- Мы из Москвы, вот направление из ЦК ВКП(б), нам надо к секретарю, - объясняю я.
- Вам в обком партии надо, а здесь НКВД, не задерживайтесь, тут стоять нельзя.
- Куда идти?
- Вниз по проспекту, там за площадью и обком партии.
Сам виноват. На аэродроме вместо обкома сказал Цека, а извозчик спутал с Чека, теперь тащись по городу с вещами. Хорошо хоть груз невелик. Чемодан только у меня, а у Николая и Ирины портфели.
Во время шествия по проспекту продолжаем разглядывать разрушенные здания, читаем на стенах уцелевших домов торопливые надписи: "Разминировано", "Мин нет".
- Пашка веселый городок выбрал, - посмеивается Николай.
В обкоме встречаем Григория Барановского. Он работал в управлении делами Наркомата. В Москве Барановский не баловал нас своим вниманием, но здесь встречает, как родных. Григорий назначен управделами обкома. Он быстро "организует" машину, дает сопровождающего.
Темным вечером подъезжаем к большому серому дому. Сопровождающий нас товарищ ныряет в подвал и возвращается с усатым дворником.
- Пан Казимир, принимай постояльцев.
- Можно, почему нельзя, можно, - бормочет дворник, прикрывая ладонью колеблющееся пламя свечи.
Идем по узкой лестнице, под ногами хрустит битое стекло. На четвертом этаже дворник долго возится с ключами. Наконец, дверь открыта.
- Паны могут тут отдыхать. В комнатах есть две кровати и один диван.
Чиркаем спичками.
- Нельзя, панове, - предупреждает дворник, - окна не завешены.
Ирина плюхнулась на диван, зашуршали газеты.
- Чур, мое место, мальчики…
Уступив даме диван, мы с Николаем отправились в темноту соседних комнат. Долинин сравнительно корректно ругнулся, очевидно, ему пришлось не по вкусу столкновение с каким-то тяжелым предметом. Мне повезло - вытянутая рука нащупала спинку кровати. Пользуясь правом первооткрывателя, я ее тут же и оккупировал. Вспыхнувший огонек спички слегка осветил мое ложе, но увы, не помог обнаружить на кровати признаков постели. Очевидно, усатый дворник успел стащить ее в питейное заведение. Угасающий огонек выхватил из темноты кипу газет и журналов, сваленных в углу, - отличная постель. Кстати, у меня есть ценный опыт. Несколько лет назад, когда я приехал в Баку собкором "Красного знамени", в квартире, оставленной моим предшественником, тоже была только кровать с голой сеткой и множество газетных подшивок. Тогда мне пришлось несколько ночей спать на газетах. Отправленный из Иркутска багаж шел с черепашьей скоростью.
Обшарив комнаты, Николай Долинин мрачно констатировал, что у пана Казимира плохое зрение: одну кровать он принял за две. Ирина благосклонно предложила выделить Николаю спинку от дивана. Он уволок диванную спинку на кухню. Таким образом, каждый из нас получил отдельный номер. Для военного времени устроились прекрасно.
Усталые с дороги, мы крепко заснули, едва успев принять горизонтальное положение.
3
Луч солнца уперся в лицо. Я повернулся на другой бок и вдруг услышал: бим-бом, бим-бом, бим-бом. В утренней тиши трезвонили колокола. Открыл глаза и обмер. На стене, в позолоченной раме висел портрет Гитлера. Закрыл глаза, снова открыл - портрет не исчезал. Осторожно приподнялся на кровати. Посыпались на пол газеты и журналы. С обложки одного из журналов глядел все тот же человек с низко опущенной на лоб прядью волос и черными усиками под мясистым носом.
- Подъем, - заорал я на всю квартиру, - мы попали в логово зверя.
Оказывается, мои спутники проснулись раньше. Они уютно устроились на диване и листали немецкие журналы. И Николай, и Ирина недурно владели немецким языком.
Днем узнали, что дом, в котором мы заночевали, во время оккупации занимали гестаповцы.
Бывший владелец квартиры, помимо портрета Гитлера, газет, журналов и книг, забыл в ванной бритву, наполовину измыленный кусок туалетного мыла, зубную щетку, а на столе в комнате, где я спал, остался стакан недопитого кофе.
Я рванул со стены раму с портретом Гитлера. Хлопнувшись о пол, она жалобно звякнула стеклами.
