- Эй, эй! - кричал он на ребят. - А ну, дальше от сарая! А заме–тив появившегося на дороге старшего мюрида, схватил винтовку и поторопился встать у дверей сарая.
Старший мюрид снял замок и заглянул в сарай.
- Вах! Ты лто же это, сволочь! Пустой сарай стережешь? Упустил врага! Собачья драка тебе дороже чести мюрида?
Ничего не понимавший мюрид ошалело смотрел в мутные пьяные глаза старшего.
- Он тут, Джамал, - показал он на сарай, думая, очевидно, что тот, пьяный, плохо смотрел.
- Тут, говоришь? Смотри, свинья! - Старший мюрид изо всех сил толкнул ногой дверь сарая.
Мюрид не верил своим глазам. Сверху на потолке сарая зияла огромная дыра.
- Вах! - Мюрид схватился за голову.
- Пока ты тут покуривал да развлекался, этот бандит вылез через эту дыру!
Мюрид, дрожа от злобы и страха, бросился вдоль улицы, стреляя на ходу. Из ворот вышла женщина, прикрыв лицо платком. Мюрид на ходу сорвал с нее платок, заглядывая в лицо.
- Вах! Простите. Думал - не партизан ли, - он бросился дальше, а растерявшаяся было женщина схватила камень и швырнула в мюрида.
- Будь дома мой брат, он бы голову тебе сорвал, - плача, крикнула она и, закрыв лицо руками, убежала.
А мюрид все бежал по улице, расталкивая прохожих.
- Партизан убежал, держите его, - кричал он. - Ах, бедная моя голова!
- Чего орешь как баба! - догнал его старший мюрид. - Лучше скажи, кто тут был еще, кто помог ему доску на сарае сверху снять. Мюрид совсем обалдел. Маленькие черные глазки сбежались к переносице.
- Кто тут был? - Он стукнул себя кулаком по голове. - Да это ж он, этот фокусник.
- Какой фокусник?
- А… - мюрид махнул рукой. Тут он заметил подъезжавшего Гусейна и совсем замер от страха.
Узнав у старшего мюрида, в чем дело, Гусейн побагровел. Злые колючие глаза его сузились.
- Знаешь ли ты, болван, кого упустил? Красного лазутчика, правую руку Атаева. - И, размахнувшись плетью, он ударил мюрида по лицу. - Повешу, если не найдешь мне его! Иди, показывай, какие из мальчишек тут были тогда.
Мюрид бросился искать Абдулатипа и Шамсулвару, но среди аульских ребятишек, толпившихся у сарая, их не было.
- Удрали! - мюрид чуть не плакал. Гусейн приказал собрать перед мечетью всех аульских мальчишек. Скоро рваная босоногая шеренга выстроилась возле мечети. Перед ней с плеткой в руках расхаживал Гусейн.
- Ну, кто из этих? - крикнул он совсем потерявшему голову мюриду.
- Вроде их тут нет… Один худой был, я его враз узнаю, а с ним - толстый такой. И собака с ними.
В этот момент Горан, очевидно, в поисках Абдулатипа, протиснулся вперед.
- Вот она, эта собака! - заорал обрадовавшийся мюрид.
- Вот оно что, - хмыкнул Гусейн. - Ясно. Пошли. А вы можете расходиться, - крикнул он ребятам.
Гусейн с мюридами бросились к дому Чарахмы.
- Наверняка дома спрятались, куда им деться, - говорил старший мюрид.
Гусейн рванул ворота и, гремя шашкой, взбежал на крыльцо. Не взглянув на испуганную Издаг, выскочившую на веранду в одной рубашке, он бросился в комнату, обшаривая один за другим все углы. Мюриды рыскали на чердаке и на сеновале.
- Что случилось, дорогой? Кого ты ищешь? - дрожащим голосом спросила Издаг.
- Сынка твоего мужа! Он, подлец, освободил красного лазутчика и где‑то спрятался.
- Красного лазутчика! - побледнела Издаг. - О Аллах! - она присела на стул. - Я не видела сегодня этого щенка, - сказала наконец она. - В доме его нет.
- Куда же он мог деться? - Гусейн стоял посреди комнаты.
