Большие Поляны - Иван Слободчиков 10 стр.


- Если есть возможность, почему не сдать государству излишки зерна, - осторожно посоветовал Уфимцев. - Деньги платят, не бесплатно.

- Какие это деньги!.. Другое дело, если бы цена повыше, каждый постарался бы эти излишки изыскать. На базаре почем мука-то, знаешь? То-то и оно-то!.. А так - стимулу нету.

"Верно старик говорит", - подумал Уфимцев. Он знал, что и в прошлом году некоторые колхозы не очень охотно шли на сверхплановую сдачу, стремились выдать побольше на трудодень, чтобы колхозник мог продать излишки на базаре и тем компенсировать невысокую оплату своего труда.

Уфимцев не мог больше ждать. Несмотря на протесты секретарши, он подошел к двери и решительно открыл ее. Кабинет был с тамбуром: за первой дверью находилась еще дверь. Когда он приоткрыл и ее, Пастухов крикнул сердито:

- Закройте дверь! Занят.

Уфимцев машинально прикрыл дверь и остался стоять в тамбуре: выйти - казалось неудобным перед секретаршей, она же так предупреждала, и вместе с тем было обидно, что Пастухов накричал на него, как на мальчишку. Он стоял в нерешительности, размышляя, что делать, и тут услышал голос Торопова, председателя райисполкома. Он прислушался, но Торопов говорил тихо, слов разобрать было невозможно.

- Единоначалие, только единоначалие! - раздался громкий голос Пастухова. - Не забывай, что Акимов - секретарь парткома производственного управления. А начальник производственного управления - я!.. Разве у него мало дел в первичных парторганизациях, что он суется в дела производства? Воспитывай коммунистов, учи их отдавать себя делу, которому мы все служим, делу подъема сельского хозяйства района... А производством заняться есть кому. Есть начальник управления, есть заместитель, главные специалисты. Как видишь - есть кому руководить! Дело парткома и райсовета - работа с людьми, политическое воспитание масс, их культурное обслуживание...

- Не так ты трактуешь наши функции, - перебил его глуховатый голос Торопова. - Партия учит...

Уфимцев осторожно, чтобы не скрипнуть, открыл дверь в приемную и вышел - счел неприличным слушать перебранку начальства. Секретарша испытующе поглядела на него.

- Велели подождать, - виновато проговорил он.

4

Когда его вызвали, часы на стене пробили четыре.

Уфимцев прошел к длинному столу и сел в конце его.

Прямо против него на председательском месте сидел Пастухов. Несмотря на жаркий день, Пастухов в пиджаке; черная рубашка и зеленый галстук подчеркивали белизну его воскового лица, которое можно было назвать красивым, если бы не косящие, неповоротливые глаза под прямыми, длинными бровями.

По обе стороны стола сидели председатель райисполкома Торопов, заместитель Акимова Степочкин, прокурор района Хафизов. "Этого для чего? - подумал Уфимцев, глядя на худое, хмурое лицо прокурора. - Для устрашения, что ли?"

- Докладывай, товарищ Уфимцев, - попросил Пастухов и как-то боком, искоса посмотрел на него.

Уфимцев осторожно улыбнулся:

- Я не знаю, что вас интересует. О чем докладывать?

- Ну хотя бы о том, как: ты тянул резину с рекомендацией секретаря парткома о принятии обязательств по продаже государству зерна сверх плана... Или о том, как выгнал нашего представителя Васькова из колхоза... Или, наконец, о том, как ты отреагировал на последнее указание управления и парткома. Надеюсь, хватит?

Уфимцев взглянул на Торопова, потом на Степочкина, пытаясь узнать их отношение к вопросам Пастухова. Торопов сидел, подперев подбородок кулаком, и чертил карандашом на листе бумаги, не поднимая глаз. Степочкин, повернувшись к Уфимцеву, заинтересованно ждал ответа.

- Я же по телефону объяснил вам все, Семен Поликарпович. Не понимаю, для какой цели еще этот допрос?

- А ты не мне одному, вот товарищам расскажи, как ты отказался выполнять телефонограмму управления и парткома.

