3
Четверо выпускников стояли у подъезда института, радуясь и все еще не веря тому, что тревогам их настал конец. И вместе с тем каждый сознавал, что ушла невозвратимая пора, и от этого всем было немного грустно.
Галя Стрепетова заговорила первая:
- Товарищи! Что же мы стоим как истуканы и не поздравляем друг друга! Славик, ты даже ради такой минуты не загоришься?
Она обхватила шею мужа смуглыми руками и поцеловала в губы несколько раз.
- Увалень ты этакий! Коротышка! - приговаривала она за каждым поцелуем. - Поздравляю, поздравляю, поздравляю!
Потом она так же рывком обняла сначала долговязого Сашу, затем Максима, поцеловала их в щеки.
В это время из главного входа выбежало несколько ребят и девушек. Глаза Максима мгновенно устремились туда, стали кого-то выискивать. Теперь вся его фигура выражала нетерпение, он даже напрягся весь, как бегун перед стартом. Галя покосилась в его сторону, сдерживая улыбку.
- Лида, - позвала она высокую статную девушку, выделявшуюся среди остальных особенной гибкостью и легкостью движений.
Девушка обернулась. Лицо ее просияло, она радостно вскрикнула, подбежала к Гале:
- Галка! Как я рада! Милая моя чернушка, поздравляю. И тебя, Славик… Сашка, я уже слышала - ты сегодня герой дня…
Лидия пожала всем руки, все еще как будто не замечая Максима. Но вот она иначе, чем на других, с нарочитым холодком и чуть отчужденно взглянула на него исподлобья, протянула руку:
- И вас разрешите поздравить?
В отличие от других она говорила ему "вы" вежливо и суховато, и это как бы подчеркивало необычные их отношения.
Максим осторожно сжал руку Лидии, не отрывая глаз от ее лица.
Многое в ней казалось ему привлекательным: манера особенно горделиво держать голову, тяжелый узел ржаных, с медным отливом волос, серые, глубокие, с крупными зрачками и светлой синевой глаза. Выражение их казалось неуловимым, оно менялось, как цвет тихих озерных вод.
При ярком свете уличного плафона было хорошо видно ее лицо. Лоб у нее был чуть выпуклый, открытый, словно усиливающий ясность ее взгляда; черты лица крупноватые, но очень мягкие; губы, полные, нежно очерченные, улыбка добрая…
На ней был легкий распахнутый плащ, на сильных, стройных ногах будничные, со сбитыми носками, как это бывает у детей и шаловливых подростков, скромные туфельки.
Недавнее волнение при защите проекта, напряженное ожидание результата, усталость - все разом отлетело от Максима при виде Лидии. Он то нетерпеливо посматривал на нее, словно ожидая, когда они останутся вдвоем, то бросал рассеянные взгляды по сторонам.
- Макс, ведь мы договорились ехать на работу вместе, - сказал Славик. - Мне декан сообщил: уже разнарядка есть из министерства. Почти весь выпуск - на дальние места. Хорошо бы подать заявки в один город. Как ты думаешь?
- Я еще не решил, куда ехать, - неуверенно ответил Максим, а сам подумал: "Неужели и в самом деле придется уезжать? Ведь это еще не скоро". И добавил вслух: - Надо подумать, выбрать город. Времени еще достаточно, успеем.
- Могут разобрать лучшие места, - напомнил Черемшанов.
Максиму показалось: Саша смотрит на него с затаенной усмешкой, как бы не веря в то, что он может, как и другие, уехать из Москвы. Это неприятно кольнуло его самолюбие, и он ответил вызывающе:
- А мне все равно. Я не ищу лучших мест.
Лидия с любопытством посмотрела на него и отвела взгляд.
- Ну, пошли, - сказал Славик. - Ты, Макс, заходи завтра утром ко мне… И ты, Сашка. Завтра уже, наверное, вывесят разнарядку.
- Я провожу тебя, - тихо сказал Максим Лидии. - Можно?
Уголки губ Лидии чуть дрогнули. Она не ответила.
Галя и Славик быстро распрощались и, взявшись за руки, побежали к автобусу. Черемшанов, тряхнув руку Максима, кинулся их догонять.
