Никита Степанович в темно-синем костюме и белой украинской рубашке, высокий, моложавый для своих тридцати шести лет, с гладко зачесанными светлыми, немного с рыжинкой волосами, вошел бесшумно, на цыпочках, думая, что не привлек ничьего внимания. Но его тут же заметили, и все, будто по команде, повернулись к нему. Садясь на стул, Лукьянов увидел устремленные на него дружелюбные взгляды, засмеялся и махнул рукой, чтобы продолжали собрание.
Слово получила Варя Жданова. Она слегка покраснела, когда шла к столу в своем коричневом платье с белым кружевным воротником, которое было ей очень к лицу. Громкие реплики, что вот, мол, Варе, а не Комовой давно пора стать бригадиром, сопровождали её. В первые мгновения, встав лицом к собранию, Варя несколько растерянно смотрела в зал. Но оттуда вдруг повеяло на неё такой доброжелательной тишиной, а глаза Симы, напротив сидящей, так старались подбодрить её, чуть не вылезая от усердия из орбит, что Варя снова обрела дар речи.
- Комова нас с Симой упрекала славой, - начала она немного низким сейчас от волнения голосом. - Из- за неё якобы нас весь завод знает, в её бригаде работаем. "Я план перевыполнила, я передовая!" Все я да я! А ведь с нами и партбюро и комсомол нянчились, как с невестами на выданье. Да и она сама не терялась. Толя Волков тут верно говорил. Стыдно сказать, но это факт, - Варя несколько замялась, - что Тамара Комова радуется, если другие бригады отстает: ведь зато она окажется впереди! Своей дутой славой на каждом перекрестке хвалится, альбом славы даже завела…
В зале неожиданно засмеялись, и Варя, пережидая, когда станет тихо, тоже улыбнулась, ни на минуту не подозревая даже, сколько легко воспламеняющихся юношеских глаз смотрит на неё сейчас с восхищением.
- Да, альбом, - заговорила она снова, - наклеила в тетрадку газетные вырезки из нашей многотиражки, обвела их цветными рамками. А и наклеивать-то, собственно говоря, нечего. Как же, знаменитость! А того не не понимает, что эту славу она себе бесчестно присвоила, не её эта слава - чужая!
- Правильно сказала - чужая слава! - подал голос Никита Степанович, когда Варя сходила с трибуны. - А кого это так разрисовали? - спросил он, поглядывая на стенгазету. - Белочкина?
- Его! Сочинитель письма Онегина к Татьяне, - смеясь, отвечали ребята.
На минуту прерванное собрание пошло своим чередом. Все выступающие, словно сговорившись, предлагали исключить Комову из комсомола и дать строгий выговор Коле Субботину.
"Похоже на то, что и Шаров не возражает", - поду* мал Лукьянов, считая такую меру, как исключение и:" рядов комсомола, преждевременной.
Вскоре он взял слово.
- Кто такая среди нас Тамара Комова, откуда она? - услышала Тамара, и ей захотелось сжаться, стать незаметной.
Так несколько секунд, цепенея от страха, она ждала, что её вот-вот заставят рассказать о своей жизни до завода, спросят, почему она ушла из колхоза.
- Комова считает, что легко быть передовой, - доносились до неё слова секретаря партбюро. - Учиться нужно, Тамара Комова. Вы ведь на станки-то пришли из конторы, после краткосрочных курсов, с такой подготовкой долго не проживешь. Вот при первом же испытании срезались… Учиться и учиться серьезно надо.
"Да, да", - кивала головой Тамара, стараясь придать лицу раскаивающеёся выражение. Впрочем, она каялась вполне чистосердечно: учись она, сейчас с ней иначе бы разговаривали. "Ах, как я сглупила, как сглупила! - ругала себя Тамара, сразу позабыв свои постоянные и, как она называла, принципиальные споры на этот счет с Варей Ждановой. - А жить когда? Сегодня работай и учись, завтра то же самое. Ни повеселиться, ни погулять. Что за жизнь старушечья!.."
"Дадут мне слово, пообещаю начать учиться", - соображала Тамара.
