Бобрик ничем не рисковал сейчас, потому что не только от командира, но и через верных людей в штабе он уже твердо знал, что если командующий и не пойдет с ними в море, то уж лодку обязательно посмотрит. Бобрик знал об этом так же твердо, как и то, что капитан просто не посмеет звонить прямо начальнику штаба.
- Вот еще! Стану я Мохова беспокоить!.. - Начпрод отстранился от протянутой ему трубки. - Ну, хорошо, - нехотя сказал он, вздохнув, - выписывай накладную. Дам тебе сервиз... временно. Но смотри - сразу потом обратно сдать! А то и этот угробите... Понятно?
- Что я, маленький? - даже оскорбился Бобрик, вешая на аппарат трубку и давая понять, что сдаст сервиз в тот же день, как только командующий сойдет с корабля. Но сам-то он понимал это все по-другому: надо быть идиотом, чтобы отдать сервиз, добытый вне очереди только благодаря приезду командующего.
- Так... - Начпрод задумался, припоминая, о чем он хотел еще спросить у Бобрика. - Да, а как у тебя с продуктами?
- В основном все есть... - Бобрик сделал беззаботное лицо и стал перечислять то, что хранилось в провизионках подводной лодки, намеренно упустив некоторые деликатесы. Он решил даже поступиться своим престижем, этот запасливый и хозяйственный человек, только бы получить для экипажа все необходимое, да, впрочем, и не очень необходимое, но никогда ведь и не лишнее в лодочном хозяйстве.
- И этого, ты считаешь, достаточно?! - удивился начпрод.
- А что, разве мало?!
- Ты шутишь со мной?! - рассвирепел начпрод.
- Как я могу с вами шутить! - сказал почтительно Бобрик: мол, вы же - во-о-он кто! А я - кто?
- У тебя же ни черта, оказывается, нет, - даже расстроился начпрод. - Чем ты вообще народ кормишь? Я уже не говорю, что с вами командующий пойдет!
- Ничего, продержимся как-нибудь, - бодро заверил Бобрик, осторожно скосив глаза и внимательно наблюдая за капитаном.
- Нет, - в сердцах сказал начпрод, - с вами тут до пенсии не дослужишь. Выгонят...
- А сколько вам осталось, товарищ капитан? - с сочувствием поинтересовался Бобрик.
- "Сколько, сколько"... - передразнил его начпрод, которому действительно служить-то ничего почти не оставалось. - Полтора года, вот сколько.
- Ну, - успокоил Бобрик, - продержитесь. Только бы с командующим сейчас пронесло...
- Ты же столько лет плаваешь интендантом, - упрекнул начпрод, - а ведешь себя с продуктами легкомысленно, как салага какой-то.
Бобрик и это готов был перенести ради своего экипажа.
- Вот что, - решительно сказал начпрод, сразу вдруг обнаружив в себе оперативность и энергию. - Посылай кого-нибудь к Васе на склад. Возьмешь дополнительно балык, икру и тараньку... Да, и яблок... Пусть покрупнее выберет.
- И апельсины, - подсказал Бобрик. - Килограммов двести...
Начпрод чуть не задохнулся от возмущения:
- Ты... ты что?! Ты, я вижу, совсем обнаглел!
- Мне ведь не для себя, - пожал плечами Бобрик. - Могу и обойтись...
- Вот и обойдешься! Люся! Где у нас бланки накладных? Почему я всегда должен их искать?!
Бланки нашлись тут же, на столе. Люся, почувствовав теперь на это право, оскорбленно унесла пышное свое тело в другой угол комнаты, но начпрод весь уже был в работе и не обратил на ее тело и ее обиду никакого внимания.
- А апельсины хорошие завезли, - одобрительно сказал Бобрик. - И как вам только удалось такие достать...
- Хочешь жить, - польщенно улыбнулся начпрод, - умей вертеться... - Последней строчкой он, вздохнув, дописал апельсины. - Хотел вот до Нового года придержать... Да ладно... - Он передал Бобрику накладные. - И бегом. Понял? Чтоб сегодня же получил, пока я не передумал.
