Конец! Заиграла победная музыка. Ребята кубарем скатились вниз и ринулись к финишу. Медленно подруливали туда же остальные машины. Из них вылезали гонщики, распаренные, красные, они осматривали машины, прикидывая потери.
- Пойдем, - сказала Валда и потянула Родиона за руку.
- Ну уж нет, - возразила Валя. - Вы как хотите, а я собираюсь поздравить Сашу. Это же колоссально! - Она трижды перевернулась на каблучке, и Олег расхохотался.
Родион перехватил его взгляд. "Влип, - почему-то рассердился он. - Влип окончательно. Свадьбой пахнет. "Караул" надобно кричать. "Горько!"
"Вторую медаль, серебряную, - прокричали из репродуктора, - завоевал молодой спортсмен, москвич Александр Мазурин. Его результат - 49 кругов. От первого места, завоеванного Дамбиманисом, он отстал всего на полтора круга. Это выдающийся результат для спортсмена, впервые участвующего в сильнейшем составе. Отличительные качества Александра Мазурина - выдержка, воля, напор и прекрасное знание автомобиля, его потенциальных качеств. Пожелаем же ему..."
- Пойдем, - опять потянула его за руку Валда. - О чем ты все думаешь?
Ни о чем он не думал. Просто он еще не очнулся от всего этого. Он был как в шоке. Слава аллаху, на этот раз все обошлось и Мазурин сделал почти невозможное. Теперь это преодоление неудачных обстоятельств, победа над самим собой казались Родиону много важней, чем почетный результат.
- Эй! - услышал он голос Олега. - Пошли к гонщикам. - Они с Валей уже спускались с холма.
Когда ребята подошли к автомобильному лагерю, солнце лишь краем высовывалось из-за сосен и узкая подсветка его напоминала затухающую бенгальскую ракету. Машинный городок за оградой мало изменился по сравнению с позавчерашним. Потрепанные автомобили, промасленные комбинезоны, черные от нигрола руки, на лицах - озабоченность предстоящим ремонтом.
Саша встретил их равнодушно, через плечо свешивалось полотенце, на потном, грязном лице не было торжества, мятые щеки с серым отливом ввалились, на воспаленные веки набегали слезы - бог мой, до чего же он был измочален!
Олег молча обнял его, а Родион стал мять.
- Это надо отметить, - наседал он, - ты так не вывернешься... Либо съездим в ресторан потанцуем, либо на море...
- Нет, вы только взгляните на него, - защебетала Валя, кидаясь к Мазурину. - Он здоровается за руку, беседует. Эдак запросто, как обыкновенный смертный.
Саша потоптался на месте, не зная, как реагировать, или устал до смерти, но вдруг широко заулыбался, совсем по-мальчишески, открыто, гордо. Видно, он сам только сейчас осознал, что все кончилось для него так здорово, что он выиграл не что-нибудь, а серебро и теперь приедет в Москву на коне.
- Вы небось за латышей болели? - обернулся он к Валде. - За Дамбиманиса?
- Я не думала об этом, - смутилась Валда, - кто выиграет. - Она подняла глаза на Сашу. - Вы бы полечились.
- Искупаемся, - усмехнулся Саша, - и сразу надо за машину браться.
- Нет, сначала ты, будь добр, разберись с температурой, - возмутился Родион. - Эй, Олег, сделай беглый осмотр пациенту. - Он обернулся, - никого, остались только они с Валдой. - Что же это, - растерянно протянул он, - адвокаты пекутся о здоровье гонщика, а невропатологи заняты личной жизнью? Олег! - крикнул он. Никто не отозвался. - Каковы, а? Смылись...
Валда держала Сашину потную руку, отсчитывая удары пульса. Тот не шевелился - у обоих было какое-то странное выражение лица. Будто они ждали чего-то.
- Температура не меньше тридцати восьми, - Валда наконец отпустила его руку.
- Пройдет, - сказал Саша. - Пока.
- Ну хотя бы аспирин... - настаивала Валда.
- Ничего не надо, - засмеялся сзади Олег. - (Откуда они вынырнули?) - Нервная встряска, положительные эмоции все вылечат.
