Можно сказать и так, что повесть эта - об ирригаторах Туркмении, здесь много размышляют и спорят в нетесных рамках современной гидротехники. Но повесть все же о другом: о молодости.
Есть молодость лет, ее здоровье и благородство. Она легко сближает Ольгу Лугину, топографа-москвичку, с инженером Таганом Мурадовым, парнем из мургабского села. Есть молодость духа: нравственная сила, которая иногда оставляет и молодых, а порой не знает убыли с годами. Геологу Сергею Романовичу Скобелеву за шестьдесят, но он моложе важного путейского чиновника Завьялова, недавнего студента. Молодят человека мечта, работа, цель - достойно избранная цель, движение к ней. Вот, пусть неполный, ответ на вопрос, как же сберечь или, по крайности, вернуть молодость духа, как слить в одно молодость и жизнь человеческую. Такой вопрос неотступно стоит перед отяжелевшим в своей конторе Каратаевым.
Меняется лицо мира, молодеет древняя пустыня, где мечтают, любят, действуют герои повести. Чтобы вода и впрямь означала жизнь, нужны умные энергичные руки. Недаром говорит старый крестьянин Сувхан: "Вода, она ведь без движения - болото, а за болотом - паршивая земля, мертвый солончак". Само слово Вода, самый образ ее приобретают широкий смысл.
Содержание:
Глава первая 1
Глава вторая 2
Глава третья 2
Глава четвертая 4
Глава пятая 5
Глава шестая 6
Глава седьмая 7
Глава восьмая 8
Глава девятая 9
Глава десятая 11
Глава одиннадцатая 12
Глава двенадцатая 14
Глава тринадцатая 16
Глава четырнадцатая 17
Глава пятнадцатая 18
Глава шестнадцатая 20
Глава семнадцатая 21
Глава восемнадцатая 22
Глава девятнадцатая 23
Глава двадцатая 25
Глава двадцать первая 26
Глава двадцать вторая 27
Глава двадцать третья 28
Глава двадцать четвертая 29
Глава двадцать пятая 30
Примечания 31
Александр Иванович Аборский
Год веселых речек
[Повесть]
Глава первая
Кто не завидовал Тагану Мурадову: командировка в родные места. Сам просился в министерстве. И вот - апрельское прозрачное утро долины Мургаба.
Вначале собирался повидать кого следует в городе, потом в меру сил отбиваться в колхозе от знакомых и родичей, а тем временем продвигать свое, сокровенное. Не без причин же Таган рвался сюда. Научный труд - основное в его занятиях последних лет - был связан с оазисом; да еще, признаться, интересовал Тагана один адрес, из-за которого и пришлось ускорить выезд. Точного адреса пока не было, но неужели, думал инженер, мы не сможем сыскать человека в своем отечестве.
Обязательными для начала были встречи в водхозе, в райкоме партии; кроме того, надо зайти к младшему брату Мереду, машинисту на железной дороге.
Поезд прибывает без четверти девять. Куда еще удобней. Отослать с шофером чемодан в водхоз, к Каратаеву, а самому по пути заглянуть в райком.
Секретаря в райкоме не застал, тот успел укатить на сев. Ну теперь - к своему учителю Каратаеву. Шофер доложил ему, как ашхабадский гость распорядился на вокзале, и Каратаеву едва ли понравился такой оборот: с первых шагов ученик обходит его.
Кажется, Таган не ошибся. Начальник водхоза Акмурад Каратаев был у себя и ждал, на лице его лежала тень досады. Вдобавок одолевали телефонные звонки. Он брал трубку:
- Да, Каратаев. Слышал, слышал я ваши песни, да где ее возьмешь. Ни капли. Канал для целины. Знаешь, некогда мне переливать из пустого в порожнее. Могу дать совет: не разбазаривай драгоценную влагу.
Из года в год повторяется одно и то же: сев хлопка и - со всех сторон - воды, воды! Привыкаешь. Это раньше, бывало, даже ночами в постели только и думалось о нехватке воды. Иное нынче заботило Каратаева. Да и корень сейчас уже в ином, и цена твоему умению и опыту другая. Кстати, с чем вот еще инженер Мурадов? Все та же научная работа, в которой парень, похоже, основательно увяз? Ну и заодно, как это у них называется, "подтолкнуть"?..
Вчера, получив телеграмму, Каратаев обрадовался: едет парень знакомый. Думал, с поезда запросто явится на дом, а Таган даже учреждение обходит. В райком! Понятно: персона. Давно ли здесь, на Мургабе, учился вычислять секундолитры, навытяжку стоял перед учителем, смущался, когда приглашали на плов. Нет, брат, нечего тебе заноситься; жизнь ставит вопросы, каких твоя теория не распутает. Обиделся, что не встретили, так ведь учителя постарше учеников… Послали на вокзал машину, честь оказана, а если пренебрегаешь гостеприимством, то горевать не станем.