- Комову не исключать из комсомола надо, а заставить её серьезно подумать о своей дальнейшей судьбе. Человек она достаточно энергичный, а на что тратит свои силы? Тут вот товарищи говорили: "словчить", "схитрить", "взять нахрапом" и даже "обмануть". А не лучше ли было, если б к успеху Комова шла прямым и честным путем? И силы свои расходовала бы не на окольные лазейки, а непосредственно на дело. Как вы считаете, товарищ Комова?
- Конечно, лучше, Никита Степанович, недопонимала я этого… - слегка приподнимаясь со стула и тут же садясь, со смиренным видом проговорила Тамара, хотя все существо её ликовало.
"Слава богу, пронесло! Выговором отделаюсь", - думала она и мысленно уже заглядывала в тот день, когда она войдет в доверие Никиты Степановича и при случае припомнит Варьке все,
К концу собрания Субботин как бы уже притерпелся к тому, что было говорено о нем в пылу дружеской критики. "Да, больно, да, стыдно! - твердил он про себя, твердо веря в непоколебимость принятого в душе решения: никогда, что бы ни случилось с ним, никогда он не позволит себе больше так безрассудно увлечься!.. - Ну, а Тамара, как же она? Никита Степанович сказал о ней много просто даже страшных слов", - И Коля, поначалу отказавшись от выступления, попросил дать ему хотя бы пять минут. "Скажу Тамаре при всех, что я думаю о ней", - решил он,
- Ребята, мне тут здорово от вас досталось… В общем правильно досталось, заслужил, значит, - заговорил Коля, оглядывая знакомые лица комсомольцев. - Я не стану тратить лишних слов на обещания исправиться и тому подобное. Скажу прямо: если не верите, то немедля гоните меня из комсоргов!
- И прогоним, не напрашивайся. Завалишь работу - держать не станем! - выкрикнул с места Толя Волков, потом тише добавил - Однако должен сказать, Николай, мы тебе верим!
- Верно, верим! Слово держать умеёт! - раздалось одновременно несколько голосов в поддержку не меньше, чем сам Коля, повеселевшему Волкову.
С улыбкой глядя на друга, Толя поднял руки к уровню лица и, пожимая одной другую, потрясал ими.
"Видишь, наша дружба крепка, как это рукопожатие! Ты не сердишься на меня, Николай?"- словно говорил он
"Вижу, спасибо за все!" - кивнул Толе Субботин и в ответ ему так стиснул свои руки, что они побледнели.
Все собрание с явным одобрением следило за приятелями, про дружбу которых, смеясь, говорили, что её и водой не разольешь.
Коля протер очки.
- Товарищи! Еще я скажу об одном человеке… О нем много сегодня говорилось, о Тамаре Комовой, - продолжал Субботин равным, спокойным голосом. - Человеку этому, по моему мнению, пока что легко жилось на свете, ему все удавалось, "везло", как принято говорить, и были даже такие девушки, которые подражали Тамаре Комовой. Их, правда, очень немного, но были. А зря! Ведь если Тамара Комова станет жить и поступать так же, как до сегодняшнего дня жила и поступала, то я не завидую её будущему… Мне рисуются два возможных пути в жизни Тамары. Первый и, пожалуй, лучший, с её точки зрения;- это: с расчетом выйти замуж, "устроиться", что называется, бросить работу и зажить "барыней" за спиной мужа. Но тут могут быть два "но". Первое: всегда ли муж сможет обеспечить ей беззаботную жизнь? И второе: что, если он её разлюбит и бросит? Случается и такое. Что тогда? А она уже к тому времени немолода, профессии в руках нет. Дети у такой матери никчемные, они привыкли сидеть на шеё папеньки. А если и "вышли в люди", - Коля иронически улыбнулся при этих словах, - то того и гляди не пустят маменьку к себе на порог. Ничего не поделаешь - какова яблоня, таково и яблочко? Я как-то читал у тебя, Тамара, письмо твоей матери. Горькое письмо, надо оказать, полное упреков… Забыла ты её, не помогаешь… Помнишь? Ты обещала мне, Тамара, поговорить с сестрой а предпринять что-то. Ты мне потом говорила, что сделала необходимое. Сделала? - спросил Коля, обращаясь к Комовой перед всем собранием.