- Зачем передергивать? - Уфимцев пытался сдерживаться, но тон, взятый Пастуховым, выводил его из себя. - Я не отказывался, а лишь сказал, что рекомендованную вами цифру мы не в состоянии выполнить... по условиям хозяйства. Если сдать дополнительно двадцать тысяч пудов, это значит оставить не только скот без концентратов, но и колхозников обидеть, на трудодень выдать меньше, чем предусмотрено планом.

- Значит, ты за то, чтобы в городах и рабочих поселках трудящиеся по-прежнему хлеб ели с примесью кукурузы и ячменя, а твои колхозники торговали белой мукой на базаре? Спекулировали? Ты для этого мельницу стал ремонтировать?

Пастухов, бросив мимолетный взгляд на Торопова, хитро уставился на опешившего Уфимцева.

- Я не думал... далек от мысли, - проговорил Уфимцев. - Зачем мне приписывать чего нет? Вообще-то я не против сдачи зерна сверх плана...

И тут, казалось, не к месту, засмеялся Степочкин.

- Вот как быстро перестроился! Теперь он уже не против сдачи зерна сверх плана... Нет, с тобой, Егор, оказывается, весело, не соскучишься.

- Подожди смеяться, ты не дослушал до конца. - Уфимцев оправился от растерянности. - Я за сверхплановую продажу, но исходя из потребности хозяйства. Разве можно поднять колхоз, если работать вслепую? А сейчас что получается: год начинаешь, планируешь, а сам не знаешь, сколько тебе придется сдавать, сколько зерна останется в хозяйстве.

Уфимцева мучило чувство раздражения, что эти простые истины, понятные ему, не понятны руководителям района.

- Сейчас ведь не война, - вырвалось у него.

- Что ты сказал? - спросил Пастухов, нахмуря брови.

- Я говорю, не война сейчас, чтобы забирать в колхозе хлеб подчистую. Тогда это было оправданно, а сейчас зачем? Проще всего взять хлеб у того, кто научился его выращивать. Труднее добиться, чтобы все колхозы это умели. По-моему, в этой состоит задача производственных управлений, а не в реквизиции несуществующих хлебных излишков.

Уфимцев видел, как повернул к нему удивленное лицо Торопов, как заинтересованно посмотрел прокурор.

- Плохо ты сказал, Егор, - вздохнул Степочкин.

- А я и не рассчитывал на твои аплодисменты.

Пастухов постучал карандашом по столу, глаза его сделались неподвижными.

- Мне кажется, хватит, товарищи, митинговать. Уфимцева послушали, убедились, какие он позиции занимает, пора делать выводы. Здесь все члены бюро парткома, думаю, мы правомочны выносить решения. Как, Василий Васильевич?

- Вполне правомочны, - с готовностью ответил Степочкин.

- Подождите с решениями, - вмешался Торопов. - Он же возражает не против сверхплановой продажи, а только против цифры. Надо выслушать его предложения.

Торопова Уфимцев знал мало. Он появился в Колташах после объединения районов. В упраздненном районе работал первым секретарем райкома партии. До этого, говорят, был учителем в средней школе, преподавал литературу. Зато Степочкина он знал. Но сейчас ему было не до Степочкина. Он смотрел на Торопова, на его спокойное лицо, на высокий лоб с залысинами.

- Да, действительно, - подхватил молчавший до сих пор прокурор. - Скажи, Георгий Арсеньевич, сколько колхоз может сдать сверх плана? У тебя есть расчеты?

Уфимцев вытащил из кармана бумажку, ту самую, что показывал Позднину, и стал докладывать, сколько они намерены получить зерна и куда оно пойдет по их плану. Когда упомянул, что на фураж оставляется десять тысяч пудов, Степочкин протянул: "Ого!", а Пастухов недвусмысленно улыбнулся.

- Расчеты вообще-то по-хозяйски составлены, - заметил Торопов, когда Уфимцев кончил говорить.

- Это скормить скоту десять тысяч пудов зерна ты считаешь по-хозяйски, Михаил Иванович? - удивился Степочкин.