Зазвонил телефон, и он процедил сквозь зубы:
- Да, Каратаев… - Постучали в дверь. - Да, войдите. - Он прикрыл трубку ладонью. Дверь отворилась, он увидел Мурадова и своего заместителя Иванюту, протянул руку, указал на кресла и опять в трубку: - Милый мой, верю: питомник жаждет! Но не могу же я прыгнуть выше себя. Давай реально оценивать вещи. Хлопок - наше богатство и сила!..
Кабинет пыльноват, но выглядит нарядно: ковер во всю стену. Не жарко, между тем в боевой готовности, слева от начальника, вентилятор. Начальник стал еще благообразней, еще чуть потучнел.
Он тоже время от времени кидает взгляд на Мурадова, не находя в нем особых перемен. Рослый, широкоплечий, держится подчеркнуто учтиво. Но за личиной скромности наметанный глаз угадывает спокойную уверенность, нечто заставляющее районщиков насторожиться.
- Слушай, друг мой, - заканчивал Каратаев тяжбу с питомником, - жара-то пока детская… Позвони через недельку.
Он опустил пухлую руку на стол и подался вперед.
- Ну, рад приветствовать, хоть и сердит на вас с министром. Вы в Ашхабаде совсем забыли, что такое гостеприимство. С министром мы однокашники, ты - земляк, а приехал я к вам зимой и, кроме бумажек, ничего не видел. Понимаешь, Анатолий, - он круто повернулся к Иванюте, сидевшему поодаль, - чайника зеленого чая не выпил с ними.
- Увы! - Мурадов словно в оправдание поднял над столом тяжелую и прочную папку, которую держал при себе, видимо, не доверяя чемодану. - Такой уж разнесчастный мы народ: до конца дней своих не избавиться нам от бумаг.
- Да-да, только сперва позавтракаем - вон уж одиннадцатый час.
- Я завтракал в вагоне.
У Каратаева губы передернулись легкой усмешкой, и он выразительно подмигнул Иванюте.
- Ну что ж, ты - наше начальство.
- Никогда ничьим начальством не был. Ученик, помощник - согласен… - Мурадова явно тяготил разговор. - Вы со мной как с ревизором, так уж доложу вам сразу, - начал он, все еще смущенный. - Я нуждаюсь в дополнительных данных для работы, о которой вы знаете. Вот попросился сюда: заглянуть на гидропосты, проехать по каналу, в пределах Мургабской долины. Кстати, это ведь мой родной оазис, отчий дом… - свел он к личному и все же умолчал о самой сокровенной цели своего приезда.
- Ровнее, джигит! Идем, как говорится, по расписанию.
Мурадов отмахнулся от благодушной каратаевской реплики.
- Поручили мне и кое-что из текущих наших дел. Ну, например…
- Мертвая падь, не так ли?.. - снова перебил его Каратаев.
- И это.
Все знали, как ревниво относился местный водхоз к идее заполнения котловины близ джара . На джаре задумано поставить небольшой подпор; но сейчас едва ли следовало вдаваться в подробности. Таган лишь вскользь упомянул: проект подпора готов, утвержден (чертежи лежали у него в кармане), а договориться обо всем остальном удобнее на месте. В любом случае не откладывая надо начинать сооружение подпора. Связи с Каракумстроем он, Таган, берет на себя.
Вот так молниеносно решалось, на зависть учителям. Но разве такая скоропалительность не отдает прожектерством, если не ребячеством? Каратаев мог позволить себе усмехнуться над безапелляционностью суждений, однако разговор на том еще не кончился. Зачем-то Каратаев принялся жаловаться на плачевное положение водхоза: мало мелиораторов, мало топографов, а как без них вести съемку? Повсюду торопят с дренажем, село требует лотков, дождевальных машин - да тут хоть бы с обычным-то поливом управиться. Вот, между прочим, лотки и гибкие шланги по двум колхозам. Пожалуйста, полюбуйтесь. Это уже Иванюта. Придвигает к Тагану некие схемы, но тот невнимателен к ним. Курит, даже отворачивается, сощурясь, точно что-то забыл и пытается вспомнить.
- Взгляни же, взгляни. Полюбуйся новинками в твоем Кумыш-Тепе; а это - по соседнему колхозу, - в тон заместителю говорит Каратаев. - У Героя Мергенова и вашего Чарыяра спланировано так, что впору детей учить по их планам. Жаль, силенок маловато!..
- Я понимаю вас. Я сегодня буду там, увижу.
И опять Таган сидел, как бы дремля, совершенно - уже до неприличия - поглощенный собой; но, оказывается, и разбудить его не составляет труда. Он слышит еще жалобы на недостаток кадров в селе, затем слышит, точно издалека, упоминаемые имена и среди них имя Лугиной.