- Развоевался, - скептически заметила Ирина, - рама могла бы пригодиться, а теперь придется вставлять стекло. Оккупируй эту квартиру. В Москве такую получить трудно.
Мне предстоит надолго обосноваться в Принеманске, возможно, и отдадут эту квартиру. Тогда можно будет привезти из Москвы Тамару.
- Здесь целая библиотека немецкой периодики, - Николай уткнулся в книжный шкаф. - Советую, старик, разобраться. Издания, выпускавшиеся во время оккупации. Редакции может пригодиться, в целях контрпропаганды…
- Рано об этом говорить, квартира не моя, я здесь - не хозяин.
Маленькая точка на карте
1
- Виктор Антонович Урюпин, - пальцы замерли у лакированного козырька фуражки. Несмотря на знойный день, человек, стоявший передо мной, был в суконном морском кителе, застегнутом на все пуговицы.
Спутники Урюпина с нескрываемым любопытством разглядывали меня. О Викторе Антоновиче мне говорили в Москве и Смидович, и Беркутов. Последний показал личное дело Урюпина. Из него можно было узнать, что Виктор Антонович до войны работал в Принеманске, затем, после эвакуации, сотрудничал во флотской газете. Две недели назад, когда бои шли под городом, ЦК послал его готовить базу для редакции. Вместе с ним выехали из Москвы еще несколько сотрудников будущей редакции, отобранных Беркутовым и Смидовичем.
Смидович характеризовал Урюпина более обстоятельно. Они вместе работали в Принеманске. Выпускали русскую газету. В редакции тогда работала и жена Виктора Антоновича, московская журналистка.
- Жили они дружно, - вспоминал редактор, - но перед самой войной она вдруг подала заявление об уходе. Прошел слух, - разводятся. Почему? - пытался выяснить, но до сути не добрался. Началась война. Стало не до этого. Встретил Виктора Антоновича месяца два назад в Москве. Урюпин сильно изменился. Этакий "морской волк". Недавно приходил ко мне домой - разговаривали. Так и не понял - хочет он ехать в Принеманск или продолжать служить в своей морской газете. Спросил о семье - ответил что-то неопределенное. Расспрашивать не стал. Неудобно, все-таки дело личное.
На прощание Смидович посоветовал быть внимательнее к Урюпину. Журналист он толковый, знает край. Что же касается настроения, то все образуется.
И вот старожил Принеманска передо мной. Глаза Виктора Антоновича затуманены:
- Зайдем, редактор, в "Бристоль", позавтракаем, - предложил Урюпин.
- Но вы уже, кажется, успели…
- Не беда, талонов хватит, всех накормлю, - Урюпин выгреб из кармана кителя охапку карточек и продолговатых книжечек с талонами: - Это на еду, а это на напитки. Сегодня и вас отоварим.
- Редактор не здесь будет питаться, а в "Розе", - вмешался в разговор молодой парень с непокорным чубом, который торчал над высоким лбом, словно петушиный гребень.
- Там по десять литров выдают, - не скрывая зависти сказал второй спутник Урюпина, высокий, лысый, с бабьим лицом. - Напитки - основная валюта в этом городе. За пол-литра можно купить…
- Как обстоят дела с типографией, помещением для редакции?
Парень с петушиным гребнем самодовольно ответил:
- Уже опечатали больше десяти квартир.
- Как это опечатали? - не понял я. - О чем вы толкуете, молодой человек?
- Кстати, меня зовут Анатолий Александрович, по фамилии Платов, по возрасту, редактор, я думаю, мы ровесники. Что же касается квартир, то делается это просто, берется веревочка, сургуч, медный пятак, - и все в порядке. Нашел свободную квартиру - опечатал. Кроме чекистов, никто не рискнет сорвать казенную печать.
- Разве нельзя получить ордера на свободные квартиры через горисполком, допустим?
- Не уверен. И без нас им хватает работы.
- Как же вы додумались до сургуча, печати! - Деятельность Платова меня обеспокоила. Работники редакции еще не существующей газеты, решили конкурировать с милицией и ставить сургучные печати на свободных квартирах! Это может кончиться большим скандалом. Речь идет не о школьных забавах. Какое мальчишество!
Пока Платов рассказывал о своих похождениях, Виктор Антонович успел сбегать в буфет и вернуться с бутылкой французского коньяка. На этикетке по диагонали красным было напечатано: "Только для немецких офицеров".