- Если это вызывается необходимостью и обернется потом прибылью для хозяйства, почему же нет?

- Я уже говорил вам, товарищи, - проговорил недовольно Пастухов, - что был звонок сверху. Предложено выполнить план хлебозаготовок при любых обстоятельствах. Мы не можем не взять излишков там, где урожай хороший, чтобы выполнить план по району. О фуражном зерне и речи быть не может, это надо выбросить из головы! Можно рассчитывать только на отходы для птицы.

Торопов покачал в сомнении головой:

- По форме, Семен Поликарпович, с точки зрения районного руководителя, может, это и так, а если исходить из интересов колхоза, Уфимцев-то прав. Он отвечает за дела в колхозе, а мы за дела в районе. Почему его колхоз должен отдуваться за нашу плохую работу, за то, что мы не добились хорошего урожая во всех колхозах? Как ни говори, а ведь это нарушает планы колхоза "Большие Поляны".

- Колхоз должен быть хозяином своей продукции, а не только одной земли, - привстал Уфимцев, почувствовав поддержку Торопова. - Повторяю, я не против сдачи зерна сверх плана, это в интересах колхоза, было бы только из чего сдавать.

Пастухов встал, нервно закурил, щелкнув зажигалкой.

- Садись, Уфимцев... Мне кажется крайне неуместным, что товарищ Торопов вновь подымает спор. Давайте выберем другое время, если хочется подискутировать. Вот когда кончится уборка и выполним план хлебозаготовок.

Он постоял, полыхал папироской, словно ждал ответа, но все молчали.

- Что касается "из чего сдавать", товарищ Уфимцев, то управление правильно определило вам цифру в двадцать тысяч пудов. Из чего это исходит? А из предложенных вами десяти тысяч и десяти тысяч, оставляемых на фураж... Ты не возражаешь, Василий Васильевич, если я, как член бюро, проголосую это предложение?

- Не возражаю, - поспешно ответил Степочкин.

- Мне кажется, такие вопросы нужно решать при полном составе бюро, - сказал Торопов. - Во всяком случае, следовало бы не спешить, а дождаться Акимова с пленума.

- Какое это имеет значение? - возразил Степочкин и беспокойно завозился на стуле. - С Акимовым или без Акимова...

- Вот и хорошо, - сказал Пастухов, не обращая внимания на недовольного Торопова. - Тогда я голосую... Кто за то, чтобы колхозу "Большие Поляны" утвердить сверхплановую сдачу зерна в количестве двадцать тысяч пудов, прошу поднять руки.

Пастухов и Степочкин одновременно подняли руки. Поднял руку и прокурор. Торопов остался сидеть спокойно.

- А ты что, против? - спросил Пастухов.

- Запиши, что воздержался. Хотя можешь записать и против, потому что такие дела так не решаются. Это прерогативы самих колхозников.

- Так и запишем, что при одном против. - Пастухов вдавил окурок в пепельницу. - Есть второе предложение. За непринятие мер по своевременному выполнению указания управления и парткома товарищу Уфимцеву объявить выговор и предупредить его, что, если не выполнит сверхплановой сдачи в размерах, определенных сегодняшним решением, он будет наказан более сурово, вплоть до исключения из партии.

- Я не согласен, - повысил голос Торопов и шумно, вместе со стулом, отодвинулся от стола. - Так формулировать...

- Я голосую, - перебил его Пастухов тоном, не допускающим возражений.

Снова Степочкин и Пастухов вскинули одновременно руки. Помедлив немного, поднял нерешительно руку и прокурор.

Уфимцеву тоже, как и Торопову, захотелось вскочить и начать протестовать против произвола Пастухова, но он понимал всю бесполезность такого поступка.

- Кто против? - голос Пастухова заставил Уфимцева поднять глаза.

Против проголосовал Торопов.

- Есть третье предложение, - продолжал Пастухов. - Товарищ Торопов подсказал нам, что инициатива сверхплановой сдачи зерна должна исходить от самих колхозников. Так есть предложение поручить от имени парткома товарищу Торопову немедленно выехать в колхоз "Большие Поляны" и добиться принятия колхозниками определенного нами сверхпланового задания. Я голосую. Кто за это предложение?