- Ольга Ивановна! - подхватывает он. - Вы об Ольге Ивановне Лугиной?
- Ну да, говорю тебе, топограф из экспедиции. А ты разве знаешь ее? - Каратаев не понимает, что так взволновало инженера. - Но Лугина эта, как все прочие, у себя занята.
- Чем же она могла бы помочь? - спрашивает Таган.
- Чем? Видишь ли, - Каратаев приосанивается, - у нас же из мыслей нейдет джар. Любой ценой хотим осуществить давнюю мечту народа. Создать водохранилище. Ты читал мою докладную?
- О джаре потом. Съезжу, осмотрю, и тогда уж… А Лугина, я спрашиваю, в городе?
- Еще не уехала, - подсказал сбоку Иванюта.
- Где?
- За мургабским мостом… Общежитие изыскательской партии. Шофер мой знает. - Каратаев недоволен течением беседы, даже обижен.
- Так вот, - не обращая на это внимания, заканчивал Мурадов. - Я поеду в Кумыш-Тепе, а вы побывайте в южной части района. Будем двигать сообща, по всему фронту. В субботу я снова у вас.
В сопровождении Иванюты он покинул кабинет, а Каратаев как сидел, так и пристыл к столу, уставясь в одну точку. Ничего дурного, разговор как разговор, но впечатление осталось такое, что Таган бесцеремонен и словно бы таит что-то, не договаривает.
И тут впервые у Каратаева внутри дрогнула какая-то струна, даже засосало под ложечкой.
Раньше сам он гремел на собраниях, и, перед приходом аму-дарьинской воды, проповедовал коренные новшества, но так, будто все это еще далеко, только медленно надвигается. Теперь же точно глыба нависла над водхозом и надо ее сдвинуть.
Опять экзамен. Сколько их было за пятьдесят четыре года - не сосчитать. Критикам всегда легче, да ученик, положим, в открытую не критикует. Он, собственно, ничем и не блещет, только пыжится. Взял манеру прижимать к груди оранжевую папку, точно сокровище, которым намерен облагодетельствовать человечество. А сам небось уже забыл свои научные проблемы, кинулся к девчонке. Запрячь бы его в районную арбу и послушать, что запоет. Теперь любой выскочка разглагольствует о косности Каратаева. Да Каратаев-то первым в Туркмении вводил бороздковый полив! Ты еще не родился, Таган Мурадов, когда Каратаев дрался с басмачами…
В кабинет вошел Иванюта, - кажется, приунывший.
- Ну-с, скачали гостя к Лугиной.
- Гм… Не взял машину? И прекрасно. Едем на Уч-Тараз, Анатолий Федорович, проветримся малость. - Каратаев решительным жестом собрал бумаги и сунул их в ящик стола.
Глава вторая
Спустя полчаса водхозовцы мчались мимо белых домиков и пыльных деревьев, отбрасывавших негустые тени. Миновав мазанки с плоскими крышами и ровные коробки трехэтажного микрорайона, выехали на простор.
- Ишь как встрепенулся молодчик, едва услышал про Лугину! - Каратаев хлопнул заместителя по колену и прищелкнул языком. - Не романчик ли там, а?
- Кто знает, - угрюмо буркнул Иванюта, размышлявший о том, как бы им с начальником не поплатиться за неурядицы с поливами. Ничего еще не известно, только предчувствие неприятное, а он человек немолодой, семейный…
- Я хотел позвать гостя на Уч-Тараз, к Сары-ага, на уху с диким луком, - прервал его мысли Каратаев. - Воображаю, как бы раскипятился. Он терпеть не может старика Сары: тот, видишь ли, был когда-то муллой. Ну был. Ископаемое, конечно, однако… прелюбопытное ископаемое. Сколько от него услышишь! Вот, кстати, известно ли тебе, как строилась верхняя плотина?
- Ей, старушке, около семисот лет, - скучным голосом сказал Иванюта, глядя на поле, окаймленное арыками.
- Я читал в одном журнале…
- А ты не читал вчера в газете, как разделали бухарцев? И, честное слово, за то же самое, за что и нас не хвалят. Расписали как по нотам. - Болтовня начальника раздражала Иванюту, и он пытался отвлечь Каратаева от исторических тем.
- Ну, ну! - благодушествовал тот. - Только без покаянных молитв. У нас пока не хуже, чем у других, клянусь. Вот так, заместитель, жалкий пессимист! Послушай-ка о плотине…
Речь шла о временах, когда правил некий султан, и он велел ставить плотину. Его прислужники сгоняли на стройку народ, надсмотрщики орудовали плетьми. А тут парень, землекоп, влюбился в дочь главного надсмотрщика, и она в парня, конечно. Ночью привела его к себе в дом. Стало светать, надо уходить парню - не пускает. Он боится наказания, а она свое: "Султану нужна плотина, мне - твоя любовь. Побудь еще денечек, потом мы найдем выход". И так вот прожил парень у нее три дня, а на четвертый она говорит: "Теперь надень халат и папаху моего отца, вымажь белому коню бок черной краской, садись верхом и - прямо на стройку, кричи: "Повеление султана! Бросайте работу, расходитесь по домам!""
