Застраивался квартал 7-16. Трехэтажные дома, горячая вода, ванны, канализация, радио, телевизионные приспособления. Разбивались газоны. Появлялись клумбы, грибки для игр детей, ящики с песком, павильончики. Вдоль асфальтированных улиц вытягивались тополя, акации.
Рос город, рос и уровень воды в ведре. Упорство Сергея соревновалось с упорством строителей.
Пришла зима.
Дима Царев раздобыл партию лыжных костюмов и лыж, и комсомольцы решили провести лыжную прогулку на гору Олхон.
Григорий Уралов объясняет правила спуска Люде и Элле. Люда, Элла, Женя и Дмитрий пригибаются и скатываются с горы.
Дух у Эллы захватывает. Страшно... Гора несется под нее. Лыжи вздрагивают. Колени вот-вот разъедутся. Держаться! Ох, как здорово, как сладко холодеет сердце! Или оттого, что рядом Григорий, или оттого, что так чудесно катиться с горы, или оттого, что так пьянит и бодрит морозный воздух?
Мчится и Григорий и думает о том, как будут они кататься с этой горы с Ириной. Если бы Ирина знала, как он ее ждет!
Под лунным светом отшлифованная шинами дорога блестела, точно нож, которым стройка вспорола тайгу... Шофер Ерема торопился с грузом.
Впереди, не оглядываясь, быстро шел вдоль обочины человек. Короткое зимнее полупальто. Черная ушанка, чуть приволакивающаяся правая нога, неловко прижатая правая рука. Ну, конечно, Сергей. Идет и не оглянется. Гордый.
Машина мчалась. Фигурка становилась все больше. Казалось, Сергей излучает упорство. Ерема крепче сжал баранку руля, поправил ушанку, сел прямее. "Вот черт, - с восхищением думал он, видя, как Сергей не оборачивается. - Вот упорный!"
Чуть проскочив и окончательно убедившись, что это Сергей, Ерема остановил самосвал.
- Дурила, чего руку не поднимаешь? - стараясь быть погрубее, закричал он Сергею.
- Да мне недалеко!
- Ну давай, давай залезай!
Он хотел помочь. Но Сергей, не глядя, отстранил его руку и влез в кабину.
Дмитрий Царев в комитете комсомола обсуждал с Григорием последние детали встречи Нового года, когда под окном затормозил самосвал Еремы. Вошел Сергей и передал записку от Жаркова:
"Комсомольцы! Помогите: прибыл шифер, уголь, сухая штукатурка. Если сегодня не выгрузить, то будет простой и большой штраф".
Шелехов спал.
- Внимание! - и девушки самой большой комнаты первого барака подняли головы к репродуктору.
- Внимание! - В седьмом, восьмом, десятом общежитии открыли глаза девчата, разбуженные голосом Юрия Кудрявцева.
- Внимание! Говорит штаб ударной комсомольской стройки! - и в мужском одиннадцатом общежитии разом откинулось несколько одеял.
- Товарищи! - В семнадцатом мужском общежитии начали подниматься, наскоро натягивать рубашки.
- Прибыл шифер, уголь, сухая штукатурка! Если не выгрузить сегодня, будет простой и большой штраф. - В двадцать третьем общежитии недавно демобилизовавшиеся солдаты впихивали ноги в валенки и сапоги.
- Прошу всех, кто меня слышит, быть у платформы! Прошу всех, кто меня слышит, - раздавалось над морозными улицами Шелехова, - быть у платформы!
Еще несколько минут назад освещенный редкими фонарями Шелехов крепко спал. Голос комсорга стройки Юрия Кудрявцева будто нажимал на невидимые кнопки, и окна города мгновенно отзывались электрическим светом. Пунктир вспыхивающих окон разбегался в разные стороны, освещал выскакивающих из общежития людей в телогрейках, бушлатах, полушубках, шинелях.
В ночи их встречал оркестр.
Выгрузили все.
...До Нового года оставалось несколько часов. В большой столовой столы сдвинуты буквой "П". Вокруг елки, переливающейся россыпью вспыхивающих, угасающих и снова загорающихся лампочек, двигались танцующие пары.
