- Иван Михайлович, ты уж не выдавай меня, что был я тут. Возьми моего шалопая к себе. Жизни я уж не рад с ним. До армии грешил, думал, армия на путь направит, а все одно каким был, таким вернулся. Захочет - гору своротит, а не захотел - хоть ты сдохни, а рукой не шевельнет. Водку попивать начал, гитару завел. В меня дурака удался, вылитый. Только ты ради всего не проговорись про меня…
Все в точности получается. Захотел работать - погонять не надо. За смену ни одного перекура не сделал, а две нормы выдал. Не успел Иван Михайлович похвалить Антона, а Валерка тут как тут:
- Ты, дядя Ваня, лучше глянул бы на качество Антоновой работенки. Огрех на огрехе и огрехом погоняет.
- Ах ты, нечистая сила! - тут же завелся Журавлев. - Руки-ноги пообрывать!
И бегом на тот клин, где Антон боронил. Ничего, все ладно сделано. Но пока, чертыхаясь, вернулся к будке, у Витьки и Антона по синяку возникло. Это Федор на свой манер объяснил им, что такое коллектив и что такое трудовая дисциплина.
А потом Антон и Сашка вдруг засобирались в Сибирь ехать.
ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ СЕВА
Худо ли, бедно ли, а дело шло. Сперва кормовые посеяли, потом взялись за пшеницу. Но тут опять подули северные ветры, нагнали сумрачных туч. Так продолжалось дней пять. Пролившись холодным дождем, тучи рассеялись, и солнце засияло ярко и жарко.
В первых числах мая незасеянным оставалось последнее поле - Заячий лог. Большое поле, низинное. По утрянке Журавлев из конца в конец прошел его, намотав на сапоги по пуду грязи, вернулся на табор расстроенный.
- Сыро, елки зеленые, - объявил он. - Ногу земля не держит… Дуй-ка, Валерий, за агрономом, а мы покуда передых небольшой сделаем.
Валерка завел мотоцикл и умчался искать агронома. Иван Михайлович покурил на порожке будки и прилег на широкие нары вздремнуть полчаса. Сморил его многодневный недосып. Знал ведь, что не мед будет, готовил себя к этому, но то была лишь теория, а практика оказалась куда сложней.
- Лафа, ребятки! - обрадовался Антон перерыву. - Выставим против сил природы наше умение забивать "козла".
Он на цыпочках сходил в будку и вынес домино. Играть сели у большого железного ящика, заменяющего стол. Федор от домино отказался, нашел себе другое занятие - резать узор на гладком таловом прутике.
- Ивану Михайловичу подарок готовишь? Ничего, хорошая будет палочка для битья непослушных мальчиков, - между прочим заметил Антон и начал вести "козлячий" счет; - Четыре-три… Три-пять… А этот дупель откуда взялся? Ишь, какой глазастый! Прижмем-ка его пустышкой.
Хоть азартны слова Антона, но костяшки домино он выставляет осторожно, без стука. Боится разбудить Журавлева: тот живо найдет всем работу.
- Как другим, не знаю, а мне лично эти остановочки не нравятся, - скорбно заметил Сашка Порогин.
Это долговязый парень с давно не стриженными вихрами. Характером как и Антон. Тоже настырный, упрямый, злой до работы, если она по душе, но тяжел на подъем без настроения.
В прошлом году по всему выходило Сашке быть студентом института. Но пока сдавал экзамены, дома меж родителями случился крупный скандал с разводом. Отец покидал в чемодан кое-какое барахлишко, хлопнул дверью и пропал в неизвестном направлении, оставив, кроме Сашки, еще тройку малышни. Пришлось Сашке возвращаться в Журавли и стать во главе осиротевшего семейства. Осень и ползимы развозил корма по фермам, а там Иван Михайлович приспел со своим звеном. Сперва Сашка отделывался шуточками-прибауточками, но стоило Антону согласиться, как и он потянулся.
- И долго это будет продолжаться? - ноет теперь Сашка.
- Ничего, Сашок, пара дней - и конец, - успокаивает его Антон. - Мы уедем к северным оленям, прощевайте наши Журавли!
- Ну, засуетились! - благодушно тянет Федор. Его крупное и круглое лицо выражает полнейшее равнодушие ко всему белому свету. Похож Федор Коровин на упитанного медведя, одетого в телогрейку и клетчатый картуз. - То-то радости по Сибири будет, - продолжил Федор после долгой паузы. - Антон и Санька прибыли, здрасте, дорогие!
