Андрей - командир эскадрильи. Только что поужинал и выходит из палатки. Он потягивается и ложится на траву отдохнуть. С любопытством разглядывает он жизнь, протекающую в траве: вот тонконогий комар, трепеща прозрачными крыльями, ползёт по стеблю травинки, и ему стебелёк кажется не травой, а, наверное, никак не меньше огромного корневища. Придавить бы его, да жаль - тоже летает. Подбегает дежурный телефонист:
"Из штаба дивизии срочная телефонограмма!"
Андрей берет телефонограмму, быстро её пробегает и приказывает:
"Немедленно собрать ко мне начальника штаба, командиров отрядов, инженера эскадрильи и инструктора по вооружению!"
Дежурный повторяет приказание и мчится к палаткам. Андрей раскладывает на столе карту и упорно думает. Через пять минут в палатку входят вызванные.
"Товарищи, мною получена телефонограмма из штадива с приказанием вывести из строя неприятельскую артиллерию. По данным разведки…"
Он красочно и выпукло рисует боевую обстановку: слова льются легко, такие простые и убедительные. Андрей приятно удивлён своими ораторскими способностями - обыкновенно в жизни у него не получается так кругло.
"Итак, обстановка ясна?"
"Ясна".
"Товарищ Попов, через полчаса мы с вами для уточнения обстановки вылетаем на разведку. Своим заместителем оставляю командира первого отряда Хрусталёва!"
Все происходит с такой реальностью, что Андрей видит на Хрусталёвской фуражке даже светло-золотистую соломинку. Но ему некогда.
"Товарищ инженер эскадрильи, завтра к четырём утра привести материальную часть в боевую готовность!"
"Есть!"
"Командиры отрядов, поднять карты и проверить под личную ответственность знание материальной части у молодых стрелков-бомбардиров!"
"Есть, разрешите идти?"
"Можете".
Кажется, всё… Андрей берёт с собой карту и шагает к деревьям. На ходу определяет, что ветер северо-западный, значит, взлетать можно с места… Он влезает в кабину, пробует рули и оборачивается: Попов кивает головой.
Очки на глаза, и самолёт отрывается от земли.
Андрей отлично знает капризы своей машины - она имеет тенденцию разворачиваться влево и у нее тяжеловат хвост, для облегчения он подворачивает стабилизатор на два витка.
И вот они летят вдоль жирной, кофейной реки; возле моста отошли вправо. Теперь задача: пересечь линию фронта, чтобы не быть замеченными неприятельскими постами ПВО. Высота шестьсот метров. Он осматривает небо: впереди над головой удобная для маскировки облачность, на глаз - две, две с половиной тысячи. Андрей высчитывает, сколько времени потребуется на набор такой высоты. Земля начинает затягиваться сумерками. "Успеем ли?"
Самолёт врывается в облака, пробивает их. Облака лежат круглые, гладкие, как сугробы. Они закрывают от неприятельских глаз. Пора снижаться: Попов рассчитал, что самолёт находится над местом наблюдения. Андрей ищет в облаках окошко и ныряет туда. Всё точно!..
За то время, пока они шли над облаками, земля здорово потемнела, но тем ясней видны букеты орудийных огней неприятельской батареи, замаскированной у леса. Попов указывает вниз, и Андрей видит у моста зарядные ящики и выпряженных лошадей.
В это время совсем рядом под машиной разрывается снаряд. Из-за шума винта звука разрыва не слышно, но на правой плоскости, как пузырьки во время дождя, поднялась в двух местах парусина. Осколки?.. Эге, дело плохо!.. Пошёл за облака!.. Попов возится с пулемётом. Лицо его встревожено. В чём дело?
"Пикируй!.."
