Чайник закипит
Евстигней показал на лошадь кнутовищем:
- Вот, глядите, пить захотела.
Кобыла перестала щипать травку и, подняв голову вверх, раздувала ноздри… Евстигней, легонько стегнув, перегнал ее в наветренную сторону от жертвенника: запах фимиама, воскуряемого Пешковым Аполлону, мешал лошади нанюхать воду.
Потянув воздух, кобыла всхрапнула, чуть слышно заржала и уверенно зашагала по неровной, изрытой земле.
Маша и Стенька кинулись к лодке и вернулись с чайником, котелком и двумя кружками. Евстигней распорядился:
- Которые останутся, собирайте по всей земле что только можно. Запалим огонь на славу.
- А стражники сюда не прискочат? Можно здесь костры жечь? - прищурив глаз, спросил Пешков.
- Тут земля наша, крестьянская, - гордо ответил Евстигней. - Видишь, хрящ, камень - ни пахать, ни сеять. Хоть до неба огонь - кому какое дело?
Мне захотелось посмотреть, как лошадь найдет воду.
Признаться, я не верил, чтобы у лошади было собачье или даже более тонкое и далекое чутье. Кобыла Евстигнея убедила меня, что это бывает. Раздувая ноздри, она шла уверенно, и вскоре Маша, опередившая кобылу, закричала:
- Вода! Вода! Это я нашла!..
Еще не доходя до лужицы, над которой стояла на коленях Маша, черпая в чайник кружкой воду, я почуял запах стоялой воды. К тому же она была ржавая.
- Хозяйка, оставь воды кобыле, - пошутил Евстигней.
Лошадь склонилась к воде, прикоснулась к ней губами, словно поцеловала, и подняла голову.
- Этой воды лошадь пить не станет… Зря, хозяйка, набираешь. Гляди, вода вроде квасу.
- Это еще лучше. У нас чаю осталось мало, - ответила Маша, - можно меньше чаю заварить, и будет крепкий.
- Ай, практичная хозяйка! Дай бог всякому… Но, милая! И нам ведь пить надо.
Лошадь постояла в задумчивости с поднятой головой и пошла на ветер. В полуверсте от нашего стана кобылка нашла вторую лужицу, побольше первой, и стала из нее пить. Маша вылила ржавую воду из чайника и, дав сначала лошади напиться - "Небось лошадь воды не замутит", - начерпала полный чайник, а Стенька - котелок.
Позвонок ихтиозавра
Мы вернулись на стан. Маша, подбегая к Пешкову, кричала:
- Вода!.. Вода!.. Это лошадь нашла!..
Скоро у нас на скудном костре закипели, низко навешенные, чайник и котелок.
- Котелок-то поганый, из него лошадь пила, - заметил Вася Шихобалов.
- Лошадь не поганая, - возразила Маша.
- Кипячение убивает все микробы, - сказал Алексей Максимович.
- Точка, - заключил Абзац.
Пока мы ходили за водой, ребята, собирая топливо по наказу Евстигнея, натащили к костру порядочную кучку окаменелостей и камешков, причудливых или цветом, или весом, или видом. Мальчишки по прежним нашим прогулкам знали, что все это меня интересует.
Больше всего в кучке находил я "чертовых пальцев", затем зазубренных по краям кривых раковин - "унгулитов" голубоватого цвета, причудливо сросшихся, а иногда и очень правильных кристаллов гипса. Кое-что я откладывал в сторону; тогда один из искателей с гордостью говорил:
- Это я нашел.
Вот хрупкий кусочек блестящего мягкого уголька - это "асфальтейн" ("Это я нашел", - Абзац). Вот лая лепешка с блестками на изломе - серный колчедан ("Это я нашел, золото", - Батёк). Кусок известняка ("Окаменелая рожь", - заметил Евстигней) сплошь из спекшихся раковин корненожек. Вот тяжелый, размером с голову ребенка, позвонок ихтиозавра ("Чертова ступка", - определил Евстигней) - находка Стеньки с той улицы.
