Фрося, погасив верхний свет, села читать к настольной лампе. Коротенькие толстые косички её, заплетаемые по утрам матерью, смешно торчали на склоненной над книгой голове. Она, вероятно, читала очень интересную книгу, читала шепотом по школьной привычке, и Коля видел, как шевелились её губы.
"Кнопка, а на завод просится работать", - подумал он, стараясь не вспоминать о том, что час назад случилось с ним. Но стоило ему закрыть глаза, как вновь возникала Тамара с улыбающимся, ждущим поцелуя лицом, и Коля на всякий случай прижимал к подушке рот, чтобы не выдать свою боль криком. Он бродил по поселку до изнеможения, иззябнув весь, и думал, что, переступив порог дома сразу оставит за ним все ненужные ему, мучительные воспоминания о Тамаре. Но они пришли и, как враги, стояли у изголовья выжидая случая, чтобы наброситься на него.
Час спустя Пелагея Михайловна, услышав шелест убираемых мужем в портфель учебников, вошла к нему.
- Отец, Алексей Иванович, Коленька-то уж не заболел ли у нас. посмотри: стонет все, ворочается!
Ее полное доброе лицо выражало крайнюю озабоченность.
Алексей Иванович Субботин, невысокий коренастый мужчина со смугло-бурым цветом лица, что особенно подчеркивала седина волос, зная за женой слабость к преувеличениям там, где касалось здоровья детей, с недоверием посмотрел на неё своими живыми, умными, серыми глазами, продолжал укладывать книги. Ему, занятому человеку, не нравилось, что сын и дочь росли под присмотром матери, которая их баловала. Он рос не так в многодетной семье кузнеца: оно и понятно - не те времена. Но как бы эта "тепличная" атмосфера не испортила детей! И Алексей Иванович как мог старался вносить в воспитание сына "мужской элемент": поощрял занятия спортом, по воскресным дням с малых лег брал мальчика с собой на охоту. Дочь же Фрося, к удивлению и радости отца, не нуждалась в таких мерах. Выносливая, сильная, она никогда не болела и характер имела самый независимый.
- Ну что там с ним? Наверно, немного простудился, - сказал он жене, проходя за нею в соседнюю комнату, которая служила детям спальней и столовой одновременно.
Коля, находясь в том мучительном состоянии раздвоенности, когда усталому телу так необходим сон, а мозг все бодрствует, воскрешая в тягучей последовательности одну картину за другой, услышав шаги и разговор родителей, притворился спящим.
Легкая теплая рука матери осторожно легла ему на лоб. Ее сменила другая, тяжелая шершавая рука отца, мастерового человека.
- Никакого жару, зря всполошилась. Ты бы побольше заботилась, мать, не о теле, а о его душе… - проговорил отец, отходя от постели, как будто догадываясь о переживаниях сына.
Глава 5
Когда кончилось собрание, Варя Жданова видела, как Шаров подошел к Никите Степановичу и о чем-то стал говорить с ним. Варя стояла поодаль и ничего не могла слышать из этого разговора, но по тому, как у неё вдруг жаркими толчками забилось сердце, она поняла, что говорят о ней. Лукьянов оглянулся и, встретившись глазами с девушкой, позвал её.
- Иди, иди, - значительно сказал Борис, подталкивая Варю в спину. - Вот тебе моя рука на счастье, а я на занятия спешу.
- Ты любишь завод, знаешь его? - спросил Никита Степанович Варю в цехе.
- Люблю, Никита Степанович. Только мне сейчас в цехе радости мало, - ответила Варя, ожидая, что парторг спросит её: почему мало? Но Никита Степанович согласно кивнул ей - Знаю, Борис рассказывал.
Они шли к станкам, где работала теперь Варя. Никита Степанович - он был инженер-механик цеха - отдал какое-то распоряжение мастеру. Варя за шумом не расслышала его слов. Она все еще мысленно находилась на собрании. У неё впервые было такое ощущение, словно она осязаемо почувствовала мудрую силу коллектива: вот как о Тамаре много и правильно говорили!.. Все заметили, ничто не прошло мимо. И Варя невольно задумывалась о себе: а как жила она, что сказали бы о ней на таком собрании? "И Никита Степанович, зачем он позвал меня?"