Григорий подошел к Элле. И удивился ее странному наряду. Ее золотые волосы уложены венком. Одета она в кофту бирюзового цвета, без рукавов. В брюках. Казалось, ее женственность должна была что-то утратить. Но нет, Элла стала нежнее. Ее красота приобрела неожиданную утонченность.
"До чего же мила!" - подумал Григорий и не смог удержаться, чтобы не пригласить ее на вальс.
Она доверчиво положила руки ему на плечи. Он обнял ее за талию, и они вплыли в поток танцующих. Стали одной из волн.
Элле казалось, что они одни: она и Григорий. Она впервые почувствовала, что из ее сердца ушли злая боль и ревность.
На неё нашло такое необычайное просветление, что если бы ее сейчас спросили: "Что такое счастье?", она бы ответила: "Вот оно".
Нет, не уснешь!
"Ирина, как быстро бежит время! Вчера мы встретили 1961-й.
В этом письме мне хочется познакомить тебя с нашим комсомольским вожаком Юрой Кудрявцевым. Он - душа стройки. Неутомимый парень. Всюду успевает, знает положение дел на самых маленьких и на самых больших участках. Его все любят. Он овладел несколькими строительными профессиями.
Ты знаешь, я работаю на водоочистных сооружениях. Без них не было бы жизни поселка и всех промышленных предприятий, в том числе электролизных цехов. Так вот, стоит чертежу начать свое вхождение в жизнь, как сразу же и начинаются разные неожиданности. Водоочистные сооружения строятся на болотистом месте. Экскаваторы не успели выкопать котлованы, а уже потекли подземные воды. Два месяца мы мучились с ними: только почистим, через час-полтора снова все затопляет. Ставили насосы, откачивать не успевали. Десять насосов не помогали. Ну, тут мы с Жарковым кое-что придумали. В общем проблема была решена.
Если бы ты знала, как объединяет такая работа! За эти штурмовые дни и недели мы, кажется, узнали друг о друге все! Приходили после работы помогать и Дмитрий с Женей, и Люда с Эллой, и Сергей Миронов, и Глеб Бочков.
Ночью одной, самой трудной, когда только потекли подземные воды, вдруг пришел Глеб Бочков с баяном. А тут дождь начался такой, что хоть еще пять насосов ставь. Глеб соорудил из своего плаща нечто вроде крыши, сам под нее встал, уже мокрый весь, и заиграл.
Представляешь?! Дождь. Глина совсем стала жидкой. Черпаем ведрами, буквально льем в бадьи, вытаскиваем наверх. Стучат движки. Моторы тянут воду. И играет баян.
Мы все жмем что есть силы, а баян сквозь дождь выдает нам марши. А когда вдруг раздались звуки "Священной войны", у меня мороз по коже прошел: словно мы в бою!
Вот так-то. Пиши чаще.
Привет маме и отцу. Пусть поправляются.
Целую тебя!
Твой Григорий".
"У меня в шкатулке новый камешек. И опять его положили Элле. И снова была записка: "Элла, это - вам!"
Эллу подарок не обрадовал:
- Меня купить хотят, что ли? Так я не продаюсь! Люда! Возьми и этот. Дарю!
Я взяла, поблагодарила.
Камень розовый, с сиреневым отливом. Может быть, аметист?
Странная Элла! Неужели ей не жалко камешков? Все-таки есть у нее в характере что-то недоброе, резкое. Это все война. Во время войны ее родителей расстреляли каратели. Мать поставили к стене с маленькой дочерью на руках. Когда односельчане подошли к расстрелянным, девочка оказалась невредимой. Так началось ее сиротство. Спасибо добрым людям: вырастили.
Теперь расскажу о самом главном: я работаю в школе. Директор предложил мне вести четвертый класс. Я пошла в комитет комсомола, и Юра меня благословил.
- Ты здорово работала каменщиком, - сказал он, - мы тебе можем доверить растить нашу смену.
Стала я говорить с учителем, который вел до этого мой класс. Этот Ямушкин приходил на уроки в нетрезвом виде. За вторую четверть у него было двадцать три неуспевающих.