- Ничего, ничего! - хорохорится Антон. - Мы еще посмотрим, кому какая радость выпадет. Вот засеваем последний гектар… Для любопытных и недоверчивых могу прочитать свежее братухино письмо, - Антон добыл из кармана замызганный мятый конверт. - Всем полезно знать, какие дела творятся теперь в якутской дальней стороне… Значит, здравствуй, Антошка, пишут тебе твой братан Николай и жена его Полина, а также сын наш Васька… Дальше идут дела семейные, а главное вот что. Ты спрашиваешь, Антон, какая тут жизнь и работа какая? В общем ничего, хотя сам ты знаешь, как приходится нашему брату шоферу на здешних дорогах да плюс мороз. За просто так никто нигде пять сотен в месяц платить не будет. Если надумал серьезно, то приезжай, но все же я бы посоветовал… Ну, это опять семейные дела.
- От себя не уедешь, - опять тянет Федор. - Чем тут плохо?
- Сравнил! - Антон даже обиделся. - Большая голова у тебя, Федька, а понять не можешь.
- Где уж нам, - ухмыльнулся Федор.
- Последний гектар ждете? - у Андрюшки, как у отца, глаза делаются узенькими щелочками. - А убирать кто будет? Предатели вы!
- Ну ты, малявка! - Антон нахлобучил Андрюшке шапку на глаза. - Откуда мы знали, что так получится.
- Постойте-ка! - оживился Пашка. - Это кто там такой по полосе чешет? Бабка Марфа к нам в гости!
Точно, Марфа Егоровна. В старой фуфайке, в сапожищах, голова шалью укутана. Пока ребята гадали, какой леший занес ее в самую середину лога, Марфа Егоровна кой-как одолела вязкую пахоту.
- Эка страсть, ей-бо! - пронзительно заговорила она, еще не дойдя до табора. - Какие ж тут дрова, скажи на милость! Господне наказанье с такой дорогой.
- Здравия желаем! - Антон бойко подскочил к старухе и раскланялся. - Какой ветер занес тебя, бабка, на нашу территорию? Или на заработки? Смотри, не прогадай.
- Сам без гроша, - зачастила Марфа Егоровна и принялась сбивать грязь с сапог. - Сушняку насобирала, а телега возьми и застрянь в логу. Ей-бо! Чистое наказанье! Пособите, ребятушки, телегу выпростать.
Ребятушки переглянулись, перемигнулись.
- Трудное это дело, - начал Сашка. - Бутылку бы за спасение.
- Все бутылку ему, черту косматому! Чисто пьяницы кругом пошли, анкоголики. Ей-бо!
- На свои пьем, - подзадорил ее Андрюшка.
- И он туда же! - Марфа Егоровна была уже по правде возмущена. - Вот народ! Гвоздя без рюмки не забьют!
Говорила Марфа Егоровна столь громко, что Журавлев враз проснулся. Вышел из будки, строго глянул на веселую компанию.
- Шуму от вас - на семь верст, - сказал он. - Пошли, Егоровна, пособлю твоему горю.
- Вот спасибочка! - обрадовалась старуха. - Рядом с дураками завсегда умный найдется.
Марфа Егоровна и Журавлев пошли лесом, обходя пахоту. Иван Михайлович шаг, она два шага.
- Счастливо! - крикнул им вслед Антон. - Чей ход, ребята?
- Да ладно тебе, - Сашка поднялся. - Пойду-ка и я спасать телегу. Ты как, Федька?
- Можно. Разомнем косточки, - потянулся тот.
- Тоже счастливо! - проводил их Антон. - Пашка, чего головой завертел? Ходи.
- Пойду… Два-четыре…
- Четыре-пусто, - продолжил Андрюшка.
- Четыре-пусто, четыре-пусто, - забормотал Антон. - Если на то пошло, мы сделаем "рыбу". Теперь, Андрей Иванович, покажи нам, как козел прыгает, как он кричит.
Андрюшка встал на четвереньки и пошел вокруг ящика.
- Так, так! - приговаривал довольный Антон. - Теперь послушаем, как наш козлик кричит.
- Бе-е! - заорал Андрюшка, но Антону показалось, что недостаточно громко и нежалостливо.
