тетрадок-то... даже и моим детям останется!
- Ох же и балаболка! Ох и язык!
- А потом...
- Что потом? - отводя в сторону корзинку, грозно приближается Люцинка.
- Потом Юраскин мотобильчик пых-пых - и покатили! Только закатятся в Шештокайский бор, а мотобильчик пых-пах, и дух из него фю-у-у! И тут начинается у них текущий ремонт. Юрасик пыхтит с насосом, а дивчина та колесо придерживает... Потом вечерком крадется домой, а на всю избу от нее керосиновый дух... А щеки так пылают, аж в темноте светятся. Ну ясно же, целовались, разрази меня гром!
- Уж зараз я тебя разражу, трещотка несчастная!
Олеська с визгом шмыгает в кусты и летит через голову прямо под ноги какому-то босоногому человеку...
VII
В то дождливое, но теплое лето на опушках Лоздияйского бора, в черничном ягодничке, таилась уйма грибов. А еще больше их было по окрайкам шештокайских мочагов - там из мха выглядывали такие, в подрумяненных шапках, подосиновики, что на каждом шагу дух захватывало. Однако на тропинке, по которой двигалась поисковая группа, не только срезать подвернушийся гриб, но даже нагнуться не разрешалось. Пограничники контролировали все явные и потаенные тропы.
Вот уже больше часа майор Засветаев ведет свою группу по краю болота. И идут вроде ровным, размеренным шагом, а у солдат потемнели гимнастерки от пота. Душно. Вместе с болотными испарениями в нос шибает лекарственный запах багульника. От ливней болото вспухло, на чуть заметную тропу во всех низинках выступила кофейного цвета вода и так залила маслянистый торфяник, что ноги местами вязнут едва не по колено.
А майор шагает себе и шагает. Ефрейтору Мельнику кажется, что начальник заставы нарочно выбирает путь, где лужи пошире, где поглубже погружаются в грязь укороченные Мишкины сапоги. Еще хуже Грише Галашкину - он еле поспевает за своим любимым Амуром, рослой и сильной овчаркой. Галашкин уже не раз проваливался и черпал холодную жижу. Будто дьяволы сидят в этом проклятущем болоте, хватают за каблуки и тащат в свою преисподнюю... Во время коротких остановок Григорий плюхался на кочку и переобувался, с трудом натягивая под смешок товарищей изуродованные голенища.
- Пляши и смейся, щоб я утоп в тех мочагах, - покрякивая от боли, ворчал Мельник. Сморщенные, сильно "пидсохшие" холявы ему до крови растерли ногу. - Не было нам всем печали...
- Не один же ты страдаешь, - говорит Лукьянчик.
- Ты думаешь, если Галашкину худо с Дегтярем, так это мне утешение, пляши и смейся?
Стараясь не попасться майору на глаза, Михаил прятался за кусты, стаскивал сапоги и наспех перевертывал мокрые портянки. Корил себя по всем швам за то, что устроил себе такую каторгу, да еще и угадал под тревогу:
- Вот же дурень!
- Ефрейтор Мельник, что вы так часто возитесь с сапогами? - раздался голос майора.
- Да тут...
- Натерли, что ли?
- Трошки... Пустячок совсем... - отозвался из-за куста Мельник.
- А сержант Галашкин тоже... он, наверное, скоро все болото вычерпает голенищами. Ну как, сержант, не жмут новенькие-то?
- Да вроде бы...
Кто-то подавляет смех кашлем. Обстановка все-таки... в таком деле не очень засмеешься.
Словно не замечая удрученных лиц модников, Иван Александрович решает обыграть эту историю с сапогами в полную меру. Во время остановок он преднамеренно садится отдыхать в сторонку и только краем глаза наблюдает за мучениями Галашкина и Мельника и как ни в чем ни бывало подшучивает:
- Конечно, новый сапог сразу не обомнешь. Ноге приноровиться надо... А потом еще смотря с какой коровы содрали шкуру - иная так ее заносит, что и выделка нипочем... Скует ногу, будто тисками железными, когда-то разомнешь, разносишь...
