- А о чем вы с ним разговаривали? - спросила соседка.
- С кем? - спросила девочка.
- С отцом его, сына вашего, - пояснила соседка, - когда у вас любовь была.
- Да так, о всяком разном, - ответила девочка.
- Ну, а например?
- Ну, например, про кино разговаривали, - сказала девочка. - Кто какие видел фильмы.
И отвернулась к стене и сделала вид, будто дремлет.
На аэродроме с ревом взлетел самолет.
Трудно было узнать мальчика в форме здесь, среди других солдат.
Перед мальчиком стоял офицер, уже немолодой, он разговаривал спокойно, но неумолимо:
- От укладки парашюта зависит ваша жизнь. А это что? Вы уже не мальчишка, товарищ солдат, здесь нет папы и мамы, которые вам помогут, которые переделают то, что вы понаделали. - Он отошел, сказал сопровождавшему его младшему офицеру: - Привыкают делать кое-как, спустя рукава. Ответственности нет.
- Перекурить! - скомандовали солдатам.
- При чем тут мама и папа? - обиженно спросил мальчик у товарища. - Я все сам могу сделать, не маленький уже!
- Что ж ты не сделал? - спросил товарищ.
- Ну, поспешил немного, не подумал, это же учебное все. Надо будет сделаем. При чем тут мамы и папы?
И губы у него дрожали по-детски от обиды.
В том городе, областном центре, где лежала в родильном доме девочка, жил на окраине отставной полковник с женой.
Находились они в саду среди отцветших яблонь, когда у забора остановилась санитарка из родильного дома, та, что была при девочке.
- Здравствуйте! - сказала санитарка. - Я к вам по известному вам делу.
Отставной полковник с женой пригласили ее в дом:
- Заходите, пожалуйста.
- Имеется мальчик, - сказала санитарка. - Просто первый сорт что за мальчик. Мать желала бы его отдать хорошим людям, а поскольку вы желание такое изъявляли, то вот.
Полковник заволновался так, что даже встал и заходил по комнате, а его жена сказала:
- Вы мамаше передайте, пусть не беспокоится, воспитаем как следует, будем любить и жалеть, как своего когда-то любили, все у мальчика будет, как было бы у нашего, если б не война… А когда умрем, то домик наш с садом ему останется, пусть живет.
- И машина "Москвич-четыреста семь", - сказал полковник.
- И машина, и все наше имущество, - сказала жена полковника. - Только хочется нам, чтоб вырос на наших руках и считал нас родными отцом и матерью.
- Тогда я так и скажу в роддоме, - сказала санитарка, - что все устроилось.
- Подождите, - сказала жена полковника.
И стала собирать передачу для девочки.
Дрожащими руками она собирала передачу, и лицо ее выражало тревогу и надежду.
- Это пока передайте, - сказала она, - а муж сейчас сходит, купит что надо, я принесу.
- Вот она обрадуется, - сказала санитарка, - ведь никого-то у нее нет, сирота круглая.
И вышла, довольная.
Весенний берег моря, купающихся мало, а загорающих уже много.
Мелькают знакомые по прошлому году лица: семейство с корзиной продовольствия, толстяк Костя с градусником, картежники…
Нет среди картежников женщины в китайском халате.
- А где же наша председательница, - спрашивает один из играющих в карты мужчин, внимательно сдавая, - куда она делась?
- Вчера плохо ей что-то стало, лежит у себя, врачи беспокоятся, ответил другой.
- Что это она так вдруг, - сказал третий.
…Машина скорой помощи возле одного из белых домов санатория, расстроенная Катя бегает, помогая, вверх и вниз по лестнице, у входа в дом стоит затейник-эвакуатор с несколькими отдыхающими, беседуют тихо, пока происходит необходимая процедура.
- Третий раз к нам приехала, - рассказывает затейник, словно оправдываясь, - никто не думал не гадал… Внезапное обострение процесса, и пожалуйста, в два дня…
- Главное, молодая еще совсем, - сказал один из отдыхающих.
- Еще и сорока не было, - сказал затейник. - В шелках ходила, походка такая легкая была. Некоторые думали - болтается по курортам, чтобы флиртовать да в преферанс резаться, а поди ж ты…
- Не повезло, да, - сказал другой отдыхающий.
Подошел милиционер, со строгим выражением наблюдает печальную процедуру. Подошли другие служащие и отдыхающие, стоят молча… Захлопнулась дверца, машина с санитарными крестами тронулась.