- Не надо голосовать, - сказал, иронически улыбаясь, Торопов. - Поеду и так, без голосования.

5

Сумерки уже скрыли дали, заволакивали леса, поля, когда Уфимцев вернулся в село. И не заезжая домой, проскочил вечереющей улицей к правлению, беспокоясь, что там его заждались.

Машина Торопова стояла под окнами конторы. В окнах горел свет, но и без него было видно, что возле крыльца толпился народ: трактористы, комбайнеры, доярки, даже шалашовские мужики, которые, по его предположениям, должны быть на силосовании.

"Чего это они собрались? - подумал он, заводя мотоцикл во двор. - Может, Торопова увидели, набежали?"

Сдержанно поздоровавшись с колхозниками, он поднялся на крыльцо. Но и в коридоре теснился народ. Он увидел брата Максима, сидевшего на подоконнике, о чем-то оживленно разговаривавшего с Дмитрием Тулуповым из Шалашей, Дашку Лыткину и девчат из ее звена, Тетеркина с женой и даже дядю Павла, присевшего у стены и смолившего самосад.

И в его кабинете, кроме членов правления, были колхозники, обступившие Торопова. Стоял шум, раздавались смешки. Мелькнули встревоженные лица Стенниковой, Юрки Сараскина, Коновалова.

- Ну чего вы на меня? - посмеиваясь, отбивался от колхозников Торопов. - Еще раз повторяю: райсовет отстранен от сельского хозяйства. Наше дело концерт вам организовать, медицинскую помощь вовремя оказать... Вот вернусь в район, пришлю культбригаду, пусть она вас веселит в уборку.

- Хо-хо-хо! - раскатился Кобельков. - Давай! "Еньку" танцевать будем всем колхозом.

- Затанцуешь, Паша, - крикнула Лыткина, - когда хлеб из амбаров выгребут. Еще как затанцуешь!

Уфимцев не заметил, когда она появилась в кабинете, но, оглянувшись, обнаружил, что и другие колхозники вошли за ним, а те, кому не хватило места, стояли в дверях, в коридоре.

- Ты спроси его, Паша, зачем он сюда приехал? - кричала Дашка Кобелькову, показывая на Торопова. - По каким таким срочным делам?

Торопов застегнул распахнутый ворот рубашки. Улыбка сошла с его лица.

- Я приехал как уполномоченный парткома, гражданка. В районе идет уборка урожая, пора и вам начинать. Вот и приехал, чтобы подтолкнуть вас.

- А правленье собрал зачем? - наступала Дашка.

- Правление собирал не я, тут есть хозяева. Но, как уполномоченный, присутствовать на нем обязан.

- А мы, хоть и не уполномоченные, тоже хотим присутствовать, - заявила Дашка и посмотрела вокруг, ища поддержки.

- И послушать, что вы будете петь! - крикнул Максим из коридора. - Когда еще культбригаду вашу дождемся, охота вас послушать.

Опять начался шум, смешки.

Уфимцев пробрался к Стенниковой, наклонился над ней.

- Я же просил собрать только членов правления, - упрекнул он ее.

- Я тут ни при чем, Георгий Арсентьевич. Векшин народ взбулгачил. Говорят, весь день гонял по бригадам, жеребца замучил.

Уфимцев и без того догадывался, кто был инициатором нашествия колхозников в правление. Он посмотрел на него, сидевшего подле окна: глаза у Векшина возбужденно блестели, рот застыл в торжествующей улыбке.

- Ну как там? - спросила тихо Стенникова, показав глазами на потолок. - Что решили?

Уфимцев придвинул к ней стул, сел.

- Обязали сдать сверх плана двадцать тысяч пудов.

- Значит, надо, раз обязали.

- Так ведь без зернофуража останемся!

- Понимаю, понимаю... Но в районе положение в стране знают лучше нас с вами, раз на это идут.

- А продуктивность? Какая будет продуктивность без зернофуража?

- Что же поделаешь? Иногда приходится и поступиться своими интересами в интересах государства.