- А это кто нашел? - спросил я, держа в пальцах небольшой легкий камешек, невзрачный на вид, приметный разве только своей точной круглотой.
- Это мой! - ответил Козан.
- Давай сюда губы.
Козан выпятил нижнюю губу. Я приложил к ней круглый камешек, и - о чудо! - камешек плотно пристал к губе мальчишки…
На него посмотрели с завистью.
Глава семнадцатая
Лекция на лысине Шихана
- Теперь, ребята, нам придется немножко поскучать, - сказал Алексей Максимович, почти подмигивая мне. - Наш министр финансов хочет вам прочесть нечто вроде лекции. Вы ему натащили столько чудес, - а его хлебом не корми, только дай ему хороший камень… Конечно, хорошо бы эти камни обратить в хлебы, но Сергею не дано совершать чудес, - очень жаль… Что поделаешь? Впрочем, слово, по евангелию, может заменить хлеб. Послушаем…
Ироническое вступление, сделанное Пешковым, меня не смутило нимало. Подобные "лекции", как и сказки Пешкова, входили в обычную программу наших экскурсий. Было бы с моей стороны нескромно, если б я сказал, что меня всегда слушали с восторгом, во всяком случае - терпели и мирились. За одного внимательного слушателя каждый раз я мог поручиться - это за Алексея Максимовича… Поэтому я начал смело:
- "Милостивая государыня и милостивые государи!" Так начинают лекции профессора и ученые. На сей раз и я, следуя их примеру, начинаю мою лекцию столь пышным обращением. Дело в том, господа, что нам выпало счастье под командой нашего отважного атамана посетить одно из самых замечательных, на мой взгляд, замечательнейшее место на всем земном шаре. Да, это так, и вы сейчас мне поверите. Место это замечательно уже по одному тому, что здесь находимся мы. И я предлагаю здесь соорудить пирамиду или обелиск. Мы здесь находимся и можем своими глазами обозревать одно из самых интересных мест земного шара. Осмотритесь кругом. Что мы здесь видим?
На дне океана
Мои слушатели, в том числе и наш проводник Евстигней, не выпускавший из рук кнута, послушно осмотрелись вокруг.
Нас окружало неровное, почти голое желтовато-серое плоскогорье, дальше шли бугры с промоинами потоков, глубокие овраги. От вчерашнего дождя в земле уже не осталось влаги, и по буграм тут и там на солнышке вставали смерчи, вздымая пыль и сухую траву, они, крутясь, бежали по буграм, делались все выше, как будто гонялись друг за другом, и вдруг, развеясь, пропадали, не оставляя никакого следа. Вдали голубела Волга узкой полоской. Над нами высоко в безоблачном, чистом небе кружили степные орлы…
- Над нами океан земной атмосферы. Но было время, когда над этими горами бушевали не ветры, а настоящие морские волны. А эти горы были морским дном. Вон там, где сейчас реют орлы, а может быть еще выше, была поверхность моря. Вот откуда эти окаменелые раковины. "Чертовы пальцы" - это остатки хвостов очень больших моллюсков белемнитов; "окаменелая рожь" - это не что иное, как спрессованные ракушки морских животных корненожек. А то, что наш уважаемый Евстигней Петрович назвал "чертовой ступкой", - окаменелый позвонок ихтиозавра, что по-русски значит "рыба-ящер". Это чудовище бывало длиной до семи саженей. У него были челюсти очень длинные, а пасть усеяна множеством острых зубов. Вместо ног у него были ласты, как у китов, ходить ихтиозавры не могли, а только плавали. Питались рыбами. В глубине океана мало света, поэтому у ихтиозавра было два огромных глаза. Чтобы ихтиозавр не наткнулся впотьмах глазом на что-нибудь острое, у него глаза были защищены костяным кольцом… Правда, страшилище? Что ихтиозавр был именно таков, ученые узнали по множеству найденных окаменелых остатков их скелетов.