- Еще разок, - приказал он.
Но тут из-за леса выпрыгнул председательский "газик". Следом мчал на мотоцикле испуганный Валерка.
Когда Валерка явился в контору и сказал, что Иван Михайлович зовет на совет агронома, Кузин как раз докладывал по телефону в район, что после обеда колхоз заканчивает сев. "Уложились в хорошие сроки, - кричал Кузин по телефону, - и добились отменного качества благодаря четкой организации работ и эффективному использованию посевной техники". Выслушав журавлевского посланца, Захар Петрович рассердился не на шутку. Прихватив Сергея, сам помчался наводить порядок.
- Это что за представление?! - спросил Захар Петрович "козлятников". - Почему сеялки стоят? Журавлев где?
- Марфу Егоровну спасать пошли, - пояснил Антон. - Телега у нее в логу застряла. Из-за грязи и мы стоим.
- Нет, ты полюбуйся на них, полюбуйся! - Кузин обернулся к агроному за поддержкой. - Вот у кого голова за посевную не болит!
- Извиняюсь, а у кого же болит? - поинтересовался Андрюшка.
- У меня! Вот это место, - Кузин похлопал себя по мощному загривку.
- При больной голове надо принимать анальгин, - посоветовал Андрюшка. - У нас есть в аптечке. Еще свежий.
Лицо Кузина стало наливаться краснотой, даже уши порозовели. Он расстегнул плащ и начал делать короткие пробежки вокруг ящика-стола, словно догонял кого-то. При этом он кричал, что не позволит всяким-разным соплякам учить себя, что Журавлев распустил свой исправительный дом, что нет никакого почтения к руководству колхоза и что вся молодежь склонна к разгильдяйству, безответственности и хулиганству.
- Захар Петрович! - попытался успокоить его Сергей. - Давайте без крика.
- Что - Захар Петрович? Кровь из носа, а к вечеру Заячий лог должен быть засеян! Понятно?
Напоследок Кузин и агронома назвал слюнтяем.
- Выбирайте выражения, Захар Петрович, - сказал ему на это Сергей. - Чем кричать, давайте все же поле глянем.
- И без гляденья знаю: готово, - отрезал Кузин.
- Все-таки я гляну, - Сергей не повышает голоса. Вот это его спокойствие всегда сбивает с Кузина пыл-жар.
Когда Сергея прошлой осенью избрали секретарем партийной организации, Захар Петрович поначалу был весьма доволен и отвел Сергею роль исключительно совещательную. Но очень скоро ему пришлось удивиться, насторожиться, а потом и возмутиться. Этот тихоня и размазня начал методично и упорно разрушать установленные Кузиным порядки, в основе которых лежала суровая строгость: сказано - делай и никаких разговоров. Захар Петрович пугал Сергея развалом дисциплины, анархией, но сам же видел, что без понуканий и окриков люди работают лучше. А самое-то обидное, а вернее сказать, страшное Кузин увидел в том, что люди охотно идут за советом к агроному, а уж потом к нему, Кузину…
- Так я пошел, Захар Петрович? - повторил Сергей.
- Ступай, - разрешил Кузин, продолжая круговое хождение по хрусткой траве-старике. - Ну-ка, сбегайте за Иваном! - приказал он ребятам. - Быстренько!
Но бежать не пришлось. Журавлев сам идет. Уже заметил Кузина, но шага не ускорил: тоже характерная черточка поведения и отношения к председателю, считает Кузин.
- Явился! - сразу взял суровый тон Захар Петрович.
- Наконец-то председатель в гости пожаловал, - как ни в чем не бывало заговорил Журавлев с извечной своей ухмылочкой. - Здравствуй, Захар… А мы тут, елки зеленые, бездельничаем.
- Вижу! - буркнул Кузин. - Вижу, Иван, какую старательность проявляешь.
Посылая Валерку в контору, Иван Михайлович предполагал, что вместе с агрономом явится и Кузин. Знал он и то, в какую сторону повернется разговор. Поэтому уже загодя он решил по возможности спокойно и убедительно объяснить и оправдать свои действия.
- Ты, Захар, садись, в ногах правды нету, - предложил он.
- Что сидеть, что стоять, - Кузин продолжал мотаться кругами, как заяц по своему следу. - Я приехал не любоваться на тебя, а спросить: кто разрешил останавливать сев? Кто, спрашиваю? Я уже в район передал, что кончаем сегодня. Ты понимаешь, чем это пахнет?