Рядовой Лукьянчик падает спиной на мох и сучит ногами, обутыми тоже в новые яловые сапоги с гладко вытянутыми голенищами. Лумисте кашляет и обжигает губы сигаретой. А Мельнику не до смеха. Он отворачивается и в укор себе покачивает головой, наблюдает, как щеки сержанта Галашкина наливаются кровью. Амур опрятно облизывается и тычется остроносой мордой в мокрые коленки хозяина.
Иван Александрович знает меру и шуткам, переводит разговор на другое, объясняет солдатам, что впереди им встретятся еще более трудные места и что, возможно, придется разъединиться на две группы.
- Придется поплавать...
- Ох эти, будь они неладны, чертовы болота, - говорит Лукьянчик. - Куда ни поставишь ногу, всюду мочаг....
- Если бы пограничники ходили дорожками, где и не замочить сапожков... - продолжает майор.
- Так начнем все ходить в калошах? - предложил Лумисте.
- Тут уж наверняка сядешь в калошу, - ответил начальник заставы. Солдаты дружно засмеялись.
- Отставить, товарищи! В истории были такие случаи...
- В истории? - Лумисте поднял на майора умные, с голубым оттенком глаза. Он был парень начитанный.
- Да, теперь это уж просто веселая история, - продолжал майор. - А тогда было не до веселья... В боях под Москвой фашисты стояли на часах, охраняя самих себя, и даже пытались ходить в наступление в этаких большущих соломенных калошах.
- Верно. Я читал, - подтвердил Лукьянчик.
- А потом, когда мы их выкуривали из Августовских лесов, приходилось лазить по пояс в болоте, иногда под плотным огнем. В самых диких местах пряталось столько разной швали - начиная от полицаев, кончая матерыми эсэсовцами. Предполагаю, что и сегодняшний гость облюбовал себе болотную резиденцию.
Майор теперь уже более подробно объяснил на развернутой карте детали поиска, показал, в каком направлении может двигаться и скрываться нарушитель. Дождавшись, когда была потушена последняя сигаретка, подал команду:
- Встать! Вперед, шагом марш!
Солдаты вскакивают, поправляют снаряжение и, вскинув на плечи автоматы, втягиваются на тропу. Снова перед ними лес, хрустко трещат под ногами мертвые ветки, хлюпает в мочажинах вода. Рассредоточившись на необходимое расстояние, пограничники сливаются с окружающим фоном.
VIII
Дети бывают упрямы, настойчивы и последовательны даже в самых нелепых своих поступках. Таким непоколебимо настойчивым характером обладал и Юстас.
- Как только подкатим к мостику, так ты спрыгивай. С меня хватит, слышишь? - порывисто дыша в затылок Пятрасу, шипел Юстас.
- Так не удобно же! Разве ты не видишь, что человек болен?..
- Болен? Пусть садится на автобус и едет в Раздияй к доктору.
- Бросить человека на дороге... - тоненьким, даже печальным голосом возразил Пятрас. - Это, Юстас, не по-товарищески.
- Видали товарища! Если уж ты такой добрый, ваша мосць, садись опять к нему на раму и качайте хоть до самого Укмерге! С меня хватит! Баста! Баста! В гору я и до разу не нажму педалей.
- Мы можем с тобой по очереди, - не совсем смело заявил Пятрас.
Люпиновое поле кончалось, горбатенькие перильца моста через Запсие приближались. Велосипед прокатился мимо белого дорожного столба.
- Все, Пятрас. Долой с коня! - Юстас сбавил ход. Пятрас спрыгнул и крикнул Изодасу, чтобы тот остановился.
Из-за леса поднималось солнце. Меж зеленых камышей покойно и тихо лежала речушка. В серую, ленивую рябь серебром сыпались отблески лучей. Юстас прислонил велосипед к перилам моста и не спускал глаз с дрожащих камышинок, где в расходящихся кругах только что ударила щука. Была самая пора утреннего жора.
- Устали, братки? - спросил Изодас и, не дожидаясь ответа, прибавил: - Ничего, еще немножко...
- А мы дальше ехать не можем, - сказал Юстас и отколупнул от перил щепочку.