Никита Степанович, разговаривая с мастером, со стороны наблюдал за Варей. Золотоволосая, худенькая, она очень походила на своего отца, погибшего на фронте. Лукьянов знал Николая Васильевича - секретаря парткома завода - еще в годы первой пятилетки, будучи комсомольцем. Сходство её с отцом трогало и располагало Никиту Степановича к Варе. И тем приятнеё было убедиться ему сегодня на собрании, что застенчивая, почти робкая на вид девушка умеёт быть решительной и твердой. В мастерстве её он не сомневался. Лукьянов имел случай не раз наблюдать Варю на работе. Да и комсорг цеха аттестовал её с лучшей стороны.
- Давай зайдем вон туда, - показал он на застекленную конторку мастера, где никого не было.
Они зашли и сели на промасленные табуретки, опершись локтями на оцинкованный стол, Шум цеха доносился сюда несколько приглушенно, но куда ни оглянешься, все станки как на ладони! Уютно, и говорить можно свободно.
У окон монтажники, сняв с подъемного крана станок, устанавливали его на приготовленный фундамент, а тем временем кран снова плыл в вышине со своей перепеленатой стальными тросами ношей. Варя не могла отвести глаз: кто-то счастливый будет работать на этих блестящих полировкой и свежей краской станках, только что привезенных с машиностроительною завода!
Никита Степанович перехватил Варин взгляд и понял его.
- А ведь хороши? - сказал он, как бы поддразнивая девушку.
Он сам - инженер, в прошлом рабочий - тоже не мог проходить равнодушно мимо неопробованных новых станков: "Вот бы поработать!"
Варя, не отвечая, вздохнула. Никита Степанович улыбнулся.
- Варя, а ты имеёшь какую-нибудь мечту? - неожиданно спросил он. - Ну что-нибудь заветное?..
- Мечтаю о своей бригаде, Никита Степанович, - сразу вспыхнув вся, но не опуская глаз, сказала Варя. - Мне кажется, я бы справилась, станки знаю.
- Мечта хорошая - бригадирство, - одобрил Никита Степанович. - Но мало знать станки и выполнять норму. В бригаде люди должны воспитываться, расти. Вот, скажем, выбирают из бригады кого-нибудь в бюро комсомола, а ты как бригадир можешь поручиться за него: не подведет! Ведь тут никакие административные меры не помогут…
- Не помогут, - согласилась Варя, вспоминая Тамарину бригаду.
- У нас, к сожалению, об этом часто забывают, - говорил Лукьянов. - А ведь так ясно: культурный, политически грамотный рабочий сегодня - это хозяин у станка, а завтра - рационализатор, изобретатель, умный бригадир. Вот если бы создать такую бригаду, чтобы из неё, скажем через год, все могли пойти бригадирами! Поставь, Варя, перед собой такую цель, а бригаду мы тебе дадим. Станков много прибывает. Вон эти и принимай, - показал он в сторону монтажников.
У Вари захватило дыхание. Она несколько секунд молча смотрела в лицо Никиты Степановича с таким выражением, будто настаивала, чтобы он повторил это еще раз.
- Ну, так, значит, подбирай, Варя, бригаду, - заговорил он, поднимаясь. - И помни мой наказ: воспитывай людей в бригаде. Объясни им сразу, чего ты от них будешь требовать, заведи жесткий учет и дерзай, новаторствуй. экономь каждый грамм металла. Сама знаешь: завод борется за звание предприятия отличного качества, все учтётся.
- Знаю, Никита Степанович. Спасибо, справлюсь! - с чувством сказала Варя. - Постараюсь времени не терять даром и Симке не дам!
- Это кто такая? - спросил с улыбкой Никита Степанович.
- Подружка моя по общежитию, Сима Кулакова.
- А, это та, что чуть что - и драться буду!
- Она самая…
Никита Степанович ушел, а Варя все сидела. Она пробовала себя запугать ответственностью: "Справлюсь ли?" Но мысли наперекор всему приходили веселые, озорные.
