К Лизочке явилась и Сима: вся бригада в сборе. Юрка сидел на толстой книжке, положенной на стул, с карандашом в руках и что-то старательно выводил на чистом листе бумаги. Новый синий бархатный костюмчик очень шел ему. Ирина цвела, любуясь сыном. Сима то и дело тянулась к Юрке целовать его затылок.
- Продолбишь, - заметила мать Лизочки, Прасковья Яковлевна, маленькая полная старушка. - Наладила, как дятел, в одно место.
Варя рассмеялась, а Сима схватила Юрку и, повизгивая, стала подбрасывать его на руках. Когда Юрка наконец был усажен на стул, Варя спросила его:
- А на трамваях кататься Юра больше не будет?
Юрка мотнул головой.
Зачем ему трамваи, из сада к бабушке Прасковье близехонько, - вмешалась Прасковья Яковлевна. - Здесь всегда ему рады.
Она вопросительно смотрела на Ирину, и Варя поняла, что между ними уже был неудачный разговор на эту тему, Ирина и сейчас, вспыхнув, сказала упрямо:
- Ну что вам стоит брать от меня за это сотни полторы? Я уже говорила, а так…
- Уйми её, Варя? - крикнула Лизочка.
Все заговорили разом, упрекая и стыдя Ирину.
За чаем Варя рассказала, о чем говорили у парторга, как бы между прочим упомянув про новичка-станочницу Фросю Субботину в бригаде Комовой.
- Никита Степанович сомневается, - заключила Варя, - выполнят ли они план.
- А мы что, кустари-частники, что ли, какие? - как всегда вспылив и некстати размахивая руками, заговорила Сима. - Удивляюсь, куда смотрит наш бригадир!. Помочь им надо, обучить Фросю.
Варя как ни старалась, никак не могла погасить на своем лице улыбку удовольствия.
- А кто будет учить? - спросила она. - Ты, Сима? Учти: придется не раз остаться после работы.
- Ну и останусь, подумаешь! - ворчливо возразила Сима. - Я сейчас свободнеё всех вас.
Фрося с первых уроков проявила понятливость, прилежание: так и каталась шариком от станка к станку.
- Да это клад, а не девчонка! - хвалила Сима. - Можешь считать меня своим другом. Люблю, кто спор в работе! - сказала она обомлевшей от радости Фросе. - Сколько годков-то?
- Семнадцать.
- Дитё! А мне двадцать. Третий десяток, одним словом. Прошла молодость, прошумела. Ау, друг! Но, знаешь, скажу тебе по секрету: не будь я в Вариной бригаде, и поозоровать бы другой раз можно, а теперь нет. Рассудительность, плюс серьезность, плюс степенность вот мой девиз!
Варя, подслушав Симины откровения, посмеялась от души.
Но Сима куда болеё серьезнеё, чем предполагала Варя, отнеслась к своим обязанностям. Она пришла в тот вечер не совсем обычная, и Варя, по выражению её взволнованного лица поняла, что она довольна собой и не возражает, чтобы её похвалили.
- Что ж, молодец, начало хорошеё, - сказала Варя, не поднимая от книги головы. Она готовила уроки, и ей не хотелось отвлекаться.
- Вот именно - начало… - отозвалась Сима. - Ну, а дальше что?
- И дальше так же, ты же хорошо знаешь станки, - проговорила Варя, мельком взглянув на подругу.
Лицо Симы приняло упорное выражение, и голубые, чуть навыкате глаза её как-то по-иному, требовательно посмотрели на Варю, словно осуждали в чем-то.
- Я не. понимаю тебя, объяснись, - попросила Варя, задетая её взглядом, машинально отодвигая книгу, - в чем дело?