- Может, во дворе прячется? - сделала предположение Издаг. - Клятый щенок! Одни неприятности из‑за него!
- Не волнуйся, сестра. Найдем его.
Мюриды уже шарили во дворе. Гусейн сунул шашку в стог стоявшего у веранды сена, потом воткнул ее в стог кизяка.
- И тут нет…
А Шамсулвара и Абдулатип, прятавшиеся от Издаг на сеновале, услышав голоса приближавшихся к дому мюридов, скрылись именно за стогом кизяка. Через щели хорошо был виден весь двор. Шамсулвара дрожал от страха. От кизячной пыли першило в горле, мальчики едва сдерживались, чтобы не кашлянуть. Видя, что Гусейн направляется к кизяку, Абдулатип весь сжался, ему вдруг стало холодно, но он сдержал себя, вовремя закрыв ладонью рот Шамсулвара.
Во двор заглянул Назир. Видно, он зачем‑то искал Гусейна.
- Эй, Назир, иди‑ка сюда! - позвал Гусейн. - Как, думаешь, где могли спрятаться эти негодяи?
- Вы в сарае в сене ищите, он там всегда от Издаг прячется, - сплюнув, сказал Назир. - Или за кизяком.
"Ну, подожди, - Абдулатип, услышав это, задрожал от злости. Если жив останусь, разделаюсь с тобой", - он сидел, боясь шевельнуться. Шашка Гусейна прошла около его локтя. Шамсулвара чуть не вскрикнул, Гусейн опять сунул шашку в щель, она скользнула как раз между ребятами, ободрав Абдулатипу локоть. "Если в третью щель сунет, попадет прямо в грудь мне", - подумал вдруг Абдулатип и, стиснув зубы, закрыл глаза.
Но в это время прибежавший Горач, неистово лая, бросился на Гусейна. Побледневший Гусейн резко обернулся, бросив шашку в ножны.
- Абдулатип где‑то здесь, вот он и лает, - сказал Назир. А пес, словно поняв слова Назира, бросился на него с яростным лаем. Назир спрятался за спиной Гусейна.
- Проклятая собака. Глядишь, и укусить может, - и, вынув из кобуры пистолет, Гусейн выстрелил Горачу в голову. Абдулатип хотел вскочить, но теперь его держал Шамсулвара. Пес бешено закрутился на месте, отчаянно воя, а потом как‑то сразу притих и замер. Гусейн пнул его ногой и пошел со двора.
17
Дотемна сидели Абдулатип и Шамсулвара за кизяком. Во дворе неподвижно лежал Горач. Абдулатипу временами казалось, что он просто прилег отдохнуть и стоит ему, Абдулатипу, выйти из своего убежища, как Горач тут же поднимет голову, вскочит и, как всегда, радостно залает.
Вечером Издаг вышла из дома за кизяком. Видно, она собиралась затопить печь. Но, увидя мертвую собаку, вскрикнула и убежала в дом.
- Давай выберемся, пока они не вернулись, - сказал Шамсулвара. Он совсем задыхался.
- Потерпи еще немного, пусть стемнеет.
- Здесь дышать совсем нечем. У меня сердце болит, - прошептал Шамсулвара. - А то еще они и кизяк могут поджечь, слышал, как этот Гусейн говорит, что будет сжигать дома партизан.
- Мой отец не партизан.
- А наш дом, наверно, уже подожгли. И ботинки мои новые, наверно, сгорели, отец недавно сшил.
- Подумаешь, ботинки. Я тебе мои новые сапоги дам. Партизанские.
Мальчишки поднялись, с трудом выпрямляя затекшие ноги. Упало несколько кизяков, но поблизости никого не было. Ноги так онемели, что некоторое время мальчики стояли, держась за стенку, чтобы не упасть. Прислушались. Где‑то далеко слышались крики.
- Идем скорей. А то они опять придут, - торопил Шамсулвара.
- Посмотри‑ка, какое зарево, будто с того конца весь аул горит. Ну, пойдем скорей.
- Подожди. Надо похоронить Горача, - Абдулатип склонился над верным другом.
- Ну вот, придумал. Надо бежать скорей, а он… - Шамсулвара чуть не плакал. - Слышишь, дверь стукнула. Наверно, Издаг опять идет.
