Давлетов считал, что, как руководитель, он обязан признавать свои ошибки. Хотя, если говорить честно, ему это было очень неприятно. Но - что поделаешь? - он должен подавать подчиненным положительный пример. Вот и тогда сказал Савину:
- Я был не прав. Вы умеете заглянуть в перспективу, товарищ комсомольский секретарь...
Не хотел, ох, как не хотел Давлетов отпускать Савина из производственного отдела. Хоть и с характером, но парень добросовестный, даже лишку добросовестный. Но Ароян пристал как с ножом: отдай человека - и точка! Давлетов скрепя сердце дал согласие, а сам надеялся, что Савин откажется. Но Ароян кого хочешь уговорит.
Потом было то собрание с присутствием помощника начальника политотдела по комсомолу. Впрочем, Давлетов предчувствовал какие-нибудь выкрутасы, подспудно, еще загодя, когда Савин предложил изменить повестку дня. Но чтоб такое! На савинском месте он бы провалился со стыда. Давлетов сидел тогда в президиуме донельзя расстроенный. Но огорчение не помешало ему чуть-чуть, самую малость позлорадствовать: пусть Ароян теперь расхлебывается.
Однако замполит и не собирался расхлебываться. Через два дня, задержавшись, как и обычно, после вечерней планерки, разложил перед Давлетовым несколько исписанных листов бумаги и сказал:
- Вот что предлагает комсомол...
Давлетов прочитал. В общем-то все было по делу. Но сколько бумаг прошло за четверть века через его руки, где тоже было все в общем-то по делу! Однако от бумаги до жизни такая огромная дистанция, что Давлетову иногда казалось: бумага и есть главное дело, по которому судят о работнике.
- Посмотрим, что из этого получится, - сказал он Арояну. - Разрешения сверху, думаю, не требуется на эти мероприятия. Хотя писать фамилии на мостовых опорах...
- Моральный стимул, Халиул Давлетович.
- Понимаю. И потом - не слишком ли много демократии при определении победителей? Мальчишки могут проявить незрелость.
- Поправим. Да и в комсомольском комитете у нас два члена партии: Савин и Бабушкин.
- Самодеятельности у них много, товарищ Ароян. А Савин - выкрутасник. С тем же собранием...
- Но ведь собрание, как видите, пошло, на пользу, Халиул Давлетович. Савин совершил одну лишь ошибку: эти предложения надо было обсудить на комитете не после, а до собрания.
- Все так. Но ошибка - фактик. И Пантелеев его не упустит.
И ведь точно, не упустил Пантелеев.
На партийно-хозяйственном активе, где они с Арояном присутствовали, выступал Пантелеев. И подал "фактик" так, что Давлетов весь внутренне съежился. Умеет говорить Пантелеев: и солидно, и с юмором, чтобы расшевелить зал. Вспомнил даже, как народ кричал в клубной темноте киномеханику: "Ну, заяц, погоди!" А за всей этой разговорной легкостью - кулак: командир, его заместитель по политчасти не работают с молодыми кадрами, даже не подсказали только что избранному комсомольскому секретарю, как готовить собрание.
"Да, такие, как Пантелеев, широко шагают, - думал Давлетов. - Если, конечно, где-то не споткнутся или не остановит кто помудрее". На активе Пантелеева тоже слегка притормозили. Не успел он покинуть трибуну, как начальник политотдела Федор Иванович Грибов спросил:
- Это не тот Савин, который со своими комсомольцами указатели на дороге поставил?
- Про указатели мне неизвестно, товарищ полковник, - четко ответил Пантелеев и осуждающе покачал головой: мол, еще одна новость.
- А жаль! - сказал Грибов. - В последнюю поездку к Халиулу Давлетовичу я, например, впервые узнал, кто за какой участок дороги отвечает. Оказывается, хуже всех содержит дорогу наш передовик - капитан Коротеев. Туда ехал, как по гребенке, а обратно - как по шоссе. Вот она, сила гласности! По-моему, комсомол в этой части не дремлет...