Разлом у Жигулей
По окаменел остям, которые мы находим в глинах, песчаниках, доломитах, известняках, вообще в осадочных породах, ученые судят о возрасте тех слоев земли, которые отлагались на дне древнего океана, погребая остатки живых растений и животных. В разное время на земле жили разные животные и росли разные травы и деревья. Ихтиозавр жил в "юрскую эпоху" земли - это далекое время. Хотя геология - наука молодая, ей от роду нет и ста лет, но она любит древние времена и считает не годами, не столетиями, даже не тысячелетиями, а десятками и сотнями тысяч лет. Ихтиозавры жили до нас целую тьму тысячелетий. Сроки эти гадательны, а потому я не стану говорить цифр, все равно вы их не почувствуете и забудете. На срезах гор у волжских берегов, на крутых скалах оврагов мы видим, что слои песка чередуются с глиной, а ниже лежит камень. Это песчаники, известняки, а под ними глубже - первозданные породы, например граниты. Считают, что первозданные породы образовались, когда земля, остывая от огненно-жидкого состояния, переходила в твердое, она застывала неровно - буграми и ямами. Там, где бугры, - суша, где впадины - море, где земля застывала складками, - горные хребты. И долго спустя, когда из первозданных "вулканических" пород, размытых волнами, течением, дождями, образовались намывные осадочные породы, земля продолжала остывать и сжималась при этом неравномерно - где больше, где меньше. От этого в осадочных породах происходили сдвиги, сбросы, опрокидывания. Один из таких изломов случился вот здесь, где находимся мы теперь. Вероятно, это случилось в те очень древние времена, когда из-за подземной катастрофы образовались провалы Каспия и Черного моря, а одновременно выросли огромные хребты гор Кавказа. Земные пласты наклонились в сторону Каспийского моря. И тут, где мы сейчас, сломались! Получилась огромная трещина в направлении с запада на восток. Один край ее поднялся, образовав хребет Жигулевских гор, другой край опустился. Получилась большая впадина. Когда много тысяч лет спустя из множества ручьев, речек и рек, сливаясь воедино, образовалась Волга, Жигулевские горы преградили ей путь. Она долго не находила выхода. Горы были тогда куда выше, чем теперь. И Волга несла воды во много раз больше, чем теперь. Вода постепенно накоплялась, и к северо-западу от Жигулевских гор образовалось огромное озеро-море. Горы были плотиной этого великого пруда.
Море за Волгой
Теперь взглянем на Волгу. Мы видим только узкую полоску голубой воды. А когда-то берег Волги, куда мы сейчас стремимся (там стоят Ермаков погост и Переволока), был берегом великого Хвалынского моря, от которого остались теперь Каспий, Аральское море, несколько соленых озер да бесконечные пески и солончаки киргизских степей. Та Волга, что мы видим сейчас, была в очень древние времена глубоким заливом Хвалынского моря. И город Хвалынск - теперь ничтожный приволжский городишко - являлся тогда океанским портом, если только он существовал, хотя бы и под другим названием.
Воды Верхней Волги искали выхода в морской залив. Где, когда и как они нашли этот выход, ученые до сих пор спорят, хотя для нас очевидно, что они пробили себе дорогу там, где теперь Жигулевские Ворота. Возможно, что сначала Волга искала иных, обходных путей, далеко к северу от Самары, чтобы там влиться в море. Но естественно предположить, что она там, где Жигулевские Ворота, перелилась через край, и тут получился грандиозный водопад, по высоте и массе воды во много раз превышающий американскую Ниагару!
Многие сотни веков, а может быть, и тысячи лет шумела эта русская Ниагара, низвергаясь через гребень Жигулей из верхнего Волжского моря в море Хвалынское.