Ага, понятно, из-за облаков прямо на них, стараясь попасть в мёртвую зону обстрела, наседает неприятельский истребитель. Один?.. Это не страшно. Попов через центроплан обстреливает его из пулемета. Истребитель делает стремительный переворот. От пикирования у Андрея большой запас скорости, он закладывает крутой вираж: истребитель виснет в воздухе и растерянно отваливается вправо, но так медленно, что Попов успевает повернуть турель и чуть ли не в упор всадить ему в пузо полдиска пуль. Истребитель падает, извиваясь штопором: "О-о, - Андрей от торжества орёт во всё горло, - браво!" Один, два, три, четыре, пять, шесть витков. Но что это? Манёвр? У самой земли истребитель выравнивается и начинает спиралить. Никак он опять собирается гнаться следом?.. Нет, пошёл на посадку. Андрей берёт направление на свой аэродром. Попов что-то пишет; в зеркало Андрей видит только сгорбленную его спину. Через минуту он суёт записку: "Сел в лесу на деревья".
Самолёт приземляется уже в полной темноте. Они идут в палатку и уточняют план атаки. Лётный состав спит. Андрей тоже валится на койку, но от возбуждения не может уснуть.
Он выходит из палатки. Темно. Висят крупные звезды. По густой траве он идёт к самолётам, от росы сапоги сверкают, как лакированные. Навстречу идёт командир отряда.
"Товарищ Хрусталёв, вы позавтракали?"
"Так точно, товарищ командир эскадрильи!"
"Через десять минут вы вылетаете в доразведку. Найти удобные пути подхода… У вас карта при себе?"
"При мне".
Оба рассматривают карту, и Андрей назначает ему место встречи с эскадрильей и условный опознавательный сигнал. Перед полётом он вызывает к себе командиров отрядов и звеньев, проверяет исполнение приказаний. Эскадрилья готова: карты подняты, бомбы подвешены, лётный состав отдохнул.
"Вылетаем через двадцать минут: первый и второй отряд! Веду я".
"Есть!"
Ровно через двадцать минут оба отряда срываются со старта. Круг над аэродромом, отставшие подстраиваются, и он ведёт за собой эту поющую стаю огнеглазых птиц. Андрей понимает, что на нём сосредоточено внимание всей эскадрильи, и сердце его, как зеркало, в которое попало солнце, горит огромным собранным мужеством.
Он впервые ощущает настоящее чувство командира.
Вот, наконец, и пункт встречи. Эскадрилья кружится над лесными болотами. Через десять минут на бледном экране восхода показывается самолёт, посланный в доразведку. Он даёт сигнал следования за ним. Эскадрилья идёт лощиной, она неширокая: вот-вот крыло самолёта, кажется, зацепится о берег. Резво взмыли и пошли в обход по лесной опушке на уровне деревьев. Ветер дует навстречу и относит шум винтов в сторону от неприятеля.
Наседают, как снежный обвал, - сразу и ошеломляюще. Высота - десять метров. В две минуты от неприятельской артиллерии остаются жалкие обломки…
- Товарищ Клинков, вы - командир эскадрильи… А вы, товарищ Гаврик, садитесь!
Андрей стоит красный и растерянный. Как дым рассеялась вся его атака, а с нею и все командирские способности.
- Рассказывайте: что бы вы стали делать в данном положении?
"Хм, что бы он стал делать?.."
Андрей неуверенно мычит и обнаруживает в себе полное отсутствие командирской предприимчивости. Вся построенная в воображении атака проносится перед глазами в бешеном галопе, и он не может сразу отобрать главное от второстепенного. А Хрусталёв, отосланный им в доразведку, сидит у края стола и улыбается.
Понемногу Андрей овладевает собой и разворачивает план действий.
- Садитесь!
И как только он опускается на скамейку, воображение снова начинает работать с удвоенной силой. Оказывается, он забыл многое, не запросил метеорологическую сводку, не использовал радиостанцию, не предупредил о вылете свои посты ПВО и действовал один, не связавшись со штабом дивизии.
- Перерыв на десять минут!
Андрей вырывается из дверей, выбегает во двор и, схватив полную пригоршню душистого снега, набивает им рот.