В перерыве Пантелеев отыскал Давлетова с Арояном и укоризненно сказал:
- Информация снизу отсутствует, товарищи. Ваш секретарь комитета должен регулярно информировать меня или инструкторов о проводимых мероприятиях. Работник он, видимо, инициативный. Но партизан. Подскажите ему, Валерий Григорьевич, насчет информации в комсомольский отдел...
Давлетов сам указал на это упущение Савину. Тот лихо ответил: "Есть!" Однако Давлетов не был уверен, что готовное "Есть!" резко усилило поток "информации наверх". Зато у самого Савина информации из подразделений всегда скапливалось столько, что лучше было бы меньше.
Как-то после утреннего развода Савин заявился к нему в кабинет.
- Разрешите доложить итоги рейда "Комсомольский глаз"?
Давлетову страшно не нравился этот "глаз" своим названием. Но дело в конце концов не в названии. "Глаз" высмотрел, что в роте у Коротеева неисправны одиннадцать самосвалов, что у Синицына без движения лежат больше двадцати кулей цемента, а мостовой взвод на Рыжем ключе бедствует без цемента. Буровзрывники "доедают" остатки аммонита. Командир же хозвзвода "заначил" на чердаке сорок листов оргалита, а клубную сцену отделывать нечем...
- По сводке, товарищ Савин, у Коротеева не работают шесть самосвалов.
- Шесть было на прошлой неделе.
- Хорошо, я разберусь. Только мне не понятно, почему же ваши всевидящие комсомольцы так плохо относятся к технике?
- Если будут запчасти, все самосвалы восстановим в выходной день. Капитан Сверяба согласен возглавить бригаду добровольцев.
- Что еще? - устало спросил Давлетов.
- У меня просьба: включите в список на вечерние планерки, чтобы в курсе суточных заданий быть.
Давлетов стал приглашать Савина на планерки. И не пожалел, что сделал это.
В тот же вечер, когда собрались командиры ближних подразделений, он сказал, перед тем как подвести итоги за день:
- Прапорщик Купцов! Передайте оргалит с чердака начальнику клуба.
Тот вытаращил глаза, открыл и закрыл рот, пожал плечами, что могло означать: нет, мол, у меня никакого оргалита. А вслух произнес:
- Есть.
- Капитан Синицын! Пятнадцать кулей цемента передайте мостовикам на Рыжий ключ.
- А где я его возьму, товарищ подполковник? - сняв очки, спокойно спросил командир роты.
- Если не смогли спрятать от "Комсомольского глава", то найдете.
Синицын взглянул на Савина, укоризненно покачал головой, вздохнул и ответил:
- Ладна, пусть приезжают...
А с Коротеевым, у которого был самый дальний карьер, Давлетов разговаривал по радио. Тот кричал:
- Почему Савин лезет в производство? Его дело - протоколы сочинять! Я разыщу у себя этот "глаз" и вырву, чтобы не мешал давать план!
- Товарищ Коротеев! - прервал его Давлетов. - Доложите по двум пунктам: почему даете липовые сводки и когда восстановите одиннадцать самосвалов?
Связь на этом прервалась, а скорее всего, прервал сам Коротеев. Давлетов представил, как тот кипятится сейчас. Как кличет верного помощника Хурцилаву, посылает его в ночь к ближним и дальним соседям: "Если не найдешь запчастей, значит, ты - не Хурцилава!"
Не любил Давлетов такое "доставание", но некуда было от него деться. Он и сам посылал Сверябу по соседям на промысел. Хорошо, хоть было, что предложить в обмен. Какой-то дуролом-снабженец заслал в адрес части целый вагон резины для ЗИЛов и уазиков, а их было раз-два и обчелся...
Иногда Давлетов думал, что его замполит был все-таки прав, определив Савина в комсомольские работники. Может, так и надо, чтобы комсомол возглавлял человек, знающий производство. Инженерная мысль с опорой на общественность скорее пробьет дорогу. В наше время мало агитации словами - нужна агитация мыслью и делом. Мыслей у Савина хватало. Только вот между мыслью, словом и поступком у него почти не было дистанции. Отсюда и вся его неуправляемость. Это беспокоило Давлетова, вызывало за Савина опасение... А за Савина ли? Может, больше за себя?..