- Завтра увидимся! - на бегу оглянувшись, крикнул Саша.
Максим взял Лидию под руку. С минуту они шли молча.
Сумерки уже сгустились, но в воздухе все еще чувствовалась дневная теплота.
- Почему ты молчишь? Ты не рад? - спросила Лидия и с лукавинкой заглянула ему в глаза.
- Я надеялся на большее, - небрежно ответил Максим. - Как у тебя дела?
- У меня нормально. Остался еще один экзамен, и я - на пятом курсе. Боюсь ужасно, как бы не сорваться.
- Не сорвешься. Не бойся.
Толпа пешеходов сомкнулась перед ними. Максим потянул Лидию в сияющий голубым неоном просвет, увлек к перекрестку.
- Уйдем из этой кутерьмы. Пойдем куда-нибудь, в открытое кафе или в Александровский - посидим, - предложил Максим.
- Нет, сегодня я никуда не хочу. Уже поздно. И нет настроения.
- Это почему же? - удивленно спросил Максим и теснее прижал к себе ее локоть.
Теперь уже она потянула его за руку, и они перебежали через улицу перед множеством остановившихся у белой черты автомобилей.
- Почему у тебя нет настроения? - снова спросил Максим, когда они перешли на другую сторону улицы. - Ведь у нас остались считанные дни. Я скоро уеду… И хотелось бы повеселей провести время.
Лидия пожала плечами:
- Ну и что, же? Все уедут…
- Лида…
- Ну что?
Максиму показалось: в ее глазах переливался вызывающий холодок.
- Я не понимаю. Ты что - шутишь?
- Ничуть.
Лидия тихонько засмеялась:
- Идем. Проводи меня. Никуда я нынче не хочу.
- Я возьму такси.
- Не надо. Поедем в метро.
- Ты капризничаешь… - упрекнул Максим.
Лидия промолчала.
Они спустились в метро, стали прохаживаться по перрону среди пестрой, одетой по-летнему толпы. Прошло несколько поездов, а Лидия все еще не торопилась входить в вагон.
- Ты уже решил, куда ехать на работу? - спросила она.
- Ничего я не решил. Говорят, есть путевки на Иртыш, на Амур, на Волгу. В Степновск, например. Ребята хотят ехать туда…
- А ты поезжай на Амур.
- С тобой хоть на Сахалин. - Максим кусал губы. - А вот без тебя никуда не хочется.
- Мне еще год учиться, - вздохнула Лидия. - Мне самой досадно. Все уже с дипломами, а я… - Она пытливо взглянула на Максима.
Сегодня он казался ей особенно возмужалым, может быть, потому, что на впалых, небритых, против обыкновения, щеках его темнела густая щетинка.
Подошел еще один поезд, Лидия схватила Максима за руку:.
- Едем!
Людской поток увлек их в переполненный вагон. Придерживаясь за поручни, они стояли, стиснутые со всех сторон пассажирами. Максим не сводил глаз с ее чуть зарумянившегося лица.
В вагоне они почти не разговаривали, а только обменивались взглядами и улыбками. Их смешило все: и то, что их прижали друг к другу, и то, что их бросало вместе с людьми, из стороны в сторону, когда вагон заносило на подземных кривых.
Максим держал ее теплые тонкие пальцы в своей по-мужски тяжелой руке. Она не отнимала их и только смотрела на него то строго, то беспокойно, то насмешливо.
Они вышли из метро на "Киевской" и вновь очутились под теплым сумеречным небом. Нечаевы жили недалеко от Киевского вокзала, в Брянском переулке, в старом бревенчатом, выстроенном еще до революции доме. Такие дома еще сохранились на бывших окраинах Москвы, а кое-где и вблизи центральных уличных магистралей, в узких переулках и тупичках. Максим осторожно вел Лидию под руку по неровному, с разбитыми плитками, тротуару. Они болтали о всяких пустяках и смеялись по каждому ничтожному поводу. Максим совсем забыл о том, что ему придется уезжать куда-то. Ему казалось, что все устроится само собой и они никогда не расстанутся…
И вдруг Лидия сама напомнила об отъезде. Посерьезнев, она спросила:
- Скажи, Макс, правду говорят, что ты никуда не поедешь?… Устроишься работать в Москве или где-нибудь поблизости?