Чокнулись гранеными стаканами - другой посуды в бывшем ресторане, а ныне столовой для актива, - не оказалось. С утра, на голодный желудок, мне никогда не приходилось пить, я боялся опьянеть и поэтому только пригубил коньяк.
- Так не годится, редактор, - настойчиво заявил Виктор Антонович, - за знакомство надо выпить до дна. Пойми, что все мы отныне винтики, шурупчики одной машины. Надо, чтобы не скрипели.
- Винтики, шурупчики! - передразнил я. - Не надо с утра пить.
- Слушаюсь, адмирал, - навалился на стол Урюпин.
Я поднялся:
- Мне пора. Где я смогу найти вас?
- Найти нас можете всегда или здесь, или в гостинице "Виктория", - ответил Виктор Антонович, - там мы для редакции держим три номера. Кстати, можете взять ключ, для вас припасен номер.
Урюпин передал мне ключ с большой деревянной грушей, на которой была вырезана цифра 16.
2
В приемной первого секретаря обкома сказали, что он с утра был, но потом уехал с председателем облисполкома на станцию. Должен прийти энергопоезд, который даст свет городу. Не всему Принеманску, но во всяком случае, получат электричество те предприятия и учреждения, которым это прежде всего необходимо. Электроэнергия - главная проблема.
В ожидании секретаря брожу по коридорам, заглядываю в кабинеты. Широкие мраморные лестницы, медные канделябры, лепные потолки. В коридорах топают военные с полевыми погонами на гимнастерках, партизаны в самой невероятной одежде.
У двери, ведущей в садик, встретился с Григорием Барановским. Он объяснил, что это жилой дом какого-то епископа. Жил он в нем один. Ему было просторно, обкому - тесно. Скоро перейдут в два здания на проспекте. Дома разминировали, сейчас заканчивают ремонт.
Первый секретарь вернулся в обком только к концу дня. Он меня узнал:
- А, редактор, заходите, - и уже в кабинете добавил, - газета на русском языке нужна позарез. Во-первых, ее ждут в армии, во-вторых, к нам с каждым днем будут приезжать все больше людей из других республик. О нашем крае они понятия не имеют. Ваша задача - не только рассказать им о Западной области, но и привить к ней любовь. Как назовете газету?
- Не думал.
- Может быть, "Заря Немана". Подумайте, посоветуйтесь со своими товарищами. Завтра давайте проект на бюро, сразу и примем решение.
- Не знаю, с чего и начать: помещения для редакции нет, типография не готова к выпуску газеты на русском языке, сотрудников почти нет.
- Забудьте слово "нет". От частого его повторения газета не выйдет. Хотелось бы, чтобы через неделю, в крайнем случае, через десять дней первый номер лежал у меня на столе. Завтра-послезавтра начнет работать энергопоезд. Типография получит электричество в первую очередь. Об остальном договоритесь в облисполкоме.
Когда я подошел к двери, секретарь спросил:
- Признайтесь, когда мы встречались на Волге, у вас даже мысли не было, что придется работать в нашей области?
Эту встречу я хорошо помнил. В небольшом волжском городке готовилась к боям только что сформированная стрелковая дивизия. Среди воинов было много эвакуированных из Западной области. По заданию редакции я должен был написать о воинах новой дивизии. Тогда и состоялось знакомство с первым секретарем обкома. Знакомство, каких бывает много на журналистских дорогах. Через несколько дней, когда я уже возвращался в Москву, мы с секретарем обкома оказались в одном купе вагона. Здесь разговор продолжался без блокнота и более оживленный. Потом раза два или три встречались в Москве. Но никогда я не думал, что нам придется вместе работать в Принеманске.
- Конечно, не предполагал, - признался я.
- Вот видите, а я тогда к вам прицеливался. Было ясно, что без помощи друзей нам не обойтись.
- Я вам обязан своим назначением?
- В известной мере. Так я на вас надеюсь. Действуйте.
Вечером в гостинице решил собрать немногочисленных сотрудников редакции. Но встретил лишь одного из них - лысого, который во время первой встречи был самым молчаливым. Его фамилия Задорожный. Растянув в улыбке бабье лицо, он сказал, что Урюпин и Платов отправились повеселиться к знакомым женщинам.
- А вы что отстаете?
- Дорожу своей репутацией, товарищ заместитель редактора.