Бобрик невозмутимо перечитал все пункты, особенно дорог ему был сервиз. Но и ликуя в душе, внешне он оставался все таким же бесстрастным, даже немного скучным, лишний раз показывая - на будущее, конечно, потому что сегодня дело уже было сделано, - что все это ведь не ему нужно, а исключительно только для дела.
Он сдержанно поблагодарил, и сдержанность эта тоже должна была подтвердить, что он-то сам не больше начпрода во всем этом заинтересован.
В коридоре Бобрик снял фуражку - на берегу, как и командир, шапку он не признавал, - вытер вспотевший лоб, постоял немного, наслаждаясь победой, и не спеша двинулся к соседнему кабинету, где нужно было решать вопрос насчет ковров для лодки.
Оттуда уже он позвонил на корабль, в иносказательной форме, чтобы никто здесь ничего не понял, проинформировал старпома о своей победе, обиделся, что Варламов довольно прохладно отнесся к этому (все требовал поскорее краску привезти, как будто она валяется под ногами; конечно, старпому главное, чтоб надстройка блестела, а чем и из чего кормить завтра командующего - никому и думать не хочется, на Бобрика надеются), все-таки договорился о моряках себе в помощь для погрузки сервиза, продуктов и, может быть, ковров (в этом он был еще не уверен), потом побалагурил с Верочкой, очень нужным человеком из шкиперской части, угостил ее какими-то особенными таллинскими конфетами, а заодно уж заручился поддержкой в получении красок и кистей, ибо Верочка, по некоторым слухам, пользовалась у своего начальника заслуженным авторитетом.
Тут заглянул в дверь начпрод, обрадовался, что застал Бобрика, увел его к себе и обеспокоенно спросил, знает ли он, Бобрик, что командующий пьет "боржоми"? У командующего что-то, кажется, с печенью - об этом начпрод узнал только что совсем случайно, позвонив своему непосредственному начальнику, тоже начпроду, но уже рангом повыше.
- С печенью? - заинтересованно переспросил Бобрик. - Тогда "ессентуки" надо, семнадцатый номер. Я, когда в санатории был...
- А я тебе говорю, что надо "боржоми"! - перебил начпрод.
- Но у нас же никто не болеет! Откуда я возьму?!
Бобрик действительно ничего насчет минеральной воды поделать не мог, пришлось тут же созваниваться с военторгом, но и там смогли найти всего пять бутылок "боржоми": местное начальство эту воду еще не употребляло.
К концу рабочего дня мичман Бобрик уже был самым зажиточным лодочным интендантом во всем соединении.
А наутро на лодку прибыл командующий, и оказалось, что он не только осмотрит их лодку, но и выйдет с ними в море.
10
Стоя на мостике, Букреев с облегчением вздохнул, когда увидел, что командующий появился без сопровождения офицеров своего штаба. Так оно чаще всего и бывало: командующий любил приходить на лодки без свиты, и Букреев знал об этом, - но кто мог заранее поручиться, что на этот раз не произойдет иначе? Нет, не произошло...
Рядом с командующим шел по пирсу только капитан первого ранга Мохов. Собственно, рядом - это и рядом, чтобы слышать слова командующего и отвечать на возможные вопросы, но в то же время - и не совсем рядом, а чуть отступя, на полшага сзади, потому что командующий всего один, а начальников - таких, как Мохов, - много.
Как бы там ни было, как бы там Мохов ни шел сейчас рядом с командующим, он, Мохов, был сегодня для Букреева уже не только начальником, но в значительной мере и союзником, потому что, пока адмирал Осокин, командир соединения, был в море, его начальник штаба Мохов отвечал за каждую лодку, в том числе - и за лодку Букреева.
Приняв короткий доклад, командующий поздоровался с Букреевым, критически оглядел его и сказал:
- Что-то, по-моему, толстеть начинаешь, командир!..
Букреев не замечал этого за собой, но командующему должно все быть виднее, и, чуть улыбнувшись, Букреев ответил:
- Сидячий образ жизни, товарищ командующий. Плаваем много...