- Кто это болтает? - удивился Максим.
- Ребята в институте, - неопределенно ответила Лидия.
- Сашка? - вновь почувствовав укол неприязни, спросил он, и ему стало стыдно.
Лидия не ответила.
- Почему я должен остаться в Москве? - недовольно сказал Максим. - Почему все думают, что я на каком-то особом положении?
Но досада его была неискренней: ведь и сам он иногда втайне надеялся, что его оставят в Москве.
- Говорят, твой отец может похлопотать… позвонить куда следует, и тебя оставят, - сказала Лидия.
- А ты как хотела бы: чтобы я остался или уехал? - с надеждой, что она захочет, чтобы он остался, неуверенно спросил Максим.
Но Лидия, даже не помедлив, ответила:
- Если так, как говорят, я бы не хотела… Ты же знаешь: ребята таких презирают. Вообще протекция - мерзкая вещь.
- Но почему ребята так говорят?! - снова возмутился Максим.
Лидия усмехнулась:
- Земля слухами полнится… Твой отец имеет большие связи…
Максим почувствовал, что кровь приливает к его щекам. Он старался вспомнить, не хвастал ли он в самом деле перед кем-нибудь, что после окончания института никуда не уедет из Москвы. И вдруг вспомнил, что говорил нечто подобное Юрию Колганову, очень плохо: учившемуся студенту, сыну видного инженера, ведущему праздную, разгульную жизнь, - его фамилия не раз упоминалась в протоколах институтских комсомольских собраний. Но Максим не сказал об этом Лидии.
- Все это только сплетни, - угрюмо пробормотал он.
Они остановились под железным навесом, у двери бревенчатого-дома, в котором жили Нечаевы.
Лидия молчала, глядя в полутьму неярко освещенного переулка. Он был малолюдный, узенький, машины пробегали здесь редко, выхватывая светом фар то обветшалый бревенчатый угол, то маленькое окно старого, стоявшего с незапамятных времен дома.
С Киевского вокзала доносились свистки паровозов, дудение сигнальных рожков. Домики здесь выглядели мрачновато, зато звезды висели, казалось, очень низко, светили по-весеннему трепетно и ярко.
- Сколько же осталось до твоего отъезда? - тихо спросила Лидия.
- Путевки получим на днях. Потом месяц отпуска. А выедем, наверное, в конце июля или в начале августа, смотря куда назначат, - ответил Максим.
- Еще почти два месяца тебе гулять в Москве, но как они незаметно пролетят.
Лидия вздохнула. Этот вздох был Максиму приятен: значит, все-таки она сожалеет о его отъезде.
Заложив за спину руки, прислонясь к двери, девушка как бы загораживала ее от Максима. Озаренное сбоку отсветом фонаря лицо ее было по-прежнему задумчиво и грустно.
Максим неотрывно смотрел на нее и испытывал знакомое томление. Сколько раз они оставались вдвоем, и он не решался заговорить о самом главном.
Вначале он, как и многие ребята, очень фамильярно обращавшиеся с девушками, в первый же вечер сделал грубую попытку обнять и поцеловать Лидию, но получил столь крепкий отпор, что навсегда потерял охоту заявлять о своих чувствах подобным образам.
"Знаешь что, Макс, ты это оставь, - сурово сказала тогда Лидия. - Хочешь дружить, так уважай того, с кем дружишь. Можно и без скороспелых поцелуев".
За год они сдружились: вместе ходили в театры и кино, сидели в библиотеке за книгами, помогали друг другу разрабатывать задания, гуляли в погожие вечера по бульварам, болтая о всякой всячине, участвовали в спортивных состязаниях и играх.
В дружеской среде Лидия была сдержанно-ласкова с Максимом, и лишь иногда он ловил ее зовущий взгляд, и тогда сердце его радостно и тревожно замирало, как во время прыжка с парашютной вышки.