- Дело в том, - начала было бесстрастным голосом Сима, но тут же, не выдержав, закричала - Да, ты права, станки я знаю и всему, что умею делать, сама научу Фросю. Но пойми. Фросе семнадцать лет, ей в комсомол вступать надо, а я, старший друг, чем могу помочь ей? Она же завтра отвернется от меня. А ты со станками. Сама небось дни и ночи сидишь над книгами. Нет, Варя, как хочешь, а ведь это эгоистично. В одной бригаде называется, а еще отцу обещала…
- Да не я ли тебе твердила: учись, Кулакова, учись! - воскликнула Варя, обиженная несправедливостью подруги, невольно поднимаясь из-за стола. - И я и Лизочка, а у тебя все шуточки…
- Потому и шуточки, что учиться-то негде. С осени пойду, - запальчиво возразила Сима и, верная своей старой привычке, в туфлях завалилась на постель.
Варя взглянула на неё укоризненно, потом невольно посмотрела еще раз: выражение лица подруги, плотно сжатых румяных губ и строгих глаз поразило её.
- Симок, послушай, - начала Варя, вдруг увидев в ярком, радостном для неё свете весь этот разговор с Симой и, подойдя к ней, взяла её за руку. - Ты права, очень даже права. Ну, так давай учиться вместе, хочешь? Да мы тогда со своей бригадой гору свернем!
- Конечно, хочу, чего спрашиваешь, - все еще сердито сказала Сима, садясь на постели, и тут же добавила - Только, чур, при первом же случае, ну, если будет за что меня похвалить, обещай, Варя, ты пишешь отцу в деревню длиннущеё письмо.
- Обещаю, обещаю, - улыбаясь, отвечала Варя.
В сквере, против завода, Варя собрала своих станочниц. Было немного странно сидеть на скамейке среди снега, но Сима нашлась и тут.
- Смотрите, пыпушки уже на кусте! - рассматривая какое-то растение, воскликнула она, рассмешив всех. - К весне скоро потянет!
- Не пыпушки, а почки, - поправила Лизочка. - Еще в деревне жила. Пыпушки!..
Посмеялись и утихли, посматривая на Варю, ожидая, что она скажет, зачем позвала их.
А Варя, волнуясь, думала, как бы сразу, с первой беседы заинтересовать девушек: найти бы такие слова от сердца к сердцу. Для того же она и позвала их сюда, в сквер, а не в красный уголок. Пусть надолго останется в памяти этот вечер, а то, что он останется, Варя не сомневалась. Чувствуя, что волнение прорывается наружу, и не стыдясь этого, Варя рассказала им, как она читала первый раз Ленина и какой мир откровений открылся перед ней.
- Не знаю, понятно ли я объясняю? - осведомилась она у своих присмиревших подружек.
"Да, да", - сказал Лизочкин лучистый взгляд и Симин благодарный подтвердил то же.
За них Варя не беспокоилась: они-то поймут! Но вот Ирина?
Во вторник, в первое утро после ночной смены, сбегав помыться в душ, бригада собралась в полном составе в комнате для политзанятий, специально, по распоряжению Субботина, отгороженной в красном уголке. Помещение было небольшое, но уютно обставленное. Сима с размаху опустилась в мягкое кресло, и у неё чуть было не вырвалось: "А тут и поспать неплохо". Но тут же вспомнив, зачем они пришли сюда, она с выражением испуга в глазах посмотрела на подруг.
Варя достала из портфеля свои записки и положила на стол. Лизочка робко, но с горделивым выражением на лице тоже вытащила из портфеля тетрадь.
- А у вас конспекта нет? - спросила Варя, обращаясь к Симе с Ириной.
- Нет, пока нет, в следующий раз сделаю, - сказала извиняющимся тоном Сима, а Ирина промолчала.
- Тогда, может, прочтем вслух? - неуверенным голосом предложила Варя, не совсем хорошо чувствуя себя в роли руководителя.
Все охотно согласились.
Варя читала, стараясь выделять голосом то, что было подчеркнуто у неё карандашом. Уголком глаза она видела, как Ирина, забывшись, шепотом повторяет за ней все слова, на которых она делала ударение. Лизочка, подперев свои пухлые щеки руками, вся безраздельно превратилась в слух. Сима сидит, нахохлившись, и по лицу видно, не все понимает.
"Поймет, растолкуем, - бегло, не прерывая чтения, решает Варя. - Дома с ней еще займусь".