"Бригадир Варвара Жданова! Маме подожду писать, порадую сюрпризом". К конторе кто-то шел. Варя поспешно поднялась и шагнула к выходу.
- Ты что, премию получила? - спросил мастер другой смены, столкнувшись с ней в двери. - Сияешь вся, как самовар начищенный.
Варя молча улыбнулась, направляясь на свободные участки, где монтажники устанавливали её будущие станки.
"Не помяли бы трубки для эмульсии", - неожиданно, с хозяйской придирчивостью, заволновалась Варя и сказала об этом монтажникам.
Так, с новым, заполнившим её всю чувством, она прошла несколько цехов, во все всматриваясь и все отмечая про себя. Завод менялся на глазах. Что стоил один цех, в котором впервые делали крупногабаритные подшипники! Станины, где они обрабатывались, в размах человеческих рук, а кольцо до того непривычное для глаза, словно обруч с сорокаведерной бочки.
- Вот Тамару бы сюда, - посмеялась Варя. - Испортит кольцо, в стружку не упрячет!
Но зато были и такие малюсенькие, что еле-еле влезали на мизинец. В своем цехе она снова задержалась на лестнице, любуясь на него. "А грязновато у нас", - поморщилась Варя, разглядывая зоркими глазами паутину в углах потолочных рам, облупившуюся посеревшую краску. - "А что, если собраться да все отмыть, покрасить? - размышляла она. - Работы на один выходной. Варя бросила последний взгляд на цех, представляя, как все здесь заблестит и засияет после уборки.
На улице уже горели огни, и репродуктор у трамвайной остановки щедро рассыпал по поселку звуки вальса. Было знобко, и люди проходили, подняв воротники, спешащей, деловой походкой. Девушка посмотрела на них с удивлением; она не чувствовала холода, хотя пальто не застегнула. Ей хотелось петь во весь голос, как на демонстрации: "Встречай, Симок, бригадира, встречай!"
И Варя пела.
На следующеё утро она проснулась задолго до гудка. В комнате было до того ярко от солнца, что на осколок зеркала на стене больно смотреть: так он блестел и лучился.
"Словно весной", - подумала Варя, с удивлением рассматривая в стакане веточку хризантемы, принесенную Симой из заводской оранжереи.
- Эй, Кулакова, работу проспишь! А Тамарка опять не ночевала дома? - поинтересовалась Варя, заметив неразобранную постель.
Сима осторожно высвободила из-под одеяла свою белокурую, в бумажках и тряпочках, голову.
- Ох, Варюшка, и натанцевалась я вчера! На сто лет вперед, - сказала она. - И Тамарку с Мусей там видела.
- Как тебе не надоело чуть не каждый вечер на танцы ездить? - заметила Варя, не разделяя Симиной восторженности. - А мама тебя почему-то любит, - добавила она в раздумье.
- Значит, есть за что, - заносчиво отозвалась Сима. - Твоя мать - это человек! Ну ладно: раз, два, три - с кровати лети! - скомандовала Сима и, отбросив одеяло, стала делать гимнастику. - Видала! - хвалилась она своими мускулами, наклоняясь над Варей. - В случае чего постоять за себя сумею!
- Да уж здорова, вижу, - согласилась Варя. - Тебе бы при твоей силе работать надо так, чтобы только кости трещали, а ты лодыря гоняешь, - проговорила Варя, ожидая взрыва негодования.
Но Сима сказала спокойно, ничуть не рассердясь:
- И правильно делаю, а что? На Тамарку работать не стану.
- Сима, а если бы я тебя позвала в бригаду, - замирая, спросила Варя, - тогда как?
Вчера, придя от Никиты Степановича, Варя долго думала, кого же пригласить в бригаду? Конечно, Симу, если Сима пообещает работать на совесть. На её слово можно положиться.
- Пойду! - без колебаний согласилась Сима, даже не полюбопытствовав, дают ли Варе бригаду н когда. - Но, чур, - оговорилась она, - не задаваться и деньгами обеспечивать.
- Насчет заработка не от одной меня будет зависеть, от тебя тоже, - ответила Варя.
- Ну, значит, постараемся! - сказала Сима и стала одеваться.