- Ах, вон оно что! - удивился Журавлев. - Отрапортовали уже… Лог ведь тут, Захар. Грязь, земля холодная.
- Я тебя русским языком спрашиваю: почему сеялки стоят?!
- Я остановил. Ты хлеб с меня требуй, а не проценты… Мы, елки зеленые, про урожай думаем. Верно, ребята? - Иван Михайлович обернулся к парням.
- Мое дело сторона. Что пахать, что плясать, - дурашливо ответил Антон, но тут же получил от Федора увесистый тычок под ребра. - Днем раньше посеяли, днем позже - кому какое дело.
- Осади, тут дело серьезное, - вполголоса предупредил его Федор. - Стой и слушай, умнее будешь.
- Идите-ка вы все! Я лучше вздремну. Как наговоритесь - разбудите, - и Антон скрылся в будке.
- Распустились! - Кузин покачал головой. - Да какой хлеб от вас ждать? Прогулы, самовольство, а звеньевой покрывает, в радетелях ходит. Не кривись, Иван, сам знаешь, что не за свое дело взялся.
- Это как сказать, - вставил Андрюшка, готовый броситься на Кузина с кулаками.
- Не мешай, когда старшие говорят! - зыкнул на него Захар Петрович. - Не твоего ума дело.
- Мое! - закричал Андрюшка. - Мое дело!
- Постой, сын, - Иван Михайлович легонько отстранил Андрюшку. - Заячий лог, Захар, и теперь можно засеять. С плешинами, огрехами, но можно. А вот как мы осенью людям в глаза посмотрим? Вот какой вопрос, Захар.
Кузин перестал ходить, сел к железному ящику и запостукивал согнутым пальцем по его гулкому боку. Минут несколько сидел так, вроде дремал. Хитрый он мужик. Пускай прокипит Журавлев, думал он, а то пива с ним не сваришь. Посидел так, потом поднял голову, обвел всех долгим пристальным взглядом, словно видел этих людей впервые и хотел понять, зачем они тут собрались, что им нужно от Кузина.
- Ладно… Поговорили, отвели душу. Теперь вспомним про ранние и сжатые сроки сева и твердых указаниях на этот счет.
- Мы не будильники, Захар, чтобы по сигналу звенеть, - опять возразил Журавлев.
- Ему про Фому, а он - за рыбу деньги… В конце концов ты коммунист и должен иметь ответственность. Партийную.
- Я ее всегда имел. В сорок третьем под Курском почувствовал.
- Уже слышали.
- Так еще послушай! Мы живем вот, друг дружку по мелочам изводим…
У Журавлева мелко затряслись губы.
"Будет сейчас дело", - подумал Федор. Он вразвалку подошел к Ивану Михайловичу, положил руку на плечо.
- Нам все понятно… Не надо, дядя Ваня…
- Надо, Федор! Надо!
- Ну что ж, - сказал Кузин, считая переговоры оконченными. - Про военное геройство танкиста Журавлева мы наслышаны и вспоминать об этом не время… Если мои слова не доходят, то вон агроном бежит. Послушаем его… Как там, Сергей?
- Плохо, Захар Петрович…
- Что значит плохо? Давай так договоримся, Иван. Ничего тут не было и знать я ничего не знаю. Переходящее знамя за посевную мы три года держали и уступать его я не намерен. Ни под каким видом. Все!
- А за урожай знамя дадут? - спросил Федор.
- Не от нас, парень, это зависит. Какая погода будет.
- Вот так, елки зеленые! Говори уж прямо: что бог даст. У мужика сто лет назад в точности такая агротехника была.
- Хотя бы пару дней погодить, - предложил Сергей.
Как и Журавлев утром, Сергей прошел весь лог. Не пахота, а холодная грязь. Семена будут заделаны плохо или просто начнут гнить. Всходы дадут слабенькие, нестойкие.
- Не пару дней, а сегодня! - твердо сказал Кузин. - Чтоб к вечеру на все сто! А вы что уши развесили? - накинулся он на ребят. - Чего глазами хлопаете? Журавлев вашу премию губит. Кончим сев первыми - приходи, получай. За нынешний день особая награда, вечером сам привезу, наличными. Не обижу, но чтоб кровь из носа! Ясно? Я спрашиваю: ясно или нет?