- У меня есть имя, фамилия.
- Привыкайте, здесь принято называть всех по должности.
- Как же мне вас называть?
- Право не знаю. Всех нас, то есть Платова, Урюпина и меня, в Москве уверяли, что мы будем занимать пост ответственного секретаря редакции. Можете считать, что вам повезло. Редактора нет, зато три секретаря, полтора заведующих отделами и взвод технических секретарш, которых особенно охотно подбирает Урюпин. Некоторые из них, кажется, умеют печатать одним пальцем то ли на польском, то ли на белорусском языке.
- А вы злой человек, товарищ Задорожный.
- Не рискнули назвать меня секретарем. Как же вы завтра приказ писать станете? В шапку бросите записки с названиями должностей?
- Возможно. Постарайтесь вытянуть счастливый билетик. Спокойной ночи.
Четыре претендента на одно место
1
Вечером в номере гостиницы пусто и темно. Нет даже огарка свечи. Поднял шторы. За окном серая муть. Слякотное настроение.
Как пойдут дела? Нужен спаянный коллектив, такой, как в "Красном знамени". А здесь? Возможно, первое впечатление и обманчиво - даже наверное они не такие, какими показались мне в ресторане, но не похожи и на свои анкетные портреты.
Надо их понять, сдружиться. А я почему-то все время вспоминаю контору по заготовке рогов и копыт. Кто из подручных Остапа Бендера был приверженцем морской формы? Кажется, Шура Балаганов. Как же зовут Урюпина? Ах да, Виктор. Чем же обеспокоил он Смидовича? Разошелся ли он с женой? Надо будет поинтересоваться. Редактор меня не предупредил, что Виктор Антонович алкоголик. Нет, так нельзя судить о людях - безапелляционно, категорически… Может, выпил от безделья, со скуки. Вот начнем работать - и он сразу станет серьезнее. Сказал же Смидович, что Урюпин стоящий журналист.
Что за человек претендент в ответственные секретари Борис Задорожный? Вечером разговор у нас не получился. Он недружелюбно отозвался о своих товарищах. Это вызвало раздражение. Почему? Разве на меня они произвели отрадное впечатление? И все-таки мне не понравился его тон. Понимаю, что и мой тон ему не пришелся по душе.
Ворочаясь с боку на бок, я не щадил и себя. Впервые мне предстоит играть роль "руководящего товарища". Что-то быстро я в нее начал вживаться. Этакий всезнающий начальничек. Любуйтесь, мол, мною, как-никак столичная штучка. Сейчас мне кажется, что я был с товарищами высокомерен, играл в неприступность.
А может быть, выбранный мной тон и правилен. Не подыгрывать им, не становиться рубахой-парнем. Но у нас в "Красном знамени" отношения были проще, никогда не подчеркивалась разница в служебном положении. Сравнил! Там же коллектив годами формировался, традиции… Здесь надо создавать традиции. Поэтому так важно с первого дня установить правильные отношения. Хотелось хоть чуточку походить на Сергея Борисовича - быть уравновешенным, справедливым, дружески расположенным к товарищам по редакции… Смогу ли? В Принеманск я прилетел, словно кому-то сделал одолжение. Вот, мол, какой я несчастный. Оставил в Москве больную жену, подходящее жилье и приехал черт знает куда… Дыра… Путешествие в прошлое… Период нэпа… Придумали невесть что! Интересно получается: как дело доходит до самокритики, так и ищешь себе компаньона. Может, это Долинин и Ирина Ильинична меня настроили на пессимистический лад? Нет, Пашенька, никто тебя не настраивал, своим умишком дошел до этого. Представил себя этаким миссионером с партийным билетом. Какой же ты будешь редактор, если по уши не влюбишься в Принеманск, не поймешь его, не увидишь и не оценишь его прелестей. Выбрось из головы, что ты мудрее других и приехал поучать недорослей. Проще, скромнее веди себя, и жить будет интереснее, увидишь, как много привлекательного в новом городе. Какие в нем живут мудрые, бывалые люди.
Оказывается, есть на свете бессонница, не выдумали ее люди. Я почти убедил себя стать ангелом во плоти. До утра шевелил лопатками - не начали ли расти крылья? Нет, не растут. Наверное, потому, что всю ночь курил. Какому ангелу приятно поселиться в комнате, прокуренной, как пепельница.