- Эй, Мазурин! - крикнули сверху. - Всех свистают в судейскую.
Сашин механик издали махал полотенцем, не желая приближаться к чистой компании.
- Ну, как там? - крикнул Саша. - За ночь управимся?
- Не знаю. Тормозные колодки выбиты, масляный датчик тоже. Ну и мелочи, потек сальник полуоси...
- Ладно. Если не загнусь, вместе дожмем, - бросил Саша. - Выезжать еще послезавтра. - Саша обернулся к Родиону. - Часиков в десять я, наверно, загляну. Что-нибудь сообразим.
- Да ладно уж, - отрулил Родион. - В себя давай приходи.
- Ничего, - усмехнулся Саша. - Либо вылечусь до десяти, либо... уж тогда завалюсь спать на двенадцать часов.
- Мы будем ждать! - пообещала Валда.
В десять Саша появился.
Он был собран, бледен. На его массивной груди непривычно было видеть пиджак, галстук. Все это ему не очень-то шло. Героем он выглядел в свитерах, спортивных костюмах. Но ликованию ребят не было предела. Они бросились в "Крокодил" и стали объезжать знаменитые точки питания на побережье.
Несмотря на триумф молодого гонщика Александра Мазурина, они не попали ни в "Лидо", ни в "Жемчужину". Всюду было забито или заранее заказано. В "Лидо" пела какая-то звезда, на которую рвались с прошлой пятницы, ходили слухи, что обязательно будет петь зарубежный баритон, а через неделю Муслим Магомаев. Жаждущие попасть демонстрировали служебные книжечки, командировочные удостоверения и справки, атаковали швейцара и администратора, тряся денежными купюрами, но все безуспешно.
Олег предложил бросить это пижонство и пойти в какое-нибудь забытое богом тихое место. Валда вспомнила, что, если топать в сторону от шоссе с полчаса, есть замечательно уникальный ресторан с зазывным названием "Лесная быль".
Когда они наконец нашли выпиленные из дерева столики "Лесной были", живописно вписанные в естественный пейзаж, в ресторане, по существу, все уже было кончено. Остатки еды не убирались, официантов не было. За соседними сдвинутыми столиками догуливала шумная компания. Кроме нее в ресторане было много парочек, жаждущих потанцевать. Все присутствующие были чуть навеселе, громко целовались, потом принимались отплясывать под магнитофон, потом снова садились за столики. Никто не обратил внимания на вновь прибывших. Среди танцующих был сам шеф музыки - молоденький, чернявый паренек, стриженный почти наголо, со своей курносой девчонкой, которой на вид можно было дать не более пятнадцати. Чернявый регулярно перематывал пленку и с наслаждением, без устали отплясывал все самое модное, быстрое. Со всех столов на них восхищенно-взирали подвыпившие гости. Другие танцующие делали попытку вертеть ногами, плечами, бедрами, но все это было уже не то.
Родион тоже пошел танцевать с Валдой. Они торчали в круге, пока не кончилась пленка. Валя занимала Сашу и Олега веселыми историями об актерах, не выучивших текста, и всем было весело, все им удавалось в этот вечер.
"Да, вот таким и бывает счастье, - подумал Родион. - Вот так оно выглядит, и никак иначе. А может быть, и иначе, но все равно так". Ему хотелось осчастливить дорогих своих друзей, он подначивал Олега, поддевал Сашу, выкрикивал тосты.
Затем помчался танцевать с Валей. Она была такая яркая, воздушная и душистая, она любила его лучшего друга, и Родион любил ее за это, он обнимал и прижимал Валю, как свою, а она хохотала, подставляя ему стриженую макушку.
- Смотри-ка, - Валя остановилась. - За нашим столом что-то происходит.
Из подсвеченного танцевального круга трудно было определить, что именно. Но незнакомый полный парень с длинными патлами что-то требовал от Валды.
Когда они подбежали, уже разгорелся скандал.
Малый сильно набрался, он еле стоял на ногах.