- Ну иди, а я все равно сначала Горача похороню. - Абдулатип вырвал руку. Он попробовал поднять собаку на руки, но она была тяжелая.
- Да что с тобой спорить, - махнув рукой, Шамсулвара стал помогать другу. Ребята пролезли через ограду в огород и, выкопав неглубокую яму под грушевым деревом, закопали Горача.
Абдула тип всхлипнул.
- Прощай, Горач. Я отомщу за тебя. Отомщу мюридам. - Он достал нож и направился было в конюшню.
- Куда ты? - дернул его Шамсулвара.
- Отрезать хвост коню Гусейна.
- Чем конь виноват? Надо самому Гусейну мстить, конь ни про чем. Ты ведь красный, понимать должен.
- Ты прав. Пошли. - Мальчишки перелезли через ограду и стали пробираться к кладбищу.
Около памятника шейха Абдулатип остановился.
- Давай посмотрим, там ли пулемет, - сказал он Шамсулваре.
Пулемет стоял на месте.
- Там. Пошли скорей. Чего ты возишься, - волновался Шамсулвара.
- Сейчас. Только звезду сверху приколю. А то как я к Атаеву без звезды приду.
- Куда? - удивился Шамсулвара.
- Мы к Атаеву в крепость идем. Некуда нам больше идти.
- Да. Некуда, - Шамсулвара вздохнул. - А как мы туда доберемся?
- По следам Оааду пойдем. К речке сейчас спустимся, а там - зарослями.
- А пулемет?
- Сейчас не дотащим. Потом за ним с партизанами вернемся.
18
Осторожно ступая, ребята спустились к речке. От нее узкая тропинка вела к мельнице. Она уже давно не работала, с тех пор как мельник Нухи, отец Хабиба, исчез куда‑то. Поговоривали, что он подался к партизанам в крепость, а некоторые, наоборот, утверждали, что он воюет в рядах мюридов. Как бы там ни было, мельница бездехгствовала, лишь изредка заглядывал сюда по привычке глухонемой Хабиб, надеясь, очевидно, разыскать здесь хоть немного муки.
Ребята прошли вдоль неглубокой канавы, на дне которой блестела вода.
- В случае чего, спрячемся в этой канаве, - сказал Абдулатип. - Там хоть и вода, зато место надежное. Доберемся сейчас до мельницы, а оттуда прямиком в крепость.
- А вдруг с мельницы нас увидят? - забеспокоился Шамсулвара.
- Нет там никого. Никто не увидит.
Из‑за тучи вышла луна, ярко осветив все кругом.
- Идем ближе к кустам, светло очень, - шепнул Шамсулвара.
Действительно, луна залила молочным светом всю долину. Мальчики притаились в кустах.
- Лучше переждать. Смотри, тучи бегут, сейчас опять темно станет, - сказал Шамсулвара.
Вдруг со стороны мельницы послышались голоса. Они быстро приближались.
- Кажется, мюриды, - Абдулатип прижался к земле, пытаясь рассмотреть приближавшихся мужчин.
- Трое их. И точно - мюриды. Вон впереди Иса идет. По походке вижу - он, - шепнул Абдулатип.
- Наверно, на мельнице нас искали, - испуганно сказал Шамсулвара.
Мюриды были уже совсем рядом, но луна, к счастью ребят, зашла, и кустарник надежно укрывал их.
- Не надо было его связывать, - услышали они голос Исы. - Я так его отделал, что вряд ли он поднимется. Злой, сволочь. Видали, как на меня с топором бросился?
- Надо было его совсем прикончить, - сказал другой мюрид.
- Еще не хватало дурака убивать. И так в ауле о нас бог знает что говорят.
Шамсулвара шевельнулся, задев ветку. Иса настороженно остановился, втягивая острым носом воздух.
- Заяц где‑то здесь в кустах. Да, жаль, - спешить надо, - и он двинулся дальше.
Мюриды наконец скрылись из виду.
- Бежим скорее на мельницу, они там Хабиба связали. - Абдулагип бросился вдоль канавы к мельнице, утопавшей в зелени ивы. Шамсулвара едва поспевал за ним.