- Мама гостит сейчас у сестры, и я часто вяжусь с иен, - ответила Тамара, слегка пожимая плечами. - Я сама о ней очень скучаю! - добавила она, мысленно проклиная памятливость Субботина.
Он молча выслушал её, о чем-то раздумывая. Его поторопили:
- Ну что же, Коля, давай заканчивай свою речь. Ждем вариант номер два!
- Второй вариант, - проговорил Коля, - мне хочется пожелать всем нашим славным девушкам, в том числе, конечно, и Тамаре. Не уходи, Тамара, из коллектива, работай с нами, становись мастером своего деда и учись. Обязательно учись! Не домашними хозяйками на кухне мужа мечтают стать наши девушки, а, ни в чем не уступая мужчинам, командовать на производстве, лечить люден, работать у станков, да так, к слову сказать, чтобы сменщики никогда не были на них в обиде! Девушки наши не оставят товарища в беде, как не оставят старую мать без слова привета и помощи. И счастливы будут те избранные ими, кого они полюбят чистой, требовательной и гордой любовью! Попадись мне такая девушка, да я за ней на край света побегу… В огонь и в воду готов, с одним, разумеётся, существенным условием: остаться после этого испытания живым и невредимым. Иначе для чего стараться? Желание, как видите, эгоистично, но весьма понятно. Я кончил, товарищи! Просил пять минут, а проговорил двадцать, так что извиняйте, другн!
- За что же извинять? Молодец ты, Коля! - кричали девушки, награждая его признательными аплодисментами. - Почаще говори нам такие речи, на пользу пойдут!..
Тамара тоже со всеми вместе хлопала Субботину, а про себя ехидно думала: "Пусть все видят, как я благодарю его "за науку".
Выйдя с завода, Тамара поглядела вокруг с таким чувством, словно вновь возвращалась сюда из дальнего путешествия. Еще утром она была близка к тому, чтобы бросить все, уехать с завода, если, чего доброго, исключат из комсомола, а следовательно, не оставят и бригадиром. Там, на месте, среди незнакомых людей, легче будет начинать все сначала.
Привычные глазу жилые корпуса с зеркальными окнами магазинов первого этажа, сквер, обнесенный ажурной оградой, киоски с книгами, киоски с цветами, где она столько раз проходила или назначала под часами трамвайной остановки свидание - все оставалось, как было, на прежних местах. И продавщица мороженого та же, что утром предложила Тамаре мороженое. Она купила "эскимо", радуясь про себя, что может идти, дышать морозным воздухом, есть мороженое, как все люди. А давно ли её точил тайный недуг страха, мучительного ожидания!..
"Что ж, за битого двух небитых дают", - подумала Тамара, высоко поднимая голову.
А следом за Комовой, не замеченный ею, шел Коля Субботин. Ему нравилось вот так следить за Тамарой: он думал, что читает её мысли. Девушка шла явно веселая: купила мороженое, потом, съев его, негромко запела. Субботин, невольно улыбаясь, прислушивался к её голосу. Он думал о Тамаре с гордостью, как о сильном человеке, раз не сломили её эти испытания. "Переволновалась немного, понервничала, а теперь за дела: значит, не обиделась на критику, поняла свою вину…"
Пораънявшись с Тамарой, он пошел рядом, подделываясь под её шаг. Что-то говорило его душе, что эта встреча будет для него не совсем обычной.
- А, Коля! - приветливо сказала Тамара и взяла его под руку, вопросительно заглядывая в глаза. - Мождо?
"Да, да, зачем спрашивать…"- отвечали его глаза, и он локтем прижал к себе её руку.
- Ты не сердишься на меня? У нас все по-прежнему? - спрашивал Коля, стараясь выводить свою спутницу поближе к фонарям, чтобы видеть её лицо.
- Да нет же! Откуда ты взял? - возбужденно отвечала Тамара. - Нам, кажется, обоим поровну досталось, по выговору…
- Хорошие ребята у нас. В таком коллективе не пропадешь…
Тамара незаметно поморщилась; ей даже в мыслях не хотелось возвращаться к собранию, а тем болеё говорить с Колей на эту тему; не поймут они друг друга!