Прослушав статью, все сидят несколько минут молча. Наконец Варя вспоминает, что ведь ей надо руководить занятием, и спрашивает девушек, как они поняли прочитанное. Сегодняшнеё самостоятельное занятие - первое в жизни Вари; она объясняет несколько сбивчиво, потому что не привыкла еще выражать свои мысли вслух. Но девушки слушают внимательно, не шелохнувшись, и Варя смелеёт. Да и бригадирство пошло на пользу; хочешь не хочешь - она во всем должна быть примером!
Варя рассказала Шарову о занятиях с подчеркнутой сдержанностью, ей казалось, что она в роли руководителя была очень слаба. Зато основную цель, которую она ставила себе, собирая этот "стихийный" кружок, - еще большеё сплочение бригады - девушка считала достигнутой.
Назавтра члены бригады встретились в цехе особенно приветливо и как-то чинно поздоровались. Вчерашнеё занятие взволновало всех: "А ведь и мы не лыком шиты. Стоит только взяться".
В воскресенье всей бригадой поехали в Музей Ленина. В музеё было много народу, но в его больших комнатах стояла тишина, и даже дети, хотя им никто не подсказывал, говорили шепотом.
Когда дошли до отдела, где были выставлены личные вещи Ленина, Сима не пожелала больше никуда идти.
Здесь хранились: пальто с рукавом, заштопанным Надеждой Константиновной после пули эсерки, полувоенный костюм, поношенные штиблеты и белые валенки с заметно стоптанными задниками. В них Ильич ходил на охоту.
Какой сапожник чинил эти валенки? Разве не нашлось бы Ленину новой, болеё теплой пары?
- Варька, Варька, как же так: для народа он не жалел жизни, а у самого худые валенки? - спрашивала Сима, переходя в который раз уже от витрины к витрине и снова рассматривая вещи, - Хоть бы потрогать дали? - вздохнула она. - Ведь их носил сам Ленин!
- Ну хватит, Сима, ты тут не одна, - сказали наконец ей девушки.
- Ах, да подождите же, я никак в себя не приду! - довольно громко возразила им Сима, загородив собою витрину и, как всегда, совершенно не заботясь о том, что о ней подумают окружающие и что она может кому-нибудь помешать.
- Успокойся, Симок, ты ведешь себя, точно маленькая, - шепнула ей Варя и, взяв её за руку, потащила за собой в коридор.
Ирина и Лизочка шли следом, конвоируя Симу на случай, если она окажет Варе сопротивление.
- Идем-ка, идем, я тебе одну интересную быль расскажу про Владимира Ильича, от папы слыхала, - приговаривала Варя, увлекая подругу к окну, из которого был виден Кремль. - Вот здесь и постоим…
- Девчата, взгляните-ка в окно! - приглушенно воскликнула Лизочка. Так древностью и веёт от этих башен, стены. А главное - Ленин тут жил, смотрел на них, думал… А за кремлевскими стенами ему, наверно, вся Россия виделась: израненная, исстрадавшаяся… Вы представляете себе это? - строго спросила она, ища сочувствия своим речам в глазах подруг,
- Да, да, - отвечала Сима, тщетно пытаясь представить Москву в разрухе. Взгляд её выражал лишь смущенную растерянность.
Лизочка сердито отвернулась от неё, поправляя складки своего темно-серого платья: недовольная, колючая, как ежик.
- Ну, Варя, рассказывай, что ли, обещанную быль, мы ждем! - ворчливо воскликнула она.
- Вон видите напротив Манежа одну из кремлевских башен - Кутафье, - начала Варя. - Так вот, у этой самой башни, папа мне говорил, - а он был очевидцем, - в 1919 году один из бесчисленных ходоков к Ленину привязал за какой-то столбик четырех ягнят на веревочках - мирской дар от всей деревни. Привязал, огляделся и крикнул часовому, чтобы постерег овечек.
- Как? В самом центре Москвы, у Кремля ягнята на веревочке?! - цепенея от восторга, свистящим шепотом переспросила Сима. - Быть не может!… Вот, Лизочка, дуйся не дуйся, а ягнят этих я, словно живых, вижу, - говорила она улыбаясь. - Черненькие, кудрявые, с испуганными мордашками.