- Да что вы, хлопчики! - Изодас озадаченно поглядывал то на одного, то на другого. - Я вам еще дам шоколада. У меня богато!
- Не нужно. - Пятрас смотрел на пассажира виноватыми глазами. От этого взгляд его казался еще более живым и чистым.
- Могу дать и денег.
Юстас отвернулся и бросил щепочку в воду. Она медленно поплыла, переваливаясь на ряби с боку на бок. Изодас понял, что с деньгами у него вышла глупость. Сморщил лицо, точно тело пронзила нестерпимая боль.
- Бог знает, какие боли в желудке...
- Сядете на автобус, и не надо будет крутить педалей. А там еще гора какая и песок, кишки намотаешь на передачу... - проговорил Юстас.
- Ах, хлопчики, хлопчики, как мне хорошо было с вами! - сокрушался Изодас.
- Нам порыбачить хочется, - сказал Пятрас. - А вам на автобусе и правда будет лучше.
- До автобуса-то нужно дойти! - уже не скрывая раздражения, возразил Изодас. Ему не очень хотелось использовать этот многолюдный транспорт. Он спешил выйти из пограничной зоны и хорошо понимал, что лучшего прикрытия, чем эти мальчишки, ему уже не найти. Сколько он их ни уговаривал, ребята не согласились сопровождать его дальше. Внешне он старался расстаться с ними радушно, сунул на прощание еще по шоколадке. Юстас долго упрямился и не хотел брать, а потом взял, чтобы только поскорее отвязаться.
Мальчики свели велосипеды с моста, спустились вниз по берегу речушки, нашли удобную для рыбалки заводь и остановились.
- Клевать, наверное, не будет, - сказал Юстас и положил велосипед на траву. То же сделал и Пятрас.
- Ты так думаешь? - спросил он.
- Думаю, что поздно уже...
- Закинуть надо. Там видно будет, - сказал Пятрас.
- Попробуем.
- Знаешь, Юстас, а мне сначала захотелось попробовать шоколадку, - засмеялся Пятрас.
- А ты думаешь, я против? Попробуем, Пятрасик! - Юстас успокоился и смягчился, радуясь тому, что наконец они отделались от этого прилипчивого дядьки и его тупоносых башмаков.
Присели на травку и вытащили из карманов каждый по плитке. Прежде чем развернуть, Юстас, как всегда, решил прочитать, что написано на этикетке. Прочитал, тронул дружка за плечо:
- Слушай, Пятрас, ты погляди, что тут намалевано?
- Где?
- Да на обертке. - Юстас разглядывал бумажку и так и этак. Ему хорошо были знакомы латинские буквы, но здесь слово "шоколад" было напечатано очень по-смешному.
- Вместо "шоколад" написано "чеколяда"... Ха!
- Не все ли равно, как там написали, - продолжая развертывать свою плитку, сказал Пятрас.
- Это не советский чеколяда, здесь написано "Варшава"!
- Значит, польский. - Пятрас уже успел докопаться до фольги. - Ты, наверное, прав, Юстас, точно, Польша.
- Если я и прав, то от этого шоколад не станет слаще...
- Пусть хоть ефиопский, все равно вкусно! - Пятрас отламывал дольки и бережно клал в рот.
- Ты любишь сладкое? - спросил Юстас.
- А кто его не любит?
- Малина не хуже. После рыбалки завернем в наш лесок?
- Конечно, завернем!
Они съели шоколад, бросили обертки и принялись налаживать снасти.
IX
Проследив за мальчиками, пока они не скрылись из виду, Изодас, забыв об усталости, стал быстро подниматься на пригорок. Совсем неподалеку зеленой стеной возвышался сосновый бор. Деревья были так высоки, что до их вершин мог добраться только ветер. А ветер разыгрался уже не на шутку. Раскачивая верхушки, он становился все злее, сердито швырялся сломанными сучьями и сухой листвой. Для нарушителя это было кстати - шум скрадывал его шаги. Ему хотелось поскорее найти уголок, где можно было бы отдохнуть, переобуться и кое-что спрятать. Он знал, что совсем близко начинаются знаменитые шештокайские болота, а в них есть не мало укромных мест.