- А я хорошая? - кокетливо, не без умысла, спросила Тамара, чтобы разом покончить с неприятным для неё разговором, и вдруг, остановившись, прижала Колину руку к своей груди.
- Тамара! - изумленно воскликнул Субботин, на мгновение оторопев от такого неожиданного поступка девушки. Он никогда еще не говорил с ней о своей любви: она не хотела этого, не допускала. И Коля понимал почему: в горькие минуты их неровных отношений он сознавал, что Тамара не любит его. Но вот она сама вызывала его на признание.
- Для меня не только хорошая. Ты самая хорошая… - тихо сказал Коля неожиданно изменившим ему голосом.
Тамара, не скрывая загоревшейся в глазах радости победы, долгим, неотрывным взглядом посмотрела тм него. "Все-таки приятно, когда в тебя влюблены", - подумала она и тут же пожалела, что Субботин, а не Белочкин сказал ей эти слова.
- Ну, а ты, Тамара, тебе есть что ответить мне? - спросил, слегка заикаясь, Коля, ободренный блеском её глаз.
Тамара, не отвечая, потянулась к нему своим улыбающимся лицом с чуть разомкнутыми влажными губами, и Коля понял, что может поцеловать её.
Он привлек к себе девушку, испытывая легкое головокружение от её впервые так близко сияющих ему глаз и теплого, отдающего ароматом свежего сена дыхания на своем лице. Дав поцеловать себя, Тамара отпрянула от Субботина, и он тут же разомкнул объятия. Он боялся, пусть даже ненароком, чем-нибудь обидеть её в такую необычную минуту.
"Еще не поздно, позвоню Белочкину", - соображала Тамара, заторопившись домой и ускоряя шаг, суеверно думая о том, что в сегодняшний удачный день ей должно повезти с Левой.
- Тамара, ты знаешь, я тебе говорил однажды, как я смотрю на наши отношения, - между тем продолжал Субботин, ведя её под руку. - Я не уважаю, нет, её признаю, - поправился он, - таких людей, которые неискренни или разбрасываются в своих чувствах.
Она, казалось, внимательно слушала и смотрела на него широко раскрытыми и будто наивными глазами. Это трогало и умиляло его. Он чувствовал себя мужчиной, сильным человеком, ответственным за эту слабую, милую ему девушку, будущую жену. Он с благодарностью вспоминал, как она просто, доверчиво разрешила ему, наконец, поцеловать себя.
Тамара глядела на Субботина с невольным удивлением: она всегда находила его некрасивым, неуклюжим от робости. Сейчас он хорошел на глазах. Она плохо вслушивалась в смысл его слов, но ей нравился его уверенный тон и этот новый, незнакомый взгляд немножечко свысока.
"Не выйдет с Левой - займусь им…"- безмятежно подумала Тамара и с легким сердцем, довольная собой, ни на мгновение не задумываясь о том, что поступает дурно, обманывая его, прощаясь, протянула Субботину левую руку в пуховой перчатке.
- Для друга, - многозначительно сказала она, мягко пожав его большую руку, красную на ветру.
Минуту спустя, весело напевая, Тамара поднялась к себе в общежитие на второй этаж. Девушек дома еще не было. Наскоро переодевшись, что было не в её правилах (она любила посидеть перед зеркалом), Тамара снова вышла на улицу и направилась к телефону-автомату. Знакомый вкрадчивый и особенно красивый по телефону голос Белочкина тут же ответил:
- Вас слушают!
- Это я, Лева, - сказала она с удовольствием произнося его имя. - Ты уже дома, Лёва, да? Я соскучилась и хочу тебя видеть!
- Завтра, сейчас не могу? - сухо отказался Белочкин.
- Нет, сегодня или никогда, ты меня знаешь! - требовательно повторила Тамара, все еще не веря, что такой хороший день мог закончиться плохо.
- Хорошо. Через час на Пушкинской, - быстро, как все слабохарактерные люди, уступил Лева, польщенный такой настойчивостью со стороны девушки.
- Ну, если ты очень просишь, я приеду к тебе, - снисходительно отвечала Тамара, вешая трубку.