Мохов с некоторым беспокойством взглянул на командующего, с упреком - на Букреева (если начальство пошутило с тобой - вовсе это не значит, что и ты можешь шутить), но командующий слова Букреева принял доброжелательно, сказал, что это хорошо, когда командир не дичится моря, и Мохов успокоился.
Букреева он недолюбливал. И хотя им нечего было делить пока - каждый был на своем месте, и дистанция между ними была совершенно очевидной и бесспорной, - а только никогда Мохов не чувствовал, что сам Букреев достаточно помнит об этом. Конечно, Букреев был слишком военным человеком, чтобы хоть в чем-то нарушить субординацию, да Мохов никогда бы ему этого и не позволил, но все-таки подчинялся Букреев всегда как-то вынужденно, по обязанности, и даже как будто не скрывал этого, подчеркнуто молчал, когда мог молчать, или отвечал односложно, по-уставному, ничего вроде бы не нарушая, а вместе с тем нарушая, конечно, самое главное в отношениях с начальником, потому что довольно часто - пусть и не вслух, но это же и так понятно было - подвергал сомнению то, о чем говорил или на что указывал ему Мохов.
Для командира корабля самостоятельность была, бесспорно, хорошим и нужным качеством, и Мохов всячески поощрял ее, когда она проявлялась в море, но Букреев это же качество проявлял и на берегу, и это раздражало Мохова, потому что оно выглядело уже строптивостью, а значит - и недостаточным уважением к нему, Мохову, лично, к начальству вообще... Правда, сейчас он готов был многое простить Букрееву, многое не заметить, лишь бы осмотр лодки прошел нормально.
Командующий, особенно не задерживаясь на мостике, спустился по трапу в центральный пост. Спускаясь следом, Мохов услышал "смирно", узнав голос старпома, с удовольствием отметил, как зычно подана команда, потом, уже ступив на палубу, окинул опытным взглядом отсек и понял, что здесь вроде бы не предвидится никаких осложнений.
- А надстройку пора бы и подкрасить, командир, - как бы мимоходом заметил командующий, здороваясь с Варламовым.
Оттого, что замечание было сделано вскользь, оно не переставало быть все-таки замечанием, и Мохов недовольно посмотрел на Букреева.
- Есть, товарищ командующий, - проговорил Букреев и отыскал взглядом своего интенданта, который сумел достать краску только за полчаса до появления командующего.
Командующий уже о чем-то разговаривал с Варламовым, тот отвечал "так точно" и "никак нет", соображая, как бы ему ускользнуть в соседний отсек, чтобы, идя с опережением, устранять на пути командующего возможные упущения. Воспользовавшись паузой, мичман Бобрик подскочил к командиру, наклонился к его уху и виновато доложил, что замечание командующего сейчас же, немедленно будет устранено.
- Вы уж не веселите меня, - отрезвил его Букреев вполголоса. - Покраска часа три займет.
Оставив своего интенданта в полной растерянности, Букреев вслед за командующим прошел в штурманскую рубку.
- Что же делать? - спросил Бобрик у старпома.
- А что теперь сделаешь? Вся инициатива у вас на сервиз ушла. Раньше надо было соображать... - Варламов заспешил в кормовые отсеки.
Мохов потоптался у штурманской рубки, по довольному басу командующего понял, что тут все обойдется, и решил заглянуть на всякий случай в жилой отсек: как там дела, все ли в порядке?
- Никому ничего не надо, - горестно пробормотал Бобрик. - Как будто я для себя доставал!..
Бобрик задумался. Если взять десять человек из первого отсека, пока командующий будет в корме ходить... Нет, не успеть. Человек двадцать надо, и каждому кисть... А?..
Все, о чем сейчас читал Филькин, устроившись в уголке каюты, было необыкновенным. Оно так точно передавало его собственные ощущения и мысли, что было поразительно, как не он, Филькин, а другой человек сумел все это понять в нем и выразить с такой точностью, с какой и сам Филькин не смог бы разобраться в себе.