- Ах, да помолчи, не мешай слушать! - прикрикнула на неё Лизочка, сама не в состоянии сдержать улыбку, - Ну дальше, Варя!
- А дальше так: то ли охрана куда отлучилась в ту самую минутку, то ли еще что, только крестьянин, расхаживая по Кремлю, оказался вдруг в жилых комнатах и видит: стоит стол с остатками скудного обеда, стулья, узенькая в отдалении кроватка, покрытая шалью в крупную клеточку, - такие бабы деревенские в морозы носят. Шаль уже не новая, с заплатками, но очень аккуратно по клеточкам пришитыми. "Ну, - с досадой думает ходок, - и занесло же меня! Тут, наверно, прислуга живет, не иначе".
Повернул обратно и вдруг у двери столкнулся с невысоким человеком. Человек этот быстро шел ему навстречу. Крестьянин сразу узнал в нем Ленина по сходству с портретами. Ну, поздоровались, конечно, заговорили. Ходок отрекомендовал себя, попросил прощения, что не туда зашел.
"Нет, туда, - возразил Ленин, - я здесь живу". - И подвинул посетителю стул.
Крестьянин так и остолбенел!
"Небогато живешь, Владимир Ильич, небогато. Гостинец наш как раз сгодится", - подумал он и рассказал Ленину про своих ягнят, которых без специального разрешения не пропустили с ним в Кремль.
Ленин поблагодарил, руку пожал, но от подарка стал отказываться.
"Он, да как же я своим односельчанам-то скажу, Владимир Ильич? Не простят мне этого, потому непременно наказывали вручить вам, - взмолился ходок. - Войдите в мое положение. Опять, каково же обратно эту животину тащить, мы ведь не ближние…"
Одним словом, до того расстроился мужик, что чуть не плачет: возьми да возьми!
"Хорошо, беру, - согласился Ленин, - но с одним условием: ягнят я отдам в детский дом, сиротам на поправку. Согласен?"
Ну, разумеётся, согласен, раз не может этот необыкновенный человек поступить иначе!
Смотрит ходок на Ленина, а самого так и подмывает бухнуться ему в ноги, поклониться земным поклоном от всего народа крестьянского, да вовремя спохватился. Не понравилось бы Ильичу: не к царю ведь пришел в хоромы, а к родному человеку, который и спит и ест совсем не по-барски.
- А ты, Сима, говоришь валенки закончила спой рассказ Варя. - Редкой простотой и скромностью отличался товарищ Ленин. Вот, дорогие мои. и вся папина быль.
- Хорошая быль, - за всех не сразу отозвалась. Лизочка, нарушив минуту раздумья.
В музеё уже горел мягкий свет люстр, и, вероятно, поэтому удивительно по-домашнему стали выглядеть витрины, стенды с ленинскими книгами, дорожки на полу, как будто такие, что когда-то лежали в скромно убранной, но уютной столовой Ульяновых. Мерещилось, вот-вот из-за портьеры выйдет Ленин и своим легким, торопливым шагом пройдет в глубь дома…
Близился час закрытия музея, а уходить из него не хотелось, хотя девушки пробыли здесь больше пяти часов.
- Нельзя ли побыстреё, девчурки, - заторопила всех Варя, - а то не успеём досмотреть остальные комнаты.
В зале с приспущенными знаменами с черным крепом и поблекшими, словно схваченными морозом в тот скорбный январский день венками, Варю поразили слепки с лица и рук Ленина.
"Как иссушила его болезнь!" А лоб оставался все тот же-"в огромный лоб огромная мысль" - знакомый еще с детства по вышитому портрету.
На улице девушки шли молча, с взволнованными, задумчивыми лицами, не спеша поднимаясь на Красную площадь, казавшуюся им сейчас продолжением того бессмертия, к которому они только что прикоснулись.
У Мавзолея менялись часовые, и хотя доступа внутрь в эти часы не было, народ толпился вокруг. Кремлевские куранты призывно, гулко отзванивали шесть часов вечера. У Вари ветер настойчиво выбивал из-под кубанки прядь волос, она машинально отводила её рукой, занятая своими мыслями о том большом и вечном, чем полна была сейчас её душа.