В мельнице было темно, хоть глаз выколи. Абдулатип рванул дверь в комнату с низким закопченным потолком. Он и раньше бывал здесь с Хабибом и знал, где что лежит. Нашарив в темноте спички, лежавшие на печке, зажег коптилку. И тут ребята увидели Хабиба. Он лежал в углу, привязанный к подпорке, с кровавой пеной у рта. Рубашка на нем была разорвана и на голой груди краснели полосы от ударов плетью.
- Смотри, он умирает, - бросился к Хабибу Шамсулвара.
- Припадок у него. Беги, холодной воды из сеней принеси, я пока его развяжу.
Абдулатип плеснул водой в лицо Хабиба, тот медленно открыл глаза.
- Бу–бу–бу, - едва шевеля языком, проговорил Хабиб. Из глаз его катились слезы, он тихо стонал. Мальчики сами едва сдерживались, чтобы не расплакаться от жалости, пытались успокоить друга, жестами объясняя, что, мол, мюриды ушли и что они отомстят им.
Понемногу Хабиб успокаивался, по–своему пытаясь рассказать ребятам как все было. Как мюриды разбудили его, стали допрашивать - где, мол, отец, а потом один из них ударил, и тогда он, Хабиб, схватил топор. И мюриды вое трое набросились на него и стали бить сапогами, а потом едва живого привязали, - жилы на худой бледной шее Хабиба напрягались, он с трудом дышал. "Все равно убью их", - знаками говорил он друзьям.
- А где твой отец? - спросил у него Абдулатип.
- Ву–бу–бу, - бормотал глухонемой, показывая в сторону крепости.
Из того, что пытался объяснить Хабиб, ребята поняли, что отец его, забрав винтовку, ушел к Атаеву, а ему наказал охранять мельницу. Здесь оставались два мешка пшеницы да немного сушеного мяса, - все богатство мельника и его обиженного судьбой сына. Но все это теперь забрали мюриды, а деревянный ящик, служивший меркой зерна, разрубили шашками. Казалось, Хабиба больше волновало то, что мюриды разорили мельницу, и меньше - его раны.
- Мастерскую моего отца мюриды тоже всю разорили, - вздохнув, сказал Шамсулвара.
Хабиб опять заволновался, побежал, схватил топор, показывая, что мол, зарубит мюридов.
- Мы вместе убьем их, - успокаивал его Абдулатип. - Один ничего не делай, жди нас здесь, на мельнице, а мы пойдем в крепость за Атаевым. Приведем в аул красных партизан, и они отомстят за все.
- Бу–бу, - согласился Хабиб. Ему жаль было расставаться с ребятами, но раз им надо идти, что ж поделаешь.
Абдулатип и Шамсулвара, связав веревками чувяки и перекинув их через плечо, спустились к речке. Надо было перейти ее вброд, другого пути к крепости не было. Засучив штаны, мальчики вошли в воду. Она была холодная, жгла ноги, а острые камешки больно кололи их.
- Далеко отсюда идти? - заволновался Шамсулвара. Он уже начал дрожать от холода.
- Прямо вон от того моста - дорога в крепость, - показал Абдулатип на белевший впереди мост через речку.
Наконец ребята, порядком вымокнув, добрались до моста, но не успели вступить на него, как над головой просвистели одна за другой пули. Стреляли со стороны аула. Видно, мост был под наблюдением.
Шамсулвара бросился к Абдулатипу.
- Что? Попало?
- Кажется - да.
- Давай под водой пойдем вдоль моста, тут неглубоко, только на середине проплывешь немного, - и Абдулатип скрылся под водой, таща за собой пыхтевшего Шамсулвару.
Когда мост остался позади, у красной скалы Абдулатип и Шамсулвара высунулись из воды и немного отдышались.
- Давай, посмотрю, где ты ранен.
- Я… я, кажется, не ранен, - свист пули оборвал его слова. Теперь стреляли по мосту уже со стороны крепости, видно, мост охраняли партизаны.