Уфимцев вспомнил слова Пастухова о звонке из области - выполнить план хлебозаготовок по району при любых обстоятельствах.

Кажется, Анна Ивановна поколебала в нем уверенность в правоте его убеждений. Да, как ни горько, что рушатся все твои планы, а решение парткома выполнять надо. Правда, тут не обойдется без борьбы с Векшиным...

Уфимцев встал, вышел на середину кабинета.

- Внимание, товарищи! - Он поднял руку, и все замолчали. - Сегодня на правлении колхоза должен обсуждаться вопрос о продаже зерна государству сверх установленного плана...

- А что я говорила? - крикнула опять Дашка. Она спустила платок на плечи и, подперев руками бока, с вызовом поглядывала вокруг.

- Вопрос этот серьезный, - продолжал Уфимцев. - И члены правления рады тому, что помочь им в этом деле пришли многие колхозники.

- Почитай, весь колхоз тут! - крикнули из коридора.

- Повторяю, мы рады такому обстоятельству, - и он опять посмотрел на улыбающегося Векшина, - будем решать этот вопрос вместе. Поэтому заседание правления переносится в клуб... Товарищ Кобельков, организуйте помещение.

- Есть! - крикнул Кобельков и сорвался с места.

Торопов настороженно смотрел на хозяйски строгого Уфимцева. "Что он делает? На что рассчитывает?" Но ничего не сказал, не вмешался.

В клуб колхозники шли толпой. Шли серединой улицы, молча, только слышался топот ног да редкое покашливание. Становилось темно. Багровая полоса над Коневским лесом медленно тухла, утончалась, воздух густел, тихо колыхался над притихшими избами. На Санаре кричали запоздавшие гуси, ревела диким голосом свинья у нерадивой хозяйки, где-то в доме плакал ребенок, лениво полаивали собаки.

Торопов приткнулся к плечу Уфимцева:

- Как думаешь, председатель, не зря ты пошел на такой риск? Не сорвут нам мероприятия колхозники?

- Посмотрим, - помолчав, ответил тот.

- Помни, мне нельзя без двадцати тысяч пудов возвращаться в район. Какие бы расхождения у нас с Пастуховым ни были в этом вопросе, но если принято решение, оно для нас с тобой, коммунистов, закон.

- Не агитируйте... Партийный устав знаю.

Клуб был старый, тесный, некогда переделанный из бывшей церкви, в нем стояла духота от закрытых наглухо окон.

Когда члены правления уселись за стол, стоявший на сцене Уфимцев обвел их взглядом, чтобы убедиться, все ли явились. Тут был весело поглядывающий на людей Кобельков, хмурый, прячущий глаза Гурьян Юшков, вальяжный, празднично приодетый Герасим Семечкин, спокойно глядевший в зал Юрка Сараскин, рядом с ним сосредоточенный Иван Петрович Коновалов, озабоченная Стенникова над книгой протоколов, и Векшин, возбужденный, не скрывающий радости. Не было лишь Попова.

- А где агроном?

- Уехал в Малаховку на кустовой семинар, - ответила Стенникова. - Райком комсомола проводит.

Уфимцев постучал по звонку, призывая к тишине колхозников, занявших все скамьи в зале.

- Товарищи! Время у нас сейчас горячее, дорогое, не до митингов. Но коли на заседание пришло столько колхозников, справедливее будет провести не правление, а общее собрание.

- Правильно! Собрание! - крикнули из зала.

Уфимцев невольно, против желания, вновь посмотрел на Векшина. У того на лице расплылось торжество: председатель колхоза сам в капкан лез.

- Послезавтра мы приступаем к уборке. Урожай у нас в этом году не очень богатый, но выше, чем предусмотрено в производственном плане. Значит, будут некоторые излишки зерна в хозяйстве. Вот и давайте подумаем, как с ними поступить... Но прежде позвольте предоставить слово председателю нашего райисполкома товарищу Торопову.

Раздались недружные хлопки. Торопов от неожиданности развел руками - он не думал выступать, но делать было нечего, поднялся и пошел к трибуне.

Назад Дальше