Обнаруженные богатства
Что же мы здесь с вами, ребята, обнаружили? Об окаменелостях я уже говорил довольно. Окаменелости нам говорят о возрасте наносных отложений. Но вот перед нами кристалл гипса. Это сернокислый кальций. Затем, вот серный колчедан, принятый Батьком за золотой самородок, - это сернистое железо. Камешек, так ловко приставший к губе Козана, - это фосфорит, хорошее удобрение для полей. Пристал он по очень простой причине: этот камешек очень порист, жадно поглощает влагу, потому он и прилепился к влажной губе. Теперь он отвалился, и как бы ни старался его счастливый обладатель повесить на губу второй раз камешек, ему это не удастся. Я должен сказать, что украшать себя такими подвесками не имеет большого смысла. Иное дело гипс, колчедан, другие сернистые соединения, наконец, сама сера. Серу в Жигулях добывали еще при Петре Великом. То, что здесь мы встречаем серу, - очень важный знак. Упомяну о том, что недалеко от Самары, за Волгой, есть лечебные серные воды… Здесь везде признаки нефти: в Самарской Луке делают асфальт из известняков, пропитанных битумом; в Бахилове под курганом, на который мы взбирались, из песчаника вытапливают гудрон. В Кашпире, около Сызрани, крестьяне топят печи горючим сланцем, взятым прямо с поверхности в обрывах реки. В верховьях реки Сока ключи выносят вместе с водой из недр земли нефть, и мужики собирают ее для смазки телег. Можно сказать так: где встречаются сера, асфальт, минеральные ключи, там, наверно, есть и нефть, заполняющая пустоты земных провалов.
Глава восемнадцатая
Провал
Лекция моя продолжалась не более получаса, но успела навеять, как и предсказал Пешков, порядочную скуку. Несколько меня утешил Евстигней. Он, взвесив в уме последствия открытия нефти в Самарской Луке, глубокомысленно сказал:
- Керосин будет дешевый, стекол не напасешься… Из нашей команды лишь один Стенька задал мне вопрос очень существенный:
- А откуда под землей нефть взялась?
- А это я тебе одному расскажу дорогой.
Собрались в путь. Ребята не забыли моего предложения воздвигнуть пирамиду в знак нашего пребывания на перевале. Они скоро убедились, что величественные пирамиды требуют очень много материала и времени для своего сооружения… Евстигней уже запряг кобылку. Когда мы покинули свою стоянку (Алексей Максимович предложил ее назвать "Алтарь Аполлона"), то маленькую кучку сложенных в пирамиду камней нельзя было заметить и с небольшого расстояния.
Тормоз на правом колесе
Чтобы развеять скуку, я напомнил Васе о золотых рыбках:
- Вася, посмотри в лодку. Кажется, банка там танцевала с котелком…
Шихобалов, явно испуганный за целость "бойкой" банки, кинулся к лодке. И прочие заглянули туда с любопытством. И что же: банка, устав от пляски на ухабах, действительно лежала в сладкой истоме на боку, рядом с котелком, привалясь к нему плечом. Чайник скромно стоял в сторонке, уткнувши носик в борт.
Вася схватил банку и подверг ее тщательному осмотру.
Банка оказалась целой. Вася не обнаружил даже трещинки, только у нескольких рыбок отломились от тряски хвосты. Банку укрыли в мягкое, так, чтобы она опять не вывернулась.
Находки, включая позвонок ихтиозавра, погрузили в лодку. Евстигней ворчал: лошади, мол, и так тяжело, а камни возить он не рядился.
- Да ведь "под гору вскачь"? - заметил Абзац.
- Это у вас где-нибудь, а у нас на горах и в гору плачь и под гору плачь. Под гору-то лошади, чай, еще труднее.
Чтобы подкрепить свои слова, Евстигней затормозил правое заднее колесо, крепко привязав его веревкой к дрожине, чтобы оно не вращалось.
- Алексей, скажи, - обратился я к Пешкову, - почему он затормозил правое, а не левое колесо?
- Узнать? Узнать нетрудно. Стоит только спросить… Евстигней Петрович, почему ты затормозил правое колесо, а не левое?
- Чудак-человек, - удивился мужик, - как же можно левое? Гора-то ведь справа, дорога-то по косо-гору. Затормози я левое - дроги задком станут под гору забегать. А так у нас пойдет вроде конно-железной дороги, как по рельсам! Ну-ка, красавица, покажи господам, как у нас…
При свете лампады
Стенька и я от всех отстали, и я ждал, что он мне скажет.