Однажды компания ребят и девушек отправилась гулять в Нескучный сад. Кто-то шутя предложил игру в ловитки. Максим только и ждал этого случая. Когда девушки рассыпались по склону горы, он погнался за Лидией и настиг ее у молодой сосенки, у самого обрыва, схватил за талию и, не думая, что делает, обнял и с грубоватой силой притянул к себе. На какой-то миг он увидел перед собой ее глаза, испуганные и изумленные. Но это длилось только одно мгновение. Лидия резко оттолкнула Максима, вырвалась и убежала. Весь вечер после этого она сторонилась его.
С каждой новой встречей Максим чувствовал себя в присутствии Лидии все более беспокойно. Ее разговоры о дружбе, уклончивость, притворное непонимание того, что происходило в его душе, все больше сердили его. При каждой его попытке поговорить о своих чувствах она отделывалась шуткой и переводила разговор на другое. Максим становился мрачным, замыкался в себе и молчал. А она украдкой поглядывала на него, и губы ее чуть приметно дрожали от смеха.
Во время экзаменов они стали встречаться реже, при встречах говорили только о проекте, который предстояло Максиму защищать, и об институтских новостях.
Но вот он увидел Лидию после того, как она освободилась от экзаменационных забот, и прежние чувства вновь хлынули в его душу. Радость, что он окончил институт, слилась с радостью при мысли, что теперь он сможет видеть Лидию чуть ли не ежедневно. И только мысль о неизбежной разлуке тревожила его.
Максим смотрел куда-то в сторону, хмурясь.
Лидия спросила:
- Ты обиделся? Я не хотела… Ведь это не я так думаю, а ребята.
- Я не потому, - буркнул Максим. - Я знаю: это Сашка распространяет такой слух. Ну - и пусть трезвонит, а я уеду куда-нибудь подальше, на Сахалин, например…
Она взглянула на него недоверчиво, но все же сказала:
- Я и не сомневаюсь, что ты поедешь и не испугаешься самого далекого места.
Этот ответ разочаровал Максима. Да, ему хотелось, чтобы она восхищалась его смелостью, но в то же время ему было бы куда приятнее, если бы она сказала, что огорчена близкой разлукой.
- Я пойду. Уже поздно, - спохватилась Лидия.
- Погоди, - остановил ее Максим и взял за руку. Но прошла минута, а он молчал.
Все слова, которые он давно готовился высказать, смешались в его голове. А она выжидающе и чуть пугливо смотрела на него. Вот и опять надвигалось на нее то, что всегда так смущало и волновало. Как хорошо и спокойно было просто дружить, как все ребята дружили… Но новое чувство властно охватывало ее.
Тень от железного козырька над дверью скрадывала ее фигуру, странно изменяла лицо. Оно выглядело неузнаваемо строгим, гордым. Молчание становилось все более неловким, и Максим спросил:
- Так куда же ты едешь на практику нынешним летом?
Лидия вздрогнула - вопрос показался ей неожиданным и неуместным. И в то же время он обрадовал ее: значит, она ничем не выдала себя… Пусть Максим продолжает думать, что безразличен ей. И хотя ей так же грустно при мысли о разлуке и ужасно не хочется, чтобы он уехал, но она и виду не подаст - на Сахалин, так на Сахалин, пусть уезжает хоть на Южный полюс…
Она собрала все силы и ответила равнодушно:
- Говорят, многих с факультета гражданских сооружений оставят в Москве на строительстве нового района. Возможно, я никуда не поеду.
- А потом? После окончания института? - опросил Максим и добавил: - Если бы тебя назначили туда, где буду я…
Она тихо засмеялась:
- Ладно. Там видно будет. А может, лучше, чтобы ты приехал туда, где буду я?
Максим не мог понять - шутит она или говорит серьезно.
- Для меня это будет тяжелый год, - вздохнул он.
- Почему? Говорят, трудно на работе только вначале, а потом молодые специалисты быстро осваиваются и привыкают.
Он совсем не о том думал, но Лидия или не поняла, или схитрила.
- Я пойду. До свидания, - протянула она руку. - Ты где будешь завтра?
- В институте…
- Вот там и увидимся.
- Нет… - Максим задержал ее руку. - Поедем вечером куда-нибудь.