То, что где-то рядом ходил по лодке командующий, было, конечно, очень важным для Филькина, но шли минуты, ничего особенного не происходило на лодке, а если что и совершалось где-то там, в других отсеках, невидимо и неслышно, то было оно все-таки далеко, гораздо дальше от Филькина, чем эта книга, которую хотелось выучить наизусть. Как до сих пор он мог не знать о ней, не слышать даже, не то что прочесть, как он мог служить, плавать, любить по-настоящему море и свою профессию без этой книги - Филькин не понимал.
"...и женщины влюбляются в моряков, и моряки влюбляются в женщин... и далеко на рейде - корабль во льду, завтра потребующий службы, а сегодня дарящий блеск и берег..."
Филькин прикрыл глаза. Проза была как стихи, как песня...
"...и автомобиль катится... гладко и легко, как сама лейтенантская жизнь...".
- Может, потрудитесь встать? - спросил кто-то начальственным голосом.
Филькин вскочил, уронил на пол книгу и замер по стойке "смирно". Перед ним стоял капитан первого ранга Мохов. Филькин подумал, что хорошо хоть - не командующий. Но и Мохов - это тоже было достаточно.
- Кто? - спросил отрывисто начальник штаба, поднимая книгу. В лицо он Филькина знал, знал и должность его, а вот фамилии не помнил.
Глядя на книгу в руках начальника штаба, Филькин, вздохнув, признался:
- Соболев, товарищ капитан первого ранга.
Конечно, начальник штаба и сам мог убедиться в этом, но раз он спросил...
- Значит, Соболев... - протянул начальник штаба. - Лейтенант?
- Я? - спросил Филькин.
- Не я же! - раздраженно сказал Мохов. - Свое звание я знаю. А вы даже представляться еще не научились.
- Так точно, лейтенант... - Что-то не понимал Филькин связи между вопросами о фамилии автора и его, Филькина, воинским званием.
- А это что? - Мохов потряс книгой.
- Так я уже докладывал, товарищ капитан первого ранга... - Филькин потупился. - Это роман... Соболева...
- Что?! Роман?! - Мохов быстро взглянул на обложку и сразу вспотел. Все он уже понял, рассвирепел, что чуть не стал посмешищем на целое соединение - мог бы им стать, если бы не сразу понял... - На гауптвахту пойдете, лейтенант!.. - Черт его знает, как фамилия. - Поняли? На гауптвахту! Так и доложите своему командиру.
- Есть... на гауптвахту... - понуро сказал Филькин.
Мохов круто повернулся и вышел, унося с собой книгу.
Все, о чем читал только что лейтенант Филькин, было кончено.
- Пилотку... Пилотку поправь! - Варламов, оглядываясь поминутно на переборочную дверь, отдавал старшине отсека последние указания. - Помнишь, как представляться?
- Да я в прошлом году самому главкому докладывал, - с достоинством сказал старшина. - И то нормально.
- Ну, смотри... Только никаких дебатов. "Так точно" и "никак нет". Понял?
- Так точно, - сказал старшина.
- А где механик? - Варламов поискал глазами, заглянул на нижнюю палубу, но Обозина и там не оказалось.
- А он что-то ремонтирует в трюме, - подсказали Варламову.
- Как?! Я же ему запретил! Вот нашел время!
- Вызвать, товарищ капитан второго ранга?
Варламов прислушался к соседнему отсеку и махнул рукой:
- Поздно... Идут уже.
Он поправил свою пилотку, в последний раз оглядел блистающий чистотой отсек - и остолбенел: из дальнего угла, снизу, неторопливо вылез на палубу трюмный, весь измазанный машинным маслом.
Видимо, Обозин, упрямо верный своей привычке делать осмотры механизмов когда только можно, и на этот раз, не считаясь ни с чем, послал одного из трюмных выполнять какую-то срочную работу.
Варламов успел помянуть несколькими словами и механика, и трюмного, вернее - их матерей, но это мало облегчило положение самого старпома, который в первую очередь отвечал за порядок на корабле. А переборочная дверь уже отворилась, и через комингс переступала нога в лакированной туфле...