Сима - человек непосредственный, вспыльчивый, держать язык за зубами не умеёт, да и не любит.
"Что ж, - заключила Варя, - сработаемся. Но вот кого еще возьмем в бригаду?"
По дороге на работу Варя спросила об этом Симу.
- Мою приятельницу, кого же еще?
- Приятельницу, какую? У тебя их много.
- Да Лизочку же, Лаптеву.
- Это такую маленькую, с хорошеньким носиком и красивыми глазками? - вспомнила Варя. Тихая она и совсем тебе не пара. Как вы с ней сдружились?
- Тихая? -удивилась Сима с презрительной гримасой.
Варя усмехнулась.
- Ладно. Подумаем. Надо присмотреться к Лизочке. Боевая - это не плохо, воевать нам придется.
Спускаясь в цех, Варя узнала вчерашние станки, которые устанавливали монтажники. Они уже стояли в рабочем ряду, целиком собранные, но не подключенные еще электриками в общую систему.
"Скоро, скоро!"- подумала Варя, представляя, как она станет работать на этих новых послушных автоматах: первый наладчик, вводящий их в жизнь!
Тамара с Мусей опаздывали и, запыхавшиеся, бежали к станкам со спецовками в руках. Электрические цеховые часы показывали без пяти восемь. Пустив станки, Тамара с дружелюбной улыбкой подошла к Ждановой.
- Будильник подвел, - сказала она, как бы оправдываясь перед Варей за свое опоздание.
Варя на своей паре станков работала ритмично, следила за резцами, не доводя их до окончательного износа. Сторожкая мысль о бригаде не покидала её. Налаживая станки, она проверяла себя на каждом случае: справится ли она с тремя парами, не будут ли они простаивать? По часам засекала, сколько тратит времени на резец.
Мастер, как бы мимоходом, заглядывал на её участок, и Варя по глазам видела, что он доволен ею.
А в это время у станков Комовой стоял технолог Толя Волков с секундомером, собираясь снимать хронометраж. Надо было проверить технологические карты операции: все ли так, как записано в них, не занижена ли где скорость?
- На глаз видно, уж что-то очень медленно шпиндели вращаются. Особенно на станках Комовой, - поделился он с Варей. - В войну ведь станки перевозили с места на место, досталось им.
Тамара нервничала, не понимая и не решаясь спросить, что проверяет Толя. У неё то и дело выходили из строя резцы. Она поспешно меняла их. Потеряв самообладание, наобум пристукивала ключом, сдирая до крови пальцы.
- Ты что горячишься, Комова? - спросил Волков. - У тебя же целое корыто стружки, она давит на резцы, оттого они и горят. Выключи моторы.
Тамара остановила моторы и, вытирая потный лоб рукавом, сказала:
- Пойду ругаться к мастеру.
- И не вздумай, отгреби сама и продолжай работу, - посоветовал Толя.
- Мне самой? Я не чернорабочая, - багровея, отказалась Тамара, но тут же крикнула - Муська, дай крючок! - и трясущимися руками стала отгребать стружку.
После обеда с тарой под стружку и крючком появилась смуглая черноволосая девушка с яркими, словно слегка припухшими губами.
- Я прислана по распоряжению мастера, - сказала она.
"Тамарка нажаловалась, - решила Варя. - Как же, бригадир - и стружку отгребать!"
Девушка работала без сноровки, но старательно орудуя крючком и свободной рукой, не обращая внимания на то, что может порезаться.
"Эта барыню из себя не корчит", - дружелюбно подумала Варя и поинтересовалась, как её зовут.
Девушка сказала, что зовут Ириной Фоминой, а работала она в другую смену, вот отчего её не знают здесь. В цехе недавно, "коптилась" в заводоуправлении. Надоело, плюнула и ушла! Но пот беда: станки в капитальном ремонте, гоняют на черную работу.
- Но это неважно, это временно, добавила она, улыбаясь такой пленительной и немного грустной улыбкой, что Варе захотелось узнать Ирину поближе.
- Вы далеко живете? - спросила она у неё.
- Нет, недалеко, в заводском поселке, отвечала Ирина и, нацарапав на клочке бумаги свой адрес, подала его Варе. - Вот, прошу вас, обязательно приходите ко мне, - звала она, - познакомлю вас со своим сынишкой.