- Ты лучше на затылок приложи, - подковыривает Гаврик, - говорят, что если приложить холодного, то кровь отливает от головы!
42
"Здравствуй, Андрюша, ждали мы тебя ко дню Красной Армии, но ты не приехал и почему-то из ваших тоже никто не приехал. Наши обижаются. Праздник провели сами, Филя делал доклад, потом ставили пьесу про летчиков: один белый, один красный - два брата, и красный побеждает белого. Ставили комсомольцы. Почему-то после нашего отъезда от вас нет никаких известий, комиссар обещал обязательно написать, в случае ваш отряд займёт первое место.
Мы ждем письма. В чём дело, напиши, может, где на почте затерялось, почта что-то плохо работает. Всё у меня спрашивают, а я отвечаю, что, наверно, на почте потеряли. Ответь на это подробно. Мы тут по приезде доложили и обещали от вас первое место. Так что поторопи комиссара, а то нам неловко. Што ж, говорят, Андрей там задаваться стал? Как с глаз долой, то и с сердца вон?.. Очень обижены.
А наш старый актив, лодочник, после, как полетал с Марусей, стал в себе не свой. Приутих. С бабами помягче стал. Передай ей про это. Невеста под пару тебе, я уж тут отцу рассказала, смеётся, говорит - пусть как сам знает, ему видней. Видней-то оно видней, а все ж и родителям приятно.
Мы переехали в новую квартиру. Приезжай в гости. Паёк твой товарищи переслали, спасибо, но письма при посылке не было, я расстроилась. Напекла белых пирогов с рисом. У Федотовых сын Гриша женился, и уже родила двоих - обои мальчики. То-то нянчутся.
Я хоть и не верю в бога, но иногда молюсь за тебя, по-своему, чтобы ты был здоров и поспешения тебе как в службе, так и в делах твоих. Молодых надо ценить и беречь, они у нас главное. Береги себя, чтоб не было каких ошибок.
Передаю тебе привет от отца и всех товарищей и благословляю тебя заочно, материнское благословение нерушимо и сохраняет от бед. Ещё раз просим, приезжай с кем хочешь".
Тщательно зачеркнув те места, где упоминалось о Нестеровой, Андрей показал письмо комиссару. Чикладзе виновато почесал бровь.
- Понимаешь, Клинков, я обещал написать письмо, если мы выйдем на первое место. Но мы ещё не вышли. Скоро выйдем. Стало быть, надо ещё немножко обождать. Напиши им, что ты был в Воронеже и про отряд ничего не знаешь. А то, понимаешь, как-то неудобно писать, когда отряд ещё на втором месте. А письмо оставь мне, я его зачитаю на партийном собрании. Надо вопрос ещё больше заострить. А с комсомольцами ты сам лично проверни!
Письмо, и особенно упоминание о женитьбе, задело Андрея. По поводу Маруси он уже прикидывал и сам, но…
Между прочим, почему волосы у неё неодинакового цвета: со лба и на висках - светлые, а на затылке чуть потемнее?.. Или на солнце выгорели?..
43
Утро Мартынов встретил в благодушном настроении: из Москвы на адрес части по железной дороге следовали пять новых самолётов. Хорошо!.. Упершись ногами в спинку кровати, Мартынов проделал несколько гимнастических упражнении, укрепляющих мышцы живота. "Толстеть, толстеть начал". По утрам, если хватало времени, он всегда принимал холодный душ, но сегодня времени не было: до завтрака необходимо повторить заданный урок по немецкому и заехать на строительство.
Поднимаясь наверх по доскам, он с удовлетворением вдыхал запахи свежераспиленного леса, стружек, замазки. Свет проходил через широкие окна, в огромном, сером, неуютном зале гулял ветер. Мартынов похлопал прораба по плечу:
- К маю закончим, а?
Прораб развёл руками:
- К маю навряд ли, а вот к августу наверняка. Масла нет, красить нечем.
- Масла? Неужто не нашли?
- Всё облазили.
- Гм!