- Отыскалась пропащая душа, - сказал милиционер диетсестре.
- Что вы говорите! - встрепенулась диетсестра. - Где же она?
Машина скрылась за поворотом аллеи.
- Пройдемте отсюда куда-нибудь, расскажу, - сказал милиционер. Жива, здорова…
Она была жива и здорова, сидела на больничной кровати, погруженная в глубокую думу.
На столике возле кровати стояла разная еда, коробка конфет, апельсины горой на тарелке, а девочка ни к чему не притрагивалась, сидела и думала.
- Подумайте, как они вас балуют, - говорила женщина на соседней койке, - чего-чего только не принесли, очень заботливые. Сразу видно, что сыночку вашему будет у них хорошо.
И она уговаривала девочку:
- Вы кушайте! Ребенку полезно, чтоб вы кушали!
А девочка ничего не отвечала и не притрагивалась ни к чему.
Полковник стоял с женой во дворе, а санитарка с ребенком на руках подошла к открытому окну.
Они посмотрели на ребенка и умилились - какой славный.
Жена полковника даже заплакала, отвернувшись, а полковник ее утешал:
- Ну будет, будет.
- Вспомнила свое, - сказала жена полковника. - А подержать его нельзя? Немножко.
- Не полагается, - сказала санитарка. - Пока он тут - не полагается, уж вы нас извините.
- Конечно, конечно, - торопливо согласилась жена полковника. - А когда же ей разрешат выписаться?
- Пусть покормит, спешить не надо, - сказала санитарка. - Пусть при матери побудет ребенок, пока до рожка-то, оно лучше.
- А она не передумает? - спросил полковник.
- Ну, чего ради она передумает, - сказала санитарка. - Где она еще для него такое счастье найдет.
- Для того ее, возможно, и не выписывают, чтобы дать ей время подумать, - грустно сказала жена полковника.
- Нечего тут думать! - стояла на своем санитарка. - А насчет выписки, так ее на днях все равно выпишут, недолго теперь вам ждать.
- Что она ни решит, на все ее полная воля, - сказал полковник. Осуждать ее не придется ни в каком случае. И с выпиской спешить не нужно, это ведь дело такое, особенное.
- Ехать, конечно, надо Тане, - сказала диетсестра. - И притом одной, потому что это дело такое, особенное, да и работы у нас много, каждый человек на учете.
- Ты ей все скажи, - сказала Катя Тане.
Они увязывали большущий сверток.
Надя-почтарка плакала тут же.
- И зачем я, дура, паспорт свой дала, - говорила она. - Все равно все раскрылось, а только лишние неприятности.
- Ничего нет тайного, что не стало бы явным, - сказал затейник. - Через скрытность и дурость неприятности и происходят. Ну, я пошел, отдыхающие желают к Бахчисарайскому фонтану ехать просвещаться. Мне этот фонтан уже вот тут сидит, - показал он на горло.
- Ты ей, главное, скажи, что тебя коллектив послал, весь коллектив, - объясняла Тане диетсестра. - Про коллектив не забудь сказать, это ей сразу поднимет настроение.
- Скорей, - сказала Катя. - Сейчас машина пойдет.
Они вышли к кухне, около которой стоял грузовик.
- Сверток в кузов давай, - сказал шофер.
- Ну да, в кузов, - сказала Таня. - Ты там картошку возишь…
Она уселась в кабину рядом с шофером и взяла сверток к себе на колени.
Девочка кормила сына своим материнским молоком и обливалась слезами.
Еще никогда в жизни у нее не было такого страданья, как то, что предстояло.
- Бог ему счастье посылает, - говорила санитарка. - У тебя что есть? Ничего у тебя нет. А здесь у людей дом - полная чаша, сад, машина собственная. И все ему останется. А тебе он как гиря на ногах.
А девочка плакала, плакала. Не утешало ее нисколько, что у сына будет дом с садом. Санитарка ушла, рассердясь, и тогда еле слышно, шепотом стала девочка разговаривать с сыном.
- Как же это будет? - шептала она. - Ты, что ли, с чужой старушкой и с чужим старичком будешь счастливей, чем со мной?
И в отчаянии прижимала его к груди, словно его уже отрывали от нее.
Таня сидела с шофером в кабине. Огромный сверток с детским приданым лежал у нее на коленях. Под суровыми, даже гневными усиками Танины губы складывались в веселую усмешку.