Сказка показалась знакомой. Ну, естественно, неразбериха: на белом или на черном коне проскакал всадник? Все же Иванюта слушал до конца. Парень взбулгачил всех на берегу, работу бросили, а река закипела паводком. Вода обрушилась на недостроенную плотину и чуть не смыла самого султана и надсмотрщика, подоспевших к месту бедствия. Султан усмотрел тут волю неба: стало быть, плотина не угодна всевышнему. И больше не удерживал народ, разбегавшийся по домам. Плотину достроили уже при другом султане.
- Забавно, забавно, - сухо заметил Иванюта. - Но, знаешь, товарищ начальник, откровенно говоря, Таган мне сегодня не понравился: что-то темнит.
- Опять заныл! Не терплю паники, - загорячился Каратаев. - Пойми, чудак, им по чину положено - указывать, поучать. Да он еще со своей оранжевой папкой… совсем уж воспарил. Полный учет водных ресурсов с перспективами Каракумского канала, - допустим, полезный замах, никто не спорит, но на открытие едва ли тут можно претендовать. Сбалансировать запасы, дать рабочий прогноз, в сущности, наше коллективное дело, не так ли, Анатолий Федорович? Наш хлеб, черт возьми! Опыт сельских мирабов, их наблюдения над малыми плотинами. Как ты ни кичись, из арыка никуда не вылезешь. Ах, теоретики, ах, пророки из министерских канцелярий!.. Но чего ты-то всполошился? Ведь не сидим сложа руки, мотаемся по колхозам… На словах у них каждый - новатор, на словах все - раз, два и готово. Мы вот еще поглядим, как сам-то потянет с джаром. Завязнет, ног не вытащит, и гонор с него мигом слетит. Надо, брат, реально мыслить, а не порхать в облаках…
В стороне показались дуплистые карагачи и кибитка, крытая войлоком. Над ее округлым верхом вился дымок.
- Свернем на минутку, - сказал Каратаев.
- Зачем? - недовольно возразил Иванюта. - Только время терять.
- На ми-нут-ку! Сары-ага обещал мне раздобыть старинную рукопись, чуть ли не пятнадцатого века. Величайшая ценность. Мой ашхабадский родственник, историк, говорит, что тоже достал у какого-то меджевура подобную вещицу и продал в академию, за двести рублей. По его словам, даром отдал, из любви к науке. Я-то не из-за денег, так, для себя… И сколько же у нас добра зря пропало! Страшно подумать: не уцелели даже рукописи Махтумкули и Кемине. Мы словно бы только теперь прозреваем, обращаемся к родной истории, к документу… Ну вот и Сары-ага.
На шум мотора вышел из войлочного жилья старик в потрепанном темно-лиловом халате. Халат болтался на нем, как на палке. Прищурясь, Сары разглядел начальство, не спеша запахнул халат на груди. На безбородом лице заиграла улыбка, Сары почтительно склонился и забормотал обычные приветствия.
- Пожалуйста, пожалуйста. Гостям всегда рады.
- Да мы на минуточку. - Каратаев между тем вылез из машины. - Слушай-ка, почтеннейший, где же, наконец, обещанное?
Сары-ага опустил глаза, подвигал губами, как бы припоминая, что он мог обещать, но сейчас же снова взглянул со своей неизменной улыбкой.
- A-а, понимаю: рукопись? Она уже в надежных руках. Вскорости будет у меня, у меня - все равно что у вас.
- Точней, когда же?
Старик уставился в землю, соображая, и не без некоторой значительности произнес:
- Дней через десять.
- Поедем, Акмурад! - попросил Иванюта и с раздражением подумал: "Водит, шельма, начальника за нос, а тот верит басням".
- Как "поедем"? - всполошился Сары-ага. - Уха готова. Я соменка поймал. Давайте, давайте, без разговоров!
Из кибитки в самом деле тянуло ухой. Каратаев повернулся к Иванюте и бодро сказал:
- Чуешь, с диким луком! Зайдем, Анатолий, Ведь не завтракали.
Глава третья
Так просто все оказалось: она в городе… Эти водхозовцы действительно молодцы. Только учитель все же размяк. Неспроста в министерстве трунят над его пристрастием к позеленевшим монетам. Может быть, райком проглядел человека? И каков вообще здешний первый секретарь, с которым придется не раз встретиться?
Никуда не сворачивать. Прямиком - в общежитие изыскательской партии, к брату успеется.