Да, молодым всегда тесно, всегда норовят выскочить из колеи и - напрямки, забыв, что без дороги можно завязнуть... А если напрямки - короче?..
Давлетов убедился, что короче. И распадок был, и прямая, почти идеальная, соединяла основания подковы. Верно Савин заметил: подкова. Поначалу он хотел остановить мальчишку - кому и зачем нужно его предложение, хотя понимал, кому и зачем. Лично ему, Давлетову, оно было не нужно. Он предполагал, что вся затея вызовет немало осложнений, тех самых, которых он всегда старался избегать. Потому что тут замешаны Гипротранс, который дружен с заказчиком, месячный план, а значит, и непосредственное начальство. Савину заботы нет, а ему придется упираться лбом, доказывать и, уж тут никуда не денешься, перечить. Кому?.. Он вдруг как-то разом понял, что не принадлежит сам себе, что им управляют события. И еще осознал, что от него зависит судьба Савина, а если и не судьба, то служба на каком-то отрезке офицерской биографии. Как когда-то на его, давлетовскую, службу повлиял Прокопчук. Осознал он также, и это укололо его в самое сердце, что нету у Савина надежной защиты, что весь он на виду, что такие, как Дрыхлин (а их он всегда чувствовал интуитивно), его сомнут, обломают. И если он, Давлетов, не поддержит этого непутевого мальчишку, то и уважать уже себя не сможет. И, значит, все равно рухнет так нелегко добытый жизненный покой.
Такие вот мысли и воспоминания царапали Давлетова, когда он летел на вертолете с Эльги. Они же копошились в голове, когда Савин ожидающе сидел перед ним. И он повторил глухо, подводя черту и под своими сомнениями:
- Вы правы, товарищ Савин.
2
Выпроводив Савина, Давлетов тоскливо поглядел на телефоны. Многое зависело от звонка Арояна, улетевшего в геологоуправление. Может быть, все - чепуха, может быть, заморозили распадок по стратегическим соображениям? Он хотел, чтобы так и было. Тогда сами собой отпадут все сложности, и совесть будет спокойна.
Замполит обещал пробиться на связь без задержки. Если управление открывается в девять, то мог бы уже и позвонить.
В эту самую минуту затрезвонил "город". Давлетов чуть помедлил, прежде чем снять трубку. А сняв, услышал, чего уж никак не ожидал, голос Дрыхлина. Отдаленный сотней бамовских километров, он звучал так, будто Дрыхлин говорил из соседней комнаты. Такая редкая вдруг объявилась слышимость.
- Я приветствую вас, Халиул Давлетович, - мягко говорил он. - Как живете-можете? Как спалось после блуждания по тайге?
- Все нормально, - сухо ответил Давлетов и стал ждать продолжения.
- Без дела звоню, дорогой Давлет-паша. Соскучился. Все-таки две недели из одного котелка хлебали. - И не дождавшись ответной реакции, спросил после паузы: - Как там наш молодой друг себя чувствует?
- Вы имеете в виду товарища Савина?
- Ну а кого же еще? И бросьте официальничать, Халиул Давлетович: "товарищ Савин", "товарищ Дрыхлин". Так, как там наш неуемный Женя?
- Думаю, что с ним все в порядке.
- Не стругали его за охотницу?
Давлетов смутно почувствовал, что неспроста звонит Дрыхлин, что все же его что-то беспокоит, наверное, та соболиная история. Совсем неспроста. Значит, бывалый и уверенный Дрыхлин тоже может чувствовать неуверенность. От этой мысли возникла даже какая-то мстительная удовлетворенность, появилось желание уколоть, позлить "представителя". И он ушел от вопроса и спокойно, все тем же бесстрастным голосом сообщил:
- А ведь прямая есть, товарищ Дрыхлин.
- Какая прямая, товарищ Давлетов? - сыронизировал тот.