- Нас заметили, - дрожа, сказал Шамсулвара. - Давай опять под воду. - Тут было неглубоко, иначе бы туго пришлось Шамсулваре, - плавал он плохо, его толстое тело всегда так и тянуло ко дну. Но, на его счастье, вода здесь доходила только до пояса, да к тому же можно было держаться за прибрежные камни и кусты. - Смотри, там впереди пропасть, - прошептал Шамсулвара, от холода он едва шевелил языком.
- Там в скале лесенка есть к крепости, только подниматься надо осторожно, - сказал Абдулатип. Он отряхнулся и стал ощупью искать лестницу, кем‑то высеченную в скале кинжалом.
- Вот она, нашел, - шепнул он Шамсулваре.
- Не вижу я никакой лестницы. Давай подождем, пока луна взойдет.
- Ты что! Тогда нас увидят мюриды со стороны аула. Давай сюда руку, - и он уже поставил ногу на лестницу. Каменные выступы ее были настолько малы, что можно было лишь ногу поставить и, держась за выступы скалы, взбираться дальше, каждую минуту рискуя сорваться от одного неосторожного движения.
В жаркие летние дни дети окружных аулов, купаясь возле моста, любили подниматься по этой лестнице на нагретые солнцем каменные плиты у самой стены крепости и лежать на них, греясь на солнце.
Абдулатип частенько увязывался за старшими ребятами и приходил сюда купаться вместе с ними. Он ловко взбирался по узкой каменной лестнице и мог часами лежать на горячей от солнца плите. Мог с самого высокого выступа скалы, закрыв глаза, прыгнуть в речку, туда, где было глубоко. Старшие ребята хвалили его за храбрость. Иногда утехи ради они просили его станцевать на краю пропасти. Они хлопали в ладоши, свистели, всячески подзадоривали его, а он рад был стараться. Солдаты, жившие в крепости, поднимались на стены крепости взглянуть на лихого танцора. Абдулатип хорошо запомнил румяного худощавого офицера, в золотых погонах, любившего наблюдать, как он танцует, рискуя каждую секунду сорваться в пропасть. Офицер хвалил его- якши, якши, - и бросал ему медяки. Ловко поймав их в папаху, Абдулатип направлялся, бывало, к чайхане Дарбиша. Бывало, повар Тидурилав возьмет пятачок, посмотрит - не фальшивый ли, подбросит и спросит: "У кого украл?" - "Офицер дал за танцы". - "О, - скажет Тидурилав, - а ну‑ка, и мне станцуй", но тут, как правило, кто‑нибудь заглянет в шашлычную. "Э, мальчик, танцы в другой раз, на, возьми мясо", - и протянет дымящийся шашлык на шомполе. Абдулатип должен был зубами схватить с шомпола горячий кусок. Раскаленное, в красном соку, мясо, обжигало губы, и Абдулатип невольно начинал подпрыгивать на месте словно ужаленный. А повар и его посетители от души хохотали. Как бы горяч не был кусок, Абдулатип, схватив его зубами с шомпола, уже ни за что его, бывало, не выпустит, хоть слезы из глаз. Да и попробуй выпусти: повар ни за что не даст больше шашлыка. И теперь, сидя на покрытой инеем каменной плите и дрожа от холода, Абдулатип мечтал о солнце, о пятаке, о шашлыке.
- Пойдем скорее отсюда, а то я умру от холода, - сказал Шамсул–вара. Он наконец отдышался после подъема на скалу. Ребята по–пластунски поползли к стене крепости. У самого уха Абдулатипа просвистела пуля.
- От мюридов убежали, а теперь свои убьют, - захныкал Шамсулвара. - Никуда я больше не поползу, буду здесь лежать, и все, иди куда хочешь.
- Замерзнешь здесь.
- Ну и пусть. Лучше от холода умру, чем меня ранят.
Со стороны крепости перестали стрелять. Ребята лежали, прижавшись к земле. "Что же делать?" - думал про себя Абдулатип. И вдруг его осенило: ведь партизаны в крепости восхищались его умением подражать пению птиц! "Чиу–чи, чи–чи–чи", - громко просвистел он.
- Стойте, ребята, послышался голос со стены крепости. - Это же Абдулатип! - Ребята узнали Сааду - он выглядывал в узкий проем в стене.
- Эй, Абдулатип, кто там с тобой?