- Наконец-то слышу деловой разговор, - из будки показался Антон. - Очень уважаю, когда говорят не о совести, а про стимул. Настроение сразу поднимается. Кто как, а я согласен. Только уточнить бы, Захар Петрович, какая сумма конкретно? Можно наличными, а лучше прямо винцом-водочкой.
- Ну вот, - засмеялся Кузин. - Один разумный уже нашелся. Кто следующий?
- Мы против! - крикнул Андрюшка и умоляюще посмотрел на ребят. Дескать, что же вы молчите, или согласны на подачку?
- Кто такие - мы? - хохотнул Антон.
- Федор, Пашка, все!
- Погоди, сам скажу, - Федор подошел к Захару Петровичу. - Премия, она того. Хорошая. Только нечестно получается.
- Точно, нас не купишь! - подал голос Пашка.
- Присоединяюсь, - поддержал его Валерка.
Журавлев теперь молчал. Даже в сторону отошел. "Так, елки зеленые, так!" - приговаривал он про себя и был доволен бойкостью своих ребят.
Прокричаться бы, да разойтись. Но дело вдруг приняло совсем другой оборот.
- Мы ведь тоже знаем, с какой стороны к трактору подходят, - решительно сказал Кузин и скинул плащ, швырнул его на землю. - Пошли, Антон, я за сеяльщика буду.
- Да ты что, Захар, рехнулся? - Журавлев кинулся к председателю, ухватил его за рукав.
- Прочь! Я научу вас работать! И тебя, и агронома, и всю эту шатию-братию! - Кузин рванулся, половина рукава осталась у Журавлева.
"Подерутся!" - испугался Сергей к кинулся разнимать. Но Журавлев и Кузин уже яростно трясли друг друга за грудки, сразу вспомнив все давние неотплаченные обиды.
- Бей своих, чужие бояться станут! - кричал Антон и аж приплясывал от удовольствия.
- Заткни глушитель! - рявкнул на него Федор.
Куда и медлительность у парня пропала. В секунду подскочил, оттеснил Сергея, раздвинул Журавлева и Кузина, встал между ними.
- Езжай-ка, Захар Петрович, домой, - сказал он. - Мы уж тут сами. Как агроном велит…
Кузин покосился на кулаки Федора, подобрал плащ, молча нырнул в машину. Сорванный с места толчком, "газик" отчаянно запрыгал по кочкам.
- Показалась премия, да как бы не пропала, - сказал в тишине Антон.
РАЗГОВОР НА РАЗНЫЕ ТЕМЫ
В тот же день случилось в Журавлях еще одно событие, взбудоражившее всех. По телевидению показали киноочерк о знатной доярке Журавлевой. Хорошо было снято. Вот Наташа оживленно беседует с председателем колхоза. Захар Петрович получился просто великолепно. Осанка, улыбка, жесты, слова - все в меру строго, в меру вольно… Вот Наташа идет мимо своего портрета на доске Почета. Портрет крупным планом, она крупным планом… Потом зрители увидели доярку Журавлеву за сборкой доильного аппарата, во время дойки, идущую с ведерком молока по луговой тропинке, в обнимку с белоствольной березкой, с букетиком подснежников, за чтением сельскохозяйственной литературы… Где-то вдали, расплывчато, образуя фон, мелькали лица других доярок, но тут же пропадали. Сами, быть может, того не подозревая, авторы очерка изобразили Наташу вне коллектива, а потому хоть и веселую, но одинокую. В Журавлях на это сразу обратили внимание.
Передачу смотрели в красном уголке фермы, как раз перед дойкой. Все доярки и скотники, бывшие там, то и дело переводили глаза с телевизора на героиню очерка. Наташа сидела не шелохнувшись, окаменевшая и только чувствовала, как волнами накатывается на нее то жар, то холод, то страх. Она ждала, что как только кончится передача, сразу начнется ядовитый разговор о коровах, рационах, условиях. Но произошло непонятное. Посмотрели, молча поднялись, выключили телевизор и разошлись. Хоть бы слово кто сказал. Кое-как подоив коров, Наташа побежала домой, грохнулась головой в подушку и вдосталь наревелась.
- Ну что, Наталья свет Ивановна? Дождалась праздничка? - через какое-то время спросила Мария Павловна.
- Не надо, мама, - попросила Наташа. - И так тоска гложет.