- Та, что соединяет основания подковы и за которую могут дать премию.
- Откуда она взялась? - уже без иронии спросил Дрыхлин.
- Савин нашел.
- Ну, если Савин... Тогда вы верите в сказки, Халиул Давлетович.
- Не сказки. Я вчера сам осмотрел ее.
- И убедились?
- Убедился.
- В таком случае поздравляю! Не вас, а Савина. Вам еще предстоит сражаться с Прокопчуком.
- Не понял вас, товарищ Дрыхлин.
- Вы многого не понимаете, Халиул Давлетович. Прокопчук - автор проекта этого участка. И, конечно, он не захочет признавать брак в своей работе.
- Мне до Прокопчука нет дела.
- Мне тоже. - Дрыхлин говорил весело и беззаботно, так, во всяком случае, слышалось, подсмеивался тихим смешком. - Мое дело, Халиул Давлетович, - готовая продукция. И без брака. И чем дешевле она обходится, тем лучше.
- А вы знаете этого Прокопчука? - спросил Давлетов.
- Что, заело? Уже и дышать тяжело? Знаю, дорогой мой, знаю. Из вашего же брата - военный железнодорожник.
Если поначалу фамилия Прокопчука не вызвала у Давлетова никаких ассоциаций с прошлым, то после этих слов он неожиданно для себя и с уверенностью решил, что в Гипротрансе тот самый бывший майор Прокопчук, под началом которого он служил больше четверти века назад. Когда служебные пути-дороги развели их, до Давлетова еще доходили слухи о бывшем начальнике, о том, что тот быстро и крупно шагал по служебной лестнице. Получил подполковника и вскоре был выдвинут в управление то ли на полковничью или даже чуть ли не на генеральскую должность. А потом с ним произошла какая-то темная история, вроде бы шибко вольно распорядился материальными средствами, отпущенными на прокладку тоннеля. Прошел даже слух, что его исключили из партии и уволили из кадров. Но Давлетов доподлинно ничего не знал и, насколько слухи соответствовали истине, не ведал. Да и не считал себя вправе интересоваться.
- Давно он в Гипротрансе? - спросил он.
- Давненько, Халиул Давлетович. Мужик злой и решительный. И не очень жалует своих бывших сослуживцев...
Значит, он. Значит, снова сводит их судьба. И Давлетов невольно почувствовал робость, поежился, словно еще носил лейтенантские погоны. Опять увидел зеленый взгляд со злыми бесенятами и услышал презрительный голос, обозвавший его дураком... Но, поежившись, тут же расправил плечи: какое отношение к нему имеет Прокопчук? Да никакого! И он сам давно уже не тот Давлетов, чтобы бояться окрика и прятать свое мнение... А давно ли?..
- До свидания, товарищ Дрыхлин, - прервал он добродушный голос в трубке, приглашавший его в гости, а главное - в парилку, почти персональную, с предбанником, где вешалки - рога изюбра, и с комнатой отдыха, в которой стоит медный самовар и дожидаются гостей узорные синие фужеры не для чая.
Дрыхлин запнулся на полуслове, однако распрощался, не меняя приветливого тона и не забыв про Савина:
- Передайте привет юному Жене и пожелание подольше оставаться холостяком. Он мне сразу пришелся по сердцу...
Закончив разговор, Давлетов укорил себя за нелюбезность. Но тут же подумал, что любезничать ни к чему со всякими, даже если они и наделены полномочиями. Подумал, и весело ему стало - самую малость, где-то внутри, под оболочкой бесстрастности. И не то чтобы весело, просто он явственно ощутил, как ослабли в этот миг невидимые ремни, постоянно стягивающие на службе все его поступки и даже мысли.
И все же звонка от Арояна он ждал в душевной неуютности. Входили и выходили подчиненные со своими служебными заботами. Было как раз "командирское время", то есть установленные Давлетовым часы, когда он сам себя обязал сидеть в кабинете, чтобы люди не дергались целый день за командирским указанием или подписью. Прежде чем подписать бумаги, подготовленные подчиненными, Давлетов прочитывал их от строчки до строчки, делал пометки и поправки, особенно на исходящих. Он считал, что жесткий часовой регламент дисциплинирует людей, приучает их быть пунктуальными. И сам старался быть пунктуальным даже в мелочах.