- Правду говорят, что нефть - чертова кровь? - тихонько спросил Стенька, чтобы товарищи не услыхали.
Я кратко, по Менделееву, объяснил ему происхождение нефти и спросил:
- Откуда у тебя взялась про нефть такая чепуха?
- А мне бабушка сказала. Ведь я на той-то улице у бабушки живу. Мать моя в людях - мне с ней жить негде…
- С чего же бабушка-то про нефть взяла такое?
- А это ей монашки наговорили. Бабка у меня богатая, к ней монашки ходят. Она смерти ждет да грехи замаливает. Она страсть какая грешная. "Где, - говорит, - грешила, там и помру, а больше грешить не стану. А нефть - чертова кровь. Керосин жечь в лампах - грех. А надо жить при лампадке и жечь в ней настоящее деревянное масло".
- А ты в школу ходишь?
- Как же. В городское трехклассное. Мать у бабки в ногах валялась, чтобы меня учить, уверила ее, что в трехклассном только божественному учат, ну бабка мне на зиму сапоги дает, валенки в школу ходить.
- Да как же ты уроки-то учишь?
- Очень просто. Лампадка у нее неугасимая. Я встану на табуретку к иконам, к свету поближе, да и давай вслух, как дьячок, бормотать: "Чтобы разделить дробь на дробь, надо зна-ме-на-тель вто-рой по-мно-жить на числи-тель пер-вой, а числитель второй на знаменатель пер-вой и первое про-из-ве-дение раз-де-лить на вто-ро-е".
- А бабка?
- Вздыхает, плачет, крестится.
- Ты ей скажи про нефть.
- Ну да, "скажи"! Она узнает, что около Самары полно нефти, со страху помрет…
Отставка министра финансов
Дорога привела нас на берег Волги выше села Переволока. Перед спуском к реке Евстигней снял тормоз с колеса, забрался в лодку и погнал кобылку. Он торопился, боясь, чтобы переволокские не увидали: Евстигней лодку "не по-людски" везет из Усы в Волгу.
Мы бежали, едва поспевая за колесницей. В лодке все гремело. Маскотт отчаянно кричал, впившись когтями в борт.
На краю овражного обрыва, высоко над нами, появились переволокские ребятишки. Они кричали, свистели и кидали нам вслед камни, но камни не долетали…
Ссунув лодку в воду, Евстигней, сердитый и молчаливый, стал с нами прощаться, протянув Алексею Максимовичу руку.
- А полтинник сдачи? - напомнила Маша.
- Мелочи нет, - буркнул Евстигней.
- Что вы на это скажете, господин министр финансов, Сергей Витте? - обратился ко мне Алексей Максимович.
Мужик ожидал моего ответа с видимым интересом. В те времена Витте вводил в России "винную монополию", имя его стало известно всем крестьянам.
- Что же я могу ответить… Пусть Евстигней Петрович на этот полтинник выпьет за наше здоровье.
- Вот это мило, это я могу похвалить.
- Мы вам даем не на водку, а на чай, - поправила меня Маша.
- На чай? Ну, Евстигней, качай! Садитесь в лодочку, а мы пойдем пить водочку.
Евстигней тронул кобылку в гору, еще раз пожелав нам счастливого пути. Когда он отъехал, я сказал:
- Я слагаю с себя обязанности министра финансов. Вручаю тебе, Алексей, свободную наличность: сорок восемь копеек серебром. Ты сам прекрасный финансист…
- Отставка принимается! - согласился Алексей Максимович. - Маша, бери котелок, пойдем со мною реализовать свободную наличность.
Маша вынула из-за пазухи аккуратный мешочек, застегнутый кнопкой, - в нем она берегла свою колоду карт.
- Пойдем, Маша. А вы тут, пока мы ходим, вскипятите чайник. Тут костры раскладывать не возбраняется.