- Так как же, подруга? Не надумаешь? - настаивал он, с трудом сохраняя равновесие.
- Сказано тебе, - миролюбиво тронул его за плечо Олег. - Отчаливай.
- Она не немая, - огрызнулся парень. - Пусть сама отвечает.
Он ближе придвинулся к Валде, его качнуло. Пытаясь опереться о стол, он не попал и уперся в плечо Валды.
В тот же миг Саша Мазурин спокойно приподнял его за ворот пиджака, сволок за соседний стол и двумя ударами кулака усадил на место.
Родион ошарашенно глядел им вслед.
- За серебряного призера, который спас положение, - крикнул Олег, поднимая бокал. - Серебро - основополагающий металл для сохранения авторитета, здоровья и много чего другого. Ура!
Саша вернулся. Все опять зашумели, наперебой предлагая тосты за него, за Валду, а герой застенчиво улыбался, смущенный непривычным вниманием.
Поздно ночью они гуськом добирались до шоссе к машине.
Собственно, и ехать-то было всего ничего. Километров пять до тети Дайны, Саша же решил ехать до города на попутной.
Но в дороге произошло еще одно событие.
На повороте к Майори два маленьких латышских автобуса преградили им дорогу.
- Ну, что там? - Родион высунулся из окна.
- Проезжай, - махнул рукой человек, стоявший на обочине.
- Где проезжать-то, - крикнул Родион, - расположились, как на ночевку.
- Вон там, - показал человек, - переезжай на левую сторону...
Чертыхаясь, в кромешной тьме Родион сдал назад, затем съехал на левую сторону, чтобы проскочить мимо автобусов.
Когда он огибал участок в подсвете автобусных фар, ребята отчетливо увидели на шоссе массивную темную фигуру человека. Он лежал навзничь, лицом в асфальт, длинные волосы разметались, руки были перемазаны грязью. Около тела стояли люди. Родион притормозил, тут же засвистела сирена. "Скорая" подъехала вплотную, тело жертвы положили на носилки. Они узнали его. Тот самый набравшийся парень, которого час назад осаживал Саша.
- Двигай, двигай! - закричал водитель автобуса Родиону. - Цирк, что ли?
Они проехали.
Это была их последняя совместная поездка. Последняя в жизни.
А потом все оборвалось.
На другой день после гонок Родиона вызвали телеграммой в Москву, тяжело заболела мать. Он уехал срочно, не объяснившись с тетей Дайной. Олега оставили в институте на кафедре. Вскоре Родион попал на курсы адвокатуры. А Валда?
Валда не вернулась из Прибалтики.
Она не отзывалась на его звонки, перестала писать. Что там происходит - он даже представить себе не мог. Он продолжал звонить, думая о болезни тетки, находя Валде оправдания. А может, просто дни стоят хорошие и она целый день пропадает на море?..
Через месяц он встретил Олегову Валентину. Она повзрослела, стала солидней. Волосы под шапкой были заложены за уши, признаков летнего лихого мальчишки в помине не было. Казалось, он не видел ее целую вечность. Вечность, которая сделала ее женой Олега...
- Родька, - кинулась она к нему, - ты что, с ума сошел? Куда ты девался? Мы уж в милицию собирались заявлять.
Валентина тараторила, отвлекала его, чтобы не упоминать о том, что произошло. Имена Валды и Саши как будто ушли из ее памяти. Но он все знал. Валда в конце концов ему написала. Она сообщила, что приедет в Москву только сдавать госэкзамены, что тетя Дайна вполне здорова, а Саша Мазурин теперь живет в их доме, работает на гарантийной станции в Риге.
После письма Валды он словно потерял ориентир, метался целыми днями по городу, вынашивал планы мщения, приезда в Ригу. Никак он не умел объяснить случившегося. Ему казалось, жизнь кончилась...
Однажды, когда Родион уже работал в юридической консультации, пришел посетитель. Сначала он топтался в коридоре, Родиону был виден широкий разворот плеч, мощный рыжий затылок. Черный нейлоновый костюм парня отливал серебром. Он о чем-то справился у секретаря, затем двинулся в комнату Родиона.