Грузовик деловито бежал через степь, окаченную зноем. Сквозь зной величаво смотрели древние горы, как бежит куда-то небольшой грузовик по человечьим вечным делам.
Бежал он мимо гор, а потом мимо домика на окраине, около которого рос сад, и в саду полковник с женой возились под яблонями. Мимо, мимо бежал грузовик, и огромный сверток подпрыгивал на Таниных коленях.
Сын поел и засыпал в материнских руках.
Засыпая, он высвободил из пеленок свой кулачок и приложил к щеке, будто пригорюнясь. И при виде этого девочка зарыдала еще пуще и укрепилась духом, все до конца ей прояснилось в ее судьбе.
- …Даже если б пришлось нам с тобой уволиться, - пламенно шептала она в крохотный, безмятежно спящий кулачок, - ну и что, другой работы не найдем, что ли? Хоть бы даже уехать пришлось - ну и что? Сядем в поезд, ту-ту, и уедем. И что угодно пускай говорят, у кого совести нет.
- Сейчас полковник с женой придут, - сказала санитарка. - Повидать тебя хотели. Ты подойди к окошку, побеседуй с ними.
Девочка не слушала, она разговаривала с сыном:
- И не надо больше врать - ой, как хорошо! Не надо мучиться, скрывать… А у полковника с женой мы попросим прощенья. Простите, что зря вас побеспокоили… И мы скажем людям нашу настоящую фамилию. Чтобы под правильной фамилией мы тут фигурировали, вот. Наде паспорт привезем, скажем - не понадобился, вот.
Санитарка хотела взять ребенка, чтобы унести. Девочка взглянула…
- Да ты что, боишься? - спросила санитарка.
- Ничего я не боюсь, - спокойно и степенно сказала девочка и отдала ей ребенка.
Оставшись одна, она застегнула халат, посмотрелась в зеркальце и пошла в коридор к открытому окну, откуда виден был просторный больничный двор, - повидаться с полковником и его женой.
Но не полковник с женой стояли во дворе, глядя на окна, а стояла там Таня с огромным, неудобным свертком в руках, смотрела на девочку и улыбалась до ушей.
- Таня! - закричала девочка…
Шло время.
Расцвела девочка, стала красивой молоденькой женщиной, гордой и уверенной в себе.
- Мы не погуляем после ужина? - спрашивали у нее. Она отвечала с усмешкой:
- Не могу, занята.
- А в кино?
- Спасибо, не могу. Меня сын ждет.
- Так возьмем и сына, - приставали к ней, тогда она бросала через плечо:
- Не принято с отдыхающими.
А пока она работала, десять нянек нянчили ее ребенка, все девчата, что были свободны в ту смену.
Катали его в колясочке, и носили на руках, и присаживались с ним на ту скамью под орешиной, где когда-то его отец ждал его мать.
Вечером Таня купала ребенка, укладывала в кроватку и садилась возле него со своим вышиванием. Девочка прибегала, спрашивала:
- Ну как?..
- Все в порядке, - отвечала Таня.
Зевая, она вкалывала иглу в шитье, расчесывала косу и ложилась спать, а у девочки было еще много разных дел, она принималась стирать - на ребенка и на себя, штопать, шить.
Она разувалась и ходила босая по комнате и кухне, чтобы никого не разбудить, ни сына, ни девчат. Стирая, набрызгает на пол, потом, развесив на веревке свои лифчики и сыновьи ползунки, возьмет тряпку и замоет пол быстро, ловко: так и горела всякая работа в ее руках.
Потом и она ложилась, поцеловав спящего сына и улыбнувшись ему, и засыпала мгновенно.
А когда девочка была выходная, она сама гуляла с сыном. Он стал еще милей и забавней, и она смеялась звонким, счастливым смехом, радуясь, что ее сын так хорош.
Приехали в санаторий актеры на двух военных машинах - пестрая, запыленная, шумная компания.
Ушли они в клуб, встреченные персоналом.
- Помогите, - сказал затейник, - помогите, товарищи, не справляемся с запросами, растут у людей потребности в культурном развлечении.
А шоферы, солдаты в форме пограничников - один постарше, другой помоложе, - пошли в парк полюбоваться его красотами, размяться после дороги.
В парке никого не было, потому что все ушли на концерт, - сидели в клубе, перед эстрадой, на которой выступали актеры.
Солдаты-шоферы гуляли вольно, кормили крошками рыбок в бассейне и нюхали цветы.