Ямушкин меня ошеломил. Тот - вор, тот - хулиган, тот может убить, и рука не дрогнет. А Колова он вообще к урокам не допускал.
Я Колю Колова пустила на урок: понравился мне. Глаза доверчивые, и в них столько ума, как будто он и Ямушкина, и меня, и всех видит насквозь.
- Почему ты, Коля, приходишь без книжек, без тетради, без ручки?
- Хочу - и прихожу.
Беру со своего стола ручку, тетрадь. Даю ему.
- Я и свои мог иметь, если захотел бы.
Половину урока сидел, не притрагиваясь к ручке, а потом стал писать. Книг и тетрадей так и не принес. Дала ему.
Как-то после уроков говорю:
- Хочешь - здесь уроки делай.
- Ладно!
Я радостная вышла, чувствую - победа... Вернулась, а его уже нет.
Пришла к нему домой.
- Жаловаться пришли?
- Нет, посмотреть, как ты живешь.
Поговорила с матерью. Тоненькая, хрупкая, вот-вот переломится.
Коля переменился, по устным стал даже четверки получать. Однажды говорит мне:
- Отец к вам придет.
Я отчего-то разволновалась.
Пришел мужчина. Тяжелый такой, и шаг у него тяжкий, а глаза красные. Глянул на меня, слова не сказал, повернулся и ушел. А на следующий день Коля отказался отвечать, вытащил резинку, стал стрелять из рогатки.
Я стою, мел в пальцах перекатываю:
- Колов, выйди из класса.
А он словно и не слышит.
Снова пошла к нему домой. Открыла его мать с припухшими глазами. Еще тоньше стала. Волосы расчесывает, и они в гребне остаются пучками,
- Простите, Людмила Семеновна. Я ничего не могу сделать. Муж пьяница. Бьет и меня и сына.
Так я и ушла ни с чем. Директору говорю:
- Не могу, видно, работать!
Восьмого марта написала директору заявление. Собралась перед уроками зайти и сказать о своем твердом решении уйти. Подхожу к двери директорского кабинета, а тут звонок.
Вхожу в класс. Тишина мертвая. Все стоят, не шелохнутся. Лица торжественные, праздничные и загадочные. Глянула на стол, а там стопка книг новеньких. Около книг - чернильный прибор и кувшинчик. Выходит староста, как раз тот, который, по словам Ямушкина, может убить человека, и рука не дрогнет. Говорит дрожащим голосом:
- Поздравляем с Международным женским днем. Примите скромный подарок от нашего класса.
Я растерялась:
- Зачем? Зачем это вы? Не надо! Садитесь, дети.
И тут они хором, негромко, но так дружно:
- Не сядем, если не возьмете.
Тут я уж села. А они стоят.
- Спасибо, спасибо! - я глаза вытерла.
Скомкала свое заявление. Начала вызывать к доске. Они так отвечали! Одни пятерки! Случайно назвала фамилию Коли Колова. Ответил лучше всех! Я даже не могла сказать, чтоб он после ответа вернулся на место, только кивнула, потому что слезы стояли в горле. А после уроков они меня всем классом до дома провожали".
"Один плюс два"
Багряную ткань пионерского знамени раздувало легким ветром. Откинув голову, знаменосец шагал, стараясь ступать в такт барабанному бою. Колонна подошла к Дмитрию Цареву, замерла.
- Пионеры Шелехова на воскресник по очистке территории электролизного цеха прибыли! - отрапортовал Коля Колов.
- Спасибо, товарищи пионеры, - серьезно ответил Дмитрий. - Мы вас ждали. Лопаты вам приготовлены.
На воскресник сходились и взрослые. Пришли с баяном, с аккордеоном. Прибыли комсомольцы во главе с Юрой.
Дмитрий, по поручению комитета комсомола отвечавший за проведение воскресника, первый вонзил в грязь лопату. Он не слышал шуток, веселого гомона, смеха. Он вспоминал все, что произошло давным-давно и совсем недавно - меньше двух лет назад.
...На серый камчатский берег море выбрасывает грузчика Константина Царева - отца Дмитрия. Выпил, пошел на байдарке... И море вышвырнуло его, брезгуя принимать пьяного на свое дно. Дмитрию пять лет.