- Здравствуйте, - протянул он лапу и хмуро улыбнулся. - Припоминаете меня?
Смешной вопрос. Родион через сто лет узнал бы его.
- Мальцов?
- Он самый. Жив-здоров.
- Это хорошо, - протянул Родион, не зная, что еще сказать.
Мальцов действительно выглядел что надо - лобастый, нарядный, загорелый.
- Я по делу, - протянул он и густо покраснел.
Родиону стало, не по себе. Он подумал, что сейчас Мальцов вернется к давнишней истории, будет просить его о чем-нибудь.
- Какие там дела! - отмахнулся Родион. - Теперь, видите, занимаюсь защитой.
- Это хорошо, - промямлил Мальцов и сел.
Родион молчал, пережидая.
- Так вот какое дело, - сказал Мальцов, - хочу вас пригласить в свидетели.
Родион невольно поморщился.
- А против кого, собственно, свидетельствовать?
Мальцов покраснел еще гуще.
- Не против, а за.
- Не понял?
- За меня, - улыбнулся Мальцов. - Женюсь я. На Галине Рожковой. Так вы уж побудьте с моей стороны.
Родион оторопел. Он таращился во все глаза на Мальцова и не мог прийти в себя.
Он вспомнил изолятор, забинтованную голову этого парня, безысходное отчаяние его безумного поступка, затем бегство из города, отъезд на сейнер... и подивился некоей незримой нити, связавшей судьбу Мальцова с его собственной судьбой.
И впервые за все эти дни он вдруг подумал с надеждой, что и у него еще может все наладиться, и ему тоже однажды повезет, и будет счастье, как было в то ослепительное ясное лето, когда у него была Валда и "Крокодил" и когда так нестерпимо палило солнце.
1974 г.
ТРАНЗИТОМ
Серая метнулась на дорогу. Где-то хрустнула ветка, потом застонали. Олег, подражая стону зверя, тоже протяжно охнул.
Собака бросилась на землю, залегла. В оранжево-желтой листве заблестел островок снега. Затем Серая стремительно вскочила и понеслась. За дубовыми стволами мелькнула голова, вытянутое стрелой тело.
Олег облегченно вздохнул. Купол громадного муравейника она не задела. Ученая. Сегодня с утра у него только прицельные снимки. Стоящих мало. Не время. Он выжидает у старого, полусгнившего пня в развилке развесистой ели. Фоторужье с длиннофокусным объективом вытянуто далеко вперед. Рядом микрофон, улавливающий малейший звук, шорохи тысяч муравьиных ног. Благодать.
Чем кончится переполох, наделанный им?
Он взорвал мосты, перекрыл дороги. Для очередного эксперимента он вторгся в святая святых рыжей цивилизации. Воткнул одиннадцать пронумерованных спичек в ровнехонький конус купола. Муравьи - неистовствуют. Возбуждены до предела. Похоже, что его догадка оправдывается. Рыжие наделены чувством пространства, формы. Они валят спички и уносят их в строгой последовательности - от вершины к основанию. Если и дальше будет так - недурной материал он подкинет ученым мужам - мирмекологам.
Но это надобно проверить. Терпение, терпение.
Он уже сделал около ста пятидесяти снимков. Кассет пять с момента вторжения спичек в царство рыжих.
Неделю назад он выкинул с ними другую штуку. Разбросал кружочки из разноцветной целлюлозы. Рыжие и в цвете разобрались. Вынесли яркие, наиболее раздражающие пятнышки, потом белые.
К концу отпуска в Гурулеве, ближе к холодам, он отважится на самое трудное. Это уже вдвоем с Родионом. Из-за своего процесса Родька задержался. Когда появится, они попробуют метить муравьев изотопами. Чтобы воспроизвести схему подземного лабиринта. Почему-то ведь муравьи не замерзают ни при какой зиме без отопления, одежды или волосяного покрова.
Сейчас только наблюдения, опыты. Шелест опадающих листьев. Покачивание оранжево-медных деревьев.
Осень.