Возле кабинета уже ожидал с папкой начальник штаба - Мартынов молча вошёл в кабинет. Начальник штаба раскрыл папку: деловой день начался. Полигон просил грузовую машину для подвоза извести. Своя машина стоит в ремонте, а полигон необходимо готовить к весне. Давно ли машина в ремонте?.. Месяц? "Отпустить машину на два дня". Комиссия по ремонту помещения штаба представила своё заключение: полы необходимо перестилать, доски тронуты грибком. Расход по смете увеличивается на двадцать одну тысячу. Гм!.. Аэродромные собаки плохо несут службу, а расходы по содержанию на них большие. "Выяснить, почему плохо. Перевести на довольствие из кухонных остатков". Механические мастерские выпустили из ремонта мотор, в воздухе отказала масляная помпа. Второй случай. "Вызвать начальника мастерских". Комсомольцы подшефного колхоза бесплатно навозили льда в ледник. "Объявить благодарность".
Смета из санчасти. По приказу из округа все строительства должны быть закончены летом текущего года. Комбинат требует шестьдесят восемь тысяч рублей. "Послать в округ". При инспекторском осмотре команды связи обнаружено, что красноармейцы по утрам моются не до пояса. "Наложить взыскание на начальника команды". Бумажка из райкома партии с выговором, он - член райкома - пропускает уже второе заседание. Мартынов покривился. Не хватало времени. Он так старался распределить свой день, чтобы ни одна минута не пропадала даром. Начальнику штаба казалось, что командир части слишком поспешно расправляется с бумагами, внешне это так и выглядело, на самом же деле каждое, самое пустяковое дело сопровождалось у него целой гаммой своих соображений. Он давно знал, что полы в штабе затронуты грибком. И не только в штабе: позавчера на вечере танцев он упорно думал, придется ли менять в клубе полы или нет? А постороннему могло показаться, что командир части просто разглядывает танцующих. Неделю назад повезли в город роженицу, дорога тряская, и она разродилась в автомобиле. О строительстве он беспокоился больше начальника санитарной части, но у него была выдержка и выработанная невозмутимость командира.
Начальник штаба выкладывал бумажки одну за другой, и каждой из них давалось такое направление, чтобы все они работали на одно - на усиление боевой подготовки, пусть это будет дело даже о простой аэродромной собаке.
Ого, уже одиннадцать? А к завтрашней игре ещё не подработана задача.
- Всё?
- Тут ещё секретные приказы…
- Оставьте, я их сам просмотрю. Кстати, конторку мне сделали?
- Так точно, прикажете внести?
- Да.
Он закурил и посмотрел на небо - погода неважная. По двору на простой телеге везли обед караулам. "Опять хлеб раскрытым возят!" Взял блокнот: "Напомнить, чтобы закрывали хлеб и сделали повозку на резиновом ходу".
В это время позвонили. То, что он услышал по телефону, взорвало его.
- Оставить все на месте, я сейчас сам приеду!
Он выбежал на двор. "Поломка… На земле, не в полете!" Проходя мимо технических мастерских, он подумал, что на обратном пути обязательно отчитает начальника мастерских. Возле сломанного самолёта стояли инженер и техник. Поломка, действительно, была нелепая: машину собирались выводить из ангара, техник неточно подвёл под костыль тележку, самолёт опустили, и тележка проломила ферму хвоста. Мартынов в злом недоумении развел руками: неприятности подкрадывались с самой неожиданной стороны. Уже совершенно злой, он пошагал в мастерские.
Хрусталёв с командиром штурмовой ехали на аэродром. Командир эскадрильи добродушно подтрунивал над Хрусталёвым.
- Значит, враги?.. А всё ж, я думаю, ты отстанешь со своим отрядом. Был бы у меня отряд, я бы программу к январю закончил. А вот попробовал бы ты с эскадрильей, когда на шее такая орава!..
- Зря хвалишься, - хмуро отвечал Хрусталёв, управляя машиной, - что вам погода? Есть сто метров высотёнки, и ходи бреющим. Нас погода режет.