"Как, вы разве замужем?" - чуть было не спросила Варя, но какое-то неосознанное смутное чувство осторожности, что Ирине этот вопрос может быть почему-либо неприятен, остановило её.
- С удовольствием приду сегодня или, в крайнем случае, завтра, - пообещала Варя, питая в душе надежду пригласить Ирину в бригаду, если она и при близком знакомстве будет все так же нравиться ей.
Но ни в этот, ни в следующий день Варе не удалось побывать у Ирины. Борис Шаров нарушил все её планы, а произошло это так: выслушав Варю о том, что хорошо бы устроить воскресник в цехе, он, быстрый на решения, подал ей карандаш и бумагу.
- Пиши в газету: призываю всех комсомольцев и так далеё. Сделаем наши цехи светлыми и чистыми. Ясно, надеюсь?
Варя села и, не долго думая, написала.
На другой день Варя с Симой вышли из дому раньше Тамары, чтобы наедине поговорить о своей дальнейшей работе. Подходя к проходной завода, Сима вдруг ахнула и схватила Варю за руку.
- Смотри-ка, читай! - проговорила она, показывая на большой, во всю стену, плакат, - "По призыву комсомолки Вари Ждановой".
- Кто эта Жданова? - услыхала Варя разговор. - Дельно придумала, в цехах давно пора навести порядок, с окончания войны не убирались.
- Пошли, Сима, - сказала в смущении Варя. - Удивляюсь Борису. Ну, написал бы по призыву комсомольцев цеха…
- Ага, цеха! - передразнила Сима. - А я вот, например, спала и ухом не вела. Скромность-то не к месту!
В цехе к Варе подошел Борис и, лукаво улыбаясь, попросил не сердиться.
- Боря, я не сержусь, но разве можно так, перед всем заводом сразу. А если ничего не выйдет?
- От тебя зависит, чтобы вышло, - возразил Борис. - Я вот и иду к тебе из комитета комсомола с поручением. Да ты подожди пугаться-то! Ну выступишь на общем комсомольском собрании, свои ведь все. Почитай статью Ленина "Великий почин". Вот и выйдет хорошо. Я тебе помогу подготовиться.
Варя представила заводской клуб, переполненный комсомольцами, себя за длинным столом президиума, с волнением вглядывающуюся в оживленный зал. Вот-вот прозвенит звонок и ей предоставят слово.
"Товарищи!"- скажет она высоким, срывающимся голосом.
- Страшно, Борис, - пожаловалась Варя. - А вдруг все перезабуду? Сколько народу соберется…
Шаров рассмеялся.
- Ничего, ничего, забудешь - подскажу, - пообещал он. - На цеховом собрании молодцом выступила…
Шаров дал Варе сочинение Ленина: старую, всю склеённую, в непромокаемой бумаге книгу.
- На, читай, - сказал он, вручая её. - Фронтовая, после друга досталась.
Варя еле высидела вечером на занятиях в техникуме. Ей не терпелось заняться докладом. "Напишу и прочитаю", - решила она.
Дома Тамара подняла спор из-за света.
- Ложись и гаси, двенадцатый час уже. Все равно выше головы не прыгнешь!
- Не слушай её, сиди, - сказала Сима. - Или я с ней поговорю иначе…
- Нельзя, Сима, успокойся: я почитаю на кухне.
На кухне Варя спустила лампочку и передвинула стол. Из соседней комнаты все ушли на работу в ночную смену, можно было заниматься без помех.
Статья поразила Варю с первого абзаца, так она была написана просто, словно Ленин говорил с ней. Было очень трудно вот так одной в этой ночной тишине читать Ленина, ни с кем не делясь. Не выдержав, Варя встала и вошла в комнату: может, Сима не заснула еще? Но Сима крепко спала. Варя постояла, постояла и ушла снова на кухню, но теперь она уже но замечала, что рядом с ней стоят на плите грязные кастрюли с остатками ужина, закопченная керосинка, а кухонное окно яблоко раздора, - чья очередь мыть, - покрыто толстым слоем пыли.