Она чувствовала себя вполне отомщенной, а главное- на высоте в глазах того, кто стоял у автомата. Но, раскрыв дверь, Тамара чуть не вскрикнула: от будки по всю мочь почему-то убегал человек, похожий на Колю Субботина.
"Неужели он? И все слышал… - с досадой подумала она, не зная, что же предпринять. - Ай, да ну его, пусть ревнует. Крепче любить будет", - успокаивала она себя, торопливо направляясь к трамваю. Но тревожные мысли росли и росли. Давно ли она давала себе слово быть особенно осторожной и скрытной во всем, да и к чему наживать лишних недругов, когда собрание показало, что их у неё и так достаточно.
"Догнать бы и успокоить его", - раскаивалась Тамара, уже сидя в трамвае, придумывая разные положения, в которых Субботин может навредить ей. Выходило, таких положений нет, это сугубо личное, да и Коля, "святой колпак", едва ли станет пытаться мстить ей.
…Коля стоял напротив дома, где жила Тамара, прислонясь к толстому стволу дерева, оставаясь невидимым для прохожих, и следил за девичьей тенью в знакомом окне. Но вот свет погас и Тамара вышла. Боясь быть назойливым, он шел за нею следом второй раз за этот вечер, сам не отдавая себе отчета, зачем он это делает.
Тамара зашла в автомат. Коля стал ждать её первого слова с таким волнением, что сам удивился, почему. Разве теперь не все ясно в их отношениях? Когда Тамара назвала имя Белочкина и начала просить о встрече с ним, Коля желал одного: уйти и не слышать ничего. Но он усилием воли принудил себя выстоять до конца. Он мстил себе за малодушие: ведь видел же и знал, да и товарищи говорили, что не друг она ему и совсем не любит… "Так посмеяться надо мной!.. И за что?"- спрашивал себя Коля и все шел и шел не останавливаясь, лишь бы как можно дальше уйти от того места, где он поцеловал её и она, в знак согласия на его слова любви, пожала ему руку.
"И все ложь и ложь!.. - мученически думал Субботин, ужасаясь, что мог жить опутанный этой ложью и даже верить, что Тамара, пусть медленно, но переменится, станет лучше. Он видел и раньше, что Тамара лжива и не однажды убеждался в этом. Но одно дело назначить свидание и не прийти и другое - так бесстыдно солгать ему сегодня… Этого он не мог постичь, не мог понять.
Коля шел в пальто нараспашку, не ощущая холода. От ледяного обжигающего ветра у него горело лицо и закоченели руки. Не заметив, как оставил позади поселок, он вышел по открытому полю к Москве-реке.
- Значит, все кончено, бесповоротно кончено… Ни слова примирения. Клянусь! - проговорил Коля вслух, и уязвленная душа его ("На кого променяла меня?! На этого пустого франта!") стала понемногу успокаиваться.
Домой он вернулся в двенадцатом часу ночи и, стараясь не показать своей взволнованности под пытливым взором матери, сел с сестрой ужинать. Характерное покашливание отца доносилось из родительской спальни; отец занимался по вечерам, учась заочно в институте. Пелагея Михайловна ходила на цыпочках, говорила негромко, тарелки ставила двумя руками, чтобы не загреметь случайно, косилась на закрытую дверь. Муж не любил, когда ему мешали.
Коля жевал с отвращением, временами забываясь, над тарелкой сидел сгорбись, устремив в одну точку неподвижный взгляд.
- Коленька, здоров ли ты? - спросила Пелагея Михайловна, переглянувшись с дочерью.
Фрося мимикой и жестами показывала матери, что нужно ему поставить градусник.
- Я устал и хочу спать, - сказал Николай, вылезая, не доужинав, из-за стола, чтобы постелить себе постель.
Но мать, опережая его, принялась стелить сама.
"Вот всегда она такая! Ну чего всполошилась?" - недовольно подумал Коля, расшнуровывая штиблеты. Теперь лучше всего в его положении, он знал, предоставить себя опеке матери, иначе она все равно не успокоится.
Мать накрыла его одеялом и украдкой перекрестила. Коля поймал её руку; он хотел сказать ей, зачем она это делает, но, взглянув в расстроенное лицо матери, молча погладил ей ладонь.