Приехали с матерью в Ангарск. Он строиться начинал. Поезда шли через каждые десять минут. А мать - стрелочницей. Отчим сует Диме листья табака. Сколько их пришлось искрошить!
Голубей разводить не смей, кроликов заводить и не думай, на коньках кататься - выпорю, сиди и кроши вонючий табак. И дни летят, как едкие табачные крохи.
- В детдом не пойду! - он вырывается из рук отчима.
- Хулиганю и буду хулиганить! - озлобившись, кричит он в школе.
- Ну и пусть исключили! Лучше я буду в ремесленном, выучусь на токаря.
- Генка, слушай, давай бороться с хулиганами. Они жить мешают! - предлагает он другу.
- А где продать? - он принял из рук вора краденое пальто и с другом Генкой - борцом против хулиганов - отправился это пальто продавать...
- Деньги все мне, - требует вор, - или скажу тому, чье пальто, что вы его сперли.
У студента техникума вор сорвал ушанку и шарф, а сказал на Димку. Димка оправдаться не сумел. В камере затеял драку и получил пять лет, как вор и как зачинщик драки.
И потянулась тюремная жизнь.
Работал в Бодайбо, потом в Балахнинске на драге. Работали в любую погоду. Приходилось по две смены. Зато зачли год за три. Оттуда - снова в Бодайбо. А тут амнистия. Деньги платили приличные. Приоделся, вернулся домой.
Приехав в Ангарск, поступил в "Спецхиммашмонтаж" токарем и так здорово работал, что никто не смел и заикнуться о его прошлом.
В это же время увлекся спортом. Самоотверженно бросался в ноги набегавшим нападающим вратарь Дмитрий Царев, словно он вырывал у них не кожаный мяч, а дни, проведенные "там". Или вылетал, будто вытолкнутый катапультой, на ледяное поле, и клюшка коротко и глухо давала пощечину шайбе.
Дмитрий занялся устройством стадиона. Раздобыл спортивную форму, провел несколько физкультурных парадов.
Когда он подал заявление в комсомол, никто не удивился.
А теперь он здесь, в Шелехове, руководит спортивной работой ударной комсомольской стройки. У него чудесная жена. Что еще нужно человеку для счастья? Что? Вероятно, необходимо еще и душевное спокойствие.
А оно как раз Дмитрием потеряно.
Потеряно с тех самых пор...
...Косичка-коротышка, подобно мышиному хвостику, смешно подпрыгивала на голове первоклассницы, которая скакала по квадратам, начертанным на земле. Две другие девочки ревниво следили за ее движениями. А она чуть поджимала левую ногу, и при каждом прыжке волглые кусочки тяжелой земли падали с ее сбитого влево каблука.
- Дядя Дима! - крикнула косичка-коротышка Цареву. - Дядя Дима, идите прыгать с нами!
Дмитрий остановился. "Смешные. А квадраты вычертили точно, старательно. Стекляшкой, наверно. А это к чему?"
Около квадратов большими цифрами было выведено:
1 + 2 =
- Чему же равняется один плюс два? - спросил он косичку.
Она, не переставая прыгать, серьезно произнесла:
- Победе.
- Растите скорей, - сказал Дмитрий. - Прошу вас как председатель совета нашего добровольного спортивного общества. Нам чемпионы во как нужны, прямо позарез.
- А мы и так растем очень быстро! - девочка остановилась, но потом переменила ногу и стала скакать на левой. - Я одна Лялю и Галю выучу прыгать, А потом Лиля выучит двоих, и Галя тоже. И мы второй класс "В" обыграем.
Несколько месяцев с одержимостью влюбленного, поддержанный всеми шелеховцами, Дмитрий проводил в Шелехове идею: "Один физкультурник подготавливает двух физкультурников".
В движение "Один плюс два" включалось все больше спортсменов. И в одну из поездок в Иркутск Дмитрий решился. Он вошел в кабинет к секретарю райкома Зиновию Затуренко с улыбкой,
- Улыбаешься? - легко поднялся ему навстречу Зиновий. - А как дела?