В последний момент трюмного все же успели втиснуть в какую-то узкость между механизмами, правда не полностью, а только верхнюю его часть. Проявляя завидное хладнокровие и находчивость, Варламов прикрыл собой незадачливого матроса и вытянулся по стойке "смирно".
- Вы что же, так и будете все время опережать меня на один отсек? - усмехнулся командующий.
- Так точно. Должность такая, товарищ командующий, - сказал Варламов.
- А спецовки такие чистые... - спросил командующий, оглядывая матросов, - по случаю?
- Никак нет, - доложил Варламов, - всегда...
- Ну-ну... - Командующий неопределенно хмыкнул, и Варламов так и не уловил, поверил ли он ответу или понял, что иначе старпом и не мог ответить.
Букреев, заглянув за спину Варламова, оценил щекотливость ситуации и сказал:
- Товарищ командующий, разрешите реакторный показать?
- Показывай...
Старшина открыл перед ним переборочную дверь в следующий отсек, а Букреев, чуть задержавшись, тихо процедил Варламову, что из него все-таки будет, видимо, толк.
- Есть, - сказал Варламов, переводя дух. - Разрешите не сопровождать?
- Да, - разрешил Букреев, - займитесь ликвидацией недоразумения.
Но ликвидировать оказалось не так легко, потому что как уж сумел трюмный протиснуть между трубопроводами свою голову - было неизвестно, а только вытащить ее он уже никак не мог, и пришлось срочно, пока командующий не вернулся, снимать клапан, чтобы вызволить голову трюмного.
В это же время личный состав отсеков, уже осмотренных командующим, что-то около двадцати человек, был срочно вызван на мостик и, получив кисти и краску, энергично принялся устранять замечание командующего. Работали матросы на совесть, так как из лаконичного вступительного слова интенданта поняли, что Букрееву может здорово влететь лично от командующего, а они этого не хотели.
Когда командующий, осмотрев лодку, поднимался по трапу на мостик, Бобрик в изнеможении сидел спиной к открытому люку и складывал кисти. Командующего он заметил с опозданием на какую-то долю секунды...
- Что такое?! - Командующий с недоумением рассматривал испачканный рукав канадки.
Бобрик суетливо схватил ветошь и, пытаясь стереть с рукава командующего краску, бормотал:
- Да краска еще свежая, не взялась...
На мостик поднялись Мохов и Букреев.
- Что случилось? - озабоченно спросил Мохов.
- Сохнет медленно, товарищ капитан первого ранга, - виновато объяснил Бобрик. Краска никак не оттиралась.
- Вечно у вас не как у всех, - сквозь зубы тихо сказал Мохов Букрееву, отобрал у мичмана ветошь и сам начал оттирать рукав командующего.
- Ну-ка, за растворителем, - спокойно сказал Букреев. То, что произошло, - уже произошло, и теперь надо было надеяться только на юмор командующего.
Бобрик полез было в люк - совсем голову потерял, - и Букреев, приводя его в чувство, еще спокойнее, почти раздельно сказал:
- Не ту-да, мичман... На плавбазу.
- Есть, товарищ командир. Я мигом...
Предложенный командиром план был совершенно конкретным, и Бобрику даже стало как будто легче. Да и не о себе он думал в эти минуты, спускаясь на пирс и подбегая к плавбазе: боялся, что командира подвел.
- Ладно, хватит, - сказал Мохову командующий. - Только размазываем... Командир...
- Ясно, товарищ командующий, - мрачно сказал Букреев.
- Да нет! Доволен я вашим экипажем...
- Есть... - сдержанно ответил Букреев.
- А мичману... - Командующий вздохнул. - Записать от меня благодарность. За высокую исполнительность и инициативу.
- Есть, - с облегчением сказал Букреев и чуть улыбнулся. - Разрешите также, товарищ командующий, от вашего имени передать насчет двухкомнатной квартиры. Тесно им в одной комнате...
- Кому? - нахмурился командующий.
- Букреев!.. - очень тихо предостерег Мохов.