Она, казалась, колебалась, противилась чему-то и вдруг сказала:
- Приходи к нам вечером. Поедем на Ленинские горы. Оттуда хорошо на Москву смотреть, когда зажгутся огни. Приедешь?
- Ладно, - ответил Максим и опять осторожно потянул ее за руку. Но она упрямо высвободила ее и не успел Максим еще что-либо сказать, скрылась за дверью, точно растаяла.
Максим услыхал только, как щелкнул замок, постоял у двери и, как всегда ошеломленный внезапным уходом Лидии, медленно побрел к Киевскому вокзалу.
4
Он шел задумавшись, весь во власти уже знакомого ощущения неудовлетворенности собой и глубокой хмельной радости. Сегодня он уловил в поведении Лидии, в ее глазах и голосе что-то новое, совсем по-иному приблизившее их друг к другу. На этот раз она не говорила о дружбе.
Чувство умиленной нежности к девушке не оставляло Максима. Он то улыбался рассеянно, то тихонько насвистывал, все еще видя перед собой ее встревоженные чем-то глаза. Ощущение полной свободы ширилось в нем. Он выдержал экзамен, теперь он - инженер, и впереди почти два месяца отдыха, развлечений, встреч с любимой, с товарищами… А дальше новая, пока неясная, немного пугающая самостоятельная жизнь… Что в ней будет, чем она встретит его, какими трудностями и неожиданностями?
"Потом, потом… все будет ясно потом", - думал Максим и шагал быстрее…
Домой идти не хотелось. В раздумье он не заметил, как миновал станцию метро, перешел Бородинский мост и остановился у гранитного парапета, ограждающего темную и зыбучую, особенно полноводную в это время года Москву-реку. Вода казалась дегтярно-черной, тяжелой и лоснилась, как масло. В ней плавно покачивались ряды голубоватых и матово-белых огней: они висели вдоль реки, будто развешанные чьей-то прихотливой рукой гроздья светящихся сказочных плодов. Над высотными зданиями, словно подпиравшими своими шпилями синее небо, тускло блестели казавшиеся здесь малозаметными звезды…
Хороши московские майские ночи. К полуночи рассеивается бензиновый чад, и темно-синее небо как бы становится глубже. Чистый воздух накатывается волнами из парков и скверов, из подмосковных лесов и несет с собой запах молодых сосновых побегов, березовой коры и еще липкой нежной листвы, сочной травы лесных полян, не усыхающей даже летом, под горячим солнцем.
Если пройти ночью в парки или подмосковные рощи - в Нескучный сад, в Сокольники, в Измайлово или на Ленинские горы, то можно ощутить: лето в Москве расцветает с не меньшей пышностью, щедростью и постоянством, чем где-нибудь в глухом лесном краю или на далеком юге. Особенно это чувствует тот, кто молод и только что вступает в жизнь, у кого душа полна тревог первой любви, кому все в мире кажется новым, прекрасным, сулящим большое неузнанное счастье.
Так чувствовал себя Максим Страхов после того, как простился с Лидией. Продолжая шагать по набережной, он перебирал в памяти самые обыкновенные слова ее, может быть, не имеющие никакого значения, но для него исполненные особого смысла. Все в ней казалось ему замечательным и необыкновенным: ее чистота, целомудренная строгость, спокойная рассудительность. Общение с ней как бы возвышало его в собственных глазах, делало умнее, мужественнее, серьезнее.
Прежде Максим и к любви относился так, будто она ничего не стоила и не заслуживала внимания. Главное - это он сам, кому все доступно и перед кем никогда не встанут никакие трудности, - ведь отцы так устроили жизнь: бери от нее, что захочешь, без особенных усилий. А любовь? Что такое любовь? Только немногие из его прежних товарищей относились к ней серьезно.
И вот теперь Максим приходил к убеждению, что и к нему пришло то самое, над чем он недавно посмеивался. Он мысленно повторял имя любимой, вспоминал даже незначительные подробности первой встречи с ней.
Познакомился он с Лидией прошлым летом на гребных гонках (до этого он лишь изредка видел ее на соседнем, строительном факультете).