- Вот сводки. - Дмитрий протянул бумаги... - А помимо есть мысль, идея, которая уже подхвачена многими шелеховцами. Идея стоящая!
Зиновий стал приветливей. Немало хорошего предложил смекалистый и расторопный Дмитрий, немало славы перепало от него и секретарю райкома, и сейчас Зиновий слушал благожелательно.
Дмитрий придвинул почти вплотную к Зиновию стул и сел на него верхом. Зиновий не любил в своем кабинете таких вольностей, но стерпел: уж очень интересные вещи рассказывал ему Дмитрий.
- Так вот, - заканчивал Дмитрий, - у себя мы начали неплохо, а вот если распространить это движение в спорте на всю область и даже страну, чтобы каждый физкультурник взял на себя обязательство вырастить двух физкультурников, ведь тогда из одного плюс два получатся миллионы. А?
Зиновий, наверное, впервые за все время своей деятельности в должности секретаря райкома встал с кресла и сел на стул рядом с Дмитрием.
- Так. Это мысль настоящая. Я - "за". Я тебя поддержу. Сколько у тебя теперь физкультурников?
- Было мало. Стало значительно больше. Но ведь это только начало, Зиновий.
- Идея становится реальной силой, когда она овладевает массами, - процитировал Зиновий и нажал кнопку. - Удивляюсь, как это нет чутья у Кудрявцева. Такую идею держать под спудом!
В приоткрывшуюся дверь втиснулся курносый носик секретарши.
- Пригласите московского корреспондента, -И когда она притворила дверь, пояснил: - Удачно выходит. Из "Советского спорта" парень. Очень кстати. Не робей. Со мной не пропадешь. Это дело из рук не выпустим! Пронюхают, перехватят инициативу, потом доказывай, что ты не сибирский медведь.
И когда в кабинет Затуренко без стука свободно вошел увешанный фотоаппаратами молодой человек, Зиновий быстро рассказал ему суть новой идеи, которую "осуществляют, вернее почти осуществили шелеховцы".
- Идея "один плюс два", на мой взгляд, может быть широко подхвачена по всей стране. Можете писать. - Зиновий чуть насупил брови, заметив, что Дмитрий порывается ему противоречить. - Сводки представлю вам завтра. Товарищу Цареву, кстати познакомьтесь, он председатель совета ДСО в Шелехове, член комсомольского комитета, надо поехать туда и кое-что уточнить.
Авторучка услужливо мелькала, накидывая петельки букв на горло линованным строкам. А Дмитрий вдруг увидел ту косичку-коротышку и комочек земли, падавшей на квадрат.
В тот же день Дмитрий собрал свой актив и поручил каждому еще энергичнее проводить в жизнь идею "один плюс два". Одновременно он начал собирать сводки.
Однако события обретали кинематографическую скорость... Уже вечером Дмитрия по телефону срочно вызвали в Иркутск.
- Где сводки? - вопрошал возбужденный Зиновий. - Где? Чего ты робеешь? Тебя же поддерживает райком, тебя страна поддержит!
- Неловко. Ведь идея - еще не дело. Вот когда разовьем ее, тогда и можно говорить.
- Чепуха! - отмахнулся Зиновий. - Знаешь ли ты, что корреспондент уже связался с Москвой? Ну, где твои сводки?
- Вот. Но нам надо еще добрать восемьсот шестьдесят физкультурников, чтобы говорить о выполнении плана "Один плюс два".
- Удивляешь ты меня. Вроде столько пережил, столько перевидел, а тут сообразить не можешь.
- Не могу.
- Ну, слушай. Говоришь, восьмисот шестидесяти не хватает? Так вот, есть же у вас грибники - включи их. Есть рыболовы. Это же спорт - есть же рыболовы-спортсмены! А ты их не показал в сводке. Ты же сам себя обкрадываешь.
- Но мы их не выращивали - этих рыболовов. А тем более грибников.
- И туристов включи. У вас их немало!
Дмитрий молчал.
- Да и потом не обязательно рапортовать, что шелеховцы все выполнили или перевыполнили, - чуть отступил Зиновий. - Важно, что это наша инициатива. Но, впрочем, я уже сказал, что выполнили.