Пока он сидит со включенной аппаратурой, вникая в муравьиные страсти, он спокоен. Серая приучена к тишине, не шелохнется. Великая целительница мирмекология.
Целительница, учительница, мучительница...
Что ж, в задержке Родьки, быть может, есть своя предопределенность. Значит, Олегу полагается эта неделя полного одиночества, чтобы понять, как же дальше. Как выкарабкаться. Чтобы он снова и снова всходил на Голгофу, возведенную его памятью.
Все началось с пятнадцатилетней танцовщицы.
Девочка появилась у, него больше года назад с матерью. Худое, почти костлявое существо. Обращенные внутрь ступни, вытянутая шея и отчаянье, засевшее над впалыми щеками. А мать совсем другая - уверенная, с запрокинутой головой и гибкими движениями.
Он сказал привычное:
- Я вас слушаю.
Заговорила мать:
- Марина в балетной школе. Она уже начала выступать. В массовке кордебалета "Щелкунчик". Помните? А танец маленьких лебедей?
Она подняла глаза и плавное течение слов прервалось. Подбородок вопросительно замер.
- Вы не ходите в балет?
- Нет.
Она пожала плечами:
- Дело вкуса, конечно. Мы с Мариной, - она приласкала дочь взглядом, - живем балетом.
Он промолчал. Подобный шахматный дебют был ему известен. Для него это ничего не значило. Он - невропатолог, чужие нервы его профессия. К сожалению, у него имеются и свои. Их приходится расходовать экономно. Сегодня он уже проконсультировал трех тяжелобольных. Впрочем, эта женщина - мать, она тоже не обязана вникать в его переливы. Он ждал продолжения.
Она поправила узел светлых волос, в ушах мягко сверкнули камни.
- Ну так вот... предстоял отчетный концерт... В Колонном зале. Решающий. - Она проверила, достаточно ли внимательно он ее слушает. - Это во многом судьба ученика. Понимаете? - Она снова подняла глаза. Вопрос тут же погас в них. Ясно, что и этого он не понимал. - Ну попробуйте представить себе, - протянула она с раздражением. - Марина танцует этюд Шопена. Стремительное движение. Полет. Она это делает неподражаемо. Перед самым концом вариации - прыжок. Один, потом другой, и так всю сцену надо... вдоль, - она попыталась воспроизвести руками.
Лицо врача оставалось непроницаемо. Конечно же, он ничего не смыслил в настоящей жизни, именуемой искусством. А она не научилась говорить с людьми, которые не ценили того, что она считала нужным, чтобы они ценили. Обычно в подобных случаях она просто обрывала разговор, не видя причин опускаться до чужого невежества. Но здесь... она не имела такой возможности. Надо было довести до конца начатое. И она сделала над собой усилие.
- Когда Марина почти пересекла сцену - раздался свист. Из зала. Бандитский свист. Марина споткнулась и... упала... Ведь так? - обратилась она к дочери, и ее голос дрогнул.
Та покорно кивнула.
Он спросил:
- Когда это случилось?
- Уже полгода назад... Все это время в ноге боли, и она боится ступить на нее, стать как следует. Врачи не могут ничего найти, а у нее боли. Она хромает. Покажи профессору, как ты ходишь.
Девочка поднялась.
- Не надо, - оборвал он.
Ему не захотелось, чтобы она показывала при матери. Наработанный рефлекс даст привычную картину. Так он ничего не узнает.
- Можно попросить вас выйти на минутку? - Он посмотрел на мать.
- Меня? - Она решила, что он оговорился. - Зачем?
- Мне бы хотелось поговорить с Мариной.
- Что же, я, по-вашему, мешаю? - Она не могла взять в толк, для чего может быть нужна Марина, если ее самой не будет. Олег устало смотрел на мать, думая, что со многими любящими, к сожалению, происходит эта странная логическая неувязка. Лишаясь сна, свободы, жертвуя всем своим временем, они постепенно начинают воспринимать чужую болезнь как свою собственность. Иногда в большей мере, чем больные.
Он пожалел мать:
- Нет, не мешаете. Просто мне бы хотелось поговорить с самой девочкой.