- Не говори! Не в одной погоде дело. А организация полетов, а четкость штабной работы, да мало ли что?.. Вы и на этом сядете…
- Посмотрим.
На главных воротах аэродрома висел щит, украшенный зеленью: "Привет ударникам боевой подготовки". Плакат был написан большими, яркими буквами и останавливал внимание за полкилометра.
- Каково, а? - показал командир эскадрильи. - Ишь, как чествуют! Учись!
- Рано в учителя вылезаешь, - желчно огрызнулся Хрусталёв и чуть не наехал на часового.
- Ты хоть на невинных людях не вымещай досады. Совсем дошёл.
Оба пошли узнавать погоду. К счастью, дежурила не Вера: за последние дни у Хрусталёва с ней отношения стали совсем невыносимы. Сводка сообщала проходящую снежную облачность и ветер.
- Ты как хочешь, а я летать не буду. Куда мне торопиться?
- А я буду, - хмуро и твёрдо ответил Хрусталёв, - ничего страшного не вижу.
- Награду хочешь получить?..
- Мы за наградами не гонимся.
- Дуй, дуй, желаю не поскользнуться!
Отряд в полном составе ожидал в ангаре. Хрусталёв читал на лицах людей готовность выполнять любое приказание. Сколько хмурой решимости в глазах обычно весёлого Алексеенко, как старательно вытирает Савчук уже сто раз обтёртую плоскость. Попов лишний раз проверяет бомбодержатели, сколько энергии в сжатых губах молчаливого Евсеньева! А Клинков! А Нестерова, а Гаврик, а вся остальная молодёжь! Да разве можно выразить чем-нибудь эту досаду на бездеятельность, эти истомленные от бесконечных ожиданий лица? Всё готово! Перечищены и проверены моторы, пристреляны пулеметы, магазины набиты патронами, в планшетах карты, на них давно размечены пункты, кажется, и в самом спокойствии машин скрыто боевое нетерпение. Такой подъём и готовность бывают только перед боем, когда грызут удила кони, когда нужно прорвать кольцо. Казалось, отряд дышал одной грудью.
- Выкатывай самолёты!
Этого только и ожидали.
- На хвост!.. Пошёл на мотор!
Самолёты переставлялись на лыжи, один за одним взрывались в рёве моторы, светлели вспотевшие лица, радостно охали железные бочки из-под бензина.
Через полчаса, вздымая снежные вихри, с победным пением отрывались машины от земли. Как приятно сжимать отвыкшей ладонью ручку и удерживать ногами направление!.. Вот уже и высота для первого разворота. Как послушно идёт самолёт!.. Снежный горизонт ровно течёт по капоту. Ах, чёрт возьми, да разве ж может когда-нибудь понять это чувство человек, сам не управлявший самолётом!
Всё шло хорошо, и Хрусталёв весело шагал по снегу, вслушиваясь в торжественную музыку моторов, но в самый разгар полетов на старт примчался командир части.
- Кто вам разрешил открывать полеты?..
- У нас по расписанию полётный день.
А вы знаете, что без моего личного разрешения никто летать не может?
- Насколько я помню, такого специального приказа не было.
- Не было, не было, - багровея, передразнил Мартынов, - извольте слушать, когда с вами разговаривает старший начальник!.. Вы на маневрах мне свинью подсунули и опять собираетесь разложить машину?.. Сейчас же выкладывайте требование посадки!..
- Товарищ командир части, разрешите заметить, что никаких предпосылок к этому не наблюдается.
- Извольте исполнять приказание без разговоров! Кто отвечает за часть - я или кто-нибудь другой?
Отвернувшись, Мартынов сердито сложил руки за спину. Хрусталёв отдал распоряжение - и самолёты, недовольно приумолкая, потянулись на посадку.
День был испорчен. Андрей от души сочувствовал командиру отряда. Да только ли один Андрей?.. Обиднее всего было то, что ветер к полудню совсем приутих.