И вдруг увидели девочку, которая, повязав голову от солнца платком, полола грядку.
Солдаты пошли медленней и остановились.
- Здравствуйте, - сказал, постояв, солдат постарше.
- Здравствуйте, - сказала девочка, продолжая свое занятие.
- Разрешите вам помочь.
- Не требуется, - ответила девочка.
- Ну как же это, - сказал солдат постарше, - у нас совесть не спокойна, что мы стоим без дела, а вы работаете.
- А вы ее успокойте, - сказала девочка, с силой орудуя цапкой.
Солдат еще что-то хотел сказать, как вдруг у самого его локтя заплакал ребенок - солдат даже вздрогнул… Это девочкин сын заплакал в колясочке, стоящей за кустами, он спал, а его, должно быть, комар укусил или мошка, он и заплакал.
Девочка бросила цапку, отогнала мошку, сказала "ш-ш-ш" и натянула на колясочку полог из марли. А солдат постарше взял тем временем цапку и стал полоть еще ловчей, чем полола девочка.
- Вы только розы не повредите, - сказала девочка, примирившись с его помощью.
- Как можно, - сказал солдат. - Розам никакого вреда не будет.
Младший солдат молчал и смотрел на девочку с грустным восхищением.
Потом девочка шла домой, катя перед собой колясочку, а по бокам шли солдаты.
- Вы по садоводству работаете? - спросил солдат постарше.
- Нет, - ответила девочка, - не по садоводству. Это я так, прирабатываю немножко. Деньги нужны.
- Ну ясно, нужны! - сказал солдат. - Кому они не нужны?
Пришли к дому. У крыльца девочка взяла ребенка на руки.
- Разрешите помочь, - сказал солдат постарше.
- Ну что ж, помогите, - разрешила девочка.
- Бери, Саша, коляску, - скомандовал солдат постарше, - а мне позвольте ребеночка.
- Его я сама отнесу, - сказала девочка.
- Не бойтесь, давайте смело, справимся! - сказал солдат.
Он умело и бережно взял малыша на руки, внес вслед за девочкой.
- Мальчик? - спросил он.
- Мальчик.
- Лучшего и желать нельзя! - сказал солдат.
В комнате Саша поставил коляску, а солдат постарше сам уложил в нее ребенка.
- Это вам от санатория такая комната? - спросил он.
- Да, - сказала девочка. - От санатория.
- И супруг ваш здесь же работает? - спросил солдат, глядя на Танину кровать.
- Да, - ответила девочка, - здесь же. Только сейчас он в командировке. В длительной командировке.
- Вот как, - сказал солдат.
Он стоял со своим товарищем у порога и ждал, не пригласит ли их девочка присесть, посидеть. Но она не пригласила, и он сказал:
- Ну, не смеем вас больше беспокоить, всего вам хорошего, будьте здоровы.
- До свиданья, - сказала девочка, и глаза ее тоже стали грустными.
И младший солдат сказал робко:
- До свиданья.
- Супругу вашему привет, когда вернется, - сказал солдат постарше.
- Спасибо вам! - сказала девочка.
И солдаты ушли, а она из окна посмотрела им вслед, как они удалялись в парк, полные неторопливости и чувства собственного достоинства.
Шло время.
Ребенок уже умел ходить.
Однажды девочка сидела с Катей в саду, а он играл около них. Они шили и, заговорясь, не заметили, как он отошел от них и направился к морю.
Высоко стояло солнце, и море пылало слепящим серебряным огнем.
Малышу было трудно идти по песку, он падал, но, поднявшись, снова упорно шел туда, где пылало и шумело море.
Он шел, и оно шло ему навстречу.
Он остановился, жмурясь от блеска. Легкий ветер раздувал его волосы и рубашечку, и длинные медленные волны подкатывали к его ногам. И он стоял и смотрел на это все.
…Две тонкие нежные руки протянулись к нему, осторожно подняли. Набежало и легло на песок огромное вечное море.
1960
Комментарий
Впервые - Искусство кино. 1962, № 7, с подзаголовком "кинорассказ"; Трое мальчишек у ворот и другие рассказы и повести. Л., 1964.
Написан на основе короткого рассказа Пановой под тем же названием и с той же фабулой, изложенной, однако, без многих конкретных подробностей, включенных в сценарий. По кинорассказу Пановой режиссер Ю. Файт поставил полнометражный художественный фильм "Мальчик и девочка" (Ленфильм, 1966).