"Как хорошо, что он есть!"- думала она, и перед её взором возникали ленинские рукописи, написанные неразборчивым почерком занятого человека, прочитанные им книги с пометками на полях и снова стоптанные валенки. Но за всем этим вставали её станки в цехе и охватывало нетерпеливое ожидание завтрашнего дня.
Вот если бы ей удалось осуществить то, что давно задумано!… Вот если бы удалось!..
Глава 11
На занятиях в техникуме Варю Жданову вызвали к доске решить задачу по сопромату, которую в классе никто решить не мог. А за партами сидели мастера, начальники отделений. Варя решила её блестяще.
- Смотри, не загордись, - шепнула ей соседка по парте, когда она садилась на место.
Варя взглянула на неё недоуменно: "Как только в голову придет такое? Вот рада я - это да: значит, не ошиблась, что пошла по технике".
Варя со всеми вместе принялась списывать задачу себе в тетрадь. И вдруг её точно осенило! Конечно, при такой нагрузке, как получилось в этой задаче, расточной резец внутреннего диаметра кольца совсем ненадежный работник: он часто будет сгорать, выходить из строя.
"Точь-в-точь как у меня на станках. А я ведь задумала увеличить скорость. Что же будет тогда?"
Возвратившись в памятный день из Музея Ленина, Варя нашла время заглянуть в свою рабочую тетрадь, которую она завела с тех пор, как технолог Толя Волков сказал ей, что скорость резания на станках Комовой сильно занижена. Да и на одних ли станках Комовой! Впрочем, пусть даже и не занижена, но разве это предел? Нет, конечно, не предел, это уже многие доказали.
"Значит, вся трудность в резцах", - упорно размышляла девушка, изо дня в день с особой тщательностью присматриваясь к своим станкам и записывая наблюдения в тетрадку. Сначала она думала было изменить профиль резца с таким расчетом, чтобы сделать его болеё выносливым, но, заглянув в технические справочники, Варя отказалась от этой мысли. Сколько положено труда, и все пока даром- И вдруг - догадка: раз два расточных резца быстро горят, не выдерживают - значит, нужно ввести третий, дополнительный резец - подсобный, Вот тогда и скорость резания можно будет не боясь увеличить. Варя мысленно уже видела этот резец, но он держался пока как бы в воздухе: она еще не знала, где его поставить, на чем закрепить. Предстояло много работы, теперь уже непосредственно с карандашом в руках: расчеты, расчеты. Но это не пугало Ваню, потому что главное было найдено. И это найденное согревало её такой незнакомой до сих нор спокойной радостью, словно в жизни её произошло что-то очень хорошеё.
За расчеты Варя села с твердой уверенностью, что работа быстро пойдет на лад и через две-три недели она все закончит. Вышло совсем не так; Варя вскоре с горечью убедилась, что в порыве радости переоценила свои силы: в расчетах она путалась и не раз становилась в тупик. Тогда девушка решила обратиться к Коле Субботину: наладчик он вдумчивый, да и человек весьма грамотный. Однако Коля предложил другой вариант:
- Давай встретимся сегодня вечером, и я познакомлю тебя с нужным человеком. Он и поможет тебе. Инженером к нам в цех поступает. Мне далеко до него!
…После занятий Варя поспешно уложила книги в портфель и, совсем по-ребячески перескакивая ступеньки, сбежала вниз в раздевалку: в 9.30 предстояло деловое свидание.
Коля в сквере поджидал Жданову. Он тоже возвращался с уроков из вечерней школы с портфелем под мышкой. Морозило к ночи, и ущербный месяц висел над заводом в белой воронке облаков, откуда, казалось, лил и лил на землю холод. Варя попеременно подносила ко рту то одну руку в варежке, то другую и дула на них. Коля, заметив это, отобрал у неё портфель.
- Ты, случайно, не знаешь Ивана Титова? - спросил он Варю. - Я тебя к нему веду. Он до войны у нас на заводе работал.
"Кажется, знаю", - подумала про себя Варя и пошла неохотнеё, заранеё смущаясь предстоящим разговором. Да еще каким разговором!