Однако сегодня бумаги казались Давлетову не столь важными и нужными, как обычно. Важнее и нужнее был звонок от Арояна. Давлетов ждал его каждую секунду. И когда телефон наконец звякнул, он поспешно выпроводил командира хозяйственного взвода, выделив ему людей на разгрузку угля.
Голос Арояна был чуть слышен, но главное Давлетов уловил: с геологами все чисто, и теперь Ароян займется своими замполитскими делами, поищет по магазинам ватман, краски, ситец для лозунгов... Это для Давлетова тоже все было второстепенным. Надежды на отступление больше не оставалось. Один путь - вперед, и первый шаг на нем представлялся Давлетову не самым легким: доложить главному инженеру полковнику Мытюрину о своем решении свернуть работы в сторону Юмурчена.
Он покосился на белый телефон, самый неприятный из трех стоявших на столе. Его приглушенный звонок всегда вызывал в Давлетове неосознанную тревогу. Тяжело вздохнул, снял трубку и попросил соединить с "Короедом". Странный позывной был, что-то неприятное чудилось Давлетову в его звучании. Словно даже звонки могли незаметно и исподволь подточить его и без того не очень прочное положение. Не очень прочное - по причине возраста. Давлетову уже стукнуло полвека, значит, могли и уволить со службы: выслуга есть, пенсия есть. А уходить из армии ему никак не хотелось. Привык к своему колесу, к походной жизни и вечному беспокойству. Даже не видел себя на каком-либо ином поприще, в ином коллективе. Не сидеть же ему в пятьдесят сложа руки! И не только потому, что надо зарабатывать. Хотя от этого тоже никуда не деться, приходится помогать дочери с внуком, которые остались одни. Давлетов вообще пугался безделья. Сколько на его памяти прошло людей, энергии которых он даже удивлялся. Стоило им снять погоны и уйти на покой (а некоторые еще и радовались, что наконец-то будет возможность заслуженно отдохнуть), как, глядишь, года через два-три тюкнул инфаркт или появилась другая какая болячка. И являются друзья по службе с поминальным словом и недоумением: поди же ты, а какой крепкий мужик был!
Втайне Давлетов желал и очень сильно надеялся получить на погоны третью звезду. И хотя сроки у Давлетова вышли, но полковник Мытюрин, главный инженер, не спешил ставить свою подпись на представлении к званию. А недавно, в один из своих внезапных, как обычно, наездов, сказал:
- Перевыполните полугодовой план хотя бы на один процент - в тот же день подпишу.
О плане были все мысли Давлетова, и не только из-за очередного звания. План определял все, ради чего жили, не спали ночами, рвали землю и скрупулезно подсчитывали кубометры грунта... Нет, не ради плана, поправил себя Давлетов, - ради будущей железной дороги, которую величали стройкой века. Но в принципе это одно и то же: дорога и план. Она не будет сдана в срок, если провалится план.
А одно ли и то же? В каких-то частных случаях, может, и нет. С этой савинской прямой, например... Если ее принять, месячный план по земле сорвется, это уж точно. Уйдет время на геодезическую съемку, переброску техники... И в то же время прямая конечно же работает на дорогу. К концу года выигрыш в сроках и экономия станут реальностью. Экономия будет и позже, когда участок пойдет в эксплуатацию. Двух мнений тут быть не может, и Савин, светлая голова, сразу увидел это.
На свой страх и риск Давлетов уже отдал распоряжение буровзрывникам - подготовить промежуточный фронт работ для землеройного комплекса. А Коротееву - чтобы готов был передислоцироваться на Эльгу... Распоряжения отдал, а разрешения отойти от проекта еще не получил. Да и получит ли?...
Мытюрин был на месте. Ответил, как всегда, вежливо и, как всегда, с вопросом:
- Здравствуйте, товарищ подполковник. Сколько кубов?